***
Застать Нимсилэль в одиночестве оказалось непросто: во дворце эльфийка словно нарочно всегда была в сопровождении подруг или отца. Поэтому, вызнав, когда заканчивают работать целители, Куинон решил перехватить ее по дороге домой. В конце дня затаился у тропы, словно охотник, и вышел на свою жертву, когда она оказалась в трех шагах от него. — Лорд Куинон, — полувопросительно произнесла Нимсилэль, останавливаясь. В голосе дрогнуло волнение. — Если можно, без «лорда». Я не напугал тебя, Нимсилэль? — хотел произнести мягко, но голос отказывался брать несвойственные ему ноты. — Н-нет, — проговорила она, потом пожала плечами: — немного. — У меня есть к тебе одна просьба, о которой никто не должен узнать. Мы можем поговорить наедине? Глаза эльфийки блеснули, она поспешно закивала. Куинон мысленно покачал головой: готовность помочь — это еще не доказательство влюбленности и не гарантия того, что Нимсилэль согласиться лгать ради него. — Не спеши соглашаться. Пойдем, — и он сошел с тропы, углубился в лес. Нимсилэль шла за ним, не задавая вопросов, и он чувствовал между лопаток ее упорный взгляд. Они остановились на небольшой полянке, и Куинон встал так, чтобы его лицо оказалось в тени. — Не спеши соглашаться, Нимсилэль, — повторил он. — Я бы на твоем месте не согласился, — та робко улыбнулась, отчего на душе Куинона стало совсем уж погано. — Но, кроме тебя, мне не к кому обратиться. — Если это в моих силах, я постараюсь помочь, — подбодрила его Нимсилэль. — Мне нужны кое-какие лекарства. — Конечно! — поспешила ответить Нимсилэль, но Куинон поднял руку, призывая ее замолчать, и закончил: — При этом нужно, чтобы никто не узнал, что ты отдала их мне. На самом деле нужно, чтобы никто и вовсе не заметил пропажи. Лицо Нимсилэль приняло удивленное выражение, она больше не пыталась перебить. — Я не могу тебе сейчас сказать, зачем это мне. Поверь, не для плохого дела. — Я так и не думала, — торопливо проговорила Нимсилэль. Между тонких бровей пролегла морщинка. — Но все же… — Но все же я прошу тебя о воровстве и обмане, — подвел черту Куинон. Какой бы ответ ни дала Нимсилэль, Куинон бы почувствовал себя проигравшим. Он едва знал эту эльфийку, пусть и встречал ее бессчетное число раз во дворце. Они здоровались — и только. Ни разу та не попыталась вступить с ним в беседу и смотрела на него всегда как-то испуганно. Куинон считал это реакцией на свою внешность и привычно не обращал внимания. Но сейчас… Да, во взгляде Нимсилэль читалась робость, но пугали ее явно не шрамы на лице Куинона. «Если она откажется, мой план рухнет. Если согласится, значит, и правда влюблена, а я окажусь последним подонком, который воспользуется этим», — думал он, ожидая ответа. А Нимсилэль вдруг легко улыбнулась и ответила: — Если это не для плохого дела, я помогу. «Глупая! Откажись!» — билось в голове Куинона, но вслух он сказал: — Посмотри, как быстро ты можешь достать вот эти лекарства, — и протянул ей лист бумаги. Нимсилэль повернула его к заходящему солнцу, сосредоточенно повела пальцем по строкам. — Какой странный список, ло… Куинон, — сказала она, поднимая взгляд от листа. — Ты отказываешься? — то ли со страхом, то ли с надеждой спросил Куинон. — Нет, — Нимсилэль сложила лист и спрятала в рукаве. — Когда тебе все это нужно? — Первые три строки — в ближайшие дни, остальное — в течение недели. — Хорошо. — Ничего хорошего, — сердито отрезал Куинон. — И нечего улыбаться. Тебе придется украсть эти лекарства, скрыть воровство, а потом никогда и никому не рассказывать о том, что ты сделала. Если спросят, придется лгать. Если обвинят прямо — отрицать до последнего. — Но тебе нужно, чтобы я это сделала? — Да, — угрюмо кивнул Куинон. — Ты — моя единственная надежда. — Значит, я все это сделаю, — тряхнула головой Нимсилэль. — И как же? Куинон скрестил руки на груди. Нимсилэль снова достала и развернула список, задумалась над ним, по-детски прикусив палец. — Почти всё можно унести без проблем: многие травы мы сушим мешками и не строго считаем. Но вот яды и редкие растения… Корень стрельника — повыщипываю понемногу из имеющихся связок, да и с остальным справлюсь. Сложно будет только паучий яд добыть — он под строгий счет и бутыли запечатаны воском — не отлить незаметно, — она еще подумала и вдруг радостно вскинула глаза на Куинона. — Придумала! Я подменю бутылку с ядом на бутылку с водой, в которую добавлю яда для запаха. А потом как-нибудь якобы случайно уроню и разобью эту бутылку. Меня, конечно, поругают, но бутыль спишут и никто не заметит пропажи. Нимсилэль вся сияла, радуясь, что придумала, как всех ловко обмануть и — главное — помочь Куинону. Но сам Куинон не радовался. Как низко он пал! Ведь она и правда влюблена. И Нимсилэль совсем не похожа на Эмлинэль — в ней не чувствуется ни фальши, ни желания извлечь выгоду. Неужели он позволит ей стать воровкой? Неужели и ее затянет в водоворот лжи? Или все же найдет в себе силы отказаться от проклятого плана? Нимсилэль сложила лист и помахала им перед носом Куинона, заговорщически спросила: — Как мне передать тебе лекарства, чтобы никто не заметил? Куинон проглотил комок, застрявший в горле, потом сухо сказал: — Здесь же и в это же время через два дня принеси все, что удастся добыть. Остальное позже. А теперь иди. Нимсилэль давно уже скрылась за деревьями, а Куинон еще долго стоял на месте, пытаясь уместить в сердце новую причину для ненависти к себе. Хотя, казалось, места для еще одной там уже не осталось.Часть 2. Глава 9
28 марта 2023 г. в 08:00
Куинон так и не смог уснуть в ночь после разговора с Эмлинэль. Трандуил знает, что королева не была ему верна. Трандуил знает, что Леголас не его сын. Трандуил совершил страшное преступление, но был прощен своей жертвой. Трандуил и Эмлинэль… и их ребенок. И побег. И Нимсилэль, которую нужно толкнуть на преступление и которая, по мнению Эмлинэль, с радостью пойдет на все ради него, Куинона. Все это просто не умещалось в голове.
Сколько сотен лет он жил один на один со своей тайной: хранил в сердце любовь к королеве, издалека с болью следил, как растет его сын, как называет отцом не его. В хорошие дни Куинону даже удавалось радоваться за сына: сам он не мог бы обеспечить Леголасу того положения и богатства, какие тому дал Трандуил. В черные же дни — а чаще ночи — Куинон ненавидел и себя, и Трандуила, и даже королеву за то, что не может обнять собственного сына.
«Не смей упрекать меня! Ты хотя бы останешься при нем. Я же из-за нашей лжи больше не могу находиться рядом с сыном», — кричала королева, когда ее отъезд уже стал неизбежен.
«Когда мы снова встретимся, я рожу тебе и сына, и дочь, и мы откроемся Леголасу, если он приплывет в Благословенные земли», — гладила она Куинона по волосам, выплеснув все свое отчаяние в крике, выплакав всю свою горечь в рыданиях.
Куинон так долго жил с этой тайной, что поверил: она никогда не будет раскрыта. И вот является Эмлинэль — закаленная в войнах интуиция еще в первую встречу кричала ему об опасности, исходящей от лориэнки, — и все рушит. Она разбила сердце Леголасу. Она свела с ума Трандуила — пусть это и не оправдывает его поступка, но свела. Она раскрыла тайну Куинона, пусть и не назвала еще королю имя любовника его жены.
И не назовет. Куинон поможет ей сбежать — и проклятье по имени Эмлинэль исчезнет из Лихолесья, как спала с него тень разрушенного Дол-Гулдура. Но чтобы думать о плане, нужно смирить свою ненависть и ярость — вновь загнать свои чувства глубоко под броню самообладания.
Следующим утром Куинон выглядел так, будто не спал не одну, а три ночи подряд. Но лицо его вновь выражало лишь привычную окружающим непоколебимую суровость. Он был готов действовать — и больше не медлил.