Эльфы любят только раз

      — Вы обезумели или это какая-то глупая шутка? — Леголас сидел напротив Трандуила и Куинона в своем доме в Итилиэне и только что выслушал правду о своем отце.       — Представляю, что ты сейчас чувствуешь, — поднялся с места Трандуил. — Когда я узнал об этом шесть лет назад…       — …то сразу сказал мне, не так ли?! — голос Леголаса едва не сорвался на крик.       — Может, это и кажется сейчас безумием, но тогда мы с Таурин просто пытались тебя защитить, — подал голос и Куинон.       — Защита заключалась в том, чтобы избавиться от меня?! Мамин отъезд в Валинор тоже был частью защиты?       — Если ты на минуту поставишь себя на наше место… — начал Куинон, но Леголас гневно перебил его.       — Я не хочу! Не хочу становиться на ваше место. Не хочу пытаться понять. И видеть вас обоих тоже не хочу.       Леголас грохнул дверью и вышел на улицу, пошел прочь от дома. Что за немыслимое завершение немыслимого дня!

***

      Утро началось с того, что к крепостным воротам подъехал отряд эльфов из Эрин Ласгален с самим королем во главе. Леголас выбежал на улицу, когда они уже спешивались у княжьего терема. Князем Итилиэна был Фарамир, сын прежнего наместника Гондора и брат погибшего Боромира. Леголас же, будучи лордом эльфов, переселившихся из Лихолесья в Итилиэн, занимал соседний дом.       Трандуил, хоть и был в походной одежде, держался царственно и на князя с княгиней, стоявших на верхней ступени крыльца, умудрялся смотреть свысока. Леголас не сдержал улыбки. Вспомнились бесчисленные поучения отца: «Не корона делает тебя королем, не дворец и даже не подданные. Ты должен быть пропитан властью, светиться ею — только тогда твои слова станут законом». Леголас так и не постиг в полной мере этой науки, но сам Трандуил действительно излучал волю и властность. Долгие церемонии приветствия, казалось, вовсе его не утомляли. Он будто исполнял их не ради себя и не ради князя, а для всех людей и эльфов, которые стали свидетелями этой встречи.       И снова в памяти всплывает голос отца: «Оказываясь перед народом, держи в голове, что память об этой встрече каждый из эльфов будет хранить многие сотни лет, каждый из смертных — до конца жизни. Будь внимателен к своим словам и поступкам, но прояви и искренние чувства: десятком внимательных и добрых замечаний, десятком вовремя произнесенных похвал ты можешь завоевать больше земель, чем в десятке битв».       Вот и сейчас, стоя на просторной площади и вручая Фарамиру богатые подарки, Трандуил явно завоевывал — не земли, конечно, — сердца всех собравшихся. Высокий, широкоплечий, золотоволосый, величественный, он притягивал взгляды. Каждое слово, произнесенное его негромким, но звучным голосом, ловили с вниманием и жадностью.       И как у него это получается?! Леголас, хоть и был прилежным учеником Трандуила, прекрасно осознавал, что ему никогда не встать на одну ступень с учителем.       Несмотря на радость долгожданной встречи, Леголас без нетерпения ждал, когда наступит момент для встречи отца и сына — церемонии есть церемонии. Сдержанно-радостные объятия, пара приличествующих фраз во весь голос и несколько тихих — друг для друга. Трандуил произнес таинственно: «Сейчас, прошу, держи лицо — я после все объясню».       И после этого все превратилось в кошмар. Трандуил вдруг повернулся назад, кивнул кому-то и объявил:       — В Эрин Ласгален радость: после долгих лет одиночества я нашел новую королеву для своего Леса. Моя жена, — он протянул руку женщине, чье лицо лишь недавно перестало преследовать Леголаса во снах, — Эмлинэль и наша дочь Анваэль.       Леголас почувствовал, что земля под ним и правда накренилась, и схватился за плечо Трандуила.       — Держи лицо, — проговорил тот еле слышно.       Толпа вокруг пришла в движение: всем хотелось взглянуть на королеву и принцессу. Эльфы, знавшие историю Эмлинэль, возбужденно переговаривались, многие повернулись к Леголасу — как он отреагирует?       Может, это и был лишь сон? Как иначе объяснить, почему Эмлинэль встала плечом к плечу рядом с Трандуилом, а тот нежно взял ее ладонь в свою. Трандуил, который так ненавидел бывшую невесту сына, что хотел казнить ее, а когда ему не позволили сделать это, пять первых лет заключения держал в тюрьме без права видеть небо. Она же сбежала шесть лет назад… Трандуил отыскал ее и почему-то женился на ней… И что он говорил о дочери?..       Леголас повёл взглядом и увидел девочку, крепко сжавшую в кулачке край юбки Эмлинэль.       Он был не в силах смотреть ни на Трандуила и Эмлинэль, ни на любопытствующих сородичей, а потому почти с облегчением опустился на корточки перед девочкой.       — Привет, я Леголас.       — А я Анваэль, — не только голубые глаза и золотые, словно солнечный свет, волосы, но даже что-то неуловимое в мимике подтверждало: перед Леголасом — дочь Трандуила. Но как это возможно?       — Сколько тебе лет, солнышко? — спросил Леголас.       — Уже пять! — с гордостью ответила Анваэль. — А тебе?       — Чуть побольше, — Леголас невольно улыбнулся девочке, хотя его смятение никуда не исчезло. Не сам ли Трандуил и организовал побег? И все это время где-то скрывал жену и дочь, а сейчас почему-то решил перестать скрывать.       — У тебя самая красивая Музыка, — сказала Анваэль, отпуская материнскую юбку и делая шаг к Леголасу.       Он не успел спросить ее, что это значит: церемонии завершились, и Трандуила со всей его семьей и свитой повлекли в княжеский терем. Леголас, вставая, встретился с настороженным взглядом Эмлинэль. Она протянула руку Анваэль, и та послушно схватилась за нее.       Леголас пропустил их вперед и пошел следом. Куинон, телохранитель короля и первый учитель Леголаса, кивнул ему: в кивке этом Леголас уловил и сочувствие, и предупреждение.       «Держи лицо», — сам себе повторил Леголас, поднимаясь на высокое крыльцо.       В пиршественном зале княжеского терема остались лишь сановники и знать — и у Трандуила сразу же в приличествующей форме потребовали подробностей о его новой семье. Тот отвечал будто бы подробно, но округлыми фразами, из которых и картина складывалась очень общая. Кое-что Леголас все же уяснил: Эмлинэль действительно сбежала из тюрьмы, помог ей в этом Куинон. Трандуил нашел свою жену и дочь по дороге в Гондор, и таким образом семья воссоединилась.       — Я все держал в тайне даже от Леголаса, — Трандуил повернул к нему голову, во взгляде читалось сожаление. Было ли оно искренним? — и только сейчас понимаю, что напрасно. Пришло время покончить с тайнами.       Леголас, слишком хорошо знавший своего отца, уловил в его словах смысл, наверняка ускользнувший от прочих: Эмлинэль и Анваэль — не единственная тайна, с которой Трандуил решил покончить. Но Леголас и предположить не мог, что следующая открытая тайна окажется еще болезненнее.       Когда после трапезы Трандуил с Куиноном переместились в дом Леголаса и рассказали ему, чей он на самом деле сын, он не сдержался: вышел из себя, сбежал из собственного дома. Ноги сами принесли его в любимое место — на холм к западу от городских стен. Внизу под легким ветром колыхались зеленые волны крон деревьев, шелест листьев походил на шум прибоя, далеко разносился птичий гомон, мимо то и дело с жужжанием проносились пчелы и осы. Леголас втянул носом воздух. Запах земли и прелой листвы из леса за спиной смешивался с ароматом трав, цветущих на склоне холма. Это место всегда наполняло душу Леголаса умиротворением, но сегодня и оно было бессильно.       Леголас подобрал с земли камень и зло швырнул его вниз по склону. Потом бросил второй камень. Третий. Проклятье! Проклятье!! Проклятье!!! Никогда в жизнь Леголас еще не чувствовал такой злости и такой беспомощности. И если злость немного поутихла после того, как Леголас скинул с вершины холма пять десятков камней, то беспомощность лишь прочнее обосновалась в его душе. Расправившись с камнями, он уселся прямо на землю, решив не возвращаться в город, пока не поймет, что делать дальше. Вот только в голову не шло ничего дельного: чувства мешали мыслям.       Когда за спиной послышались шаги, Леголас даже на мгновение малодушно подумал о том, чтобы спрятаться, но все же смог себя пересилить: поднялся навстречу тому, кто нарушил его одиночество.       — О, Леголас, не знала, что ты тут, — вздрогнула от неожиданности Эмлинэль. Или всего лишь сделала вид, что удивлена?       — За сегодня я слишком устал от игр и интриг. Если тебя послал Трандуил, то можешь признаться и сразу передать мне его слова. Если искала сама, то прямо говори, что тебе нужно.       — Ты не потерявшийся ребенок, чтобы за тобой бегать, — примирительно улыбнулась Эмлинэль. — И я вовсе не хотела нарушить твое одиночество. Понимаю, что после сегодняшнего тебе есть что обдумать. А я тут по своим целительским делам. Увидела, что у княгини Эовин ноги опухли — такое бывает у беременных — ищу подходящие травки… Знаешь ли, всегда полезно заручиться поддержкой жены влиятельного мужчины. Лихолесью не повредят новые связи.       — Эовин беременна?!       — Мужчины… — снисходительно усмехнулась Эмлинэль. — Витаете в облаках, а что у вас под носом происходит — не замечаете.       — Да уж. Пока носом не ткнут…       — Я вовсе не про тебя и твоих родителей, — поспешила сказать Эмлинэль, но Леголас лишь рукой махнул.       Эмлинэль подошла ближе.       — Мне так жаль, Леголас. Я просила Трандуила, чтобы он как-то предупредил тебя — хотя бы про меня и Анваэль. Глупо, но, когда ты заговорил с ней, я испугалась. Как будто ты мог обидеть ее, чтобы отомстить мне.       — Отомстить тебе, Эмлинэль? Я ведь уже говорил, что не могу по-настоящему злиться на тебя. Да и разве ты не понесла наказания?       Эмлинэль покачала головой:       — Моя жизнь в последние годы не была легкой, и я как-то привыкла думать, что все эти мытарства искупают мою вину перед тобой. Но сейчас понимаю: важно лишь то, что чувствуешь ты.       Леголас несколько секунд изучал ее лицо, а потом заговорил:       — Что я чувствую к тебе? Не нахожу подходящего слова. Может, горькую благодарность... Эмлинэль, я встретил тебя, когда только-только потерял друга на пути из тьмы во тьму. Я тогда вдруг понял, что наш поход почти обречён на провал, и дух мой ослабел. Ты стала для меня лучом света. Невозможно сражаться за свободу всего мира: каждый солдат в войске сражается за что-то свое. Я — за то, чтобы вновь встретить тебя. Лента на запястье каждую минуту напоминала: ты не сказал самого главного, вернись к ней и скажи. Я ведь не знал, любишь ли ты меня — но сам любил, и любовь давала мне силы. Оказалось, что ты меня не любишь, — Леголас в деланной беспечности развел руками. — А теперь еще оказалось, что ты любишь моего отца. Только он не отец мне. Оказалось, что мои родители — мама и Куинон — еще до моего рождения решили мою судьбу. Вот на кого я злюсь — не на тебя. Ты разбила мне только сердце. А они — всю мою жизнь, — Эмлинэль не перебивала, а ее серые глаза не ранили сочувствием, и Леголас продолжал: — Помнишь, ты сравнила меня с трехногим табуретом? Так вот сейчас я чувствую себя так, будто мне разом подрубили все три ножки. Мать, отец… то есть теперь просто Трандуил, Куинон, который теперь отец, — я не могу уместить все это в голове, не могу понять, кто они такие. И не понимаю, кто теперь я. Сейчас, когда они говорили это все, мне казалось, что я дитя, что прямо сейчас они, взрослые, решают мою судьбу. И ответил на это все как ребёнок. Едва ли ногами не топал: не хочу-у.       Запал Леголаса иссяк, он замолчал.       — Я ведь тоже все решила за Анваэль, — задумчиво произнесла Эмлинэль. — Думаешь, она понимает, почему росла без отца и вдали от своего народа? А ведь твои родители тоже пытались тебя защитить, как и я ее. С тех пор, как стала матерью, я иначе смотрю на собственное детство. Помнишь, как я обижалась на маму, что она оставила меня? А сейчас обида куда-то ушла. Мама желала мне счастья, но не могла дать больше, чем дала. А еще я вдруг осознала, что не оказалась бы там, где нахожусь сейчас, если бы моя мать повела себя иначе. Может, я была бы счастливее, может, нет. Но прямо сейчас я благодарна всему своему прошлому за мое настоящее.       — Считаешь, я должен быть им благодарен? — скривился Леголас.       — Ты ничего им не должен. Но и они тебе не должны. В тот момент им казалось, что они поступают правильно.       — Вот этого я не в силах понять. Что должно было быть у них в головах, чтобы так поступить друг с другом и со мной? Скажи, ты бы смогла отдать Анваэль кому-то?       Эмлинэль ответила очень серьезно:       — На месте твоей матери, Леголас, я бы убила Трандуила — чужими руками, конечно, — а Куинона усадила бы на трон. Так что, может, она выбрала не худший вариант?       Леголас нервно рассмеялся:       — Ты умеешь привести в чувства.       — Рада, если смогла помочь, — кивнула Эмлинэль. — Мне все-таки нужно заняться делом. Не видел тут шалфей? Боюсь, как бы он уже не отцвел здесь, на юге, — придется, видно, искать сушеный у местных знахарей.       — Посмотрим на северном склоне, — предложил Леголас и сам пошел впереди. На ум ему пришла еще одна мысль, которой хотелось поделиться: — После своего путешествия по Средиземью я стал яснее чувствовать Искажение. Где-то — в Ривенделле, в Лориэне — его почти не было. Где-то — в землях вокруг Мордора и в родном Лихолесье — чувствую его почти осязаемо. Может, это оно виновно во всех моих бедах: в том, что отец… то есть король ошибся с выбором королевы, в том, что королева полюбила своего телохранителя…       — Я бы не стала так легко оправдывать их, — заметила Эмлинэль. — Ты тоже рос в Лихолесье, но Искажение не коснулось тебя.       — Зато меня явно преследует проклятие: с самого рождения все, кого я любил, лгали мне.       Эмлинэль ничего не ответила, и Леголас вдруг остановился, вновь повернулся к ней.       — Мне казалось, что я уже забыл тебя, что наша встреча, случись она, меня не тронет. И вот ты здесь…       Леголас замолчал, не окончив фразы. Молчала и Эмлинэль. Зеленые глаза пытливо и почти удивленно изучали ее лицо.       — Мне не вычеркнуть тебя из своей жизни, — наконец сказал Леголас. — Но только сейчас я понял, что и не хочу этого. Не могу представить, с кем бы еще я мог так поговорить сегодня, так открыться.       — Если бы ты знал, Леголас, как я боялась, что ты возненавидишь нас с Анваэль! — голос Эмлинэль дрогнул. — Знаю, что справлюсь с недоверием эльфов Эрин Ласгален, знаю, что смогу очаровать людей, гномов и кого угодно еще. А если и не очарую, не расстроюсь. Но твое прощение мне нужно как воздух. Как бы мне хотелось заслужить твою дружбу!       Эмлинэль подалась вперед, и Леголас шагнул навстречу, обнял, уперев подбородок в ее макушку. Они замерли на вершине холма, и шелест листьев деревьев был подобен шуму прибоя — вечному и бесстрастному.