***
— Так вы теперь друзья? — поинтересовалась Лили по пути на ЗОТИ. Остальные мальчишки шли за ними следом, но были вне зоны слышимости. — Н... наверное. Вроде как. — Ремус обернулся через плечо, и Сириус, поймав его взгляд, улыбнулся. — Они пока на испытательном сроке. — И это после всего, что тебе сделал Блэк? Ремус пожал плечами. — Я... я и раньше хотел д-дружить с ними, но... понимаешь... а потом мы— мы с тобой— и я понял, что это н-не так уж страшно. Лили вздохнула. — Ну что ж. Я в каком-то смысле даже рада. Но эти двое? Ты же мог выбрать кого угодно. Это всё равно что... прийти в огромный книжный магазин и среди тысяч и тысяч книг выбрать... инструкцию, как приучить ребёнка к горшку. — Если бы Ремус что-то пил, то точно бы в этот момент подавился. — Ну правда. — Они не— не так уж плохи. И, как я уже сказал, на испытательном сроке.***
Не в силах справиться с волнением, Ремус опустился на фиолетовый диван. Пришло время очередного урока окклюменции, и мисс Фаули не могла не увидеть, что теперь у Ремуса были друзья. Он прокашлялся. — Прежде— прежде чем мы начнём, можно у вас кое-что спросить? — Конечно, — легко отозвалась она. — Ты можешь спрашивать у меня всё, что угодно. Между нами нет секретов. Вообще-то, это у меня от вас не может быть секретов, а вот я о вас почти ничего не знаю. — Вы же не— не общаетесь с моими родителями? Мисс Фаули удивлённо приподняла брови, а затем медленно заправила за ухо выбившуюся прядь волос. — Нет. Никогда их не встречала и не писала им. И они мне тоже никогда не писали. А что? — П... просто интересно, — Ремус обхватил себя за плечи в попытке успокоиться. Протянув к нему руки, мисс Фаули коснулась кончиками пальцев его висков. Ремус попытался опустошить себя, но у него, как и всегда, ничего не вышло: она пролистывала его недавние воспоминания, точно книгу. Школьная сумка Ремуса рвётся, его отчитывает мистер Фэрроу, он кричит на Сириуса и наставляет на него палочку... Ремус и Сириус сидят вместе на полу в Зале трофеев и дружно смеются над какой-то шуткой... Ремус, Сириус, Джеймс и Питер засиживаются за полночь за игрой в подрывного дурака... — Теперь понятно, почему ты спросил, общаюсь ли я с твоими родителями, — заметила Фаули, когда Ремус отшатнулся, стискивая голову в руках. — Хм-м. Не скажу, что я удивлена, но... в этом я с ними согласна, друзья — это большой риск... — Д-да, я знаю, — пробормотал Ремус, свернувшись комочком в дальнем углу дивана и потирая лоб. — И тебе всё равно. — П... прямо сейчас — да... Фаули тяжело вздохнула. — Я понимаю, одиночество может казаться невыносимым, но ты должен понимать, что мало кому можно доверить подобный секрет. — Я знаю. — Общество презирает оборотней. Моя сестра спасла мне жизнь и— — Я знаю! — взорвался Ремус, и Фаули нахмурилась. — П-простите. Я не— простите. Я знаю, что люди нас ненавидят. Я знаю, что это опасно. — Мне всего одиннадцать... неужели я не заслуживаю испытать, что такое настоящая дружба? Ремусу не хотелось произносить этого вслух, но она бы всё равно узнала, так что он добавил и последнюю часть. Из-за заикания прозвучала она совсем не так вызывающе, как в голове. Фаули задумчиво барабанила пальцами по подлокотнику. — У меня нет ответа на этот вопрос. Конечно, это несправедливо, что тебе приходится проходить через подобное в таком юном возрасте, но в первую очередь ты всё-таки оборотень, а не ребёнок. По крайней мере, в глазах всего мира. Ты... и другие оборотни... хорошие оборотни... вы заслуживаете намного большего. Но так уж вами распорядилась судьба. — Она коснулась шрамов вокруг глаз. — Каждому из нас выпадает свой расклад, но только нам решать, как вести игру дальше. — Н-не знаю насчёт судьбы, но— но в карты интереснее играть с друзьями. Фаули рассмеялась. — Пожалуй, ты прав. Тебе повезло с понимающими родителями и с Альбусом, который согласился взять тебя в школу... главное, помни— — Я знаю, знаю, весь мир считает, что хороший оборотень — мёртвый оборотень, — проворчал Ремус. — Сириус, Джеймс и Питер, скорее всего, будут думать так же, если узнают, но они не узнают, я смогу сохранить всё в тайне. А если они и начнут что-то подозревать, я перестану с ними дружить. — Вот так просто? Ремус сглотнул. — В-вот так просто.***
Той ночью Ремус дождался, когда все его соседи по комнате уснут, а затем спустился в гостиную и устроился на одном из подоконников, глядя на ночное небо. Ночь была ясная и безлунная, а потому тёмная. Но Ремус точно знал, в какой именно фазе находилась луна, пусть её и не было видно — в нём говорило проклятие. И всё-таки больше всего он любил смотреть на небо именно в это время — когда её там не было. Зато с высоты ему мерцала россыпь звёзд. Подтянув ноги к груди и обняв их, Ремус устроил подбородок на коленях. В голове у него бушевал ураган мыслей. В основном слова Фаули, её неодобрение— и понимание, что родители тоже были бы против. Он помнил, как мама однажды взяла его с собой в город... там, в парке, Ремус увидел кучку носившихся вокруг детей и попросил разрешения пойти поиграть с ними. Мама дёрнула его за руку, притянула к себе и отрезала: "Нет. Никогда". Дома она опустилась перед ним на колени и, положив руки на плечи, начала убеждать, что ему нужно держаться в стороне от людей, что он может доверять только родителям. В голове всплыл разговор на платформе, когда она заставила его вслух повторить все правила. И самое главное, не заводить друзей. Он вздохнул и потёрся щекой о старую, вытертую ткань пижамных штанов. Распределяющая шляпа сказала, что я проклят, потому что так распорядилась судьба, и Фаули буквально повторила её слова. Неужели так и есть? Неужели кто-то посмотрел с неба, ткнул пальцем в четырёхлетнего ребёнка и решил: "Да, вот он будет превращаться в злобного, исходящего слюной монстра", — а затем швырнул карты на стол, чтобы воплотить это в жизнь? Ремус поднял глаза к звёздам, и по щеке у него прочертила дорожку слезинка. Так это работает? То, что люди зовут судьбой? Сириус упоминал, что что-то подобное влекло его к Джеймсу и Ремусу... Неужели жизнь устроена так, что всё заранее предрешено? Неважно, что я делаю, исход всё равно уже определён? Ремус выпрямился — его ноги соскользнули с подоконника, повиснув в воздухе, — и прижал ладонь к стеклянной раме, глядя на звёзды над головой. Что ж. Если всё так и есть, то разве имеет значение, что у меня теперь есть друзья?***
Привыкнуть к постоянному присутствию других людей оказалось не так-то просто. В среду Ремуса неожиданно захлестнула волна паники, когда он был с Джеймсом, Сириусом и Питером. Их весёлая болтовня внезапно стала непереносимой, а следом пришло ужасающее осознание: они и не подозревают, что сидят рядом с монстром. Они не знают. Это стало последней каплей. Гонимый страхом и виной, Ремус убежал и спрятался в туалете Миртл, где просидел, пока не пришёл в себя и не успокоился. Вернувшись, он сказал, что почувствовал себя нехорошо и ходил в больничное крыло. Вечером того же дня, когда Ремус пытался вздремнуть перед астрономией, ему приснился кошмар. Его друзья узнали правду и, зажав его в угол, тыкали пальцами и твердили: "Оборотень! Монстр!" Они грозили сообщить в Министерство, а затем Джеймс вытащил серебряный нож из набора для зельеварения. "Интересно, он лопнет?" — сказал Джеймс и замахнулся. Лезвие сверкнуло в воздухе— Ремус проснулся: его душили всхлипы, а тело била крупная дрожь. Обычно в подобных кошмарах он всегда превращался в волка, но не в этот раз. Кто-то (судя по запаху, Сириус) постучал по столбику кровати, и Ремус пробормотал, что всё в порядке. Он не хотел никого видеть и не хотел, чтобы кто-нибудь видел его в таком состоянии. Из-за полога послышался голос Спиннета, который проворчал: "По крайней мере, в этот раз не посреди ночи", — на что Блэк ответил ему заткнуться. "Не ругайтесь из-за меня", — в отчаянии подумал Ремус. Больше никто ничего не говорил, и от этого стало немного легче. Сжавшись в комочек, Ремус спрятал голову под подушку, пытаясь отделаться от образа Джеймса с серебряным ножом в руке. Настоящий Джеймс смеялся над чем-то на пару с Сириусом, и даже подушка не могла заглушить его смех. Вот он замахивается на пузырь из жвачки. Замахивается на Ремуса... "Это просто плохой сон, это всё неправда, такого не случится", — убеждал он себя, всё сильнее и сильнее прижимая подушку к голове, пока ему не стало по-настоящему больно — только так он смог хоть немного отвлечься.***
Весь четверг Ремус отчаянно искал уединения. Кошмары мучили его и после астрономии, и хоть он больше не просыпался от них с криком посреди ночи (и не будил других), приятного в этом было мало. Выносить чужое присутствие ещё и в свободное время было выше его сил, так что Ремус ускользнул от своих новых друзей и спрятался в крошечной потайной комнатушке, которую ему показало юное на вид приведение, пообещав, что о ней едва ли кто-то знает. Вход в неё находился за каменной скамейкой и открывался только по паролю, которым с ним поделилось то самое привидение. Ремус свернулся на полу, прижав щёку к холодному камню, и изо всех сил попытался опустошить себя от эмоций. Если бы я только научился избавляться от них, это могло бы пригодиться мне и помимо окклюменции... Я не хочу постоянно обо всём этом думать, не хочу страдать от мыслей, которые вечно роятся в голове... Вздрогнув, Ремус проснулся. Он никак не мог понять, где находится, и сумел сориентироваться лишь через пару минут, когда вывалился из комнатки, потирая глаза. На часах было почти шесть вечера. Ремус решил пожертвовать ужином и пошёл в библиотеку на встречу учебной группы, рассудив, что перекусит потом чем-нибудь в общежитии. После вечера, проведённого за домашними заданиями, он вернулся в башню с Лили и Твайкросс. Лили предложила поиграть в шахматы, но Ремус покачал головой и поднялся в спальню. — О, Ремус! С возвращением! — воскликнул Питер, стоило Ремусу зайти в комнату. Они с Джеймсом сидели на кровати последнего. Сириус растянулся на своей. Ремус улыбнулся в ответ, чувствуя внутри лёгкую, радостную щекотку. Питер всегда энергично приветствовал Джеймса и Сириуса, когда они возвращались откуда-то, а теперь и Ремус был включён в этот круг. — С-спасибо. — Ремус достал из ящика стола пакет чипсов и шоколадный котелок, чтобы унять возмущающийся желудок. — Как дела в учебной группе? — поинтересовался Сириус, перелистывая журнал. — Эм, хо— хорошо. Мы м-много чего успели, — Ремус помешкал. Он не хотел звучать заносчиво, но его разбирало любопытство. — А то большое эссе по травологии, которое— которое нам задали на завтра... вы его уже сделали? — Да! — ответил Питер. — Получилось не очень, но я всё сделал. — Я написал пару дюймов... может, чуть меньше... — пробормотал Джеймс. — Не, у нас ещё два часа до отбоя, успеется, — Сириус широко зевнул. Питер соскользнул с кровати и нерешительно взглянул на Ремуса. — Эй... эм... я тут думал... а ты мне не... ну... не поможешь? — О, да, конечно, без проблем. Порывшись в вещах, Питер нашёл своё эссе и отдал его Ремусу, который забрался с ногами на кровать и прочитал его, пока ел. Работа оставляла желать лучшего: он подчеркнул все неправильно написанные слова, обвёл места с логическими ошибками и заключил в скобки целый абзац, который был лишним и не имел никакого смысла. Когда Ремус переписал всё начисто, от эссе осталась всего пара дюймов. Он подозвал Питера, объяснил ему исправления, а затем вытащил словарь. — Но как мне искать слово, если я не знаю, как оно пишется? — проворчал Питер, перелистывая страницы. Джеймс метнулся к своему столу и, выудив на свет дорогой с виду том, бросил его им на кровать. — Вот, можешь взять мой. На нём зачарование — прикоснись к обложке и скажи слово, он сам откроется на нужной странице. Ремус покосился на книгу с некоторой завистью. Он видел её в магазине, но его семье она была не по карману. — Только осторожнее с— с омофонами. — Это что-то вроде телефонов? — уточнил Питер. — Что за телофоны? — растерянно нахмурился Джеймс, но ему никто не ответил. — Нет, это когда— эм... это слова, которые звучат одинаково, но имеют разный смысл... и пишутся тоже по-разному. Например... "бал" как торжественный бал, танцы, и "балл" как оценка. Или "рано" как досрочно и "рана" как в... эм, "Над раной шутит тот, кто не был ранен"*. — О. — Питер выглядел ещё более потерянным, чем до этого, но всё равно кивнул, как если бы понял, о чём шла речь. — Так вот что не понравилось Макгонагалл в моём эссе по трансфигурации, — почесал в затылке Джеймс. Ремус подавил желание рассмеяться. Ремус посидел с Питером ещё минут десять, помогая ему начать эссе заново, а затем решил, что может отлучиться в душ. Стоило двери закрыться у него за спиной, как троица тут же заговорила, и Ремус невольно прислушался. Первым подал голос Сириус. — Так ведь лучше, скажите? — Что именно? — уточнил Джеймс. — Последние пара дней. И что Ремус теперь с нами. — Я согласен, — сказал Питер, скребя пером по пергаменту. — А тебе не терпится вставить своё "ну я же говорил", а? — насмешливо фыркнул Джеймс. — Ага. Но я ведь был прав, — ответил Сириус. — Да-да, смотри не лопни от гордости. — Ничего не могу поделать, я слишком красив, чтобы не гордиться собой. Ауч! Ремус улыбнулся и пошёл в душ.