Эльфы любят только раз

      Бывают дни, недели и месяцы, которые остаются в памяти смутными образами, бывают же те, что прожигают яркие отпечатки. Я едва могу с уверенностью сказать, что делала в дни после той встречи с королем. Зато ночь летнего солнцестояния помню так четко, словно переношусь в нее во плоти.       Это обманчивое, но сладостное ощущение: я чувствую запахи летней ночи, ощущаю на щеках легкий теплый ветерок, слышу гул голосов и всполохи смеха – я приближаюсь к Королевской Поляне в лучшем из своих платьев: серебристом, мерцающем. Оно досталось мне от мамы и тем увереннее я себя в нем чувствую. Будто она рядом, обнимает меня за плечи. В волосы по лориэнскому обычаю вплетены мои лучшие ленты.       Нельзя было упустить шанс завести полезные знакомства, который я получила благодаря неловкости служанки, своему целительскому таланту и удаче. К тому времени я уже знала имена многих придворных: Нимсилэль оказалась весьма полезной болтушкой. Она родилась во влиятельном в Лихолесье семействе и те, с кем я мечтала свести хотя бы какое-то знакомство, были для нее всего лишь папины и мамины друзья, которых она видела с детства в своем доме.       Сама Нимсилэль предпочитала независимость от родителей и эту ночь собиралась провести вместе с другими целителями. Она не хотела пользоваться своими связями, а я бы и хотела, но не имела их. Можно поразиться тому, как слепо судьба распределяет свои дары. Но если у меня не было дара высокого происхождения, то уж желанием его достичь я была наделена в полной мере.       Когда я только ступила на Королевскую Поляну, меня меньше всего заинтересовало ее богатое украшение и изысканность блюд на столах – я незаметно изучала лица эльфов, вспоминая имена, и искала возможности заговорить. Одежда почти у всех была украшена драгоценными камнями, в волосы женщин и мужчин были вплетены цветы. На мгновение я почувствовала себя бедной сироткой, но тут же вспомнила прописную истину: твое отличие от других может восприняться ими как достоинство, если ты преподнесешь его с достоинством. Все, что мне нужно, – гордо держать голову и прямо смотреть в глаза. К тому же я намеренно не стала следовать лихолесской моде, о которой тоже достаточно узнала к тому времени. Сама Нимсилэль предлагала одолжить мне драгоценности и платья. Нет. Я решила сыграть на своей необычности, иноземности и скромном достоинстве, что бы там ни говорил Трандуил об отсутствии у меня скромности.       Мимо прошествовала высокая эльфийка (жена одного из важных сановников), от золотых волос которой повеяло знакомым запахом. Липа. Интересно… Волосы, кстати, не отличались густотой, а липа как раз используется для улучшения их роста… Пишу я дольше, чем думаю. Не успела эльфийка сделать и трех шагов прочь, как я произнесла ей в спину:       – Какие чудесные волосы!       Неважно, насколько это было правдой, ведь я уже знала, что волосы – слабое место этой женщины. Она резко обернулась, смерила меня взглядом.       – Благодарю…       – Меня зовут Эмлинэль, я целительница из Лотлориэна. И должна признаться, такой чудесный цвет волос, как у тебя, нечасто встретишь в моем родном лесу.       Эльфийка совершенно растаяла.       – Из Лориэна? Да-да, припоминаю. Целительница… Добро пожаловать в Эрин Ласгален, …       – Эмлинэль. Спасибо. Тут все так ново для меня, так чудно. И я уже заметила, что способы врачевания в наших государствах имеют важные различия. Например, раз уж мы заговорили о волосах, не могу не сказать, что лориэнские снадобья для красоты волос не имеют себе равных, – тут я изобразила смущение и поспешно добавила: – О, должно быть, мои слова прозвучали пустым хвастовством… Я вовсе не хотела сказать, что Лориэн превосходит…       Эльфийка меня перебила. Рыбка заглотила наживку.       – Хвастовство или нет – нужно проверить, – проговорила она, скрывая нетерпение и любопытство под маской покровительственного тона.       Я, якобы пораженная этой мудрой мыслью, закивала:       – А ведь ты права! Без проб и опытов нельзя утверждать чего-либо. Что если я приготовлю снадобье для густоты волос по двум рецептам и предложу тебе и твоим подругам опробовать, какое из них эффективнее? – и тут же снова сделала шаг назад в своем напоре: – Впрочем, не хочу утруждать тебя…       Эльфийка буквально схватила меня за руки:       – Нет-нет, Эмлинэль, никакого труда. Я и мои подруги с радостью поможем.       Мы тут же договорились о следующей встрече и расстались почти друзьями. Пусть она пока считала себя моей покровительницей, через несколько бесед положение изменится: она сама начнет передо мной заискивать и искать встречи.       Уверенная, что леди с жидкими волосами уже понесла весть обо мне по поляне, я начала неторопливо прогуливаться, наконец позволив себе обратить внимание на фигурные светильники на ветвях деревьев, яркие ленты и гирлянды, перекрестившие небо над головой. Не забывала я поглядывать и на эльфов. Несколько скромных, совершенно невинных (я же уже, по моей легенде, влюблена в Леголаса) полуулыбок – и со мной заговорили несколько молодых эльфов, должно быть, детей министров и генералов. Не все, подобно Нимсилэль, отказывались от преимуществ высокого положения своих родителей. Я охотно и дружелюбно вступала в беседы, уверенная, что об их содержании очень скоро узнают отцы и матери этих юношей.       Все шло гладко и по плану: кружок вокруг меня ширился, эльфы наперебой расспрашивали о Лориэне, о Карас Галадоне, о Галадриэль, Келеборне и, конечно, обо мне самой. Выбрав скромный, но исполненный достоинства тон, я отвечала живо, выдавала яркие, конечно же, заранее придуманные, но выдаваемые за экспромт, характеристики и описания. Я чувствовала, что управляю настроениями слушателей: то вызывала общий смех, то почтительное благоговение, то жгучее любопытство. Касаясь любой темы, я обрывала рассказ на самом интересном месте либо на такой ноте, что каждый понимал: я умолчала о чем-то весьма пикантном или таинственном.       Находясь в центре внимания, я была полностью сосредоточена на том, чтобы его удержать. Поэтому не сразу заметила, что на поляне что-то изменилось. И вдруг мой кружок распался, отовсюду донеслись шепотки: «Король. Король идет». Я повернулась туда же, куда смотрели все. Поклонилась так же, как поклонились все. В окружении свиты и охраны к королевскому столу шел Трандуил.       Его голову венчала корона из лесных цветов, которая, как ни удивительно, нисколько не умаляла его мужественности, зато делала его мягче и моложе. А может, виной тому не корона, а его хорошее настроение? Даже издалека было видно, как легка его походка и светел взор. Должно быть, охота прошла успешно. Я тщетно пыталась высмотреть его руки: есть ли на них повязка? Может же такое быть, что снадобье, быстро подействовавшее вначале, потом перестало заживлять рану? Нет, не может… Или все же?.. Я поняла, что не перестану думать об этом, пока не увижу ладони короля, и потихоньку начала продвигаться к монаршему столу.       Король приветствовал своих подданных легким наклоном головы – качнулись головки цветов, дрогнули листья – и поднятым кубком. Стихшие было арфы вновь наполнили воздух музыкой, менестрель завел легкую песню.       Следовало бы занять место за одним из столов, но я несколько замешкалась, отвлеченная очередными новыми знакомыми, желающими узнать что-то о Лориэне. Я как раз разливалась соловьем, когда кто-то тронул меня за локоть.       – Пройди к королевскому столу, – негромко велел мне эльф в одежде слуги.       – Не поняла, – я чуть подалась вперед, уверенная, что ослышалась.       – Король Трандуил велит тебе подойти.       «Либо похвалит за излеченную руку, либо прогонит с праздника с позором», – подумала я и повернулась к королевскому столу. Меня встретил бесстрастный взгляд Трандуила. «Похвалит или прогонит», – с этой мыслью я двинулась вперед.       Остановившись на приличном расстоянии, я поклонилась. Словно издеваясь надо мной, король держал руки вне поля моего зрения.       – Как прошла охота, государь? – спросила я почтительно и, хочется верить, без нетерпения.       – Прекрасно, – король улыбнулся, – и не в последнюю очередь благодаря тебе.       Какое облегчение! Но руки по-прежнему сложены так, что не разглядеть шрама… Ууу! А вокруг сановники, охрана, веселящиеся эльфы. И все, конечно, смотрят сейчас на нас. И ошибиться, разговаривать слишком вольно или без должного почтения мне нельзя.       – Я рада служить своему королю. И в свою очередь благодарю за возможность присутствовать на этом великолепном…       Одним словом, я несла всю эту приличествующую моменту чушь, а сама думала только о руках Трандуила. Наконец меня осенило: можно же сказать прямо!       – Позволь осмотреть ладонь, государь. Не из праздного любопытства, но исключительно из заботы о твоем самочувствии. Хорошо ли затягивается рана?       Уверена, Трандуил с самого начала понимал, насколько мне хочется увидеть результат своих трудов, и специально оттягивал этот момент. И когда он протянул мне абсолютно здоровую руку, я едва не топнула ногой от досады. Издевается он что ли?!       – Не та рука, мой король, – со всей учтивостью сообщила я.       – Та.       Несколько мгновений мне потребовалось, чтобы вспомнить, какую именно ладонь я смазывала своим вонючим зельем несколько дней назад.       – Та, – эхом повторила я и, подавшись вперед, схватила Трандуила за руку.       В неверном свете фонарей и костров порез был вовсе не заметен. Я прощупала ладонь и еле-еле ощутила место заживления. На такой эффект я не рассчитывала даже в сладких снах.       – Ни следа! – выдохнула я.       – А твои? – еле слышно спросил Трандуил.       Я подняла взгляд. Голубые глаза короля в окружении цветов казались двумя глубокими колодцами, в которых и ясным днем отражаются звезды. Ни осуждения, ни упрека – лишь отголосок сочувствия я прочла в его взгляде.       – Ни следа, – повторила я тихо.       Поняв, что держу короля за руку куда дольше необходимого, я отпустила ее и даже отступила назад, полагая, что моя аудиенция закончена. Но Трандуил задал следующий вопрос:       – Как тебе праздник?       Я начала сыпать общими фразами, и Трандуил поморщился:       – Все ясно: тебе не нравится.       Что мне точно не нравилось, так это проницательность короля. Хотя… и нравилась тоже, несмотря на то, что ставила меня в сложное положение, вынуждая говорить правду:       – Я еще не успела… должным образом осмотреться.       – Заметил. Все хотят пообщаться с гостьей из Лориэна. Ты – словно заморская птица. Иное оперение, иные песни… Это разжигает любопытство, но надолго ли?       Трандуил едва заметно прищурился. Предостеречь меня хочет или уязвить? Как бы то ни было, а к выбору слов для ответа следовало подойти со всей тщательностью:       – Я сама любопытна и любознательна и в других ценю это качество. К тому же любопытство – хорошее начало для дружбы. А мне хочется завести здесь друзей. Думаю, и заморской птице хочется стать частью местной стаи. У эльфов Лориэна и Эрин Ласгален много общего. Те же самые песни, – я сделала жест в сторону менестреля. – Да и танцы, мне кажется, знакомы. Когда мы ехали по твоим землям, то остановились в одном селении на праздник, и у меня была возможность это заметить, – я нашла глазами Куинона. Тот стоял чуть позади кресла короля и зорко оглядывал поляну. На мгновение я ощутила даже жалость к нему. Что за неблагодарная работа?! Даже на празднике не отдохнуть! Он почувствовал мой взгляд и повернулся.       – Было, – коротко бросил он.       – А Куинон, между прочим, присутствовал на празднике в Карас Галадоне, – вспомнила я, – и может подтвердить, что между нашими государствами не так много различий, хотя бы по части танцев и песен.       – Но того танца, который исполнили твои друзья, у нас не знают.       Трандуил развернулся к Куинону.       – Значит, нужно научить.       Куинон пожал плечами:       – Танцует одна женщина. Это красиво, но для общих празднеств не подходит.       – Как же не подходит, если ты его видел на празднике? – Трандуил снова повернулся ко мне. На этот раз я заметила в его глазах искры веселья: – Эмлинэль?       На мгновение я растерялась. Это в мои планы не входило. Да, я собиралась добиться всеобщего внимания и расположения, но танец… я его никогда не исполняла на столь искушенную публику. А вдруг получится плохо?       Я была уверена, что ничем не выдала своего волнения, но Трандуил вдруг тихо сказал:       – Ты не обязана. Это просьба.       Его доверительный тон отчего-то заставил меня забыть сомнения.       – Если Куинон будет играть…       Куинон досадливо цокнул языком:       – Я занят.       – Ты свободен, – парировал Трандуил. – И, насколько я знаю, один раз услышав мелодию, ты способен ее повторить.       Неожиданный талант. Я уже после истории с сочинением песни не раз задумывалась, каким эльфом Куинон был прежде получения своего страшного шрама, и слова, произнесенные Трандуилом, добавили этому пока смутному портрету новых штрихов.       – Слушаюсь, мой король, – сухо произнес Куинон.       – В центре поляны нужно развести костер, а мне нужна шаль… любая легкая ткань, – сказала я, оглядываясь по сторонам, словно нужная мне вещь могла лежать на земле.       Трандуил кивнул кому-то, и скоро на мои плечи лег полупрозрачный голубой платок, скрывающий руки до кистей. Я зажала уголки ткани в ладонях, подошла к уже разгоревшемуся посреди поляны костру и обняла себя за талию, перекрестив руки и опустив голову. Куинон встал по другую сторону костра и поднес к губам флейту.       Вокруг нас постепенно стихли все звуки, задрожала тишина. Все видели, что я беседовала с королем, и были заинтригованы. Я чувствовала чужие взгляды на своих плечах, но заставила себя забыть о них. Куинон заиграл.       Тихая, вкрадчивая мелодия «разбудила» мотылька: я медленно развела руки в стороны и тут же опустила. Вновь подняла и начала двигаться в танце, будто бы ища источник звука. Шаль была именно такой, какой нужно: легкой и парящей. Скоро я уже сама чувствовала себя беспечной любопытной бабочкой, тянущейся к мелодии. А та манила, зазывала, постепенно меняясь и диктуя мне рисунок танца: то веселая и быстрая, то задумчивая и медленная, то взволнованная, то спокойная. Я забыла о времени и зрителях, полностью отдавшись музыке.       Я танцевала «Мотылька» и прежде, но в этот раз впервые так погрузилась в главную эмоцию танца – притягательность гибели. Бабочка чувствует жар пламени, знает, что оно смертельно, но продолжает стремиться к нему, обманываясь в том, что не допустит себя переступить опасную грань. Борьба разумной осторожности с безоглядной страстью, обреченная на поражение.       «Покружив» по поляне, я начала приближаться к костру. Почти коснувшись огня, отпрянула, вновь приблизилась и вновь качнулась назад. В мелодии все нарастало волнение, трепет, нетерпение. Огонь опадал, я поймала взгляд Куинона и приготовилась к завершению танца.       Последний раз отшатнувшись от огня, я закружилась вокруг себя, сложив руки над головой. Все быстрее и быстрее, все ближе и ближе к костру! А потом распахнула крылья и прыгнула через огонь.       В это мгновение что-то треснуло в костре, в воздух взметнулся столб искр, мелодия взвизгнула и оборвалась на высокой ноте, а по поляне пронеслось дружное «ах». Я сама не успела испугаться, но по тому, с какой поспешностью Куинон кинулся к моим ногам, поняла, что платье пострадало.       Я наклонилась. Куинон закончил обхлопывать мой подол и поднял взгляд:       – Ничего. Парочка дыр от искр. С твоим умением попадать в неприятности – чудо, что ты просто не рухнула в костер лицом.       Я подтянула подол и застонала: мамино платье было испорчено. Искры прожгли с два десятка маленьких дырочек: издали даже не заметить, но и носить его больше нельзя. Мамино платье… Я почувствовала, как защипало в носу.       – Мамино платье, – повторила я вслух.       – О… Сочувствую. Но… нам надо подойти к королю и поклониться.       Я встрепенулась и огляделась. Всюду улыбки, одобрительный, а где-то и восторженный гул голосов. Повернулась к столу короля и пошла к нему вслед за Куиноном. Я все-таки сделала все, что надо. Разговоры об этом танце еще долго не стихнут, а лицо мое теперь известно каждому на поляне.       Мы приблизились к королевскому столу и поклонились. Я встретила взгляд Трандуила, и моего ликования как ни бывало. Мне показалось, что я смотрю в стену. Не могу объяснить, но я чувствовала, что Трандуил закрыт. Какие бы эмоции ни вызвал у короля мой танец, он предпочёл их скрыть. Что это значит? Он не хочет оскорбить меня своим разочарованием? Скукой? Но я же видела, пока мы шли к королю, что его приближенные более чем впечатлены. Свои способности я оцениваю трезво: не выдающийся танцор, но и не вовсе бездарность. В чем же дело?       Все эти мысли промелькнули в голове за мгновение. Можно сказать, я их не успела даже уловить. Но настроение мое окончательно испортилось. Сначала платье, теперь недовольство короля. Его слова лишь подтвердили мои подозрения. Нет, он не сказал ничего плохого, наоборот – похвалил и поблагодарил. Но тон его… ноль живых эмоций. Да он же уничтожает меня в глазах других! Но… бросив быстрый взгляд на окружающих, я поняла, что они-то принимают его слова за чистую монету. Неужели я, видевшая Трандуила четвёртый раз в жизни, понимаю его лучше, чем приближенные к нему эльфы?       Я поблагодарила короля за его похвалу, пытаясь скрыть своё смятение. Опять не вышло что-либо скрыть перед ним.       – Но сама ты танцем не довольна? – все тем же внешне участливым, но внутренне ледяным тоном поинтересовался Трандуил.       Меня опередил Куинон:       – Искры испортили платье.       – Очень жаль. Оно красивое. Дворцовый портной сошьёт тебе новое в награду за этот танец.       Я почувствовала, что краснею. Теперь Трандуил думает, будто я настолько мелочна, что мне жалко платья. Не станешь же ему объяснять про маму. Стало совсем тошно.       – Не стоит, государь, – я поклонилась как можно ниже, чтобы иметь хоть лишнее мгновение на возвращение самообладания. Ничего у меня не получилось. Хотелось просто исчезнуть, не быть, не чувствовать. – Могу я уйти?       Не надо было спрашивать. Сбежала бы с поляны тихонько, и все. Но говорю же: я теряла почву под ногами, в голове словно растекался туман.       – Я думал, ты ценишь шанс быть здесь.       – Ценю и снова благодарю тебя за оказанную честь.       Как тяжело! Слова катились по языку тяжёлыми камнями, руки тянуло скрестить на груди, голову – опустить. Я стояла прямо и прямо глядела в льдисто-безжизненные глаза короля.       – Каждый волен покинуть праздник тогда, когда ему угодно, – сказал Трандуил безразлично.

***

      Я шла не разбирая дороги. Не нашла в себе силы перейти насквозь всю поляну, чтобы вернуться домой той же дорогой, что пришла: меня бы точно кто-то остановил для беседы. Поэтому я углубилась в лес там, где он был ближе всего и где, увы, не было даже тропы. Наметив направление, я двинулась вперёд. В ушах стучало.       Да что со мной? Ведь все шло прекрасно! Мне бы сейчас купаться во всеобщем вполне заслуженном внимании и заводить полезные знакомства, а я бегу так, будто меня освистали. На деле же всему виной пара незаметных дырочек на платье и бесстрастность (даже не недовольство!) короля.       Я остановилась и схватилась за голову. Нужно было победить смятение, хотя бы дать ему имя, объяснение. С детства я привыкла раскладывать чувства по полочкам и сейчас заставила себя задуматься над вопросом: какое главное чувство во всей этой мешанине?       Одиночество.       Произнеся это мысленно, я почувствовала, как к горлу подступили рыдания. Одиночество. Исчезни я сейчас из Лихолесья, никто не прольёт и слезинки. Недоуменно поищут пару дней и забудут.       Неужели я хочу вернуться в Лориэн? – задала я себе второй вопрос.       Нет.       Я как будто бы начала успокаиваться и продолжила путь. А чего же я хочу? Избыть одиночество тут? Завести настоящих друзей? Почувствовать, что я по-настоящему нужна кому-то?.. Пожалуй. Но ведь именно этого я и добивалась сегодня на празднике. И добьюсь. Я стану нужной и важной этим эльфам. Я вызову их живой интерес. Я заставлю их думать и говорить о себе.       Прислушавшись к себе, я поняла, что это не совсем то… Почти, но не совсем. Какая-то новая мысль, новое чувство начали формироваться во мне, но я не успела до них докопаться, потому что внезапно почувствовала, что за мной кто-то идёт.       Не услышала – именно почувствовала, и именно поэтому испугалась. Кто-то – эльф или животное – крался за мной. Я быстро огляделась: нигде ни огонька. Сегодня весь лес шумит и веселится, а я умудрилась уйти прочь от всех праздничных полян. Мысленно взмолившись, чтобы я не ошиблась с выбранным направлением, я кинулась бежать.       Мои мольбы очевидно не были услышаны: уже через сотню шагов я вломилась в какие-то колючие кусты. Попыталась вырваться, оцарапала ладони и лицо, но лишь окончательно завязла. Если бы в тот момент я задала себе вопрос, какое чувство сейчас главное в моей душе, то ответ бы был – предсмертная тоска. То же самое я уже ощущала, когда стояла напротив орка, сжимая в руках трухлявую палку. Только сейчас у меня и палки не было.       – Если ты собиралась утопиться в Круглом болоте, Эмлинэль, то выбрала верный путь, – раздался совсем близко знакомый голос, ворчливо-насмешливый и показавшийся таким родным! – Держи-лови тебя остановил буквально в полста шагах. Говорю же, у тебя нюх на неприятности.       – Проклятье! Ты напугал меня до смерти! Освободи меня из этого куста сейчас же! И не говори, что он не только колючий, но и ядовитый! Клянусь, я успею тебя придушить до того, как умру!       – Ооооо! И это вместо благодарности и мольбы о помощи?       – Куинон, мне не смешно! Почему ты крался за мной?!       – Я не крался! – Куинон принялся осторожно освобождать меня из цепкой хватки куста. – Я шёл.       – Бесшумно и молча. Это называется «крался».       – Не совсем бесшумно, раз ты услышала. Ну, надо было окликнуть, да… Но я ж не знал, что ты кинешься бежать. От кого тут бегать?       – Пауки, волки, неведомые чёрные твари Лихолесья, – высвобожденной рукой я зло пихнула его в плечо.       – Так! – сурово отрезал Куинон. – Если хочешь получить сдачи, продолжай в том же духе!       Я сжала зубы и позволила Куинону завершить борьбу с кустом. Обретя свободу, осмотрела себя: руки в царапинах, лицо и волосы, наверное, выглядят ужасающе, а главное – мамино платье окончательно погублено. Это стало последней каплей. Я села прямо на землю и зарыдала. Слёзы лились ручьём, я даже не пыталась их вытирать, от рыданий меня буквально трясло. Все разочарование, напряжение, страх – все уходило вместе со слезами. Куинон сел неподалёку.       – Предупреждаю: если ты ждёшь, что я тебя буду успокаивать, то не дождёшься. Я этого не умею.       Не то чтобы я ждала от бессердечного Куинона сочувствия, но после этой фразы слёзы как будто полились втрое обильнее. Куинон молчал, я рыдала, время шло.       – Ладно, попробую, – Куинон хлопнул себя по колену и встал. – Иначе мы тут неделю просидим и новое болото родим. Так… слушай. Заходят как-то в трактир эльф, гном и человек…       И он рассказал какую-то совершенно бессмысленную и неправдоподобную историю, смысл которой сводился к тому, что эльфа не свалит с ног никакая выпивка. Это было настолько не в тему ни этой ночи, ни моим слезам, что я и вправду перестала плакать.       – И… когда это случилось? Это в Дейле было?       – Это анекдот.       – А?       – Не было такого никогда.       – А зачем же рассказывать?       – Для смеха.       – Это не было смешно.       Куинон уставился на меня, подвигал челюстями и сказал:       – Зато ты потоп прекратила.       Действительно. Почему-то плакать мне больше не хотелось. Я высморкалась в то, что осталось от голубой шали, и сунула тряпку под куст. Встала.       – Покажи, в какой стороне тропа.       – Пошли уж, – Куинон вздохнул, – проведу так, чтобы тебя никто не видел. Выглядишь едва ли не хуже, чем в нашу первую, несомненно осенённую звёздами, встречу.       Несмотря на едкий тон, Куинон явно хотел мне помочь. И по своей воле. Может, не так уж я здесь и одинока? Хотя назвать Куинона другом…       – Как же ты оставил короля без охраны?       – Оставил под охраной.       – А если мог не охранять сам, то почему не веселился со всеми?       – Ты, может, не обратила внимания, но я не любитель веселья.       – А играешь очень хорошо. Я не успела поблагодарить за музыку.       – Ерунда.       – Ты ведь не всегда не любил веселье?       – А ты ведь не всегда лезешь в душу?       Я замолчала. Куинон же произнёс через несколько шагов:       – Не всегда.       Мне захотелось ответить откровенностью на откровенность – объяснить, почему я рыдала.       – Когда мама уплыла в Валинор, я несколько месяцев не могла слышать даже чужой смех, не то что смеяться сама, – Куинон понимающе кивнул. – Потом как будто ничего, продолжила жить дальше. Но иногда накатывает что-то…       – Главное, что она жива. Она любит тебя, хотя и решила покинуть.       – Откуда тебе знать? – ощетинилась я.       – Если думать иначе, то как жить дальше? – был ответ. Куинон явно вкладывал в эти слова какой-то особый смысл, но вторично за вечер «лезть в душу» я не решилась.       Куинон сдержал слово: привёл меня к дому, избежав встреч с другими эльфами. Я более чем искренне поблагодарила его. Куинон в свойственной ему манере ответил, что мне пора начинать думать головой, а не искать на эту самую голову бед, и, не прощаясь, исчез среди деревьев.       В тот же миг меня осенила гениальная, как мне тогда показалось, идея: что если попытаться излечить его глаз? Может, тогда и характер его смягчится, и манеры улучшатся? Ведь вонючее зелье превзошло все ожидания, значит, весьма вероятно, у меня настоящий талант к изобретению новых лекарств. Само глазное яблоко на месте, а значит, шанс восстановить его пусть мизерный, но есть. Завтра же начну изучать этот вопрос. Кажется, в кабинете Лаухена была какая-то толстенная книга именно о зрении…       С мыслями о зеленых глазах Куинона я и уснула. Но снились мне определенно глаза голубые.