Правила

Без правил не может быть порядка, а без порядка — последовательной работы. Это было утверждение, которое врезалось Азирафаэлю в подкорку еще со школьных времен и напоминало ему всегда держать мозги собранными «в кучу». Эта самая великая и могучая спонтанность, которая заставляла его сердце сжаться от ужаса, а ноги подкоситься, была Кроули к лицу. То, что они уже продолжительное время делили жилплощадь, сыграло свою решающую роль, и, впервые в жизни, Азирафаэль пошел спонтанности навстречу; ноги у него продолжали подгибаться, но уже по совсем другой причине. «Ловко же ты придумал!» хвалил себя скрипач, гордо поправляя съехавшую бабочку перед зеркалом в туалете. Он все еще нервничал, когда собирался прогулять пары, но правило «всегда идти на компромисс» с успехом утешало его совесть, или, скорее, ослепляло, и он уже с новыми силами рвался к Кроули. Он как раз заканчивал свою еженедельную рутину по уходу за своим фикусом (его звали Фред, в честь неподражаемого кумира Кроули — Фредди Меркьюри; хоть Кроули официально и познакомил Азирафаэля с ним, он все еще ощущал некоторую неловкость, обращаясь ко Фреду по имени. И тот молчаливо его прощал). Как самый «примерный» с конца студент, Кроули не удосужился даже появиться в стенах университета, хотя Азирафаэль и пытался добудиться до него с утра. Кроули не поддавался никаким уговорам и изо всех сил пытался сохранять беспечное лицо, слушая недовольное бормотание и возню. Азирафаэль в его глазах уже давно реабилитировался. Тот неприятный инцидент на вечеринке перестал занимать его мысли, ведь теперь их место заняли другие, окрыляющие и приятные. Он провел с Азирафаэлем столько времени, что уже почти не сомневался, что раскусил его. Было бы что: для него привычным делом было сталкиваться с хитрыми змеями, а Азирафаэль не был похож ни на одного из них. Решение оставалось за Кроули, что более вероятно: он — мастер манипуляций мирового масштаба, или все-таки наивный, добродушный и прилежный студент? Что-то назревало у Кроули внутри, совсем ему несвойственное. Он стал частенько забываться, иногда даже в ответственные моменты, во время занятий специальностью в том числе; его профессор, питающий большие надежды касательно игры Кроули и планирующий повезти его с курсом на конкурс в следующем году, был удивлен этому не меньше. Но сознаться в причинах этих приступов рассеянности и экстремальной формы забывчивости Кроули было стыдно даже самому себе. Фантазии нападали все чаще. Врывались во сны. Даже чтение или перечитывание любимых книг стало сложным. Кроули был разгильдяем, но не до такой же степени! «Нам есть чему поучиться друг у друга с этим южанином, » думал он, и вскоре начал всерьез подумывать о структуризации своего быта, хоть и на дух не переносил правила. Так и началась новая неделя — часы лекций, наспех дописанные конспекты и закрытие долгов, холодный кофе в кафетерии и влажный воздух в кабинетах для занятий. Кроули никогда особо не замечал, что происходит вокруг него. Несколько дней Азирафаэль рассказывал ему о своем опыте общения с определенными видами людей, и тогда Кроули стал четче определять, кто в толпе ему категорически не нравится. Он никогда не стремился заводить друзей в местной экосистеме, но сейчас его скепсис лишь усилился; его глазам открылась правда — его действительно сторонились после того рокового вечера. Гордиться было нечем, но Кроули чувствовал подъем. Может, пять лет назад он бы воспринял это в штыки; теперь он был на этом пути не один — с ним был Азирафаэль. Азирафаэль был ему еще и мостиком к социальной жизни местного зоопарка — иначе и не назовешь. Без сомнений, где-то в толпе скрывались ясные умы и добрые сердца — но пока в этой же толпе, скрываясь, роились прихвостни Гавриила, он на поиски друзей не бросался. Большинство его взаимодействий с местными студентами выглядело странно, будто диалог велся на разных языках; да и почти все лица здесь вызывали у него желание отвести взгляд куда-то еще. Шли дни, совместная работа делалась раздельно: в основном, каждый по-своему крутился, перевирая количество прочитанных страниц в учебном пособии. Однако все трудились, не покладая рук. Азирафаэль учился торговаться с охраной, чтобы однажды-таки выпросить ключ от кабинета и впечатлить этим Кроули; а он, в свою очередь, пытался собрать мозги «в кучу» и перестать думать о лучезарной улыбке Азирафаэля во время репетиций, из-за чего занятия становились длиннее и утомительней. Однажды настал и момент икс, которому было суждено произойти; как стало известно, местная микрофлора и разрушительное обаяние Кроули несовместимы. Когда они столкнулись, чуть было не завязалась драка. Уводя Кроули из кафетерия, Азирафаэль думал лишь о двух вещах — о том, как сильно его трясет после вынужденного примирительного разговора с недоброжелательным оппонентом, и как нелепо было начинать спор именно в кафетерии. — Да брось, я не планировал его обижать! — возмущенно сетовал Кроули, не оставляя попыток выдернуть локоть из железной хватки. — Очень в этом сомневаюсь, — Азирафаэль поджал губы, а в голове пронеслись свежие воспоминания. Его острый, как бритва, диалект, совсем не вязался с понятием «не планировал обижать», ведь прозвучало это, как вполне намеренное оскорбление. — Кроули, тебе необходимо научиться держать язык за зубами, чтобы не попадать в неприятности. — А если я не хочу? Азирафаэль, — Кроули не унимался, — ты же сам видел, какую идиотскую обувь он надел. Согласись же, это полная безвкусица? — Возможно, — Азирафаэль удостоверился, что они отошли достаточно далеко, — да, ты прав. Но лучше было бы сдержаться. Тут он в непроглядно-плотной толпе народа, стекшейся на обеденный перерыв, разглядел знакомую, высокую фигуру, и весь побледнел. Гавриил, идет сюда! «Все пропало!» Пронеслось в мыслях у скрипача. Если Гавриил увидит его в компании Кроули, то мир окончательно схлопнется. Азирафаэль избегал его, как мог, уже продолжительное время, и был уверен, что у Гавриила накопилось издевок для него. Возможно, он его ищет. Но самым страшным было другое — как на это отреагирует Кроули? Не помня себя от ужаса, Азирафаэль схватил Кроули за локоть еще раз, и тот отозвался с недовольным стоном. — Ну что еще? — Хочу курить, — выплюнул он, не узнавая собственного голоса. — Чего? — Составишь мне компанию, пожалуйста? — Азирафаэль повел их за угол. Ситуацию не меняло наличие внутренних окон, из которых открывался отличный вид на внутренний двор; но сейчас они могли сыграть роковую роль в судьбе Азирафаэля, поэтому он стремительно поволок своего друга к лестнице. — Да, то есть… Конечно, — растерянно бормотал Кроули, замечая, что возможность выбора ему особо не предоставили. — Что на тебя нашло? — Тогда побежали. До занятий ещё десять минут, — получив четкое согласие, Азирафаэль первым ломанулся по лестнице вниз, и уже совсем скоро растворился среди толпы. Кроули нагнал его только на улице. Хорошо, что место встречи было ему известно; иначе он бы так и не нашел Азирафаэля. Он с отточенным мастерством становился невидимкой, когда захочет. Все студенты по молчаливой договоренности курили за маленькой пристройкой, назначение которой никто доподлинно не знал: за дверью мог находится щиток, или дом садовника (должен же кто-то приводить в порядок газоны и прилегающий к территории университета парк). Это место было слепой зоной, куда не добрался бы даже самый внимательный и зоркий глаз охранника или профессора. Тут свершались великие дела, крутились самые неожиданные сделки и звучал самый искренний смех, впрочем, как в любой студенческой курилке. Азирафаэль все еще запыхался, когда судорожно дергал зажигалку. — Ну и пробежечка, — неловко усмехался Кроули, протянувший ему сигарету. Поведение Азирафаэля настораживало. Картина перед глазами виолончелиста была безрадостная: палец Азирафаэля соскальзывал с кнопки неприлично долго, а когда, все-таки, огонек соизволил появиться, Азирафаэль сделал такую огромную затяжку, что неизбежно поперхнулся и закашлялся. Он никогда в жизни серьезно не курил, но и случай на лестнице не забыл. Кроули все еще должен думать, что хотя бы азы курения он усвоил. На практике получалось совсем не так легко, как в мыслях. — Ну-ну, полегче, Ази! — Кроули снова усмехнулся, заботливо похлопав Азирафаэля по плечу. — Что случилось? Опять нервяк напал? — Нет, да, наверное, — угрюмо отозвался он. — Сегодня не было специальности, так что это точно не нервы. Может и нервы, но полегче обычного. Невнятные ответы в исполнении Азирафаэля уже давно не отдавали новизной, но эта тема всплывала достаточно часто, чтобы Кроули начал строить догадки. Его друг постоянно чего-то боялся, да с такой серьезностью, будто от успешности побега зависит его жизнь. Будто ничего, кроме мыльного пузыря местного социума в мире не существует! — Почему ты всегда такой… нервный? — с досадой спросил Кроули. — Разве тебе не все равно, что о тебе подумают? В глазах Азирафаэля блеснул недобрый свет. Его потянуло признаться Кроули во всем, здесь и сейчас. Но он сдержался. — Наверное потому, что я не родился талантливым, — начал он издалека. На смену страху пришла усталость. — Здесь такие не в почете. Такие нигде, по правде, не в почете. Чтобы остаться на плаву мне приходится вкалывать вдвое больше, чем остальным. А еще терпеть вдвое больше видов агрессии, — он вздохнул, а сигарета продолжала тлеть у него между пальцев, — как говорится, тише едешь — дальше будешь. А если меня нельзя почитать за хорошую игру на скрипке, то надо, чтобы почитали хоть за что-нибудь. Пусть это будет хотя бы примерное поведение. Трудолюбие там, усердие, доброжелательность. Сговорчивость. Покладистость. То, что ценится, что ещё возможно разменять. Ведь больше ничего у меня и нет. Кроули внимательно слушал его. В один момент он сам достал сигарету и закурил. Азирафаэль поднес было свою сигарету к губам, чтобы не отставать, но вдруг передумал и снова опустил ее, стряхивая пепел. — Я бы хотел играть, как ты, — продолжал он безрадостно. — Может, если бы я был талантливым исполнителем, то и не волновался бы так о своей репутации. Лицо Кроули мгновенно загорелось. Внезапный прилив тепла во всем теле застал его врасплох, и он лишь беззащитно уставился себе в ноги. Однако это было не время расклеиваться; он так и замер, услышав в голосе Азирафаэля знакомые, дрожащие ноты. Он был глубоко расстроен, и снова виновником этого расстройства был он сам. — Вот я и скрываюсь, Кроули. Постоянно. От всего. И сейчас тоже скрываюсь, ведь не могу ни на что повлиять. Со своим-то мягким характером. Ему хотелось ударить себя по губам, но вместо ладони он только поднес ко рту сигарету, вдохнув совсем немного. Кто бы что не говорил, а ему от табака легче не становилось, только горечи добавляло. Кроули вряд ли догадывался о том, в чем Азирафаэль признался ему на самом деле. Шло время, а он все глубже зарывался в собственной лжи, отчего еще отчаяннее игнорировал возникающую путаницу. — Ты что, совсем не умеешь обижаться? — спросил Кроули, выдохнув горький дым следом. — Что? — Пойдем. Попробуем кое-что. Кроули крепко взял его за руку — теперь был его черед волочь Азирафаэля за собой. Он держал его так крепко, будто боялся, что потеряет где-то в толпе. Какой-то процент правды в этом был — больше, чем он бы признал. Что Кроули задумал — оставалось только гадать. Оказавшись вновь внутри университетских стен, Азирафаэль занервничал пуще прежнего. Казалось, что он постоянно высматривает кого-то среди студентов. Кроули старался не замечать его болезненной опасливости и смело вел его в пустой кабинет. Как только ключ зазвенел в замке, тревога сошла с лица скрипача. Теперь они были ненадолго отрезаны ото всех, кому бы ни вздумалось зайти. В руках у Кроули был чей-то инструмент — Азирафаэль тут же признал в нем свою скрипку. — Доставай, — строго сказал Кроули, протягивая ему футляр. Азирафаэль неуверенно принял его и поставил на стол. — Тебе что-нибудь сыграть? — поинтересовался он. — Вроде того. Кроули впервые так смотрел на него. Он не отрывал взгляда ни на секунду, и, конечно, шаткий покой вновь покинул Азирафаэля. Под таким пристальным наблюдением он не контролировал сковывающий его движения стыд. Тем не менее, он повиновался идее Кроули и покорно достал скрипку. Отладил, проверил строй. Первое, что пришло ему в голову — ансамбль, которым он так усиленно занимался. Сначала неуверенно, но с нарастающим звуком, он взялся за вторую часть. Во время игры он не мог следить за Кроули, и уже было отвлекся на музыку, как вдруг прозвучал протяжный возглас: — Ску-учно! Азирафаэль быстро снял смычок со струны, как ребенок, которого застали за неправильным делом. — Извини, я думал, тебе нравится Бетховен… — виновато начал он. — Нет! — отрезал Кроули. — Никаких извинений. Играй дальше. Азирафаэль нахмурился, но повиновался. Теперь он решил начать с того, что сам хотел бы услышать — и взялся за партиту Баха. Нежная, пасторальная мелодия разлилась по кабинету. — Какой кошмар! Что со звуком? Он какой-то сиплый. — Я… — Азирафаэль совсем растерялся. Он снова прекратил играть, а слов не находилось. Кроули смотрел на него настолько чужими глазами, что у него внутри все похолодело. — Я не думаю, что он был… — Что ты сказал? Я не слышу! — его голос был громким и резким, как если бы в Азирафаэля стреляли. — Он не был сиплым, — твердо сказал он. — Я так не думаю. Продолжай. Насупившись, Азирафаэль взял скрипку снова. К горлу поднимался ком. Неужели Кроули понял, что к чему? Поэтому он издевается над ним? Спешно перебрав с пятак вариантов, он остановился на трио Брамса. Это была яркая, экспрессивная музыка — то, что Кроули прийдется по душе. Азирафаэль почувствовал прилив энергии и принялся выигрывать сложные пассажи один за другим. Но он не знал, что просто так Энтони не угодить. — Пальцы бегут впереди смычка. Внимательней! — выкрикнул он. Его тон очень напомнил Азирафаэлю его профессора по специальности, и от этого сходства его пробрала дрожь. Раздраженный, он стал бить пальцами по грифу еще усерднее. — Вот, вот! — все не унимался Кроули. — Нормально же играешь, до тех пор, пока слушаешь! Давай, выкладывайся! — Что за хрень? — вырвался нервный смешок. Насколько неведомы ему были побуждения Кроули заниматься всем этим, настолько же он был в замешательстве, напуган и раздражен. Что-то подсказывало ему, что все происходящее забавляет Кроули. — Кто разрешил тебе останавливаться?! А ну играй дальше! Это уже переходило все границы. Азирафаэль снова поднял скрипку и с агрессией ударил по струнам. Должно же это когда-то закончиться? — Аккорды! Чего ты их ломаешь два на два?! Чё за сопливый ход. Ты хоть знаешь, как звучит Брамс?! Его комментарии резали похуже слов Гавриила — по крайней мере второй был от него так далек, словно прилетел с другой планеты. А Кроули был ему другом, очень близким, поэтому от его слов становились еще больнее. Он уже пропускал слова мимо ушей — пытался, пока интонаций ему было достаточно, чтобы вызвать ком в горле. Его чаша терпения была переполнена. После очередного вскрика он вдруг резко сорвал смычок и гневно посмотрел прямо Кроули в глаза. — Да пошел ты, Кроули! — чуть не плача крикнул он. — Устраиваешь черт пойми что, с какой стати я должен тебя слушать? Ты же даже не скрипач! В расстроенных чувствах он сдернул с корпуса скрипки мостик и бросил его в футляр. От шума в мыслях он даже не сразу понял, что в прозрачной тишине раздаются хлопки. Пораженный, он поднял взгляд на Кроули, теперь стоящего рядом и аплодирующего. Прежняя улыбка вернулась, даже цвет лица изменился — все снова стало таким родным, что Азирафаэль был готов расплакаться здесь и сейчас. — Мо-ло-дец, Азирафаэль. Ты все сделал правильно, — поздравлял его Кроули, — вот так и надо отвечать. Так и надо общаться со всякими ублюдками, а не терпеть их. Особенно, если они сами не понимают, о чем говорят. И никаких извини. Запомнил? Азирафаэль, совсем растерявшись, уставился себе под ноги. Не ушло от внимания Кроули и то, как он быстрым движением утер слезы. — Да… Да, наверное, я запомнил. В голове Кроули мелькнула мысль: «хочу стереть слезы с его лица». В тот же миг, как она появилась, его будто насквозь пронзило. Он почувствовал, как тепло снова приливает к его лицу. Именно тогда, когда он хотел этого меньше всего, Азирафаэль посмотрел на него, и в его глазах проблеснуло что-то очень светлое и ясное. — Значит, ты признаешь наконец-то, что я был прав, тогда, в кафетерии? — Почуяв, что пауза затянулась, Кроули поспешил ретироваться. — Тот парень первым начал. — Возможно, — уже уверенней ответил Азирафаэль. — Не бойся слать уебков. И меня в том числе, если я вдруг однажды забудусь, — еще раз напомнил Кроули и насмешливо подмигнул. Определенно, ему нравилось заставлять Азирафаэля улыбаться.

***

Кроули с гордостью подобной той, которую чувствуют после защиты диплома, выводил в списке новое правило под номером четыре: «не извиняться по мелочам». Специально для такого случая он достал из-под кровати перьевую ручку и вывел буквы каллиграфическим почерком. Теперь четвертое правило выделялось на фоне остальных даже издалека. — Не знал, что ты умеешь так писать! — восхищался Азирафаэль. От былого стресса не осталось и следа; теперь он счастливо благоухал в окружении из мягкого пледа и чашки чая с медом и лимоном. — Как-то по приколу обучился вместе с другом. Как знал, что дело выгорит! — бахвалился Кроули, будто похвала не заставляет его сердце бешено колотиться. — Школьные времена — лучшие времена, как говорят. — Да, вполне… — в его мыслях далеким эхом отозвались россказни Гавриила. Таким далеким было эхо, что он с успехом проигнорировал его. Гораздо занимательней было любоваться Кроули в своей домашней «форме». Такого понятия, как домашняя одежда для Кроули не существовало. Он не снимал свои узкие джинсы вплоть до того момента, пока не ложился спать, а футболкам он предпочитал те же рубашки, в которых ходил в универ, только расстегнутые наполовину, или вплоть до последней пуговицы, это как повезет. Азирафаэлю, сидящему на кровати, и впрямь открывался красивый вид. Не хватало только пути для отступления, когда Кроули обернулся и посмотрел на него в ответ. Момент затянулся. Осознав вдруг то, что он уже неприлично-долго разглядывает Кроули, Азирафаэль зарделся. «Совсем перестал собой управлять, идиот, соберись!» ругался он, мысленно хлестая себя по щекам. — Я думаю, нам надо начать заниматься проектом, — запнувшись выпалил он, прежде чем Кроули задал какой-либо вопрос. Что бы он не хотел сказать, Азирафаэль не был готов это слышать. — Да брось! — Кроули охотно поддержал его стремление перевести тему, и снова был недоволен. — Уже вечер, а ты планируешь начать работать? Азирафаэль уже делал вид, будто усиленно что-то читает. На самом деле, он и строчки разобрать не мог от волнения. — В твоей компании довольно трудно сконцентрироваться на проекте… — смысл сказанного дошел до него не сразу. А как дошел, так ему сразу захотелось выпрыгнуть из окна. — Только отвернусь, как ты уже пытаешься с кем-то поругаться. — Не поругаться, а познакомиться! — Кроули улыбался. Когда Азирафаэль так сильно волновался, он не мог не улыбаться. На деле ему отчаянно хотелось убрать книгу от его лица, но он все еще не был готов это признать. — Вечером надо отдыхать, а на проект у нас ещё уйма времени! — Ага. Полторы недели — звучит как очень много времени, — причитал Азирафаэль. — Типичные безответственные размышления, — он отложил книгу. — Господи, мы ведь еще даже не решили, кто и что будет делать! — Ничего не поделаешь, — Кроули развел руками, — кажется, надо ввести новое правило — не работать над проектом по ночам. — Плохое правило, — отрезал Азирафаэль. — А иначе ты опять будешь ругаться, что я ничего не делаю! — Так ты ничего и не делаешь! — Знаешь, что я делаю по ночам? Я сплю! Правило номер три — всегда идти на компромисс, Азирафаэль. — Допустим, — вздохнул он. — Тогда моим компромиссом будет новое правило. — Я слушаю? Вместо ответа Азирафаэль поднялся, демонстративно выхватил из рук Кроули его перьевую ручку, и с некоторыми трудностями накарябал пятое правило. Кроули с любопытством наблюдал за ним, протянув ноги на постели. — Проект делаем вместе! — отчеканил он. — Никаких «ой, мне срочно надо позаниматься» или «я ненавижу читать» — будем делить все обязанности напополам. Ясно? — Не вижу в этом проблемы, — поднял брови виолончелист. — Тогда, Кроули, — Азирафаэль сел на свою кровать, потянулся к груде книг рядом, достал оттуда одну и протянул ее, — если я начал работать сейчас, то ты тоже начинай. — Херовый компромисс! — очнулся Кроули, и книги не принял. — Значит, ты нарушишь пятое правило? — спросил Азирафаэль со злой усмешкой и кинул книгу Кроули на подушку. — А ты — третье правило! — Правила безкомпромиссны! — Тогда я введу новое правило! — Кроули вскочил, как ошпаренный. — По ночам мы будем спать! — Ни в коем случае! — Азирафаэль среагировал мгновенно, тоже вскочил и бросился к листку на стене. — А ну верни! — Ни за что! Кроули погнался за ним, и очень скоро оба поняли, что в комнате особо не развернуться для хорошей схватки; поэтому очень скоро борьба за лист превратилась в абстрактный Твистер без правил. В надежде спасти лист от посягательств, Азирафаэль вытянул руки так далеко, как мог, А Кроули вытянул свои, но со спины Азирафаэля. Именно в этот момент, когда дыхание Кроули ощущалось на шее, в голову скрипача пришло решение проблемы. — Кроули, ты забыл про самое главное! Он застыл. Его тишина означала что-то вроде «если тебе не удастся меня убедить, тебе точно хана». — Бессонная ночь перед защитой. Забыл? — Точно, — Кроули осенило. — Если ты введешь это правило, нам придется ее пропустить, — усмехнулся Азирафаэль. — Совершенно дурной тон для студента, не находишь? — Да, ты прав… Снова прав. — Спасибо, я стараюсь. Это была победа. Азирафаэль был горд и счастлив, что ткнул Кроули носом в свою проработанную, незыблемую формулу успеха. А Кроули в этот момент смотрел на его открытую шею на опасно-близком расстоянии. Мысли вскружились ураганом, и у него не нашлось и крупицы гнева или досады, что он проиграл. Для него это тоже была небольшая победа. Когда Азирфаэль осознал, что его личное пространство было нарушено, он отстранился настолько медленно, насколько позволяла паника. Отскочи он — Кроули бы точно заметил его волнение. Под конец розовые всполохи на бледных щеках наблюдались вообще у всех. В каком-то смысле победивший и побежденный, Азирафаэль повесил на дверь помятый листок. Пробежавшись глазами по строкам, он заставил себя собраться с силами. — Итак, — он поправил джемпер, — приступаем прямо сейчас. Больше никто в этой комнате не смел оспаривать волю Азирафаэля. Долгие несколько часов прошли в степенном молчании. Тишину прерывал лишь шелест страниц да редкий шум в коридоре. За окном сгущалась темная ночь, когда Кроули познал край отчаяния. Он побоялся предложить послушать музыку — мало ли, какие еще ограничения вздумается внести этому фанатику порядка, — а тишина никогда не помогала ему сконцентрироваться. В тишине к нему подкрадывались мысли другого характера, а когда он сдавался перед желаниями и украдкой поглядывал на расслабленного, домашнего Азирафаэля, становилось еще хуже. От отчаяния и скуки он начал мычать какие-то песни, а потом принялся мучать фикус. — Это же не может продолжаться вечно, так? Однажды он устанет. — Хватит разговаривать с Фредом в надежде устыдить меня. Мне не стыдно, — Азирафаэль стал строгим и серьезным. Таким он бывал, когда его вытягивали из пучины изучений и прерывали мыслительный поток. — …Я с ним заработаю недосып. — Брось! Это всего одна ночь. Может, этот опыт замотивирует тебя работать днём… Погоди, что ты вообще читаешь? — Бальзака, — Азирафаэль раздраженно забрал у него «Шагреневую кожу». — Мы работаем вместе. Такое правило. — Ужасное правило, — взвыл Кроули. — Лучшее правило, — возразил Азирафаэль и вернулся к чтению. Кроули продолжил страдать, но теперь беззвучно. Все казалось серым и безвкусным, он медленно угасал в этой тишине, все мучался и мучался, и вдруг ему в голову пришла идея. — Хэй, — позвал он. — Эй, — нет ответа. — Ази. Ази! Ази? — все еще нет ответа. — Азирафаэль? — Что, Кроули? — недовольно ответил он. — Я же могу предлагать «подпитку»? Во имя улучшения результата исследований? — вкрадчиво спросил Кроули. — Думаю, правила этого не исключают… Погоди, что за «подпитка»? Кроули уже радостно сорвался с места и принялся копаться у себя в сумке. Не успел Азирафаэль догнать суть сам, как перед его глазами рассыпались хрустящие пачки с разноцветными пилюлями. — О, нет, — он аж побледнел. — Никаких наркотиков в этой комнате! — Это витамины, дурак, — засмеялся Кроули, чем смутил Азирафаэля. — Вот это — мелатонин, вот тут витамины группы Б, а здесь… здесь кофеин. — Звучит неплохо, — неуверенно согласился он, нервно теребя уголки пожелтевших страниц. — Да. Ну что, учиться ночь напролет? — Кроули спросил у него это с таким рвением, что у Азирафаэля внутри с новой силой зажглась надежда. — Ночь напролет! — радостно подтвердил скрипач, разглядывая витамины. — А потом, когда станет скучно, прогуляемся? Рвение тут же подугасло. — Нам не станет скучно, — скептически отрезал он. — Ну вот и договорились, — Кроули остался несказанно доволен еще одной маленькой победой.