Эльфы любят только раз

      Выше я написала, что стремилась стать первой среди первых. Честолюбие – одна из главных моих черт, как и любопытство (вернее сказать – любознательность). Сейчас, когда у меня появилось время на раздумья, решила доискаться, откуда эта черта появилась. Ведь ни моя мать, ни мой отец ею не обладали.       Посудите сами: отец был простым воином, охранявшим рубежи леса, и, насколько мне известно, никогда не стремился в командиры. Мать родилась в Карас Галадоне в богатой и влиятельной семье, а потому вполне могла бы составить более удачную партию. Однако связала свою жизнь с порубежником, рассорившись из-за этого с родными. Она покинула свой дом, переехала к мужу в поселение у границы, сменила уважаемых и знатных друзей и соседей на простых галадрим. Все из-за любви, но никак не из честолюбия.       Мать бросила все, и ради чего? Недолго продлилось их семейное счастье. Когда отец погиб, мне едва исполнилось четыре года. Я не помню своего горя, но у меня до сих пор стоит перед глазами страшно изменившееся лицо матери, только что получившей весть о том, что отряд орков напал на пограничный пост и убил находившихся там трёх воинов. Повзрослев, я часто с негодованием думала: они что, спали там?! Как можно было позволить убить себя этим тупым и шумным тварям? Впрочем, мама такими вопросами ни тогда, ни после не задавалась. Да и я теперь придерживаюсь иного мнения: дорогим уроком мне стала встреча с орками. Но об этом речь впереди.       Когда умер отец, мама погрузилась в скорбь, не желая больше испытывать радость жизни. Я росла с матерью, но часто чувствовала, что она далеко от меня, далеко вообще от этого мира. Пожалуй, первое время я даже разделяла её горе, ведь я тоже любила отца. Но через несколько лет все изменилось. Однажды мать призналась, что ждёт лишь моего совершеннолетия, чтобы покинуть Лотлориэн, отплыть в Благословенные земли. Выходит, я была лишь камнем на её шее, досадным препятствием на пути к желанной цели. Больно было осознать это, но с тех пор я поняла, что могу надеяться только на себя, что я одна в этом мире. Она заботилась обо мне, учила всему, что знала, рассказывала о своей жизни и об устройстве мира – со стороны могло показаться, что все её помыслы теперь сосредоточены на мне одной. Но я постоянно ощущала тень отца, стоящую между нами, тень, которая в конце концов нас окончательно разлучила.       Осознав, что не нужна даже родной матери, я поняла, что самой большой ценностью в жизни является независимость. А достичь ее можно лишь с помощью денег. Не зависеть ни от кого, быть свободным, иметь право выбора – все это доступно лишь богатым. Бедный, даже если не имеет сердечных привязанностей, всегда зависит от воли других. Да, пожалуй, именно так и тогда родилось мое честолюбие. Я решила, что должна во всем, за что берусь, достигать совершенства. Быть первой среди первых. Тогда постепенно я достигну и уважения, и благосостояния, и, конечно, свободы во всех смыслах.       Чтобы проявить себя, нужно хорошо себя знать, трезво оценивать сильные и слабые стороны. И если говорить о сильных сторонах, то без ложной скромности напишу: уже в детстве, сравнивая себя с другими, я поняла, что красивее и умнее многих. Красотой я по большей части обязана своим родителям. Мы с мамой очень похожи: у обеих густые темно-золотые волосы, у обеих во внешности преобладают тонкие черты: узкий нос, хрупкие запястья, длинные пальцы. От отца мне достались только глаза – прозрачно-серые с черным ободком вокруг радужки.       Я всегда дорожила своей красотой, рано поняв преимущества, которые она дарит, но все же никогда не забывала о том, как легко её уничтожить. Пусть наш народ и способен излечиваться от самых тяжелых ран, но задумай кто отрезать мне ухо или выколоть глаз, новые отрастить не удалось бы. Вообще говоря, даже странно, что среди нас так мало увечных, одноногих и одноруких, учитывая количество войн, выпавших на долю моих сородичей.       Впрочем, красота – это не только внешность, но и голос, и умение двигаться, танцевать. Наблюдая за эльфами, я заметила: если ты красив лицом, но во всех твоих движениях сквозит неуверенность, окружающие вскоре забудут о лице. Если же ты держишь себя величаво и с достоинством, то с тобой будут считаться даже при невыразительной наружности. Так что я много времени посвятила тому, чтобы в тонкостях овладеть сложными инструментами, подаренными мне природой: телом и голосом.       Что же касается ума, то им я гордилась и, несмотря на всё произошедшее, до сих пор горжусь по праву. Сколько себя помню, всегда была сообразительнее сверстников: быстрее запоминала новое и разгадывала загадки. А ещё мне ничего не стоило обхитрить друзей в играх, убедить делать что-то, даже если поначалу они были сильно против.       Позже, подрастая, я поняла, что только ум может быть в жизни верным другом и советчиком. Слушать голову, а не сердце – пожалуй, главный закон моей жизни. Сердце – плохой советчик: непостоянный и лживый. Часто мои знакомые совершали глупые поступки под воздействием сиюминутных чувств, чтобы позже пожалеть об этом. И из всех этих чувств самым презираемым мною всегда была любовь.       Именно она толкала на самые безрассудные, самые нелепые действия тех, кто оказывался подвержен ей. Даже мою собственную мать, как я уже писала... Каким странным проклятием наградил эльфов Создатель — дал нам возможность любить лишь раз в жизни. Я, на примере матери увидев всю губительную силу этого проклятия, не собиралась любить никого и никогда. Думала, что с моим холодным разумом будет легко уберечься от этой заразы.       Я втайне презирала тех, кто отдавался любви. Мне казалось, что им всем просто нравится играть в эту дикую игру: сделать одного единственного эльфа смыслом своей жизни и упиваться восхищением им и собой. Прежде вполне здравомыслящие подруги вдруг начинали к месту и не к месту рассказывать, что сказал ОН (ОН всегда произносилось с каким-то придыханием и возведением глаз к звёздам), как посмотрел, что сделал, а также о чем он в этот момент, по мнению обожавшей ЕГО девушки, подумал о ней. Вслед за любовной горячкой обыкновенно следовала свадьба, и к моменту описываемых событий я осталась едва ли не единственной свободной (не пишу «одинокой» — именно свободной) среди своих подруг детства, единственной, кто ни разу не поддался тлетворному влиянию любви, этого отупляющего и ограничивающего чувства. Те же, кто еще не вышел замуж, мечтал об этом.       Став замужними (справедливо будет уточнить, что для многих замужество было достаточно выгодным шагом, повысившим их статус и достаток) и несколько поостыв, мои подруги не возвращались почему-то к прежней трезвости, ясности и широте мыслей. Нет, теперь все их помыслы были сосредоточены на муже и доме. Они будто бы переставали быть самостоятельными личностями, будто бы срастались головами со своими супругами. Впрочем, внешне это даже не всегда было заметно: они продолжали свои занятия, с удовольствием ходили в гости и принимали участие в общих праздниках, хотя и реже, чем раньше. Но все чаще из их уст звучало не «я», а «мы»: мы решили, мы сходили, мы считаем... Поначалу я даже злилась, пыталась образумить, показать, как жалко они выглядят. Но в лучшем случае меня не понимали, в худшем – обижались. Постепенно я смирилась с тем, что таков порядок жизни, оставила попытки его изменить и начала искать возможности употребить его себе на пользу.       Я изучила эту сторону жизни, научилась делать вид, что понимаю её, научилась даже изображать симптомы этой болезни.       И какой простор для действий открылся при этом! Оказалось, что мужчины, которым кажется, что в них влюблены, становятся покладистыми, готовыми на помощь и покровительство. А те, в ком мне удавалось вызвать «ответное» чувство, исполняли практически любую мою просьбу, осыпали подарками, окружали заботой.       Очень скоро я нащупала ту грань, которая отделяла плюсы этого положения от опасностей, с ним связанных. Главная из опасностей – предложение замужества, чуть менее неприятная – ревность и стычки между двумя поклонниками, которые вдруг обнаруживают, что я не одному мужчине позволяю чувствовать себя связанным со мной. Я научилась держать их всех на таком расстоянии, что они не могли задать прямой вопрос о чувствах, боясь разрушить якобы медленно зарождавшуюся любовь, не могли даже проявить ревность, но при этом держались рядом, всячески выказывая своё расположение. Подарки быстро наскучили. Они слишком материальны и связывают со своим дарителем, словно бы помечают клеймом. Куда полезнее оказались услуги. Осторожно направляя мысли и действия своих поклонников, а также не без помощи своего Учителя, которого я, думается, покорила не красотой, но умом и старательностью, я всего за какую-то сотню лет после отъезда матери смогла перебраться из отдаленного поселения Лотлориэна в сам Карас Галадон, поступив на обучение и в подчинение к Первой Целительнице леса.       К тому времени я уже давно занималась изучением лекарского дела: знала свойства многих трав, умела правильно заготавливать их впрок, создавать снадобья. Но кому в столице Лотлориэна есть дело до талантов юной целительницы из пограничных земель? И все же благодаря нескольким рекомендациям я оказалась в сердце Леса. Поначалу жила с родственниками, которые, увы, перенесли на меня недовольство поступками моей матери и не упускали случая посетовать на то, что ее жизнь могла бы сложиться куда удачнее. Весьма скоро я смогла добиться независимости и съехать от них. Мой талан не отличался просторностью и близостью к сердцу города, но это был мой собственный дом, и я с наивностью, присущей молодости, была довольна собой как никогда в жизни.       И все же вскоре мне стало мало того, что я имела. Упорно работая, без устали изучая тайны лекарского искусства и не забывая играть роль скромной ученицы, каковой меня хотела видеть Первая Целительница, я искала возможности упрочить и возвысить своё положение.       Библиотека при Доме Целительства в Карас Галадоне поначалу казалась мне неиссякаемой сокровищницей. Столько книг, сколько стояло здесь на полках, я за всю свою жизнь не видела. Книги о целебных свойствах разных трав, книги о различных способах врачевания ран и травм, книги о строении тела с удивительными рисунками. Не один год мне понадобился для того, чтобы хотя бы пролистать все эти книги. Несколько десятков, а то и сотня лет – на то, чтобы прочитать и запомнить самое важное.       Частенько меня на недели захватывал какой-то рецепт из старой книги. Я, чувствуя себя первопроходцем, шаг за шагом выполняла все сложные указания, порой из-за глупой оплошности по несколько раз начиная все заново. После с гордостью преподносила результат трудов Первой Целительнице, чтобы узнать, что рецепт этот давно устарел. «Как хорошо, что ты наткнулась на него, Эмлинэль. Не забыть бы вымарать его из книги. Возни на несколько дней, а пользы почти никакой. Уж если тебе встретится эта болезнь, то есть куда более простые способы врачевания. Принеси-ка мне вон тот красный том…» – говорила Первая, с материнской жалостью наблюдая, как победное выражение на моем лице сменяется разочарованным.       Да уж… должно быть, первые годы в Карас Галадоне я была похожа на изголодавшегося путника, попавшего на пир. Все чинно сидят и неторопливо угощаются то одним, то другим блюдом, а он накинулся на еду и жадно закидывает в рот все подряд. Удивительно ли, что после трапезы у него заболит живот?       И все же ко времени, о котором идет речь, я уже разобралась со вкусом блюд на столе, то есть ценностью знаний в книгах библиотеки. Мой аппетит чуть угас, я стала избирательнее и внимательнее. И наконец заметила, что, хотя знаний у местных целителей куда больше, чем у целителей приграничья, но применять их практически некуда. Несколько пустяковых травм, да легких отравлений – вот и все, с чем нам приходилось сталкиваться. Мы заготавливали растения, делали лекарства и отправляли их на границу, где они были нужнее. Но мне не хватало ощущения того, что я делаю что-то полезное. Как мне узнать, действует ли созданное мною лекарство, если я не вижу эльфа, который его применил?       Других целителей такой порядок вещей устраивал. Быть может, потому, что они не видели иной жизни. Мне, выросшей в куда менее безопасных землях, был знаком азарт врачевания, когда ты сражаешься с недугом и побеждаешь его. Или принимаешь поражение.       Я еще не начала испытывать скуку, но предчувствовала ее появление. Мне нужна была новая цель.       Я достигла независимости: у меня имелся небольшой капитал, скромный, но собственный дом и убранство, репутация подающей надежды целительницы, умной, доброй и трудолюбивой. В Карас Галадоне я остерегалась идти на риск и добивалась своих целей по большей части честными средствами. Здешние эльфы были не чужды честолюбия, но я быстро поняла, что, попавшись на плетении интриг, почти невозможно обелить свое имя. Владыки славились мудростью и проницательностью и снисходили до разбора ссор и споров своих подданных.       Конечно, я не упускала случая выставить себя в лучшем свете, польстить или оказать небольшую услугу влиятельным эльфам, но пока не представляла, для какой цели завоевываю себе положение в городе и завожу связи. Первой Целительницей мне не стать по ряду причин, о которых сейчас не стану и рассуждать. Так чего же мне хочется? Чего не хватает для счастья? Ведь настоящего счастья я не испытывала: восторг первых лет жизни в столице Лотлориэна медленно, но верно сходил на нет, оставляя внутри тянущую тоску по чему-то большему.       Размышляя на эту тему, я пришла к выводу, что мне не хватает власти над другими эльфами. А ведь я умела руководить. В наших походах за травами я лучше других распределяла задачи и планировала маршрут, быстро принимала решения и умела убедить в своей правоте. При этом поворачивала дело так, что каждый чувствовал себя исполняющим собственную волю, а не мою.       Я ощущала в себе способности к принятию важных решений. Мне казалось, что я достаточно умна и хладнокровна, чтобы держать в руках сколь угодно большую власть. Но как достичь желаемого, я пока не знала.       Именно тогда в Карас Галадоне появился тот удивительный отряд.