***
Гриффиндор победил. Когда Ремус вернулся после обеда в башню, то попал прямо на вечеринку. Из радио, зачарованного звучать на пределе возможностей, ревела музыка, повсюду были закуски и напитки, все танцевали, а члены квиддичной команды даже забрались для этого на столы и диваны... Сглотнув, Ремус решил развернуться и выйти, но тут кто-то схватил его за локоть. Он ожидал увидеть кого-то из мальчишек, но это была Лили. Её глаза сияли даже ярче, чем золотой блеск, размазанный по щекам, и она тут же затараторила — точнее, закричала — о том, какой квиддич захватывающий, и что в следующий раз Ремус обязательно должен пойти. Лили потянула его в центр гостиной, не обращая внимания на слабые возражения. Возможно, она их просто не слышала. Музыка была оглушительной. Ремус продержался минут пять в кругу Лили и её друзей, прежде чем от пульсирующих басов у него разболелась голова. Боль была невыносимой: она то утихала, то возвращалась с новой силой, и Ремуса замутило. Он покачнулся, чувствуя, как на лбу выступает пот. Оглядевшись, Ремус заприметил своих друзей — Джеймс, повязав вокруг лба гриффиндорский галстук и взгромоздившись на кресло, рассекал руками воздух, явно пересказывая ход матча сидевшим на полу Сириусу и Питеру. Его совершенно не волновало, что слушатели видели игру своими глазами. Рядом с ними пристроилась и Кассандра Инквуд, которая тоже говорила о различных стратегиях и манёврах команды. Ремус склонился к уху Лили и сквозь рёв музыки попытался объяснить, что плохо себя чувствует и хочет пойти прилечь. Лили нахмурилась, но не стала его останавливать — только выразила надежду, что ему скоро станет лучше. Держась за голову, Ремус спешно поднялся по лестнице и захлопнул дверь. Музыку по-прежнему было слышно. Удивительно, как Макгонагалл ещё не пришла сделать всем выговор за такой шум — впрочем, возможно, для обычных человеческих ушей он и не был таким ужасным. Ремус заполз под кровать и спрятал голову под подушкой. Лишь после этого музыка и головная боль перестали быть всепоглощающими. "Если такое будет после каждой победы, надеюсь, Гриффиндор больше не выиграет ни одного матча", — с горечью подумал он. Интересно, как долго гриффиндорцы могли праздновать? Как оказалось — очень долго. Пришло время ужина, а они и не думали затихать. Ремусу пришлось пробираться сквозь всеобщее безумие, чтобы попасть в Большой зал, и там он оказался чуть ли ни единственным гриффиндорцем — спустившихся на ужин можно было пересчитать по пальцам одной руки. Большинству было достаточно и сладостей, которые кто-то притащил с кухни. А вот хаффлпаффцы пришли — многие из них мрачно поглядывали на гриффиндорцев, словно поражение барсуков было их виной. На собрании учебной группы Лили и Твайкросс так и не появились. Зато были Боунс и Пирс, и Ремус надеялся, что они не будут на него злиться. С виду было не похоже, и следующие сорок пять минут прошли как обычно. После он в одиночестве вернулся в башню, где по-прежнему во всю шло празднество. — Ты где был? — Джеймс требовательно остановил Ремуса на пути к лестнице. На лице у него блестел пот и чудовищные потёки краски. — В у— в учебной группе? — ответил он вопросом на вопрос и слегка вздрогнул, когда ему в голову врезался шарик. Питер хлопком послал его обратно в толпу. — Я н-не очень люблю вечеринки. Сириус привалился к нему, приобняв Ремуса за плечи. — Ты выбрал учебную группу вместо вечеринки? Мерлин. Начинаю сомневаться, стоило ли заводить с тобой дружбу. Ремусу понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что Сириус его подкалывает, и за это время ему успело поплохеть. Было больно. Больнее, чем он ожидал. Но Сириус усмехнулся, и боль, сковавшая грудь и живот, сошла на нет. Ремус выдавил ответную улыбку. — А ты остался праздновать вместо того, чтобы учиться? С чего ты взял, что после этого я захочу дружить с тобой? — Схватившись за сердце, Сириус драматично отшатнулся от него и чуть не сбил с ног Питера. — Я приду, когда мы— когда мы будем праздновать победу Джеймса, — пообещал он. Джеймс поднял руку. Ремус непонимающе уставился на него. — Дай пять, приятель, — пояснил он. Ремус робко дал ему пять. — Вот так! Вернувшись в спальню, Ремус переоделся в пижаму и снова забрался под кровать, в этот раз надолго. Вечеринка закончилась примерно в девять — по крайней мере, в это время стихла музыка. Вскоре вернулись его соседи по комнате, болтавшие о матче и вечеринке. Несколько минут спустя Сириус заглянул к Ремусу под кровать и улыбнулся ему; когда Спиннет спросил, что он делает, Сириус ответил, что уронил палочку. Было уже за полночь, когда все разошлись по кроватям, и Ремус наконец выскользнул из своего убежища и лёг спать как следует.***
Последние дни ноября выдались холодными, серыми, пасмурными и слякотными, и лишь изредка по ночам пробрасывал снежок. Оба квиддичных матча, которые были запланированы до рождественских каникул, прошли, и студенты переключили внимание на другие вещи. Преимущественно на учёбу. В случае Джеймса и Сириуса — на розыгрыши. Друзья подошли к вопросу серьёзно. До каникул оставалось всего три недели, и их запасы были почти на нуле, а потому им пришлось изобретать другие способы подшутить над кем-то. В воскресенье Ремус убил почти час на поиски сглаза-подножки в библиотечных книгах. Скопировав инструкции, он принёс их друзьям, чтобы те могли попрактиковаться, и именно этим они и занимались от рассвета до заката. Сглаз-подножка был довольно сложным для первокурсников, но Джеймсу и Сириусу удалось освоить его за два дня. Во вторник перед обедом они решили испытать заклинание на слизеринцах и, посмеиваясь, наблюдали за тем, как те спотыкались на ровном месте. Никто и не взглянул в сторону первогодок, которые сидели в дальнем конце холла. — Это подло, — сказал Ремус, когда Урсвик чуть не упала в дверях Большого зала. — Тогда чего ж ты нам помог, — пихнул его локтем в бок Сириус. — К тому же, ты просто сидишь и смотришь, — добавил Джеймс и прицелился в Снейпа, который спускался по лестнице. Лучше момента нельзя было и представить: Снейп скатился со ступенек и не грохнулся на пол только потому, что успел схватиться за перила. Когда он выпрямился, Ремус заметил у него на ладони кровь — в попытке устоять на ногах Снейп рассёк руку о каменный поручень. Оглядев раненую ладонь, он с подозрением уставился на гриффиндорцев. Но палочек видно не было. Джеймс с Питером склонились над комиксом, лежавшим у Питера на коленях, а Сириус был занят тем, что подбрасывал в воздух мячик и ловил его. Смотрел только Ремус. Снейп встретился с ним глазами. Ремус отвернулся. — Ты нас чуть не выдал, — прошипел Джеймс ему на ухо, как только Снейп скрылся в Большом зале. — Зачем ты так таращился? — У него шла кровь... — И что? Он это заслужил. Тем вечером по пути на окклюменцию Ремус внезапно осознал, что Фаули увидит всё, чем он занимался с друзьями. Что это он был виноват во внезапной эпидемии неуклюжести, поразившей студентов. И верно, одним из первых всплыло воспоминание, в котором он передавал заклинание Сириусу, и друзья довольно улыбались в предвкушении нового розыгрыша. Следом они увидели обеденный перерыв, когда мальчишки заставляли других спотыкаться. Наконец, день, когда Сириус и Джеймс попали в неприятности из-за зелья от нарывов. Когда они вынырнули из воспоминаний, у Ремуса болела голова, а Фаули выглядела недовольной. От неё волнами исходило осуждение. Ей даже не нужно было ничего говорить — она поддерживала его родителей в том, что заводить друзей было слишком опасно, и неизменно вскользь напоминала ему об этом каждую неделю. — Ты сблизился с ними, — её тон был холоднее льда. — Угу. — Что ты знаешь о семье Блэков? — внезапно спросила она, чем немало удивила Ремуса. Он сидел на диване, понятия не имея, что ей ответить. — Не... немного. Их, в-вроде, обычно распределяют в Слизерин, да? — Я... уже какое-то время хотела с тобой об этом поговорить, но не знала, стоит ли. Тебе нужно быть особенно осторожным рядом с ним. Рядом с Блэком. Они всегда учатся в Слизерине и всегда становятся тёмными волшебниками и волшебницами. — И вовсе н-нет, — тут же возразил Ремус. Фаули напряглась и начала разглаживать складки на шёлковых брюках. — Сириус— Сириус не в Слизерине. И он уж точно никакой не тёмный волшебник. — Он им будет. — Её слова пронзали не хуже кинжала. — Они все такие, все до единого. Среди Блэков нет ни одного хорошего человека. Они убеждённые сторонники чистоты крови, и можешь не сомневаться, это касается не только магглорождённых и полукровок— просто спроси у своего "друга" девиз его семьи. Они бы посчитали тебя выродком. Знаешь, я даже не уверена, выдал ли бы он тебя Министерству. Любой Блэк захотел бы использовать эту информацию. Использовать тебя. Каждое слово разъедало его изнутри точно яд, точно кислота. Ремус задрожал. Он едва сдерживал тошноту и желание закричать на Фаули. Он знал Сириуса, видел его улыбку, слышал его смех, помнил, с какой осторожностью тот осматривал его затылок после матча первогодок и как хотел отомстить тому, кто его ранил. Конечно, если бы он узнал правду, ничем хорошим это бы не кончилось (и Ремус всеми силами собирался этого избежать), но Сириус не был злодеем. — Он гриффиндорец, — наконец сказал Ремус, даже не осознавая, как надменно при этом звучит. — Но по крови он Блэк, — отрезала Фаули, и её пальцы дёрнулись к шрамам. Ремус понял, в чём было дело, и устроился на диване с ногами. — На вас напал кто-то из Блэков. Фаули опустила руку обратно на колени и медленно кивнула. — Её звали Элара Блэк. Полагаю, она приходилась ему кузиной; возможно, тётей. Я не слишком хорошо разбираюсь в их семейном древе. После случившегося Блэки требовали, чтобы пролилась кровь и моя сестра поплатилась жизнью. Родители твоего друга, скорее всего, были на казни, чтобы полюбоваться, как голова оборотня полетит с плеч. Ремус больше не мог этого выносить. Сорвавшись с дивана, он подскочил к стоявшей неподалёку мусорной корзине, взял её за края и поднёс ближе к лицу. Его вырвало. Перед глазами стоял Сириус, который наблюдал за казнью сестры Фаули, хоть Ремус и сомневался, что его бы туда взяли. Но вдруг? Могли его родители так сильно ненавидеть выродков, чтобы взять маленького ребёнка посмотреть, как обезглавливают оборотня? Ремуса снова стошнило, и в этот раз в рвоту капнуло и несколько слезинок. Зачем только она ему об этом рассказала?! "ТЫ НАВЛЁК ПОЗОР НА ИМЯ ВСЕГО СЕМЕЙСТВА БЛЭКОВ!" — громовещатель, полученный Сириусом в их первое утро в Хогвартсе, эхом отдавался у него в голове. Джеймс тогда спросил про "ту самую семью Блэков", а Сириус ответил: "К сожалению". Он услышал, как Фаули подошла и присела рядом, мягко положив ладонь ему на спину. — Я не хотела так сильно тебя расстраивать, — прошептала она, а затем вытащила из кармана платок и, используя палочку, намочила его. — Держи. — Ремус на несколько секунд прижал прохладную влажную ткань к глазам, а затем утёр лицо. Всё это время Фаули поглаживала его по спине. — Возможно, твой друг не такой, как его семья, но... я просто... хотела, чтобы ты знал. Пока ваша дружба, ваша связь не переросла в нечто большее. "Я не перестану с ним дружить", — упрямо подумал Ремус. — Что— что мне делать с платком? Фаули коснулась ткани палочкой, и пятна с неё исчезли. — Можешь оставить себе. Пойдём, нальём тебе воды. Она не хотела продолжать занятие, но Ремус настоял. Следующие десять минут они пытались привести его нервы в порядок, но это не сработало, и когда Фаули погрузилась в воспоминания Ремуса, они были полны Сириуса, его улыбок, смеха и подколок, которые затопили всё пространство их мыслей. — Ещё раз, — сказал Ремус где-то через минуту после того, как они разорвали связь и головная боль начала утихать. — Завтра полнолуние. Ты устал, расстроен и не можешь сосредоточиться. — Ещё раз. — А затем робко добавил, — пожалуйста? Они закончили урок на двадцать минут раньше, и Ремус на подрагивающих ногах вернулся в общежитие. Он был даже бледнее прежнего (и с его болезненным видом накануне полнолуния это о чём-то говорило). Ремус застал друзей за шумным раундом в подрывного дурака, к которому его пригласили присоединиться, но он лишь зарылся в шкаф в поисках пижамы, едва сдерживая слёзы. Он не мог даже взглянуть на Сириуса. В глубине души ему хотелось спросить: "Ты видел казнь оборотня? Твои родители почти наверняка там были, а что насчёт тебя?" Ремус знал, что Фаули-оборотня казнили в 1965. Сириусу тогда было пять лет. Вдруг его притащили туда насильно и заставили смотреть? Или его пощадили и избавили от нужды лицезреть кровопролитие? — Ты хорошо себя чувствуешь? — голос Сириуса делал всё только хуже. — Н-не— не особо, — ответил он, прижимая к груди пижаму и ванные принадлежности. — М-моя мама опять заболела и я... очень за неё переживаю. — Ты хочешь её навестить? — спросил Джеймс. — Возможно, — Ремус по-прежнему смотрел в пол, не в силах поднять взгляд на Сириуса. — Утром— утром решу. — Он вышел в ванную, где принял горячий душ, пытаясь соскрести с кожи мерзкое ощущение, которое оставили прозвучавшие тем вечером слова. В конце концов он сел на пол, обхватил колени руками и разрыдался, не в силах отделаться от образа маленького Сириуса, наблюдающего за серебряной гильотиной.