***
Когда Нимсилэль передала Куинону остатки лекарств, он со своей обычной суровостью сказал: — Ты меня спасла, Нимсилэль. Я никогда не смогу вернуть тебе этот долг. Но если когда-нибудь потребуется помощь, можешь на меня рассчитывать, — и, не дав Нимсилэль ответить, продолжал: — Через несколько дней я совершу преступление и сам же буду искать преступника. Приду и в Залы Врачевания — не пугайся. — Преступление… — одними губами повторила Нимсилэль. — В глазах закона — да. Но на деле я лишь хочу восстановить справедливость. Верь мне. — Я верю, — Нимсилэль опустила глаза. За эти три встречи они не стали друг другу ближе ни на шаг, Нимсилэль не стала лучше понимать Куинона, да и сама перед ним не раскрылась. Словно прочитав ее мысли, Куинон добавил перед расставанием: — Не показывай, что между нами что-то изменилось, не приходи ко мне сама. Чем дальше от меня будешь держаться, тем лучше для тебя. И ушёл, оставив Нимсилэль в смятении и тревоге: что за справедливое преступление он задумал совершить?Часть 2. Глава 10
4 апреля 2023 г. в 08:00
Поначалу Нимсилэль все это казалось пусть щекочущей нервы, но игрой. Будь в запасе чуть больше времени, она могла бы раздобыть нужные травы и снадобья и вне Залов Врачевания: почти все эльфы заготавливали самостоятельно и хранили дома то, что могло пригодиться при порезе, травме или болезни. Правда, опасные травы и вещества были далеко не у каждого, а паучий яд в тех количествах, что требовался по списку, добыть можно было только у лекарей.
Впрочем, вся «добыча» сводилась к тому, что эльф приходил в Залы, просил дать ему нужное и тут же получал. Разве что вдобавок ему доставались напутствия и предостережения, как чем пользоваться.
Так что Нимсилэль, собирая лекарства по списку Куинона, занималась привычной работой, все отличие которой состояло в сохранении тайны.
От мысли, что ее с Куиноном отныне связывает общая — одна на двоих — тайна, сердце Нимсилэль начинало биться чаще. Он пришел к ней, именно к ней, когда ему потребовалась помощь. Это ведь что-то да значит! Всегда сдержанный и суровый Куинон нуждается в ней! И она оправдает это доверие, сделает то, о чем он попросил, — тем более, что это совсем не сложно.
Даже чересчур просто, если говорить откровенно. Нимсилэль каждый вечер выносила из Залов по небольшому мешочку со снадобьями, подправляя цифры в учетных книгах задним числом, и никто ничего не замечал. Ведь она была своя, другие целители и сам Лаухен ей доверяли. И только осознание того, что она пользуется этим доверием в не совсем честных целях, огорчало Нимсилэль и заставляло порой задуматься, не поспешила ли она с согласием на предложение Куинона.
Но была ли у Нимсилэль возможность отказать ему? При каждой их встрече у нее перехватывало дыхание, путались мысли. Ореол силы, окружавший Куинона, она ощущала почти физически. Начальник королевской охраны казался нерушимым, как скала, и по характеру таким же жестким. Но Нимсилэль нравилось думать, что внутри он хранит чувствительность и нежность, которые откроет той, кого полюбит. И, конечно, мечталось, что полюбит Куинон именно ее.
Но как завоевать сердце мужчины, в присутствии которого отнимается язык? Нимсилэль годами тешила себя мечтами, ни на шаг не приближаясь к их осуществлению. И вдруг Куинон сам обратился к ней. Неужели каким-то образом догадался, что она к нему неравнодушна? Или же сам давно выделяет ее из всех и так же робел, как она сама? Впрочем, предположение о робости Куинона казалось слишком уж фантастическим.
Когда через два дня они вновь встретились и она передала Куинону часть добытого, он держался так же настороженно, как прежде, ни словом, ни делом не показав, что ему от Нимсилэль нужно что-то, кроме лекарств.
«Просто он слишком порядочный, — размышляла Нимсилэль после. — Или… или ему от меня действительно нужна только помощь с воровством».
— Все в порядке? Тебя никто не заподозрил? — спросил он при встрече.
— Никому и в голову не придёт, что целительница станет воровать лекарства, когда их можно спокойно взять открыто.
— После того, что скоро случится, эта мысль придёт в их голову, — мрачно пообещал Куинон. — Помни об этом и не забывай об осторожности.
И Нимсилэль удвоила осторожность. Когда дошло дело до самого сложного — заметания следов похищения целой бутылки паучьего яда, она даже отрепетировала всё дома. Ведь тут ей как раз нужны были свидетели, у которых не должно возникнуть и тени сомнения в естественности происходящего.
В Залах Врачевания в тот день работали всего двое: Лаухен и Нимсилэль. Они готовили снадобье, для которого требовалось некоторое количество яда лихолесских пауков. И Нимсилэль, не случайно занявшая место поближе к хранилищу, пошла за ним.
Она взяла с полки заранее подмененную бутыль, в которую яд был добавлен только для запаха, и выронила ее себе под ноги, не забыв вскрикнуть. Нимсилэль уже бросилась собирать осколки, когда ее схватил за плечи появившийся в хранилище Лаухен и потянул назад.
— Куда ты?! Надышишься ядом! — воскликнул он, выталкивая Нимсилэль из Залов. — Я сам все уберу.
Он бросился к кипе нарезанной ткани — вчера катали бинты, — смочил отрезок водой, замотал лицо по самые глаза и вернулся в хранилище с тряпкой и ведром.
Нимсилэль знала, что не стоит тревожиться за главного целителя, но, стоя в дверях, нервно ломала пальцы. Дело было не только в страхе: а ну как Лаухен догадается, что яд разбавлен? Мучал еще и стыд: он бросился ее защищать, а она… она обманула его доверие.
Не выдержав тревожного бездействия, Нимсилэль вернулась в Залы Врачевания, подкинула дров в очаг, повесила над огнем котелок с водой, сыпанула сбор-противоядие.
Как бы мало яда ни оставалось в бутыли, а запах его уже растекся по Залам, назойливо лез в нос, заставляя болезненно морщиться: воняло непередаваемо. Одной рукой помешивая лекарство, второй Нимсилэль прикрыла нос.
Через несколько минут из хранилища вышел Лаухен, подхватил железными щипцами несколько горящих поленьев из очага, сунул в железное ведро. Там что-то зашипело, повалил черный дым.
Лаухен вынес ведро из Залов, вернулся с пустыми руками. Набрал воды в новое ведро и снова скрылся в хранилище. К моменту, когда он окончательно устранил последствия «неуклюжести» Нимсилэль, она успела процедить через ткань лекарство и поставить его на стол остужаться.
Главный целитель жадно выпил половину, остаток протянул Нимсилэль:
— До дна, — строго прикрикнул он, когда Нимсилэль сделала пару глотков и хотела отставить кружку.
Пришлось допивать.
— Мне так жаль, — выдавила она заготовленную фразу. — Я такая неловкая.
— Ничего-ничего, — Лаухен тепло улыбнулся. — Хорошо, что я был рядом. Кто же в здравом уме без защиты лезет носом в яд?
— Да я как-то… не подумала, — промямлила Нимсилэль, пряча взгляд. Стыд растекался по телу быстрее любого яда — и не было от него лекарства. Не в силах выдерживать на себе полный заботы взгляд Лаухена, она попросила отпустить ее домой. И главный целитель отпустил, даже предложил проводить ее — с трудом удалось убедить, что она не упадет в обморок по дороге.
«Самое сложное позади, — убеждала она себя. — Я смогу честной работой искупить этот поступок. А стыд… стыд утихнет. Не может не утихнуть».