Эльфы любят только раз

      Король лесных эльфов сидел в короне из цветов на празднике Венца Лета. Он был счастлив и не скрывал этого. В кои-то веки Трандуил соответствовал своему имени. Весна жизни бурлила в его крови, выплескивалась наружу.       «Шесть лет назад на этом самом месте, – вспоминал король, – я понял, что влюблен».       В какой же момент это произошло?       Тот танец мотылька…       Эмлинэль будто бы не делала ничего сложного или выдающегося. Но от нее нельзя было оторвать глаз – так она проживала роль бабочки, летящей на огонь. Смутная тоска сжала сердце Трандуила, и он не мог понять, что ее вызвало.       А потом – прыжок Эмлинэль, взметнувшееся ввысь пламя огня, ее короткий вскрик. Трандуил подался вперед, желая и не смея оказаться рядом, погасить искры, впившиеся в платье и ступни, прижать Эмлинэль к груди.       Он окаменел, поймав себя на этом порыве – словно дернул за ошейник цепного пса. Не давая себе возможности осознать свое чувство, задавил его, упрятал под ледяную корку самообладания.       О, как искусен король в умении скрывать истинные чувства! И все же лед пошел трещинами, когда Эмлинэль приблизилась к нему под руку с Куиноном, расстроенная и растерянная. Король ясно видел, что она ждет от него живого, теплого слова. И мстительно – в первую очередь к самому себе! – не позволял себе произнести его.       Но когда она ушла с Королевской Поляны, не выдержал: подозвал Куинона.       – Наша лориэнская гостья явно перепутала направление.       Куинон задумчиво прищурился:       – Да уж, идет прямиком к болоту.       И не двинулся с места. Пришлось озвучить яснее:       – Нужно проводить.       – Хорошо, я пошлю кого-нибудь.       – Иди сам.       – Дважды за ночь покинуть пост?       Трандуил на мгновение сжал зубы: неподчинение Куинона действовало на нервы. А Эмлинэль тем временем все ближе и ближе к губительным топям. Трандуил придал голосу твердость:       – Выполняй.       – Слушаюсь, государь.       Вот и сейчас – шесть лет спустя – за левым плечом короля стоит верный телохранитель, все тем же внимательным и неласковым взглядом осматривает лес вокруг и эльфов на поляне. Те не замечают этого взгляда – веселятся так, как умеют лишь эльфы. Песня радости и вечной юности взмывает к звездам, сплетаясь со звуками флейт и арф. И звезды отвечают музыке, разгораясь все ярче и ярче. Кружатся среди костров эльфы, развеваются в танце их длинные волосы и вплетенные в них ленты – по моде, пришедшей из Лориэна. Не Эмлинэль ли первая появилась на Королевской Поляне с таким украшением? Среди знати Лихолесья издавна было принято украшать себя золотом и драгоценными камнями. Кто бы мог подумать, что они пожелают перенять скромный обычай Лориэна.       Чем теснее становились связи Эрин Ласгален и Восточного Лориэна, куда переселился Клеборн со своим народом, тем больше лориэнского проникало в жизнь лихолесцев. Крой одежды и манера укладывать волосы, песни и танцы, бесчисленное множество мелочей.       Трандуила отчего-то не радовали эти изменения. Будь его воля, он сохранил бы свой Лес и жизнь его обитателей неизменными. Он был счастлив наблюдать, как сходит Тень с Эрин Ласгален, но, странное дело, чувствовал, что начинает скучать по ощущению постоянной опасности, которое дарило соседство с крепостью Дол Гулдур. Видно, и правда, Искажение слишком сильно коснулось его.       С самой смерти отца Трандуил ощущал себя сердцем Лихолесья, к которому стекается вся кровь Леса: его горе и радость, его боль и счастье. Хорошо Лесу – ровно бьется сердце. Страдает Лес – сжимается и сердце в страдании. Трандуил жил ради Леса, женился ради Леса, своего сына растил ради того, чтобы было кому передать Лес. Но его брак распался, сын покинул Эрин Ласгален – и вот Трандуил вновь один.       Один ли?       Трандуил поднял глаза к звездам. Быть может, прямо сейчас на них смотрит и Эмлинэль. Впервые за время своего заточения смотрит на звезды.       Он уже скучал по ней, хотя последний раз спускался в ее темницу лишь прошлой ночью.       Эмлинэль была особенно нежна и ненасытна. Провожая его под утро, спросила:       – Когда же я выйду отсюда, Трандуил? Ты уже решил?       – Я же позволил тебе выйти к звездам на Венец Лета. Маленькими шагами, Эмлинэль. Наберись терпения.       Эмлинэль вздохнула, легко провела ладонью по его плечу:       – Ты так и будешь продолжать лгать, – и поспешила добавить: – Я не виню тебя – я понимаю.       Он уже открывал дверь, когда она вновь бросилась ему на шею, покрыла лицо жаркими поцелуями.       – Как же я люблю тебя! Как люблю! Как же сильно я буду скучать!       – Мы увидимся послезавтра, – возвращая поцелуй, ответил Трандуил. – Немного терпения, милая.       От воспоминаний о прошлой ночи Трандуила отвлек голос Куинона.       – Неспокойно мне. Пойду проверю посты.       – Ты когда-нибудь отдыхаешь? – покачал головой Трандуил.       – Отдохну в Чертогах Мандоса.       Куинон коротко поклонился, кивнул одному из дворцовых стражей – и тот мгновенно занял место начальника. Трандуил вновь повернулся к поляне, высоко поднял кубок с вином. Мгновение – и десятки кубков взметнулись вверх, раздались радостные выкрики.       – Во славу Эльберет! – произнес король, и его подданные радостно подхватили:       – Во славу!       И громче заиграла музыка, и ярче вспыхнули костры, и наполнился Лес до краев счастьем своих жителей.       В такие ночи время замирает, позволяя до дна испить радость. Трандуил не мог бы сказать, сколько отсутствовал Куинон, но, когда тот вернулся, мгновенно понял: что-то произошло. Начальник дворцовой стражи въехал на Королевскую Поляну верхом, спрыгнул на землю лишь в двух шагах от короля. Коротко поклонился и коротко доложил:       – Она сбежала.       Эмоции Трандуила рванулись вперед, но были вовремя сдержаны железными цепями привычки держать лицо. Лишь несколько мгновений потребовалось, чтобы вернуть себе самообладание.       – Так догони и верни, – небрежный тон, небрежный жест.       Куинон кивнул, взялся за холку коня.       – Я послал за собаками, собираю отряд. Решил доложить тебе сам.       – Правильно сделал. Верни ее.       – Живой или мертвой? – одними губами произнес Куинон. Единственный его глаз сверкнул нехорошим огоньком.       Трандуил подался вперед, прошипел:       – Живой и невредимой. И держи своих собак на привязи.       – Понял-понял, – словно бы с сожалением откликнулся Куинон, оседлал коня и скрылся среди деревьев так же стремительно, как появился.       Сбежала! Как посмела она бросить его?! Ну ничего, пусть только Куинон вернет Эмлинэль в темницу – а там уж ей придется держать ответ за свои действия.       И тут же укол совести: ведь Трандуил сам вынудил ее к этому. Эмлинэль предупреждала, что ему следует торопиться, иначе она покинет его. На сей раз это не просто ссора. Эмлинэль вновь закроет от него дверь своей темницы, но теперь навсегда – то есть до тех пор, пока он не освободит ее. Что ж, придется ему пойти на новые уступки, и куда более серьезные, чем прежде.       Но какая неблагодарность: он позволил ей выйти из тюрьмы ночью, а она… Как ей вообще удалось вырваться из-под охраны? «Хитрее черной лисы», – с восхищением и гордостью подумал Трандуил.       Он с трудом досидел до конца праздника. Пусть ему было несложно сохранять видимость спокойствия и хорошего настроения, но внутренние нетерпение и беспокойство не давали наслаждаться ни вином, ни музыкой. Воображение рисовало страшные картины того, что может случиться с одинокой женщиной в ночном лесу. Везение Эмлинэль уже однажды толкнуло ее к гнезду паучихи. Да и мало ли опасностей в Лихолесье помимо пауков?       Оказавшись наконец в своих покоях, Трандуил послал слугу узнать, не вернулся ли отряд Куинона.       Их не было.       Беспокойство нарастало.       Пусть только вернется невредимой – он найдет способ примириться, поспешит с освобождением. Нет, конечно, не снимет все обвинения на следующий же день, но подарит прощение, окажет королевскую милость. А еще через несколько лет, когда все увидят, что Эмлинэль живет честной жизнью, он сначала возвысит ее, а затем и женится. Они будут вместе. Они будут счастливы.       Да где же носит этого Куинона?!

***

      Серые кони несутся по лесу. Толстый слой палой листвы глушит стук копыт.       Серые кони несутся по лесу. Словно клочья тумана, словно тени, словно сны.       Серые кони несутся по лесу. Пригибаются к их холкам лучшие следопыты Лихолесья. Вьются у их ног охотничьи собаки.       Погоня стремительна и неумолима. Ни одному зверю не уйти от нее: не спасут его ни быстрые ноги, ни запутанный след, ни глубокая нора.       Азарт закипает в крови, веселая ярость пьянит охотников. И когда они видят впереди свою добычу, их предводитель натягивает лук.       В последний момент жертва оборачивается, вскидывает руки в бессильном жесте. Испуг и отчаяние в каждой черте лица Эмлинэль.       – Нет!!!       Трандуил проснулся от собственного вскрика и еще несколько мгновений не мог справиться с ужасом, вызванным сном.       Когда он заснул и сколько сейчас времени?       Он собирался позвать слугу, но не успел – в дверь постучали, порог переступил Куинон. Лицо усталое и злое.       – А я тебе говорил, что нельзя выпускать ее ночью! – сказал он, закрыв за собою дверь. – Предупреждал же! Как сквозь землю…       – Что?! Вы ее не нашли? – Трандуил сам не понял, как оказался возле Куинона, как схватил его за ворот камзола. – Так почему же вернулись? Прочесать лес, взять больше собак!       Куинон неспешно освободился от хватки Трандуила, устало опустился в кресло:       – Да вывели всех собак, отправил еще несколько отрядов в лес. Если жива еще, отыщем.       «Если жива еще», – зазвенело в ушах. Трандуил медленно сел в кресло напротив Куинона. Тот неторопливо докладывал:       – Охрану чем-то опоила. Когда я нашел их, они спали. У одного украла кинжал. Сразу отправился за собаками – они не смогли взять след. Тоже, видно, какое-то зелье виновато – землю вокруг обсыпала. Заскулили, хвосты поджали – и ни с места. Пошли со следопытами. Уж от них-то не уйти. Ушла. У болота пропал след. То ли сгинула, то ли пробралась на другую сторону. Мы было сунулись, да без толку, не пройти там — самая топь. Надо по краям с собаками обходить – смотреть, не вернется ли след.       Трандуил прикрыл глаза. Одна, босиком, в жалком платье, не способном защитить от холода, – куда она бросилась? Зачем? Что если и впрямь ее поглотило болото? Нет… Нет, он бы почувствовал.       Мысленно позвав Эмлинэль, Трандуил не ощутил ответа, но сердце, хоть и терзалось тревогой, верило: Эмлинэль жива.       – Продолжай поиски, – приказал он. – Ступай.

***

      С каждым днем все яснее становилось: Эмлинэль – или ее тело – найти не удастся. Подданные боялись попадаться на глаза королю – так он был мрачен. Он не отклонился от своего распорядка, не пренебрег обязанностями короля, но в редкие свободные минуты давал волю раздражению.       Когда через пять дней поисков во дворец вновь вернулся Куинон, Трандуил напустился на него с едва сдерживаемой яростью.       – Не пора ли тебе на покой, начальник дворцовой стражи? – поинтересовался он, выслушав неутешительный доклад. – За последнюю сотню лет ты уже трижды упустил пленников. Сначала отряд гномов сбежал у тебя прямо из-под носа, потом Голлум, теперь Эмлинэль.       – Решишь отправить на покой – отправлюсь, – сдвинул брови Куинон. – Только позволь тебе напомнить, что гномы сбежали не без помощи Кольца Всевластия, Голлума упустил твой собственный сын, а Эмлинэль – ты сам. Я всегда был против того, чтобы выпускать пленников из тюрьмы. А уж оставлять их на воле ночью – это верх беспечности и глупости.       – Ты назвал меня глупцом?       – Беспечным глупцом, если быть точнее.       Куинон перешел черту, но и не думал отступать. Прямо уставившись Трандуилу в глаза, ждал его ответа.       Трандуил медленно поднялся.       – Пошел вон, – тихо проговорил он, – если не хочешь из начальника тюрьмы стать ее постоянным обитателем. И продолжай поиски.       Куинон картинно поклонился и ушел. Трандуил медленно разжал кулаки. Кто угодно другой после подобных слов не избежал бы сурового наказания. Но с Куиноном дело другое. Друг детства навсегда остается другом детства. И к тому же – проклятье! – он прав. Трандуил – беспечный глупец!

***

      Трандуил день за днем взывал к Эмлинэль, но не чувствовал отклика. Что еще он может предпринять, чтобы вернуть ее? Быть может, ей кто-то помог сбежать? Тогда нужно найти его – и через него найти беглянку.       Куинон говорил об отравлении охраны. Когда стражи очнулись ото сна, то признались: Эмлинэль угостила их яблоками – Трандуил сам накануне праздника распорядился отнести пленнице корзину. А еще было зелье, которое отбило нюх собакам. Уже во второй день поисков беглянки Трандуил вызвал к себе Лаухена, и тот долго изучал все травы и снадобья, что нашел в маленькой лечебнице возле темницы Эмлинэль. Потом вернулся к королю с докладом.       – Не знаю, как бы она создала то, что создала, – развел Лаухен руками. – Быть может, во время прогулок в окрестностях дворца нашла подходящие травы. Но если они и были, их следов я не нашел. Либо, – главный целитель Лихолесья тяжело вздохнул, – ей кто-то помог.       Опросили всех дворцовых стражей: кто мог помочь Эмлинэль с побегом. Выходило, что за последние месяцы она общалась только с самими стражами и дважды с начальником тюрьмы. Куинон скорее сам отравил бы Эмлинэль, чем помог ей отравить других. А рядовые стражи просто не имели возможности сговориться с преступницей, потому что никогда не оставались с ней наедине, а состав сопровождающих постоянно менялся.       Транудил ощущал, как подступает отчаяние. Он то злился на Эмлинэль – то изводил себя чувством вины перед ней, то принимался придумывать новые и новые способы найти ее – то погружался в апатию. Куда она могла податься? В Лориэн? Но отправленные вестовые доложили, что она там не появлялась. В Озерный город? Но и там ее не оказалось. Либо ее кто-то укрывал.       «Мне бы только знать, что она жива! Пусть накажет меня долгой разлукой – я приму эту кару. Лишь бы объявилась!» – взывал Трандуил к валар. Но и они молчали.

***

      Так прошел месяц. В день суда, когда к королевскому дворцу съехались эльфы, ищущие разрешения своих споров, Трандуил решился на последнее средство.       «Эмлинэль выбрала правду, и только к ней вернется», – вновь и вновь повторял себе Трандуил, спускаясь по ступеням дворца в сопровождении свиты. Но не станет ли правда слишком дорогой ценой за возвращение Эмлинэль? Если он произнесет ее, назад пути не будет. Готов ли он на этот риск? И тут же вспомнились слова Эмлинэль: «Если власть твоя держится только на лжи, то достоин ли ты этой власти? Если же у нее есть и другие опоры, то убери одну – власть не рухнет».       Зал, в котором он осудил Эмлинэль на век заточения, был наполнен эльфами. Трандуил встал перед своим креслом и привычным взмахом руки добился полной тишины. Но ему потребовалось еще несколько секунд, чтобы справиться с подступившим к горлу комом и заговорить. Твердо, спокойно.       – Из королевской тюрьмы сбежала преступница – эллет Эмлинэль. Она была осуждена шесть лет назад с правом просить помилования один раз в пять лет. Год назад она воспользовалась этим правом и… доказала свою невиновность.       По залу прошелся гул, но тут же затих. Трандуил дал себе мгновение, чтобы перевести дух. Самое важное было сказано, остальное произнеслось куда легче:       – Она доказала это неопровержимо, но я уничтожил доказательства по причинам, которые не стану озвучивать, но которые казались мне достаточно весомыми, чтобы пойти против справедливости. Я обязан был освободить Эмлинэль, обелить ее имя, но не сделал этого. Эмлинэль не виновна в измене короне. Ложными оказались и обвинения в ее якобы жажде единоличной власти над Эрин Ласгален. Она виновата лишь перед Леголасом Трандуилионом. Но тот давно простил ее и не желал, чтобы след этой вины запятнал всю ее последующую жизнь.       Трандуил замолчал. Десятки глаз внимательно следили за ним, десятки ушей внимали его словам. Он ждал, что начнет терять ту связь со своим народом, которую всегда ощущал с тех пор, как на его голову опустилась корона. Но этого не происходило. Трандуил чуть возвысил голос:       – Повторяю: Эмлинэль невиновна. Ей возвращены все ее законные права и свободы. Она может рассчитывать на покровительство короля. Не будут наказаны те, кто, возможно, помог ей сбежать из тюрьмы. Не будут наказаны и те, кто, возможно, укрывает ее в данный момент. Приказываю разнести эту весть по Эрин Ласгален и за его пределами. Я все сказал.       Трандуил опустился в кресло. Тишина дрожала в воздухе еще несколько мгновений, а потом разом взорвалась голосами: удивленными, возмущенными, радостными. Король величественно взирал на своих подданных. Он ошибся. Он признал ошибку. И он по-прежнему их король.       Под прямым взглядом голубых глаз короля один за другим умолкали и склоняли головы эльфы. Лишь один не отвел взгляда, не выразил наклоном головы принятия слов короля – его верный телохранитель, его единственный друг, самый правдивый эльф из всех, кого знал Трандуил, – Куинон.