Нападавший стянул с меня рюкзак, откинув его куда-то в кусты. Ткань перчатки неприятно натирала лицо, рот с носом в особенности.
Панически соображая, я максимально раскрыла рот и, пока шершавая ткань перчатки набивалась мне внутрь, заставляя чувствовать неприятную для языка пряжу, со всей возможной силой сжала челюсти, намереваясь как можно сильнее укусить нападающего за руку.
Манёвр сработал почти хорошо. Почти - ключевое слово. Укусить - я его укусила, отпрянуть - он отпрянул, но на этом всё. В ответ на мои неуклюжие попытки сопротивления, нападающий, встряхнув, укушенной мною, рукой, ударил ею по моему лицу, начиная отходить в сторону машины.
В это время, в моей голове пронеслось несколько мыслей, по типу: "Какого черта?!", "Куда подевались охранники?!", или " Что, меня совсем никто не видит за этими несчастными кустами и воротами?!".
Подходя к машине, агрессор попытался взять меня на руки, чтобы, скорее всего, было удобней уложить в багажник, однако это не получалось из-за того, что я много брыкалась. Боковым зрением я углядела в боковом кармане куртки мужчины какую-то вещь похожее на ножик. Он может начать угрожать мне им, если ему удастся его достать, или... Осознание того, что выхватить его у меня не получится, да и управлять им я не умею, пришло почти моментально, однако брыкаться я не перестала.
Я почувствовала как земля уходит из-под ног, начиная впадать в дикую панику. Я неимоверно боюсь высоты, плюс то, что в этой ситуации я не контролирую абсолютно ничего: ни агрессора и его действия, ни даже своё собственное тело. Мужчина поднял меня над землей и, словно тряпку, швырнул в багажник машины.
Он не связал меня, не заклеил мне рот - ничего. Это было очень странно, но я лишь надеялась на то, что это - не более, чем идиотизм агрессора.
Я ударилась головой, спиной и правой ногой об стены багажника, вскрикнув от неожиданности. Нужно было сразу же закричать, но горло внезапно пересохло. Я боялась того, что если сейчас не дам знать охранникам или другим прохожим о похищении, могу поплатиться за это своей свободой или, не дай Бог, жизнью. Но всё равно, я никак не могла подать голос; тихие хрипы на грани всхлипов, в перемешку со сбитым дыханием - единственное, что я могла из себя выдавить.
Мужчина впервые за всё время подал голос, тихо выругавшись на английском. Несколькими толчками затолкнув меня внутрь багажного отсека, он поднял руку, намереваясь закрыть багажник.
В тот самый момент, как он надавил на крышку, сбоку от похитителя показалась чья-то небольшая и невысокая тень, со стороны которой, как только крышка захлопнулась, послышался странный шипяще-хрипящий звук, а вслед за ним - дикий крик отборными английскими матами. Лишь спустя несколько секунд до меня дошло, что, вполне возможно, что этот звук от какого-то перцового баллончика или чего-то на его подобии.
В надежде на то, что тот силуэт, который я видела за похитителем - мой спаситель, я со всей возможной силы закричала
"помогите", даже не осознавая, что кричу на русском языке, и буквально стенками горла ощущая холодный уличный воздух и неприятное чувство сухости на небе.
С улицы послышались заглушенные звуки нескольких ударов и резко все стихло. Слушая просто оглушительное биение своего сердца и хриплые выдохи через рот, и тишину снаружи, я неимоверно боялась шелохнуться, а подать голос - тем более. Не имея понятия о том, чем закончилась драка у машины, я начинала терять над собой контроль, контроль над своими действиями и эмоциями. Чувствуя влагу на глазах, которая вскоре застлала мне весь обзор, я свернулась калачиком стараясь заглушить свои всхлипы, в то время как моя истерика лишь набирала обороты. Я даже не понимала из-за чего конкретного я рыдаю - из-за боязни вскоре оказаться непонятно где и с кем, из-за того, что я сейчас пережила на улице, из-за неопределенности ситуации и моего будущего, или всего этого вместе - я просто плакала навзрыд, так тихо, как только могла, закрыв лицо ладонями.
Через минуту - а если судить по моим ощущениям, то через минут семь - возле машины закопошились, стараясь открыть багажник. Как только можно я старалась себя обнадежить тем, что это не похититель вьется снаружи, ведь он смог бы сразу открыть багажник, да и ему это ни к чему - ему лучше либо ехать со мной куда-то в тартарары, в надежде, что его никто не станет преследовать, либо же просто валить без меня, если возникли какие-то проблемы с моим похищением.
Вспоминая буквально всех близких, которые появлялись в этой и прошлой моей жизни, я прощалась, извинялась и благодарила их за всё, что только могла вспомнить, боясь того, что потом не смогу этого сделать.
Резко прозвучал звук щелчка и над моей головой, словно ласково погладив затылок, пробежал легкий ветерок, из-за чего я сразу замолкла, боясь обернуться к источнику света, пробивающегося сквозь перчатки, и ветерка. Издалека послышались обеспокоенные крики какой-то женщины и шаркающий шум, исходящий от чьих-то, ходящих по снегу ног. Он, кстати, в последнее время выпал очень пушистый. Да, самое время думать о снеге.
Вскоре к багажнику подошли еще люди, человек пять, шумя, громко говоря что-то друг другу, если не больше, шаркая по снегу, после чего я, все ещё настороженно, но повернулась в сторону шума, подозревая, что если бы это был похититель, столько шуму он бы делать не стал.
Сразу в глазах, заставив меня прищуриться, словно в глаз попал осколок солнечного луча, даже несмотря на то, что оно слепило не настолько ярко - оно просто словно давило своим контрастом тому, что я себе успела понавыдумать, лежа в багажнике, давая мне осознать, что все совсем не так плохо, как мне казалось.
Ко мне сразу же обратилась какая-то низкорослая женщина - скорее всего, одна из учительниц старших классов, и после взгляда на мои зарёванные, красные, опухшие глаза и дрожащие губы, взяла меня на руки. Обернувшись так, чтобы мне было видно лишь здание гимназии, однако не предположительное место драки, она начала встревоженно меня о чём-то спрашивать, одновременно с этим укачивая.
На первые пару вопросов о том, как меня зовут, из какого я класса и знала ли я того, кто на меня напал, я промямлила невнятные ответы, после чего уснула прямо у неё на руках.
***
Проснулась я уже дома, в постели в комнате матери, с сидящей на стуле возле кровати Амели. Её аристократически миловидное лицо было опухшим и красноватым, глаза заплаканными, а сама поза, в которой она сидела - сгорбленной, будто уставшей. Макияж на её лице не выдержал испытания слезами, растекшись почти по всему лицу небрежными волнами и пятнами, поплывшая подводка на глазах ещё больше ухудшала ситуацию.
Почувствовав как сжалось сердце при взгляде на состояние
моей матери, вызванное, я почти уверена, что данным инцидентом, я неуверенно потянула к ней свою ослабшую руку. Моё состояние оставляло желать лучшего, ведь, проснувшись, я совсем не чувствовала себя выспавшейся, да и некоторые части тела нещадно кололо от ударов и увечий, полученных ранее.
Мама закусила губу, заметив моё мимолетное движение, после чего наклонилась и поцеловала в лоб, успокаивающе поглаживая меня по голове.
Ощутив прилив счастья из-за того, что кто-то обо мне действительно заботиться, я приподнялась в положение полусидя и, на мамины слова о том, что мне нужно ещё отдохнуть, заключила её в объятия так, как только могла это сделать в своём положении.
Амели обняла меня в ответ, аккуратно поглаживая по голове и спине, стараясь заглушить особо громкие всхлипы над моей головой.
Минуты через три в комнату зашла домработница, сказав, что уже вызвала нашего семейного врача на дом, и что он скоро будет на месте.
Объявился он через полчаса с мокрой шевелюрой - явно попал под снегопад, осмотрел меня: мои ноги, бок, натёртости от перчатки на лице, однако мне не сказал, каково моё состояние. Он дал мне сосательную конфетку, обнадеживающе сказал, что я уже большая девочка, поэтому эта боль в теле скоро пройдёт, и вышел с Амели из комнаты. Уверена, что именно ей он и расскажет о моём настоящем состоянии здоровья. Главное, чтобы не наплёл ей чепухи о всяких болячках, синяках, вшах, глистах, третьей стадии шизофрении, что осталось жить мне месяц и всяком подобном.
После врача ко мне даже заглянул брат, не на долго, правда. Он сильно ничего не говорил, лишь предложил заварить мне чаю. Наверное ему ничего толком не рассказали о случившемся, поэтому он даже не знал как на это реагировать. Я неимоверно обрадовалась его предложению и просто тому, что он обо мне беспокоится. Он принёс мне ягодный черный чай, но скорее из-за незнания, как его готовить, сделал его слишком крепким и переборщил с сахаром. Через силу его выпив, и стараясь не скривиться от чрезвычайно слащавого послевкусия на языке, я сказала Феликсу, что он был просто фантастически вкусным. Надеюсь он поверил, не хотелось бы его расстроить.
...
Но, пока он не научиться его готовить, чай я у него его брать не буду. Мои вкусовые рецепторы не переживут такого.
***
Вся последующая неделя была самой сложной и тяжелой из всех, что когда-либо были в этом мире.
Каждое утро у меня было испытание на выдержку, ведь первый час после сна у меня почему-то невыносимо ныли ушибы. В школу я, естественно, не ходила этот промежуток времени, как и Феликс, несмотря на то, что выздоровел - ему временно наняли личного учителя для обучения на дому.
Почти каждый день ко мне наведывался детский психолог, выясняя о том, что тогда произошло, где, когда, как и прочее. Как я поняла, Амели решила судиться, даже несмотря на то, что это может поднять немалую шумиху в обществе и кругах её общения.
Кольт хотел приехать почти на две недели раньше чем планировалось, однако это бы не получилось из-за количества нагрузки, распределенной на эти самые две недели - её слишком много, одной недели до его приезда на её реализацию не хватит просто физически. Однако он один раз созванивался по видеозвонку с нами, для того, чтобы показать, что он о нас с братом очень волнуется и переживает (мне перед этим удалось подслушать разговор родителей об этом).
Раза два в гости к нам приходил старшеклассник, который использовал против похитителя перцовый баллончик, тем самым обезвредив его и дав мне избежать участи быть похищенной. Амели была готова его расцеловать при первой встрече. Ему правда пришлось ещё и немного подраться, ибо дядька попался не из тех, кто сразу осознаёт, что бой проигран. Из-за этого у парня несколько ушибов и синяк на ноге. Зовут его Теодор и он является сыном какого-то известного актера. Большего о нём я не знаю -
моей матери он сильно не говорит об этом, да и сама я не интересовалась, хотя за своё фактическое спасение я ему неимоверно благодарна. Готова ради него даже оливку съесть.
Но больше ничего о суде и похитителе мне говорить не хотят, что, впрочем, не так уж и удивительно. Ведь кто-то станет о таком рассказывать какой-то шестилетней соплячке?
Что стало для меня неким открытием, так это пожелания скорейшего выздоровления от Эмили и Габриэля, хотя, по факту, в реальности мы с ними (за время моей жизни в этом мире) ещё не виделись и сильно не общаемся. Я, конечно, знаю, что Амели и Эмили лучшие подружки, если так можно сказать, но чтобы настолько. Знакомы и общаются ведь с ними только родители и совсем немного Феликс. С их семьей я вообще пересекаюсь почему-то реже, чем даже с теми же Буржуа - только один раз мельком на какой-то светской вечеринке видела их, и то без Адриана.
После суда родители, или же, как мне говорят "когда дяденька-похититель извинится и попросит прощение", планируют где-то весной смотаться в гости к Агрестам во Францию. Как я поняла из контекста разговоров Амели это будет первый раз, когда я приеду к ним в гости. До этого выходит ездили почему-то все, и Феликс в том числе, кроме меня. Я, в принципе, не против, ведь думаю, что начинать налаживать отношения с главными персонажами стоит как можно раньше.
Главное, чтоб Феликс ничего не вычудил. Ведь возможно, у них с кузеном с самого раннего детства такие кривые взаимоотношения.
