От ненависти до любви...

      Минцзюэ молча уставился на Сичэня, которого, похоже, откровенно забавляла эта ситуация.       — Шутишь, — недовольно фыркнул старший Не, скрестив руки на груди. — Это совсем другое. Ревность — это про парочки, а я тебя не только об этом спрашиваю. Про друзей тоже, понимаешь?       Сичэнь вздохнул, и на краткий миг Минцзюэ показалось, что в его взгляде мелькнуло разочарование. Наверное, просто померещилось…       — Понимаю, но ты не прав. Ревность — это не только про «парочки». Это, по сути, чувство, основанное на зависти от того, что дорогой тебе человек, как тебе кажется, уделяет кому-то больше внимания, чем тебе, и страхе этого дорогого человека потерять. Брату кажется, что его сестра станет меньше с ним общаться, если будет встречаться с парнем, и начинает предвзято относиться к её избраннику — вот тебе братская ревность. Прилежный ученик начинает ненавидеть новичка в классе, потому что думает, что учитель, раньше постоянно хваливший его, теперь больше внимания уделяет новенькому — тоже ревность. Двое друзей всегда с детства были вместе, но в какой-то момент один из них пытается притащить в их компанию третьего человека, а второй воспринимает в штыки идею делиться с чужаком чем-то, что было только у них двоих — снова ревность. Она бывает разной, как видишь, и ревновать друзей тоже можно.       Минцзюэ замолчал, размышляя над словами Сичэня. Наверное, в них был свой резон. Возможно, в чём-то он прав. «Дружеская ревность» — это бы объяснило, почему он всё это время так злился, когда кто-то пытался… ммм, увлечь Сичэня, и так старательно отваживал всех его ухажёров — ну, помимо заботы о чести друга. Но почему тогда его совершенно не бесил Ваньинь? Вот уж кто занимал огромное место в жизни Лань Хуаня, но совершенно не бесил Минцзюэ.       Опять же, чувства, которые Минцзюэ испытывал к самому Цзян Чэну, очень плохо укладывались в это объяснение. Он появился в его жизни относительно недавно, но почему-то Минцзюэ злился, когда кто-то «отвлекал» Ваньиня, даже если этим «кем-то» был человек, которого он знал гораздо дольше, чем Цзян Чэна. Не мог же он успеть стать для Минцзюэ настолько важным? Или мог?       Наверное, мог. Это бы объяснило, почему он испытывал это разъедающее чувство, когда они с Сичэнем и Цзян Чэном собирались втроём. Почему он так злился и чувствовал себя лишним: ведь он знал, какие между ними отношения, и вполне мог «дружески ревновать», что друг другу они важнее, чем он для них. Значит, Сичэнь прав? Это действительно ревность?       Минцзюэ не очень нравилось это объяснение, потому что что-то подсказывало ему, что оно не совсем верно, но в чём именно «не совсем», он понять не мог. А потому, за неимением лучшего, приходилось принимать это.       — Ну, допустим, — с сомнением протянул он. — Так что же, получается, ты можешь ревновать, например, меня?       Сичэнь улыбнулся и покачал головой.       — Нет, тебя не могу. И Ваньиня тоже. Понимаешь… Смотри, Ваньинь всегда говорит, что в отношениях должны соблюдаться три принципа: безопасность, добровольность, разумность. А я считаю, что есть ещё одна важная часть, которая, отчасти, проистекает из этих трёх. Доверие. Если соблюдаются первые три условия, создаётся почва для доверия. Ты знаешь, что твой партнёр не причинит тебе вреда, не сделает ничего, не предупредив тебя или против твоей воли. А раз так, ты доверяешь ему. Но доверие… оно шире, чем только взаимодействие между вами. Это касается и вашего взаимодействия с остальными, с окружающим миром, а ревность — это как раз про взаимодействие с другими. И если ревность — это страх потерять партнёра, то ей нет места там, где двое доверяют друг другу и верят, что один не бросит другого. Поэтому я не могу ревновать тебя или Ваньиня: я не боюсь потерять вас, потому что я вам доверяю.       Минцзюэ нахмурился, исподлобья глядя на Сичэня.       — Хочешь сказать, если я ревную своих друзей, я недостаточно им доверяю?       Лань Хуань мягко улыбнулся в ответ.       — Не обязательно. Возможно это просто другая ревность, не та, о которой ты думаешь, а ты ещё не до конца разобрался в своих чувствах. Может, ты не боишься потерять своих друзей, но… хотел бы от них чего-то иного?       Минцзюэ помрачнел, чувствуя, как в душе свивается тугой клубок эмоций. Раздражение, злость… страх.       — Прекрати намекать, Сичэнь! — прорычал он. — «Другая ревность»?! «Чего-то иного»?! Мы говорим о моих друзьях! Ничего иного тут быть не может. То, что я стал терпимее относиться к таким, как ты, не значит, что я сам — один из вас!       Лань Хуань примирительно поднял руки, но в его взгляде, направленном на Минцзюэ, слишком явственно отражалось что-то… Что-то. Что-то, чего Минцзюэ не понимал, и это злило ещё сильнее.       — Прости, — негромко сказал Сичэнь. — Я… мне казалось, мы говорим о гипотетической ситуации, а не о ком-то конкретном. Я не имел в виду ничего такого…       Он врал. Сичэнь делал это настолько редко, что когда это всё же случалось, то было слишком очевидно. И сейчас он врал. Или как минимум говорил не всю правду.       Лань Хуань, видя, что не убедил друга, виновато поджал губы и предпринял ещё одну попытку:       — Я… не был до конца уверен, о ком мы говорим, поэтому рискнул предположить подобное. Прости, я не хотел тебя задеть…       Минцзюэ шумно выдохнул, словно бы сдуваясь. Всколыхнувшаяся было в душе злость утихла почти мгновенно, словно в пламя костра вылили ведро воды. Долго злиться на Сичэня было невозможно, да и не за что, строго говоря…       — Нет, всё в порядке, — он мрачно качнул головой. — Ты меня прости. Я не должен был срываться.       Минцзюэ опустил голову, зарываясь пятернёй в волосы, и раздражённо дёрнул несколько раз, словно пытаясь таким образом привести мысли в порядок.       — Просто… Просто ты прав, чёрт возьми! Я запутался, я сам не знаю, чего хочу и чувствую. Ещё совсем недавно я… Ну, ты знаешь. Я ненавидел их! Я имею в виду… таких, как вы. И у меня были причины, уже поверь! Я считал, что это мерзко, аморально, противоестественно! А сейчас… Чёрт, я уже понял, что я был неправ. По крайней мере, прав не во всём. Но я до сих пор не разобрался в себе. В последнее время я чувствую… ну, что-то странное. Наверное, ты правильно сказал, ревность. Но это глупо! Так не должно быть! И это неправильно, я не должен такого чувствовать! Я уж тем более чувствовать, что… ну, того, из-за чего ревность обычно возникает. Я ведь не такой, чёрт возьми! — Минцзюэ обессиленно опустил плечи. — Хотя я уже ни в чём не уверен. И это бесит. Мне мерзко от самого себя…       Сичэнь слушал молча, не перебивая. Очевидно, Минцзюэ действительно сильно тяготился этими мыслями и не решался ими ни с кем поделиться. Он так и не сказал, о чём именно говорит, но всё было понятно и так. Когда Минцзюэ смолк, Лань Хуань положил руку ему на плечо, пытаясь подбодрить.       — То, что ты чувствуешь… Это абсолютно нормально. В этом нет ничего, чего стоило бы стыдиться, — он осторожно подбирал слова, стараясь избежать прямого упоминания, которое, похоже, было слишком болезненно для друга. — Многие через это проходили. Мне тоже было тяжело принять себя. Ты знаешь, как дядя воспитывал нас с Ванцзи. К счастью, Ваньинь мне помог. Он иногда бывает очень… мудрым? Но и он к этому тоже пришёл не сразу. Он не рассказывал мне всего, но даже того, что он упоминал, достаточно, чтобы понять, что несколько лет своей жизни он провёл, как в аду. Я лишь хочу сказать, этого не нужно бояться. Это не болезнь и не патология.       Минцзюэ кисло посмотрел на друга.       — Но что если я ошибаюсь? Я ведь даже не уверен… Я так привык с презрением смотреть на это, что теперь мне сложно отделить привычку от своих настоящих эмоций.       Сичэнь мягко улыбнулся ему в ответ.       — Ну… ты не узнаешь, пока не попробуешь? Я имею в виду, ты ничего не потеряешь, если рискнёшь. Зато, возможно, сможешь лучше разобраться в себе?       Минцзюэ чуть нахмурился.       — Что ты предлагаешь?       Лань Хуань почему-то смутился такого вопроса, но, пересилив себя, подался вперёд, осторожно касаясь его щеки.       — Только не бей, хорошо? — нервно улыбнулся он, постаравшись за неловкой шуткой скрыть переживания. У Вэй Усяня получалось лучше… — Это тебя ни к чему не обязывает. И ты можешь прекратить в любой момент, если поймёшь, что тебе некомфортно.       Первым порывом Минцзюэ было дёрнуться и отстраниться сразу, но что-то остановило его. Возможно, понимание того, что Сичэнь не сделает ничего против его воли; а может, потому что его рука была такой тёплой и мягкой, и странным образом дарила покой…       А потом до него дошло понимание, что Лань Хуань собирается сделать.       — Ты хочешь… А как же Ваньинь?       Взгляд Сичэня оставался спокойным и уверенным.       — Я не стану скрывать от него. Так мы с ним договаривались, когда решили встречаться: ничего друг от друга не скрывать. Думаю, он тоже говорил тебе об этом. Он поймёт.       В голове Минцзюэ вихрем проносилось множество мыслей. Была даже трусливая мыслишка, которая шептала ему бросить всё, пока не поздно, отстраниться, уйти, но её он задавил в зародыше. А может, невольно перенял немного уверенности у Сичэня…       Минцзюэ сглотнул, позволив себе ещё долю секунды просто посмотреть в глаза друга, и решительно кивнул.       Лань Хуань подался вперёд, преодолевая расстояние между ними, и накрыл его губы своими.