Эльфы любят только раз

Наступившая зима казалась Трандуилу особенно тусклой и длинной. Ему никак не получалось выбраться из лабиринта самобичевания. Куда бы ни направилась его мысль, она тут же упиралась в тупик очередного его преступления. Он не мог последовать советам Эмлинэль – не мог придумать, как исправить все совершенное им, не мог и простить себя. Все, что он мог, – стараться отвлечься от мыслей. Лучше всего помогала охота: быстрая скачка, азарт погони, морозный свежий воздух на короткое время поглощали его целиком, дарили свободу и легкость. Несколько раз, выезжая из дворца, Трандуил издалека видел Эмлинэль, гуляющую под охраной. Он запрещал себе приближаться, но невольно начал при каждом выезде выискивать в окрестностях дворца знакомую золотоволосую фигуру. Эмлинэль знала о нем слишком много, но отчего-то Трандуил чувствовал себя в безопасности. Впрочем, он не позволял себе поверить в то, что его любят. Не допускал и мысли о том, что любит сам. Да, в первые месяцы их знакомства он питал к Эмлинэль симпатию, превозносил ее и выделял среди прочих. До тех пор, пока не догадался о ее преступных планах. Падение Эмлинэль было сокрушительным. Симпатия сменилась страстной ненавистью. Рукопись и последующий разговор с преступницей разожгли в нем воспоминания о прежних чувствах, раздразнили. Он не выдержал напора противоречивых и, что немаловажно, долго сдерживаемых чувств – и случилось то, что случилось. Но в чем из этого Эмлинэль усмотрела доказательства любви? Их нет и быть не может! *** В тот год весна пришла рано. К годовщине победы над Сауроном* лесные поляны уже вовсю зеленели молодой травкой, днем солнце припекало почти по-летнему, хотя по ночам еще случались заморозки. Эльфы готовились к празднику, дворец гудел возбужденно и радостно. Но сам король Эрин Ласгален не ощущал радости и даже чувствовал раздражение из-за окружившего его беззаботного веселья. Нужно было снять напряжение, и он, отменив часть дел, выехал в лес. Его сопровождали лишь Куинон и еще четверо воинов из королевской стражи. Двое скакали далеко впереди, двое – сзади, и Трандуил даже не слышал стука копыт их лошадей. – Как же порой не хватает одиночества, – сорвалась с губ давно тяготившая Трандуила мысль. – За каждым моим шагом следят днем и ночью. Чем я отличаюсь от преступника в темнице? – Тем, что ты не в темнице, – пожал плечами Куинон. – Чего это ты вдруг? – Да так… – Трандуил умолк и подумал, что при недостатке одиночества внешнего он в полной мере ощущает одиночество внутреннее – невозможность полностью открыться другому эльфу. Даже Куинону, старому другу, нельзя сказать того, что сильнее всего рвется наружу: ни о Леголасе и королеве, ни об Эмлинэль. Только с ней он может быть почти абсолютно откровенен. Но Эмлинэль – преступница, а он король. Они на разных полюсах общества, и этого не преодолеть. Трандуил умерил бег коня и глубоко вдохнул весенний воздух, поймал рукой ветер, который казался плотнее и мягче зимнего. Его можно было пропустить сквозь пальцы, словно то были пряди волос Йаванны, идущей по земле и пробуждающей ее к жизни. Но даже запахи и краски весеннего леса не могли растопить льда на сердце короля. Ему казалось, что он на все это смотрит из далекой дали. В ветвях дерева запела птица, и Трандуил остановился, выискивая ее взглядом. Песня была непритязательная, но наполненная такой жаждой жизни и радостью, что хотелось увидеть певца. – Эмлин, – сказал Куинон, подъехав к Трандуилу. – Что? – вздрогнул тот. – Вон он, на верхушке. Рановато в этом году начал. Трандуил наконец рассмотрел птицу – чуть больше воробья, с коричневыми крыльями, желтой грудкой и головой – эмлин вел свою весеннюю песню. Одна трель – шесть раз быстро повторенное «зинь» и финальное протяжное «цииик». Несколько секунд отдыха и снова: «Зинь-зинь-зинь-зинь-зинь-зинь-цииик». – Ишь как разошелся, – криво улыбнулся Куинон. – Завидный жених. Вдруг золотоголовый эмлин сорвался с дерева, перелетел на следующее, не прерывая своей песни. Трандуил невольно последовал за ним. Эмлин, словно этого и ждал (а может, просто испугался двух всадников), полетел дальше. Крылатый проводник вывел Трандуила и Куинона на просторную поляну, трава на которой уже поднялась до уровня колен – будто солнце заглядывало сюда чаще, чем в другие лесные уголки. Поляна не пустовала. Королю навстречу выступил было эльф из дворцовой стражи, но, увидев, кто перед ним, согнулся в поклоне и уступил дорогу. Трандуил не успел спросить, что делает дворцовая охрана не во дворце, как тут же увидел ответ – посередине поляны на расстеленном плаще спала Эмлинэль. Наверное, следовало бы развернуться и уехать. Но Трандуил спрыгнул с коня, сделал знак Куинону и охранникам, чтобы они отошли, и приблизился к спящей. Почему бы и нет? Разве он делает что-то предосудительное? С их последней встречи эльфийка похорошела: кожа порозовела, волосы блестели золотом. Лицо спящей дышало безмятежностью. Нежный румянец на щеках, длинные ресницы отбрасывают легкие тени, губы слегка приоткрыты. Кто бы поверил, глядя на эту воплощенную невинность, что Эмлинэль хитрее черной лихолесской лисы? Стоять долго возле спящей преступницы было бы странно, и Трандуил уже собрался уходить, когда лицо Эмлинэль вдруг напряглось и вся она сжалась, будто ожидая удара. Должно быть, ей снился кошмарный сон. Трандуилу больно было глядеть на ее страдания – он опустился на колени перед Эмлинэль и коснулся ее плеча, чтобы разбудить и прервать кошмар. Она вздрогнула, открыла глаза и резко села, прерывисто дыша. – Ты? – выдохнула она, увидев, кто ее разбудил. Эмлинэль протянула руку, будто желая убедиться, что Трандуил реален, но он поспешно отстранился. Рука бессильно опустилась. – Зачем ты меня разбудил? – Тебе, кажется, снился страшный сон. Эмлинэль приподняла брови и несколько секунд молча разглядывала лицо Трандуила, потом усмехнулась: – Чудеса. Ты спасаешь меня от кошмаров, которым сам послужил причиной. Трандуил встал, намереваясь уйти: зря он подошел к Эмлинэль, зря разбудил, а уж продолжать беседу им точно не стоит. Эмлинэль тоже поднялась на ноги, отряхнула плащ и накинула его себе на плечи. Прежде чем он успел повернуться к ней спиной, сказала: – Ты плохо выглядишь, Трандуил. Даже хуже, чем полгода назад. Тебе так и не удалось помириться с собой, не так ли? – Помириться с собой – это очень мягко сказано, не находишь? – А ты готов слышать лишь жесткие слова? Красишь все в белое и черное, забыв об остальных цветах? – снисходительно спросила Эмлинэль. – А между тем сейчас, когда ты считаешь себя воплощением тьмы, ты менее опасен, чем когда считал себя безупречным. – И что это доказывает? – Разглядев в себе зло, ты получил над ним власть. Теперь у тебя всегда будет выбор. В конце концов, зло не живет без добра, и добро без зла. Трандуил сжал челюсти: опять она за свое. И ведь говорит будто по написанному. – Что доброго ты видишь в том, что я сделал с тобой полгода назад? Он тут же пожалел о сказанном. Было жестоко напоминать ей об этом. Хотя навряд ли она забывала… Эмлинэль на миг опустила глаза, пальцы ее сжали складки платья, но тут же отпустили. Она глубоко вздохнула и прямо посмотрела на Трандуила. – Я скажу, какое добро повлекло за собой твое преступление. Вина твоя так велика, что ты больше не можешь меня ненавидеть. Более того, ты все простил мне. – Откуда тебе знать, что я думаю и чувствую? – хмыкнул Трандуил. – Ты забываешь, что я целительница и привыкла, глядя на внешние проявления болезни, угадывать, чем она вызвана, в чем ее корень. Ты плохо выглядишь, любимый. А в глазах твоих больше нет ненависти. Ты прервал мой страшный сон, вместо того чтобы злорадствовать. Она вновь протянула вперед руку, чтобы коснуться Трандуила, и он вновь отстранился. Эмлинэль склонила голову набок и едва заметно улыбнулась: – Вопреки своему желанию ты всё же идешь на поправку. Чем скорее перестанешь сопротивляться, тем скорее тебе станет легче. Она вдруг замерла, будто пораженная собственными словами. Взгляд ее затуманился, потом она хлопнула себя по лбу: – Ну, конечно! Как же я не подумала!.. Сопротивление пациента… – она всплеснула руками, в глазах ее зажегся азартный огонек: – Не все больные хотят выздороветь. Куинон! Трандуил озадаченно нахмурился: – А он тут при чем? – Так я же о нем и говорю! – Мне казалось, что обо мне. Эмлинэль звонко рассмеялась и оперлась ладонью на плечо Трандуила: – Не ревнуй, любимый. Он не успел отстраниться, а теперь не мог заставить себя стряхнуть с плеча легкую ладонь. А она скользнула с плеча к сердцу и замерла. Там, где касалась рука, разливалось приятное расслабляющее тепло. Не хотелось отстраняться – хотелось стать ближе. Нужно было сделать шаг назад: не может преступница касаться короля. Но Трандуил не двигался с места. Не двигалась и Эмлинэль. Во взгляде ее было то же тепло, что дарила ладонь, а еще жалость и прощение. И любовь. Что если перестать сопротивляться? Перестать думать, как он должен поступить, и прислушаться к собственным желаниям. Не тем, что помутили его разум полгода назад, а тем, что нежными ростками пытаются пробиться сквозь ледяной панцирь его сердца прямо сейчас? – Эмлинэль, – произнес он, накрыв ее ладонь своею, – я... – Тссс… не здесь. На нас смотрят, – остановила его она, лукаво улыбнувшись. Эмлинэль мягко освободила руку и одними губами произнесла: – Увидимся ночью. С едва уловимым кокетством поправив на плечах плащ, она повернулась к онемевшему Трандуилу спиной и пошла прочь. С противоположных концов поляны к ней двинулись охранники. Казалось, что они не ведут ее, а сопровождают. Впрочем, так и было. Трандуил ухмыльнулся: Эмлинэль умела поставить себя даже в тюрьме. Хитрая лиса, разве что хвоста не хватает. «Интересно, сколько из сказанного сегодня было загодя придумано и отрепетировано? – подумал Трандуил. – Уж слишком складно звучали некоторые фразы». Эта догадка отчего-то не разозлила, а почти умилила его. Даже отказавшись от лжи, Эмлинэль не перестанет планировать свои слова и действия на десять шагов вперед, не перестанет манипулировать окружающими. Восхитительная женщина! – О чем говорили? – спросил Куинон, подводя лошадей. – В основном о тебе. Оказывается, ты не хочешь, чтобы твой глаз снова видел, – ответил Трандуил и легко запрыгнул на коня. Тепло, поселившееся в груди от прикосновения Эмлинэль, продолжало растекаться по телу. – Умалишенная, – буркнул Куинон. – А ты-то чего улыбаешься, как дурак? – Я и есть дурак, – беспечно пожал плечами Трандуил.