Эльфы любят только раз

      Кто думает, что в мирное время начальнику королевской стражи нечем заняться, тот глубоко ошибается. Чем дольше длится это самое мирное время, тем больше усилий нужно, чтобы поддерживать банальную дисциплину. А поддерживать нужно. Потому что мир всегда наступает медленно, словно рассвет, война же всегда внезапна, как молния. Нельзя подготовиться к ее удару, но готовиться нужно. И чем безоблачнее небо, тем прилежнее должна быть подготовка.       Куинон успел с утра посетить западные посты и намылить шеи нескольким излишне рассленным Стражам Леса. Не боятся нападения внешнего врага – пусть боятся хотя бы неожиданных проверок со стороны начальства.       «Впрочем, – рассуждал сам с собой Куинон, подъезжая ко дворцу, – сложно быть собранным в нынешнее время. Даже пауки измельчали. Удача, если встретишь тварь крупнее собаки». И он печально вздохнул.       Нет, Куинон не любил войну, смерть, кровопролитие. Но, связав свою жизнь с воинским искусством и сознательно исключив из жизни практически все прочее, он не мог не думать о том, что сейчас большинство его навыков и талантов вынуждены пылиться в оружейной за ненадобностью.       «Проверю посты во дворце и наведаюсь к Галиону. К Венцу Лета привезли вино – пройдоха наверняка уже вскрыл один бочонок для “проверки качества”», – размышлял Куинон.       Его планам не дано было исполниться.       – Лорд Куинон, – эльф из дворцовой стражи преградил дорогу и поклонился. – Преступница Эмлинэль просит о встрече с тобой.       Куинон ничем не выдал удивления: впервые за все время заточения Эмлинэль просила о личной встрече. Раньше все ее просьбы передавались ему через охрану, а он принимал решение, удовлетворить ли их. Смутное беспокойство прокралось в душу.       – В чем дело?       – Она сказала лишь, что дело срочное и важное. Просила напомнить, что не испытывала твоего терпения прежде, и уверить, что не станет тревожить по пустякам в будущем.       Куинон поморщился. Интуиция подсказывала, что эта встреча не принесет ему удовольствия. Но мысли о том, чтобы отказать преступнице в беседе, не возникло. Не привык он бежать с поля боя. А в том, что сегодня ему предстоит бой, Куинон не сомневался.       – Приведи ее в караульную – я скоро буду, – распорядился он и отправился переодеться с дороги.

***

      Эмлинэль сидела за столом, чинно сложив руки и смиренно опустив голову. Подняла глаза на вошедшего Куинона:       – Спасибо, что согласился прийти.       Куинон плотно прикрыл за собой дверь, и они остались одни.       – У меня есть просьба к тебе, Куинон. Поначалу она покажется тебе чересчур дерзкой, но я подготовила доводы и постараюсь убедить тебя.       Куинон сел за стол напротив Эмлинэль, заглянул ей в глаза – серьезные, ясные, решительные.       – Ну? – поторопил он.       – Помоги мне сбежать из тюрьмы и покинуть Лихолесье.       – Ты обезумела? – почти с надеждой спросил Куинон.       Эмлинэль не удостоила его ответом – укоризненно-снисходительно склонила голову на бок. Да Куинон и сам видел: преступница говорит серьезно. Что же за доводы она подготовила, если рассчитывает уговорить его? От этой мысли его обдало холодом надвигающейся опасности.       – Не-е-ет, не то, – задумчиво протянул он. – Не раз твои поступки казались мне безумными, и каждый раз выяснялось, что в них был смысл – злокозненный, искаженный, но смысл. Что ж, выкладывай.       – Во-первых, клянусь, я никому не причиню вреда. Думаю, мне стоит пожить вдали от эльфов. Быть может, где-нибудь среди людей… там, где Трандуил не найдет меня.       – Твои клятвы стоят слишком дешево, – ответил Куинон. – Переходи к «во-вторых», если оно у тебя имеется.       Эмлинэль вздохнула.       – Ты вправе мне не верить. Но у нас мало времени, а сказать нужно многое. Что ж, не стану тратить время на пустые уговоры – перейду к главному, – и замолчала, противореча собственным словам о спешке. Сплела-расплела пальцы, поправила прядь волос, глубоко вздохнула и на выдохе произнесла: – Я знаю имя твоего сына.       Куинон не шелохнулся, хотя в ушах у него противно и тонко зазвенело, а единственный глаз на несколько мгновений ослеп.       – Имя моего кого? – переспросил он с деланным удивлением. – Ты все-таки обезумела или пытаешься казаться безумной, чтобы вызвать жалость?       – Куинон, прошу… – Эмлинэль снова покачала головой, печально и сокрушенно. – Мне неприятно, что приходится шантажом добиваться твоей помощи – не заставляй меня произносить это вслух. Ты ведь все понял.       Куинон хранил бесстрастное выражение лица, но мысли его вовсе не были бесстрастными.       «Она ничего не может знать об этом… А если и узнала каким-то невероятным образом, то ничего не сможет доказать. Кто ей поверит? Кто станет ее слушать? Да и не блефует ли она в конце концов?!»       – Нет, отчего же – назови имя моего ребёнка. Быть может, так будет легче оценить степень твоего безумия.       В глазах Эмлинэль мелькнула жалость, но ответила она твердо:       – Ты – отец Леголаса. И любовник королевы. Если не поможешь мне сбежать, я расскажу об этом королю.       – Чтобы и его уверить в своем безумии? – Куинон облизал пересохшие губы.       – Будь спокоен, он поверит. Когда знаешь, на что смотреть, начинаешь замечать черты сходства между тобой и Леголасом. Я обратила внимание, что и король, и королева голубоглазые, а у принца глаза зеленые. Того же оттенка, что у тебя. Как-то раз увидела вас вместе – отметила это сходство и еще некоторые черты… Поверь, Трандуил тоже сможет их заметить, пусть до сих пор и не обращал на них внимания. Когда я поняла, что Леголас не может быть сыном Трандуила, то начала думать, кто же отец принца. Быть может, эльф, который был рядом с самого рождения? – Шантаж, значит. Говоришь, что никому не причинишь вреда, а сама готова разрушить одним ударом три жизни... – Куинон неслышно выскользнул из-за стола, приблизился к двери, прислушался, затем положил ладонь на рукоять меча. Ему было заранее тошно от того, что придется сделать. Но он был обязан защитить Леголаса и честь его матери. Никогда он не испытывал симпатии к Эмлинэль, но и смерти ей не желал. Да и нет доблести в убийстве женщины. Что ж, порой можно обойтись и без доблести… Он направился к Эмлинэль.       Она не спускала напряженного взгляда с ладони, готовой вытянуть меч из ножен, но продолжала сидеть на месте и не выглядела испуганной.       – Подожди с расправой, пока не выслушаешь меня до конца.       Ему бы взмахнуть мечом – и прекратить этот разговор, навсегда оборвать ядовитые речи. Но он медлил.       – Прости меня, Куинон. Я бы не стала просить тебя о помощи, о нарушении закона, не стала бы угрожать открыть твою тайну, но у меня просто нет времени. Еще месяц-полтора и станет заметно, что я беременна.       Рука воина ослабла, и меч с тихим шорохом вернулся в ножны.       – Кто? – тихо и угрожающе спросил Куинон. – Какой позор для стража… Кто он?!       – Трандуил, – сказала Эмлинэль, и второй раз за время беседы Куинону показалось, что на его голову обвалился каменный потолок караулки.       – Очередная ложь, – выдавил он наконец. Ничто в фигуре Эмлинэль не подтверждало ее слова, но если срок маленький… Почему она назвала имя Трандуила? Слишком невероятно, чтобы быть неправдой. Куинон мотнул головой, повторил тверже: – Ложь.       – Я могу доказать. Затаись вечером возле моей темницы – увидишь сам, кто ко мне придет ночью.       – Ты хочешь выиграть время? – нахмурился Куинон. – Нет, я не выпущу тебя отсюда. И… даже если бы ты говорила правду, зачем тебе убегать от отца своего ребенка?       – Затем, что он не выпускает меня на волю, – подалась вперед Эмлинэль. Взгляд ее стал жестче, отчаяннее. – Затем, что я не знаю, как он поступит, узнав о моей беременности. Более того – те варианты, что приходят мне на ум, как раз и побуждают спешить с побегом. Он признался мне в любви два месяца назад, а я до сих пор в заточении, потому что он боится отменить собственный приговор. Как он поступит, чтобы скрыть ребенка?       Куинон почувствовал, что начинает ей верить. Два месяца… да, последние два месяца Трандуил сам не свой – словно помолодел на несколько тысячелетий. Стал мягче и расслабленнее, улыбается без причины… Но это не доказательство слов преступницы, которая известна своей лживостью.       – И все равно я не стану ждать ночи – мы выясним истину здесь и сейчас, – сказал Куинон.       Эмлинэль растерянно пожала плечами:       – И что же ты предлагаешь?       – Осанвэ.       – Что?! Ты решишься на осанвэ со мной?! – настала очередь Эмлинэль неверяще потрясти головой. – Неужели ты рискнешь открыть мне свой разум?       – Если ты говоришь правду, то я помогу тебе сбежать и мы больше не увидимся. Если ты лжешь, я убью тебя, и ты мне не навредишь, – сухо ответил Куинон и вновь уселся напротив преступницы.       Эмлинэль кивнула и замерла.       С минуту они молча смотрели друг на друга. Эмлинэль приоткрыла рот и широко распахнула глаза, будто увидела нечто удивительное. А лицо Куинона с каждым мгновением все больше мрачнело: губы сомкнулись в жесткую линию, брови сошлись на переносице. В конце концов он не выдержал – разорвал связь. Глухо застонав, он опустил лицо в ладони.       – Проклятье! Трандуил, как ты мог…       Все ее слова подтвердились.       Они с Трандуилом любят друг друга – и она ждет ребенка.       Она искренне сожалеет о том, как поступила с Леголасом.       Она даже… искренне желает Куинону исцеления…       И действительно хочет просто исчезнуть из Лихолесья, не унося в сердце планов мести.       А то, что сделал Трандуил в ночь после прочтения рукописи преступницы, просто не укладывалось в голове. Это не могло быть правдой! Но это правда…       – Мне так жаль, Эмлиндиль, – вдруг всхлипнула Эмлинэль. Куинон вскинул голову и обнаружил, что по щекам эльфийки катятся слезы. – Мне так жаль!       И снова – проклятье! Что такого она успела выудить из его памяти за те несколько секнунд осанвэ, что теперь жалеет его? Что бы ни выудила, теперь и это может стать оружием против него. Несмотря на то, что все слова Эмлинэль оказались правдой, Куинон и не думал воспылать к ней симпатией. Досадливо скривившись, он произнес:       – Ты победила. Я помогу тебе сбежать. Утри сопли и говори, что тебе от меня нужно. Уверен, план уже продуман до мелочей.       Эмлинэль вытерла слезы рукавом, почти мгновенно восстанавливая самообладание, и заговорила.       – Все случится в ночь Венца Лета. Я уговорю Трандуила позволить мне выйти из темницы под охраной, чтобы увидеть звезды и хоть изадлека послушать праздничные песни. На прогулке усыплю охрану и сбегу. Все будут праздновать – до утра никто не заметит моей пропажи. Твоя задача – собрать для меня вещи в дорогу, дать коня. И принести нужные травы для сонного зелья. Вот список, – Эмлинэль выудила из рукава листок, протянула Куинону. Перечень вещей: одежда, деньги, кое-какая утварь, еда, вода – занимал лишь треть. Остальное оказалось названиями целительских снадобий, трав и прочих непонятных Куинону штуковин.       – Даже если мне удастся обокрасть Залы Врачевания, я не смогу найти в них то, что тебе нужно.       – Тебе помогут.       – С кем ты еще успела сговориться? – поднял брови Куинон.       – Ни с кем. Просто обратись к Нимсилэль – она все сделает.       Брови Куинона поднялись еще выше.       – Думаешь, ты настолько неотразима, что твоя подруга, с которой ты не виделась пять лет, пойдет ради тебя на воровство?!       – Не ради меня, – качнула головой Эмлинэль. – Помнишь, я говорила тебе однажды, что кое-кто влюблен в тебя?..       – Ерунда какая-то. Я с ней сотни слов не сказал за всю жизнь, – недоверчиво протянул Куинон. – Ты ошибаешься. Не могла она меня полюбить.       – Тебя полюбила даже королева, – пожала плечами Эмлинэль и закончила весомо: – Я не ошибаюсь.       Куинон опять вскочил со стула, прошелся из угла в угол.       – Еще одна изломанная тобою жизнь, не так ли? Думаешь, Нимсилэль легко пойдет на преступление? Думаешь, она легко будет жить с виной? Думаешь, не раскается на следующий же день и не побежит признаваться в содеянном? Даже если сумеет молчать, после твоего побега станет ясно, что стража уснула не без помощи зелий. Начнут искать, разбираться. Тогда она точно не выдержит. Мы-то с тобой умеем лгать. А она?       – Научится! Поможешь ей – с твоим-то опытом, – зло ответила Эмлинэль. – Думаешь, мне хочется втягивать еще и ее? Это самое тонкое место плана. И держится оно только на чистом чувстве невинной девы. Сделай так, чтобы она оказалась вне малейших подозрений. Разве не тебе поручат мои поиски? Вот и веди их с умом.       Куинон вновь остановился перед столом, оперся на него, нависая над Эмлинэль.       – Забудь! Не нужно тебе все это. Признайся Трандуилу в том, что ждешь ребенка. На радостях он забудет обо всем – выведет тебя на свободу, откроет всем правду о вас…       Чем дольше говорил Куинон, тем меньше верил себе. А когда вспомнил страшное преступление Трандуила, оставившее огненный след в памяти Эмлинэль, вовсе замолчал.       – Почему-то ни королева, ни ты не открыли Трандуилу правду о Леголасе, – ядовито проговорила Эмлинэль, сложив руки на груди.       – Не открыли. Трандуил все равно оставил бы Леголаса в Лихолесье – ведь ему был нужен наследник, а Леголас – сын королевы. Оставил бы при себе, но возненавидел бы. Разве мы могли допустить это? Трандуил доискался бы, кто отец Леголаса, и не позволил бы мне быть рядом с сыном. Он…       – …чудовище? – еле слышно закончила фразу Эмлинэль.       – Нет, – покачал головой Куинон. – Это другое… Трандуил одержим Лихолесьем. Он на все пойдет ради блага леса. То есть ради того, что сам считает благом. В этом он видит смысл своей жизни после смерти отца.       – Теперь ты понимаешь, почему мне нужно бежать?       Куинон обреченно махнул рукой.       – Предположим, усыпишь ты охрану, а я добуду все необходимое для путешествия. Дальше-то что? Ты заблудишься, угодишь в колючие кусты, утонешь в болоте, попадешь кабану на клыки или просто не уйдешь от погони.       – Ты уж придумай что-нибудь. Вложи свою лепту в наш план, – едко заметила Эмлинэль. – У нас еще есть время.       – Что ж, допустим, ты выберешься из Лихолесья и затеряешься среди людей. Как выживешь с младенцем на руках? Дам я тебе денег, но они закончатся – а то и обворуют тебя. Хорошо если не убьют. Что потом? Побираться будешь?       Эмлинэль подтянула к себе лист со списком, подчеркнула ногтем две строки:       – Вот это мне нужно для сонного зелья и для средства, отбивающего нюх у собак, – принесешь тайком в темницу. Остальное сложишь в седельные сумки. Среди людей буду добывать пропитание целительством. На корку хлеба заработаю честным трудом. Для начала нужно самое основное и то, чего не добыть вне Лихолесья. Не думаю, что где-нибудь можно купить паучий яд или корни черноцвета.       Куинон сунул лист за пазуху, мрачно глянул на Эмлинэль.       – Беру свои слова назад. Думаю, у тебя все получится… Есть воины, которые после первой кровавой раны с трудом вновь выходят на поле боя. Есть иные – которые мгновенно усваивают уроки своего поражения и становятся злее и упорнее. Ты из последних, – он невесело усмехнулся: – Это надо же: смогла стать королевой, сидя в тюрьме. Что же будет, когда ты из нее выберешься.       Эмлинэль поднялась, распорядилась:       – Если будут спрашивать, скажи, что пыталась уговорить испытать лекарство для твоего глаза. И не медли – до моего побега осталось всего три недели, а дел у тебя невпроворот. Увидеться сможем лишь раз – когда будешь передавать ингредиенты из списка. Иначе будет слишком подозрительно. Предлог придумаешь сам. Иди.       Куинон неприятно улыбнулся:       – Слушаюсь. О, моя королева, как же я буду счастлив, когда ты сгинешь из Лихолесья и из моей жизни!