Ремус опасался, что Блэк захочет отомстить, но стоило ему только зайти в спальню, как тот впихнул ему в руки два пузырька чернил.
— Не возьмёшь — сам будешь с порчей ходить, — пригрозил он и вернулся на кровать к Поттеру, где они вдвоём во что-то играли.
У Ремуса не было сил спорить. Он поставил чернила на стол и свернулся клубочком на кровати. Ему хотелось спросить, почему Блэк солгал Макгонагалл, но он не решался.
"Наверное, всё дело в гордости. Не хотел признавать, что проиграл мне", — решил Ремус, задёрнул полог да так и уснул, не раздеваясь. Он то и дело выныривал из сна, когда кто-то заходил комнату или выходил из неё, а затем проваливался обратно. Около полуночи его разбудил приглушённый шёпот — Поттер и Блэк о чём-то спорили. Ремус сначала подумал, что речь снова шла о нём, но нет: они обсуждали слизеринцев. Из их слов выходило, что когда Поттер и Блэк обвинили второкурсников в нападении на Блэка, Мальсибер и Эйвери обиделись за своих друзей и, подкараулив Поттера, напали
уже на него. И теперь Блэк и Поттер гневно обсуждали, как им лучше отомстить.
Вскоре друзья затихли. Ремус молча полежал ещё какое-то время в ожидании, когда они заснут покрепче, после чего выскользнул из постели и замер — на кровати Поттера кто-то сидел. Через мгновение стало понятно, что это был Блэк: он спал сидя. Рядом с ним, свернувшись калачиком, посапывал Поттер. Похоже, они уснули прямо посреди разговора.
"Во сне выглядят сущими ангелочками", — думал Ремус, тихо доставая пижаму. На благородное лицо Блэка падал локон иссиня-чёрных волос, делая его похожим на полотно времён Ренессанса.
Ремус прокрался в ванную комнату, чтобы переодеться (даже посреди ночи он не хотел рисковать тем, что кто-то мог его увидеть), а когда возвращался обратно, услышал странный звук, доносившийся из гостиной. Он приоткрыл дверь в спальню, положил свёрток с грязной формой на пол и начал на цыпочках спускаться по лестнице. Внизу... кто-то плакал?
Присев на корточки на последней ступеньке, Ремус выглянул из-за перил. У камина, сжавшись в комок, сидела маленькая фигурка. На рыжих волосах мелькнул отсвет пламени, и мальчик понял, что это была Эванс— Лили. Она плакала, пряча лицо в ладонях и покачиваясь взад-вперёд. Ремус хотел было сделать вид, что ничего не видел, и вернуться наверх... а потом задумался: не подойти ли её утешить? Только вот он не умел утешать. Наконец Ремус молча поднялся на ноги с твёрдым намерением уйти обратно в спальню, а затем сделал шаг, второй — и ступил в гостиную.
— Лили?
Она ахнула и подскочила на ноги.
— О! Ре— Ремус, ты— ты меня напугал!
Он молча подошёл к ней, закусив нижнюю губу. Лили стояла босиком в длинной ночнушке, и волосы, доходившие девочке до плеч, сейчас напоминали воронье гнездо. В руке она сжимала лист бумаги.
— Я услышал, что кто-то плачет, — сказал Ремус. — Прости, я не— не хотел тебе помешать.
Лили качнула головой и опустилась на диван, стоявший у камина.
— Я не хотела тебя разбудить. Неужели в спальнях и правда так слышно?
— Я был на лестнице, — ответил он и сел рядом с ней. Она подобрала под себя ноги. — Всё... всё в по— в порядке?
Лили поглядела на лист бумаги, который держала в руке, а затем развернула его, разглаживая заломы.
— Не знаю. — Она вздохнула и потёрла глаза. — У тебя есть братья или сёстры? — Ремус помотал головой. — О. У меня есть. Сестра...
— С ней— с ней всё хорошо?
Лили невесело улыбнулась.
— Полагаю, что так. Мы раньше были очень близки. — Она провела пальцем по строчке, написанной витиеватым почерком. — За прошедший месяц я писала ей несколько раз, но только сейчас получила ответ. Она злится и пишет, чтобы я перестала посылать к ней свою сову. Го... говорит... только чокнутые шлют письма с птицами...
Ремус нахмурился. Себя он иногда считал "чокнутым", но чтобы кто-то сказал так о
Лили!
— Мне жаль.
Она посмотрела на него. В её глазах мелькали блики от огня.
— Она вложила своё письмо в конверт от родителей, потому что не хотела даже прикасаться к Бесси. К моей сове, — пояснила Лили, когда во взгляде Ремуса скользнуло замешательство. — Я назвала её Элизабет. Она сипуха.
— Сипухи очень милые.
— Мне тоже так кажется, — улыбнулась девочка. — Ох, ну вот, я несу всякую чепуху. Прости. Тебе, наверное, всё равно—
— Н-нет! — тут же ответил он. — Мне не всё равно! Правда.
— Мальчишкам плевать на такие вещи, — решительно заявила она.
Ремус вскинул голову.
— Ну, мне не плевать, — не удержался он, хоть и знал, что нужно было промолчать. Конечно, его не должны были волновать дела других, но он ничего не мог с этим поделать. Как кому-то может быть всё равно?
"Только и в самом деле чокнутым, — подумал Ремус. —
Неужели её сестра не понимает, что обвиняет Лили в неравнодушии? Какой бред!"
— Тогда ты не такой, как все остальные мальчишки, — ответила Лили, и Ремусу пришлось приложить немало усилий, чтобы его улыбка не дрогнула. — Ты добрее, чем они. Тише. Вежливее. А ещё ты не носишься как оголтелый, взрывая повсюду петарды.
— Ты сейчас про— про всех мальчиков говоришь или про двух конкретных? — подколол её Ремус.
Лили хихикнула.
— Про большинство. Но про этих двух в особенности. Они невыносимы.
— Попробуй пожить с ними в одной комнате.
— Фу! Ни за что! — Они рассмеялись и подвинулись ближе друг к другу. — Так
что от тебя надо Блэку? Почему он тебя достаёт?
Ремус вздохнул и тоже поднял ноги на диван, скрещивая их.
— Он хочет со мной дружить, а я...
— А ты хочешь быть сам по себе? — уточнила Лили, когда слова так и повисли в воздухе. Ремус медленно кивнул. — Можно кое-что спросить? А я тебе мешаю?
Его первым инстинктом было ответить "нет", но на мгновение он задумался, стоит ли это делать. Ремусу надо было сказать, что они не друзья, просто партнёры по учебной группе.
— Нет, — ответил он, ковыряя складку потёртой пижамы у колена. — Я... я рос с-сам по себе и ни с кем не общался, кроме родителей. Я— я
не привык к людям.
Лили, казалось, была потрясена до глубины души.
— Рядом никого не было? Совсем никого?
— Совсем никого, — подтвердил Ремус. — Поскольку моя мама постоянно— постоянно болеет, мы держались от всех в стороне и... в общем-то, всё. Блэк— Блэк считает, что я боюсь заводить друзей, и, наверное, он в чём-то прав. —
Целиком и полностью прав. — Друзья... это что-то новое для меня. — Ремус поверить не мог, что вот так просто рассказал ей обо всём.
"Всё дело в её глазах", — решил он, отворачиваясь. Лили смотрела на него открытым, ревностным и полным заботы взглядом, которому искренне хотелось верить и которого он совершенно не заслуживал.
— А мы... друзья? — прошептала она.
Да.
— Если честно... я н-не знаю. Я не знаю... каково это. Быть кому-то другом, — пробормотал Ремус, повесив голову. Он вцепился в ткань пижамных штанов так сильно, что она треснула, образовав небольшую прореху. — Из меня, наверное, вышел бы отстойный друг.
Лили придвинулась ещё ближе — их ноги почти соприкоснулись.
— Если один друг плачет ночью, второй останется с ним и выслушает. — Ремус снова поднял на неё глаза. — А ещё... если один не верит, что из него получится хороший друг, то второму всё равно, потому что он знает, что это не так.
Они молча смотрели друг на друга.
Даже если это неправильно, мне плевать, я хочу с ней дружить. Я хочу иметь друзей. Что, если Дамблдор был прав? Он сказал, что нет ничего страшного в том, чтобы иметь друзей— но нет, этого не может быть, это опасно, вдруг они всё поймут... неужели родители были неправы?
И — новая мысль.
А что, если... все по-своему правы? Да, заводить друзей опасно, это большой риск, но значит ли это... что мне не стоит ни с кем дружить? Я хочу иметь друзей. Я так хочу иметь друзей. Я хочу хоть иногда чувствовать себя, как все обычные дети — смеяться и весело проводить время, а не быть в одиночестве. Неужели... это так плохо? Неважно, дружим мы или нет, она всё равно будет слышать одни и те же отговорки каждый месяц. Не то чтобы это что-то меняло.
— Т-тогда... полагаю... мы... друзья, — наконец нерешительно сказал он, и каждое слово отдавалось чем-то странным у него внутри. Каждым сказанным словом он предавал родителей. — Ты... мой первый... друг. — Лили просияла и внезапно схватила его за руку, оборачивая свой мизинец вокруг его. — Ч-ч-что ты— что ты д-делаешь?
— Поклянёмся на мизинчиках, — ответила она. — Ты разве никогда?.. О-о-о... эм... — её лицо налилось краской. — Ну, клятва на мизинчиках сильнее обычного обещания. И я клянусь, что буду для тебя самым лучшим в мире первым другом. Это, наверное, звучит ужасно по-девчачьи...
Ремус уставился на их переплетённые мизинцы. На палец Лили со следами чернил и отросшим ногтем. На собственный — с таким же чернильным пятном и ногтем, обкусанным под корень.
— Я не против, — сказал он, не отводя взгляда от их рук. Было... так странно... что к нему прикасался кто-то, кроме родителей. — Мне тоже надо поклясться, да? Это же так работает?
— Если хочешь.
Ремус поглубже вдохнул, перебирая мысли.
— Т-тогда я клянусь... клянусь быть... хорошим другом?.. — он встретился с ней глазами, пытаясь понять, правильно ли это прозвучало.
— Вот и отлично, — Лили улыбнулась ему и крепче стиснула его мизинец своим, а затем расцепила замок из пальцев. — И спасибо, что не предложил вместо этого поплевать на ладони.
—
Чего?
— В моей прошлой школе мальчишки плевали на ладони, а затем пожимали друг другу руки, чтобы дать клятву.
— Фу-у-у! Это отвратительно! — Ремус даже слегка отшатнулся.
— А я о чём? — рассмеялась она. — Мерзость! Серьёзно, иногда мне кажется, что мальчишки — это какой-то совершенно иной вид.
"Я и есть иной вид — в прямом смысле этого слова", — подумал Ремус, но вместо горечи на него нахлынуло желание рассмеяться над иронией момента.
— Н-не уверен, могу ли я так сказать о девочках. До Хогвартса я знал только мою маму. — Он вспомнил всех девочек-первогодок с Гриффиндора и понял, что совершенно не представляет себя болтающим с одной из них вот так, ночью, и уж тем более дающим им клятву на мизинчиках. Он бы
ни за что в жизни не смог вообразить
чего-то подобного.
— Ну... тогда мы друзья? — спросила Лили.
— Да. Мы... друзья.
— Друзья клятвой на мизинчиках.
Ремус улыбнулся ей.
— Друзья клятвой на мизинчиках.
Он был невероятно счастлив.
***
15/09/71
Мой милый Ремус!
Наверное, Хогвартс очень красив в октябре? Расскажи, как там всё. Часто ли идёт дождь? Здесь постоянно льёт как из ведра. Твой отец говорит, что в магазине в последнее время много посетителей, и это хорошие новости. Вот только дома без тебя и без него очень пусто и одиноко, особенно в это время года, когда приближается годовщина твоего...
Я решила снова начать вязать и прямо сейчас делаю тебе подарок к Рождеству. Надеюсь, тебе понравится! Не переживай, ты получишь не только безвкусную вязаную безделицу от мамы, но и кое-что ещё, ха-ха. С нетерпением жду твоего возвращения. Понимаю, прошло всего шесть недель, а до твоих каникул ещё сколько, девять? Не могу дождаться. Пожалуйста, напиши мне, как только узнаешь точную дату, я отмечу её у себя в календаре.
И спасибо, что присылаешь нам копии некоторых домашних работ. Я ТАК ГОРЖУСЬ своим умненьким малышом и с восторгом их перечитываю! Правда, твоему отцу приходится почти всё мне объяснять, но зато он нашёл пару старых учебников, вроде тех, по которым вы занимаетесь в школе, и теперь я тоже могу узнавать то же, что и ты. Знаешь, когда твой отец только-только показывал мне заклинания и рассказывал о волшебстве, я и представить не могла, что мой малыш однажды тоже сможет это делать. Моя кровиночка... творит магию словно в какой-то волшебной книжке!
Но как бы сильно я тобой ни гордилась, я по-прежнему считаю, что дома тебе было бы лучше. Твой отец мог бы учить тебя по книгам. Понимаю, это не то же самое, но так было бы намного безопаснее. Днём и ночью я могу думать лишь о том, чтобы с тобой всё было хорошо. Но я знаю, ты умненький и держишься в стороне. Я тебе доверяю. Надеюсь, ты об этом знаешь. Я правда тебе доверяю. Это всем остальным вокруг веры нет. Долг любой матери — защищать своё чадо, но ты теперь так далеко, и мне кажется, что я провалилась как мать. Я понимаю, ты там счастлив, но хотелось бы мне, чтобы это счастье было чуть слабее и тебе не захотелось возвращаться в школу после каникул.
Пожалуйста, ответь мне поскорее! Я очень по тебе скучаю!
С любовью,
Мама
Вздыхая, Ремус прочитал, а затем перечитал письмо, полученное им в субботу утром. Ну конечно, не прошло и десяти часов, как они с Лили стали друзьями, и он получил вот такое письмо.
"Я тебе доверяю", — строчка словно вспыхнула, когда Ремус скользнул по ней глазами. Как будто мама обо всём знала.
— Всё в порядке? — спросила Лили, когда он со вздохом опустил плечи. — Надеюсь, там нет никаких плохих новостей. Как твоя мама?
Ремус хотел было ответить, что всё нормально, а затем передумал и, быстро сложив письмо, убрал его в карман. Его раздирала вина. Он лгал родителям. Лгал Лили, которой на мизинчиках поклялся быть хорошим другом.
— Не очень, но лучше, чем в начале месяца. Папа пишет, что в этот раз она останется дома, так что... всё не— не так уж плохо.
Лили сочувственно кивнула.
— Наверное, ты прав. Эм, а можно спросить?..
Она не договорила, но ей было и не нужно.
— Это... болезнь крови, — ответил Ремус, не поднимая глаз от тарелки. — Наследственная, — добавил он, поскольку знал, что время от времени ему нужна будет и эта отговорка. — У меня она тоже есть.
— Это серьёзно?
Ремус начал делить сосиску вилкой на всё более и более мелкие кусочки.
— Иногда — да, — тихо признал он, и хотя бы это не было ложью.
Лили протянула руку и легонько скользнула кончиками пальцев по его запястью.
— Мне очень жаль.
— Спасибо, — ответил Ремус. Больше ему нечего было сказать.
После завтрака они вернулись в гостиную, взяли свои вещи и направились в библиотеку, чтобы вместе поработать над домашними заданиями. Но на полпути дорогу им преградила группа слизеринцев: Мальсибер, Эйвери, Булстроуд и ещё двое второкурсников, которые с виду были не меньшими отморозками, чем сам Булстроуд.
— П-пойдём, найдём другой путь, — пробормотал Ремус, дёрнув Лили за рукав. Слизеринцы их ещё не заметили.
Но стоило друзьям развернуться, как их настиг голос:
— А это там случайно не два маленьких львёнка? — Ремус и Лили на мгновение замерли, переглянулись, а затем двинулись дальше. — Эй! Я вообще-то с вами говорю!
Раздались шаги, и Ремусу на плечо опустилась гигантская рука, которая с силой развернула его назад. За спиной у них стоял Булстроуд.
— Это тот чокнутый, — рассмеялся он и толкнул Ремуса.
— Не трогай его! — воскликнула Лили, упирая руки в боки.
— У-у-у, как
стласно! — рассмеялся Эйвери, размахивая руками в притворно-испуганной манере.
Мальсибер обернулся к своим друзьям.
— Вы бы видели, как эта мелочь пузатая во вторник пыталась усидеть на метле. Мы делали петли, и он грохнулся три раза! — Слизеринцы рассмеялись, и Булстроуд снова пихнул Ремуса.
— Если вы не оставите нас в покое, я всё расскажу учителю! — возмутилась Лили.
Новый приступ смеха.
— Неужели у нас завелась маленькая ябеда? — спросил Эйвери, вытаскивая палочку.
— Нельзя творить магию в кори—, — начала было Лили, но её тут же отбросило на пол заклинанием.
— Лили! — Ремус уронил сумку и опустился рядом с ней. Эйвери попытался наложить заклятие обезноживания, но что-то пошло не так, и Лили скорчилась на полу, вцепившись в лодыжку, которая была вывернута под неестественным углом. — В-в-вы—
подонки!
Слизеринцы не прекращали хохотать. Эйвери перевёл палочку на Ремуса.
— Посмотрим, получится ли у меня
в этот раз... — что-то врезалось в него с хлюпающим звуком, и воздух наполнила невыносимая вонь.
— Пятеро на двоих — нечестно, — заметил появившийся чуть дальше по коридору Поттер. По обе руки от него стояли Блэк и Петтигрю. Первый уже выхватил палочку, а второй держал мешок, из которого Поттер достал ещё одну навозную бомбу. На нём была одна из перчаток для зельеварения, и Поттер легонько начал подкидывать бомбу, точно мячик. — Как насчёт пять на пять? — Он метко швырнул её, и бомба угодила одному из второкурсников точно промеж глаз. Тот отшатнулся, закашлявшись.
Мальсибер двинулся к троице, но Петтигрю — на котором была вторая перчатка — достал из мешка третью навозную бомбу и передал её Поттеру. В этот раз снаряд угодил Мальсиберу прямо в рот. К этому моменту Ремус и Лили тоже боролись с тошнотой — из-за трёх разорвавшихся бомб в воздухе повис ужасный смрад. Петтигрю со слезящимися глазами вытащил четвёртую бомбу.
— Ну их, оно того не стоит, — кашляя выдавил Эйвери, прикрывая нос и рот рукавом. Слизеринцы бросились прочь по боковому коридору, извергая проклятия.
Ремус натянул горловину свитера на нижнюю часть лица, а затем обхватил Лили рукой, чтобы помочь ей подняться на ноги. Точнее, на ногу.
— Ты в порядке? — спросил он, когда девочка осторожно попробовала наступить на пострадавшую лодыжку.
— Ай-ай-ай! — вскрикнула она, тяжело навалившись на Ремуса. — Боже, ну и вонь, меня сейчас
стошнит!
— Да-да, всегда пожалуйста, — подсказал Поттер, убирая перчатки в мешок к бомбам. Петтигрю с облегчением на лице тут же его завязал.
— Люпин, ты как? — спросил Блэк.
— Хромаю тут не я, гений, — проворчал Ремус. — Пойдём, я от-от-отведу тебя к мадам Помфри.
— Я помогу, — вызвался Поттер.
— Ты этими руками только что навозные бомбы кидал, даже не прикасайся ко мне! — взвизгнула Лили, когда он закинул её руку себе на плечо.
— На мне была перчатка, гений, — ответил ей Поттер в том же тоне, что и Ремус несколькими секундами ранее.
Блэк поднял сумки Ремуса и Лили и последовал за троицей в больничное крыло. Петтигрю замыкал процессию. Как только они добрались, Ремус усадил Лили на кровать, чтобы мадам Помфри могла осмотреть лодыжку. Как выяснилось, девочка отделалась легко поправимым вывихом.
— Что произошло? — спросила Помфри, обводя ногу волшебной палочкой.
Лили покосилась на Ремуса, и он понял, о чём та думает.
Маленькая ябеда. Она перевела взгляд на Помфри.
— Я упала.
Поттер открыл было рот, но тут же захлопнул его обратно.
— Но—, — начал Петтигрю, и Блэк пихнул его в бок.
— Но что, мистер Петтигрю? — уточнила Помфри и, завершив заклинание, выпрямилась. — Вы хотели что-то сказать? — Петтигрю моргнул, обвёл всех глазами и медленно помотал головой. — Ясно. Что ж, тогда постарайтесь сегодня поменьше ходить, мисс Эванс. Не перегружайте лодыжку, хорошо?
— Хорошо, спасибо...
Ремус помог Лили встать с кровати, а затем повернулся к Блэку, который по-прежнему держал их сумки, и вытянул руку.
"Упрёшься рогом опять — горько пожалеешь", — попытался донести он одним только взглядом. Блэк медленно передал сумки Ремусу, который закинул их за плечо, расценив это как маленькую победу.
