Эльфы любят только раз

      Трандуил уже не бежал — брел сквозь лес, ничего не видя перед собой. Прорывался сквозь кусты там, где обход был в двух шагах, шел через лужи, не пытаясь избежать глубоких мест. Ветки цеплялись за одежду, словно хотели удержать на месте, хлестали по лицу, когда он все же вырывался из их плена. Он шёл все дальше и дальше, как будто можно было уйти от собственной боли. Как будто, пока он не остановился, ещё что-то можно изменить. Дубовый корень укрылся под прошлогодними листьями, и Трандуил, споткнувшись о него, растянулся на земле, в кровь разбив ладони и колено. Со стоном он перевернулся на спину и закрыл глаза. Сил встать не было. Да и зачем вставать? Он будет лежать здесь вечность, пока сам не станет частью этой земли, этих деревьев, этих опавших листьев.       Должно быть, он провалился в короткое забытье, потому что не услышал шороха листвы, сминаемой под легкими шагами, не почувствовал любопытного и встревоженного взгляда, обращённого к нему.       — Дяденька, ты живой?       Трандуил открыл глаза и встретился взглядом с девочкой лет пяти-шести, присевшей возле него на корточки. Бледное умное личико, небесно-голубые добрые глаза, льняная косынка, из-под которой выбился светлый локон — Трандуилу она показалась воплощением света и чистоты.       — Не знаю, — ответил он одними губами.       — Раз моргаешь и говоришь, то живой, — серьезно сказала девочка. — Тебя молнией ударило, наверное? Вон ты какой черный.       — Наверное.       Смотреть на этого ребёнка, слушать его звонкий голосок было приятнее, чем умыться прохладной водой ручья после тяжелой грязной работы. Поэтому, когда девочка вскочила на ноги, Трандуил потянулся, чтобы удержать ее.       — Не бойся, я позову маму. Она лекарь, она тебя вылечит.       — Не надо.       — Она самый лучший лекарь на земле, вот увидишь! — сказала девочка уже на ходу, а потом припустила в сторону деревьев с криком: — Мама! Мама, скорее иди сюда! Дядю молния ударила!       Лишь когда девочка скрылась из глаз, Трандуил понял, что последние фразы были произнесены на языке эльфов.       Он резко вскочил на ноги, в глазах потемнело и пришлось опереться о дерево, чтобы вновь не упасть. Когда зрение вернулось, перед Трандуилом стояла Эмлинэль.       Еще не веря своим глазам, он протянул руку и коснулся ее щеки, оставив грязно-кровавые разводы.       Эмлинэль перехватила его руку, окинула быстрым встревоженным взглядом рваную одежду:       — Что случилось, Трандуил?! На тебя напали? Тебя, правда, ударила молния?       — Ты жива, — прошептал он.       — Чего нельзя с уверенностью сказать о тебе, — чуть сдвинула брови Эмлинэль. — Да что с тобой? Ну-ка, посмотри на мой палец.       И она начала сосредоточенно водить пальцем у него перед носом. Трандуил раздраженно отмахнулся.       — Твой дом сгорел. Я думал, что и ты тоже.       — О, нет! И все мои запасы?! Пять лет работы! Так и знала, что глупо хранить все в одном месте, — Эмлинэль схватилась за голову. Потом, опомнившись, вновь обратилась к Трандуилу: — Но почему ты решил, что я мертва? Разве ты меня не чувствуешь?       Действительно, после побега Эмлинэль из тюрьмы Трандуил не поверил в ее гибель именно потому, что ощущал биение ее жизни. А сейчас даже не попытался прислушаться — пожарище выглядело слишком красноречиво, слишком безнадежно.       Он не успел объяснить это, потому что рядом вновь появилась девочка в косынке. В руке она сжимала целый букет из подорожника.       — Дядя, ты уже здоров? Вот видишь, я же говорила, что моя мама – лучший лекарь в мире! А откуда ты знаешь наш язык?       Трандуил перевел взгляд с девочки на Эмлинэль и обратно. Тяжело сглотнул.       — И уши у тебя, как у нас, — девочка в раздумье сдвинула светлые брови. – Ты эльф, да? Меня зовут Анваэль. А тебя?       — Трандуил.       — И моего папу зовут Трандуил, — серьезно сказала девочка. — Ты мой папа?       Горло сдавило, и Трандуил смог лишь молча кивнуть.       Девочка всплеснула руками — веером взлетели в воздух листья подорожника — и бросилась на шею Трандуилу. Он нежно обнял ее и поднял взгляд на Эмлинэль. Нежность уступила место гневу.       — Я готов простить тебя за то, что бросила меня. Но ты еще и дочь у меня похитила! — воскликнул Трандуил.       — Если помнишь, ты держал меня в клетке, — глаза Эмлинэль сверкнули яростью. — Отпусти Анваэль. Не думай, что раз ты нашел нас, то дело сделано. Я не позволю тебе снова распоряжаться моей жизнью. Уходи, Трандуил!       — И это все, что ты мне хочешь сказать после стольких лет разлуки?! Когда растаяла твоя любовь? — Трандуил все же послушался, нехотя отпустил Анваэль. — Я минуты не жил без мыслей о тебе, каждый день молил богов, чтобы они оберегали тебя!       — Что же они не уберегли меня от встречи с тобой?! — от прежнего беспокойства и заботы в глазах Эмлинэль не осталось и следа. Она притянула к себе Анваэль, приобняла ее, будто Трандуил был голодным диким зверем и мог наброситься на них обеих. — И не говори мне о любви, Трандуил. Я не вернусь к тому, от чего убежала. Условия прежние: или я, или ложь.       — Я давно уже выбрал тебя.       — Слова, — коротко бросила Эмлинэль. — Снова будешь говорить то, что я хочу слышать, а делать так, как удобно тебе?       Трандуил вскипел.       — Осанвэ, Эмлинэль. Если не боишься, конечно.       Он открыл разум, и на него тут же обрушилась лавина ярости, обиды и боли. Он зажмурился, борясь с желанием закрыться от этого потока. Десятки обрывочных упреков посыпались на него, словно пощечины. За то, что ей пришлось искать убежища у людей и доказывать им свою полезность. За то, что она рожала ребенка в одиночестве, не в силах обеспечить ему ни роскоши, положенной ему по рождению, ни даже должной защиты. За извечный липкий страх, что Трандуил найдет их, и за вечную же тянущую боль из-за разлуки с ним.       И вдруг шквал чувств оборвался.       — Ты едешь к Леголасу? — Эмлинэль недоверчиво разглядывала Трандуила. — Ты действительно собираешься сказать ему правду?       Трандуил кивнул.       — А еще ты давно помилована… то есть твой приговор отменен. Ты свободна, Эмлинэль.       — Что ж… уже неплохо… — настороженность Эмлинэль не исчезла, но ее страх уменьшился.       — Прошу, поехали со мной. Я назову тебя своей женой перед всем миром, ты станешь королевой, — Трандуил сделал над собой усилие, чтобы закончить: — Если захочешь, открою всем правду о своем преступлении перед тобой.       Эмлинэль медлила с ответом, а Анваэль, которая до этого тихонько прислушивалась к ссоре взрослых, вывернулась из материнских объятий и спросила:       — Если вы будете королем и королевой, то я что, стану принцессой?       — Все зависит от того, что решит твоя мама.       — Ма-а-м, — протянула Анваэль, поднимая к ней личико.       — Мы поедем с тобой к Леголасу, — твердо произнесла Эмлинэль. — Быть может, тебе так не понравится говорить правду, что ты сам от нас откажешься.       По осанвэ Трандуил ощутил страх Эмлинэль и ее надежду. Он подошел к ней, коснулся щеки, вновь убеждаясь: это не мираж, не сон, вызванный отчаянием.       — Я не подведу вас.       Эмлинэль склонила голову, плотнее прижимаясь к его ладони, с мольбой прошептала:       — Прошу, не подведи.       Анваэль оторвалась от матери и снова обняла Трандуила. Тот поднял ее на руки, усадил на шею. Она восторженно завизжала, схватила его за уши. Трандуил ощутил волну умиления от Эмлинэль и с удивлением для себя осознал, что такого чувства не замечал раньше в ней. Что ещё в ней изменилось за эти пять лет? Или виной переменам не время, а материнство?       Трандуил вновь взглянул на Эмлинэль. Она улыбнулась в ответ:       — Безумие — верить тебе. Но я верю, и я счастлива.

***

      Отряд задержался у людей еще на один день. Весть о гибели целительницы и ее дочери успела до возвращения Трандуила облететь селение — и их возвращение живыми и невредимыми вызвало восторг.       Когда Трандуил объявил, что Эмлинэль — его жена, а Анваэль — дочь, люди, казалось, совсем не удивились. Зато эльфы, которые хорошо знали всю историю лориэнской целительницы, явно пребывали в недоумении. В отряде были не только воины, но и несколько придворных лордов. Они осмелились обратиться к королю за подробностями.       — Мы стали мужем и женой за несколько месяцев до побега Эмлинэль, когда ее вина уже была снята, но я еще не решился объявить об этом открыто, — ответил на их вопросы Трандуил, и тем ограничился.       Эльфы, чья служба во дворце длилась уже долгие годы, уловили по лицу своего короля, что дальнейших вопросов он не потерпит, и отступили. Сам же Трандуил знал: насколько бы подробно и честно он ни расписал их историю с Эмлинэль, она быстро обрастет слухами и небылицами. Те, кто любит короля, создадут для себя образ романтической истории. Те, кто недоволен им, увидят в ней лишь очередное проявление недостойного поведения.       Он просчитал это мгновенно и точно, несмотря на то, что свалившееся на него счастье кружило голову. Эмлинэль тоже явно имела свой расчет и свои соображения о том, как следует себя вести в новых обстоятельствах: она держалась так, будто этих обстоятельств не существует. Наведалась к Милошу, чтобы осмотреть, хорошо ли заживает рана его сына, зашла и в другие дома. С эльфами сама не заговаривала, но держалась приветливо и так, словно не жила вдали от сородичей больше пяти лет. На вопросы отвечала охотно, но туманно. С Трандуилом держала себя спокойно, не бросалась ежеминутно на шею. Тот и одобрял ее сдержанность, и одновременно досадовал: ему хотелось провести этот день в ее объятиях, но он и сам понимал, что нужно дать своим подданным привыкнуть к мысли о новой королеве и не стоит их раздражать прилюдным проявлением чувств.       Зато Анваэль совершенно не сдерживала себя. Всем и каждому, и хорошо если по одному разу, она рассказала, что ее папа — король, а она сама — принцесса. Ужасно важничала по этому поводу, но так по-детски очаровательно, что всех это только умиляло. Она то бросалась к новоприобретенному отцу, то носилась по селенью, прощаясь с друзьями на веки вечные, то забиралась к Эмлинэль на колени и затихала, явно пытаясь вместить в голове громадные перемены, которые на нее свалились.       Вечером эльфы и люди устроили праздник: разожгли костры, устроили танцы. Кто-то успел съездить в ближайший город за вином, и оно стерло последние границы между двумя народами. Анваэль не досидела до конца праздника — в какой-то момент Эмлинэль обнаружила ее привалившейся к Куинону и сладко посапывающей. Телохранитель короля сидел не шевелясь, и лицо его казалось чуть мягче обычного.       Эмлинэль присела рядом с Куиноном и осторожно переложила дочь к себе на колени.       — Давно она тебя пригвоздила к месту? — улыбнулась Эмлинэль, отводя от личика дочери пряди волос.       — Да нет, еще не успел корни пустить. Прибежала, сказала, что у меня самая плохая музыка, хотя я ничего не играл, и начала рядом со мной какую-то безголосицу мычать. Хвала богам, что уснула, — боялся, уши в трубочку свернутся.       Куинон вроде бы ворчал, но глаз его светился теплой зеленью, когда он смотрел на спящего ребенка.       — Да, есть у нее такое, — со смешком кивнула Эмлинэль. — Будет великой целительницей, вот увидишь. Она как-то чувствует болезнь и пытается нащупать Музыку.       — Музыку?       — Изначальную. Понимаешь? Из которой Эру создал мир.       — Слыхал я, что женщины теряют разум, когда у них дети рождаются, но и представить не мог такого размаха, — пробурчал Куинон.       — Вот увидишь: она и твой глаз вылечит… лет через сто, — самоуверенно пожала плечами Эмлинэль, а потом вдруг резко сменила тон: — Это ты привел сюда Трандуила?       — Нет. Знал бы, что ты здесь, нашел бы способ обойти.       — Значит, хорошо, что не знал, — тепло улыбнулась Эмлинэль.       — Не уверен, не уверен…       — А как Нимсилэль? С ней все в порядке? — Эмлинэль понизила голос.       — О, все прекрасно. Не знаю уж, с чего ты решила, что она в меня влюблена, но через три месяца после твоего побега она чудесно сыграла свадьбу с Лаухеном и уже успела ему двоих детей родить.       Эмлинэль тихо рассмеялась. Удивленной она не выглядела.       — А ты, значит, — кивнула она на синяк Куинона, — поговорил с Трандуилом о королеве?       — Нда… — недобро протянул Куинон. — Жаль, у меня привычка оберегать короля от увечий оказалась сильнее желания… кхм… высказаться.       В этот момент как раз подошел Трандуил, наклонился и поцеловал в лоб сначала Эмлинэль, потом Анваэль. Взял дочь на руки.       — Отнесу ее в шатер.       Эмлинэль какое-то время провожала спину Трандуила взглядом, прикусив нижнюю губу, а потом поднялась, расправила юбку и, не прощаясь с Куиноном, пошла следом. Больше они в ту ночь у костра не появлялись. И, если кто и судачил о том, что король ночевал в одном шатре со сбежавшей из тюрьмы бывшей преступницей, то делал это очень-очень тихо.