Поцелуй под яблоневым деревом

      Если бы Николь попросили описать, как выглядело самое волшебное место на Земле, она, не задумываясь, рассказала бы о великолепном, изящном саде, чьё убранство было сравнимо разве что с Императорским садом Его Величества. Густой покров зелёной травы, что ощущался под босыми ногами словно мягкая, холодная перина, высокие деревья, которые были посажены, наверное, лет сто назад, тянули свои роскошные ветви к небу. Они были разные: от яблонь до вишен. Цветочно-фруктовый аромат был ощутим даже с открытого окна балкона. По утрам это создавало такую особую магию, что хотелось верить, что всё это — сказочный сон, волшебный мир, где можно никогда не просыпаться, навечно оставаясь в объятьях грёз. Это место вызывало у писательницы такое вдохновение, что она могла проснуться раньше всех в доме. Чтобы сотворить новое литературное чудо, девушке нужно немногое: лишь стопка бумаги, чернильница и перьевая ручка. И прямо в домашнем платье отправится в свой любимый укромный уголок, сядет под высоким яблоневым деревом и начнёт создавать новый литературный шедевр. Конечно же, Николетта таковыми свои работы не считала, а вот господин Гуро думал иначе. С того момента, как Гоголь гостила у дознавателя, миновала неделя, которую Яков Петрович обозначал как самую восхитительную неделю в своей мрачной жизни. Прислуга докладывала Гуро о каждом шаге, совершённом Николеттой. Он знал, во сколько просыпается девушка, когда завтракает и где именно её можно отыскать в саду.       Казалось бы, к чему такая пристальная слежка за возлюбленной? Следователю необходимо было проводить каждодневный анализ эмоционального поведения Гоголь. Мужчина вёл дневник, где описывал все эмоциональные перепады настроения Николь: тревогу, нервозность, радость, боль, печаль, растерянность, апатию, бессонницу, её мистические припадки, а иногда даже эйфорию. За сутки у Якова получалось заполнять по четыре-пять страниц, которые он отправлял напрямую к Бенкендорфу. Такие отчёты были необходимы для их будущего эксперимента, который, по словам многих членов их масонского общества, считался крайне опасным, нередко приводил к летальному исходу. Именно это с каждым новым днём пугало Якова Петровича всё сильнее. Секрет бессмертия они так и не отыскали, а вот их заклятые соперники, общество Розенкрейцеров*, давно преуспели в этом деле. На прошлой неделе даже опубликовали научную статью, которая, конечно же, была известна лишь в узких кругах тайных обществ. Гуро, бывало, даже подумывал отказаться от места в ложе. Конечно же, свою блестящую карьеру следователя в Третьем отделении он не оставит. Было потрачено немало усилий, чтобы так высоко подняться по карьерной лестнице, да и хочется иной раз перед Николеттой Васильевной похвастаться, напомнить ей, что он не такой уж и старый, каким кажется, а ещё вполне себе способен запереть всех преступников Петербурга за решётку. Когда Яков видел фигуру Николь, сидевшую на скамейке в центре сада и что-то усердно писавшую, он, совершенно не замечая ничего и никого вокруг себя, хотел бросить всю свою работу и, сломя голову, как мальчишка-лицеист, бежать к ней. Заключить в свои крепкие объятья, осторожно гладить по голове и говорить, что у них всё будет хорошо, что Николь больше не нужно бояться. «Все невзгоды оставим позади!» — каждый раз отвечал Гуро на возникающие у Гоголь вопросы в отношении её. Наступала долгожданная тишина, и они больше не говорили. А где-то там, за каменной оградой дома, раздавался призрачный шепот девы-утопленницы, которая бродила по лесу и под звуки молодого родника и шуршания апрельских листьев рассказывала высокой, чёрной тени свою новую сказку: «Все невзгоды впереди, не считай до десяти. В реку красную войдешь, но её там не найдешь. Кровь течёт по всей руке, не стереть её тебе. В тёмной-тёмной комнате, сидит девица Тёмная. Смотрит в чёрное окно, ей не страшно. Хорошо. Из угла к ней движется тёмный господин. Он почти невидим, но ходит позади. Если обернёшься, беды не миновать. Не держись с ним за руку, там не рука, а…» Выдох. Крик Оксаны.       «Рукоять ножа!» *** Тишина. Такая манящая и сладкая. Николь просидела в саду Гуро до самого вечера. Она ушла туда сразу после завтрака. Яков Петрович не смог с утра составить ей компанию, так как возился с отчётами в кабинете и, по всей видимости, даже не ложился спать. Когда дознаватель распорядился подавать обед и даже явился в обеденную раньше, увы, не застал там Гоголь. Он даже подумывал заглянуть в спальню, но посчитал это крайне отчаянным шагом и нарушением личного пространства, что так необходимо ранимой девушке, которая по-прежнему не свыклась с обществом Якова. — Глафира, а где Николетта Васильевна? — поинтересовался Гуро у служанки, на что та ответила, что госпожа Гоголь с самого утра сидит в саду и всё время что-то пишет. Гуро нахмурился. Неужели Николь его по-прежнему боится? Наскоро отобедав, следователь направился в свой кабинет, где из окна комнаты смог спокойно наблюдать за писательницей. Наблюдения продолжались до самого вечера. Яков Петрович посчитал, что девушке хватит засиживаться на улице, еще и заболеть не хватало. Сляжет с воспалением лёгких и пролежит в таком состоянии добрых два месяца, а ведь уже начало апреля. Граф заявил, что в начале лета уже будет поздно. Гуро не интересовался почему. Ему лишь было важно избавить Николь от тёмного проклятия. Но кто же знал, что планам следователя скоро придёт конец, ведь на руку и сердце Николетты претендует не только Яков Петрович… Гуро лёгкой походкой направлялся к Николь. Девушка, услышав звук приближающихся шагов, отложила рукописи на соседнюю часть скамьи и, приподнявшись, направилась в конец сада, как бы приглашая мужчину идти следом. Гуро не смог сдержать улыбки и, ускорив шаг, поспешил за Гоголь. Как же ему сейчас было хорошо на душе. Так светло и тепло. Боже, что же с ним делала эта девушка! — Николь, не уходи далеко, — шире улыбался дознаватель. Послышался девичий смех, который тут же стих. — Николь? — дрожащим от волнения голосом позвал Яков, но ответа не последовало, даже когда он окликнул её во второй, а после и в третий раз. Яков Петрович ринулся в самую глубь, где нашёл Гоголь, лежащую неподвижно под кустами сирени. Не помня себя, он тут же кинулся к писательнице и принялся лихорадочно трясти её за белые плечи. — Господи боже, неужели ты не слышишь мои молитвы? — выл мужчина. Он вплотную навис над телом, как вдруг тонкие ручки обхватили шею мужчины и губы Николетты дали волю страсти. Она целовала его так нежно и совершенно по-иному, как не целовала его ни одна женщина за всю жизнь. — Вы взаправду поверили, Яков Петрович? — игриво улыбнулась Николетта Васильевна. Мужчине эта ситуация смешной вовсе не показалась. Чтобы как следует проучить девушку, Гуро молча поднялся и принялся отряхивать рубашку и брюки от сухой травы. Его лицо было совершенно спокойным. Он старался сделать вид, будто бы поцелуй показался ему глупым и совершенно обычным. Лицо выражало равнодушие, а вот руки по-прежнему дрожали. Это не смогло скрыться от внимания Николетты, она протянула мужчине руки, но сама по-прежнему сидела на траве. — Вела себя, словно девочка, признаю. Не взыщите, конечно, но в день рождения так хочется вспомнить детство, — девушка мечтательно прикрыла глаза, улыбнувшись, когда почувствовала сильные руки, гладившие спину, и голову, которая легла на её плечи. Сегодня ночью наступило первое апреля, Николь исполнилось двадцать лет. *** — К чему вся эта суета, Яков Петрович? С чего это вы вдруг решили взять на себя организацию празднования моих именин? — Душа моя, ну разве это важно? К тому же, двадцать лет бывает раз в жизни! — настаивал на своем дознаватель. Гоголь, нахмурившись, повернулась к зеркалу, чтобы ещё раз как следует оглядеть свой вечерний туалет. Бледно-розовое платье с рукавами-фонариками и длинные перчатки кремового цвета придавали её бледной коже некую аристократическую утончённость. Туфельки, такого же цвета как платье, украшенные на носочках золотыми миниатюрными розочками, были выписаны прямо из Парижа, специально для неё. Николетта напоминала себе принцессу из сказки, в которую, как ей казалось, она попала по ошибке, и сейчас, находясь бок о бок с величайшим следователем Петербурга, не представляла себе, кого она повстречает в этот таинственный вечер, ведь сегодня на пороге особняка Гуро появятся две новые фигуры в нашей истории. Одна из них — женщина, что видит будущее, обращаясь к прошлому, и молодой господин, чьё имя когда-то с трепетным восторгом слетало с уст Николетты Васильевны Гоголь. В девять вечера и ни минутой позже гости соберутся на просторной веранде, открывающей вид на излюбленный сад Гоголь. Веселье смешается с алкоголем, а любовь откроет для всех присутствующих новые грани чего-то необъяснимого, потаённого, что не всем пойдёт на руку, в особенности для тех, кого в этот вечер совсем не ждали… «Ровен час, он уже здесь. Опасность не миновала. Откройте дверь, встречайте гостей. Он — ваша новая кара». Часы пробивают шесть часов вечера, а гостей на веранде дома всё прибавляется. Николетта Васильевна — главная виновница торжества — тихо сидит на диванчике рядом со своей матушкой, вытянув ножки вперёд, разглядывая золотые розочки на носочках своих французских туфелек. Атмосфера не такая праздничная, как хотел того Гуро, однако если Николетте комфортнее в такой совершенно обычной обстановке, то пусть так и будет. Мужчина про себя отметил, что, несмотря на свой тёмный, зловещий дар, девушка отличалась удивительной робостью и почти не говорила даже в присутствии гостей. Если бы только она попросила, он бы всё сделал для неё. Может быть, они бы сейчас даже были вдвоём, наслаждаясь и поглощая друг друга одним лишь взглядом. Но вместо всего этого Николь просто сидела и слушала всю ту бесполезную чепуху, которую ей щебетала Мария Ивановна. Яков Петрович решил отлучиться буквально на пару минут, а, когда вернулся, на диванчике в гостиной уже никто не сидел. Донельзя обеспокоенный Яков принялся осматривать комнату в поисках Гоголь, но писательницы нигде не было. Недолго думая, следователь направился в сад, благо, там он обнаружил Николетту Васильевну, которая, к слову сказать, сидела в компании женщины средних лет, одетой весьма необычно: в волосы вплетены перья, длинное коричневое платье-плащ с оборкой из соболиного меха, на руках чёрные кружевные перчатки. Женщина была явно сосредоточена: она что-то тщательно шептала писательнице на ухо, а сама то и дело оглядывалась по сторонам. Дознавателю на секунду показалось, что ему придётся иметь дело с гадалкой, он вдруг понял, что ведёт себя в данный момент крайне глупо. Какое он право имеет шпионить за Николеттой Васильевной? В конце-то концов, она ведь не его жена. — Подглядываете, Яков Петрович? За его спиной послышался молодой, слащавый голосок, на который Яков решил обернуться, и не зря, потому что он вовремя спас следователя от разъяренной гадалки, которую, как позже выяснилось, звали Анастасия Александровна Штольберг. Женщина всего лишь решила сделать молодой особе своего рода оригинальный подарок — погадать на картах Таро. Николь как душу, связанную с потусторонним миром, эта тема как-никак привлекала, тем более с её особенным даром, о котором сама же отважилась рассказать мадам Штольберг. Услышав необыкновенную историю о жизни юной Гоголь из её собственных уст, а не со слов её немного взбалмошной матери провидица была не без доли смущения удивлена и охотно предложила Николь вытянуть парочку карт, которые она ей растолкует. «Чёртов Гуро!» — злилась про себя провидица. — «Тебя не должно сейчас быть здесь, ты путаешь мне все карты!» Анастасия Александровна обернулась к Николетте и, одарив девушку фальшивой улыбкой, тихонечко прощебетала: — Дорогая моя, давай найдем для нас с тобой более укромное местечко, где эти глупые джентльмены нам не помешают! Николь опешила на секунду, ей могло привидеться, но, похоже, мадам Штольберг была права, и, возможно, рядом с Яковом Петровичем действительно находился молодой господин, которого, к счастью самой писательницы, она не разглядела, так как тот по-прежнему предпочёл стоять в тени. Яков Петрович посмотрел в сторону этой противной гадалки и, естественно, молчать не стал. Уж больно ему хотелось высказать кому угодно хоть что-нибудь в этот злополучный вечер, когда ни одна живая душа не даёт побыть им с Николеттой наедине! «И откуда она такая вообще взялась?» — А вы, мадам, собственно, кто будете? — решил поинтересоваться на всякий случай дознаватель. Великие Сорочинцы были не так уж велики, чтобы не уметь отличить одного гостя от другого. Мужчина по-прежнему ждал от этой высокомерной женщины хоть какого-нибудь ответа, любой колкости, но она молча смотрела на него, иногда моргая. Через какое-то время ей это наскучило и она покинула сад, оставив в нашей главе двух главных героев, которым придётся вершить за Гоголь её тёмную судьбу. *** Апрель только начинался, до лета осталось два месяца, и Гуро пугало это всё больше и больше. Первый спущенный рычаг в нервной системе Якова — появление Анастасии Штольберг. Он прекрасно осознавал, что это они её сюда прислали. И никакая она не… — Яков Петрович, вы не хотите представить меня прекраснейшему цветку сегодняшнего вечера? — проворковал сладкий голосок из тени. Глаза Гуро почернели в мгновение ока, следователь сжал кулаки и направил свой взор, полный гнева и ревности в сторону тени. Послышался саркастический смешок, а затем ещё один и ещё. Яков злился и одновременно ничего не мог поделать. Он знал, что за молодой господин стоит перед ним, знал, какую опасность он несёт для хрупкой и такой доверчивой Николь. — Ну что же мы будем томить наше дорогую именинницу, я сам представлюсь! Когда он вышел из своего тёмного укрытия, сердце Николь пропустило несколько ударов. Её последним словом, сказанным в этот вечер, было: — Неужели, ты вернулся… Н-н… — пелена небытия застелила глаза Николетты, и она упала на мягкий зелёный ковер. — Николь? Николь! — Гуро ринулся было к возлюбленной, но не смог пошевелиться, его как будто окатило волной электрического тока. N положил руку на плечо следователя и кивнул в сторону неподвижно лежащий Николь. — Необходимо отнести её в спальню, не то простудится раньше времени, бедняжка! — тяжело вздохнул N. Яков обернулся к нему, посмотрел тому прямо в глаза и, не найдя в них ничего, кроме хладнокровия и абсолютного спокойствия, согласился с собеседником, что им всё-таки стоит перекинуться парой слов. Когда Яков взял худое тело на руки, он обнаружил, что кожа на его ладони покрылась красными пятнами от ожогов. Гуро зашипел от боли и попросил N о помощи, на что тот с удовольствием согласился. Через полчаса Николетта Васильевна была отнесена в спальню. Не обошлось, конечно, без помощи мадам Штольберг и Марии Ивановны Яновской. Так, оставив двух разъярённых женщин, которые сыпали множество проклятий в сторону Гуро, в основном этим, конечно же, занималась Анастасия Александровна, мужчины направились в кабинет Гуро, где им никто не помешает и они, наконец, смогут поговорить. *** — Признаться честно, я не ждал Вас так рано, — улыбаясь, ответил Гуро, совсем не ожидая подвоха от появления господина N, — всё пошло не по плану, и вы решили включить Анастасию Александровну в игру? На лице собеседника не дрогнул ни один мускул. — Я, право, намеревался задать вам тот же вопрос, Яков Петрович… — он встал и со всей силой хлопнул ладонью по дубовому столу, — какого чёрта здесь забыла Штольберг? — Держите себя в руках! — вскипел Яков, — я и без вашего вмешательства знаю, какую опасность она представляет для Гоголь! N оскалился и, бросив взгляд полный призрения, встал и подошёл к открытому окну, заведя руки за спину и демонстративно вскинув голову, проговорил с ноткой пафоса в голосе: — Вы же понимаете, что граф уничтожит вас в случае провала с Гоголь, и поэтому я намереваюсь предложить вам свою помощь, — он, ухмыльнувшись, протянул руку, дабы закрепить союз рукопожатием, — ну так что, Яков Петрович, договорились? — Не делайте из меня дурака, N, — дознаватель, сделав шаг назад, продолжил, — я прекрасно осведомлён о ваших жалких фокусах, вам никогда, слышите, никогда не получить то, что принадлежит мне ещё с самой первой встречи с госпожой Гоголь! — Вы в этом так уверены или хотите так думать, но знаете, что любой исход в сложившийся ситуации важен, — он зашагал к двери, — однако знаете, что мы оба выйдем проигравшими из этой игры, потому как мы с вами простые смертные, в венах которых не течёт кровь тёмной сущности, что создаёт некоторого рода проблемы. Наступило молчание, каждый из них думал о чём-то своём. — Это все, о чём вы хотели мне сообщить? — Нет, не всё. Я лишь хотел предупредить, что Николетта Васильевна сама полна секретов, разумеется, о которых вам знать необязательно. Мы разберёмся сами. — Простите, вы сказали «мы»? N усмехнулся. — О, Николь вам ничего не рассказывала обо мне? Ну, так вот, слушайте. Я когда-то был наречённым госпожи Гоголь, а потом появились вы с Бенкендорфом и поломали мне к чертям все планы! И, если же теперь вы думаете, что вам сойдет это с рук, предлагаю заглянуть немного в прошлое, — N проговорил сквозь зубы, — нет, не сойдёт, она первая вас всех убьёт… — Вы сумасшедший! — Хм, да неужели? А как же госпожа Гоголь? Не успел Яков зашвырнуть в этого никчемного щенка книгой, как раздался тонкий девичий голос: — Но при чём тут я? — Нет… *** — Николетта, прошу! Ещё не поздно всё изменить! — его хриплый голос с нотками мольбы больше не вызывает у неё доверия. Она теперь не может быть до конца уверенна в том, что верит самой себе. — Я больше не хочу, Яков, не хочу… — Но ты должна ради меня, прошу тебя, милая моя Николь. — Ты ведь не заменишь меня на него? — кивок в сторону господина N. — Я уже это сделала, прощай…