Эльфы любят только раз

      Трандуил сдержал слово: на встрече с королем Элессаром и его двором так выстроил беседу, что по окончании ее было ясно: Леголас — первый из лордов Трандуила, сын первой королевы Эрин Ласгален, которого король воспитал как сына. И об этом знают все, но из деликатности никогда не упоминают об отсутствии кровного родства Леголаса и Трандуила. И все это было донесено до людей без единого прямо сказанного слова. Леголасу оставалось лишь мысленно восхищаться мастерством короля.       Эмлинэль ожидаемо произвела на собравшихся самое благоприятное впечатление. Проявила ум и такт в беседах, как бы ненароком явила материнскую мягкость при обращении к дочери и заботу о супруге. Анваэль же, в отличие от своих хитроумных родителей, вела себя совершенно непосредственно и наивно, но тоже завоевала симпатии. Наряженная в светлое платьице, с косами, затейливо украшенными лентами, она с интересом разглядывала всех и всё, сыпала вопросами и не дослушивала ответы. Крепко сжав ладонь Леголаса, она таскала его из одного угла пиршественного зала в другой, очень торжественно поздоровалась с королевской четой Гондора, заявив, что их совместная музыка просто чудесна. Леголас уже не первый раз слышал о музыке от Анваэль и полагал, что это некое подобие вежливости и учтивости, принятое в местах, где девочка провела первые годы жизни. Видимо, к тому же выводу пришли и Арагорн с Арвен, потому что ответили в том же духе.       Впрочем, несмотря на то, что Анваэль была в восторге от всего происходящего, она быстро утомилась от благодушного внимания, которым ее окружили придворные. Эмлинэль, незаметно, но пристально следившая за дочерью, сделала Леголасу знак увести ее. Так что бывший сын короля не узнал, чем закончилась встреча двух глав государств.       Они с Анваэль отправились к Белому древу, устроились на парапете и смотрели на Минас-Тирит с высоты. Анваэль притихла и доверчиво прижалась к Леголасу. Он вспомнил, как накануне испытал ревность к девочке, и устыдился. В душе и мыслях у него по-прежнему царил хаос, но Леголас уже мог выдерживать внешнее спокойствие. Так уже было, когда раскрылся обман Эмлинэль: первые дни он был не в состоянии скрывать эмоции, но чем больше времени проходило, тем легче становилось держать лицо при посторонних. Этот навык он, как и многое, получил от Трандуила. «Чем сложнее времена, тем чаще подданные смотрят на короля, — учил тот мальчика. — Чем сложнее времена, тем спокойнее и увереннее ты должен выглядеть. Умение скрывать эмоции нужно для благополучия государства не меньше, чем умение принимать верные решения».       Анваэль вернула Леголаса из воспоминаний тем, что начала тихонько напевать какую-то неуловимо знакомую мелодию. Леголас вслушался и несколько минут безуспешно пытался вспомнить, откуда он её знает. Наконец сдался:       — Откуда это?       Анваэль подняла лицо, её ясные глаза сверкали удовольствием:       — Это твоя мелодия.       — Я серьезно. Что это за песня?       Анваэль чуть сдвинула светлые брови:       — Это твоя мелодия. Ты разве не знаешь, что у всех есть своя музыка? У эльфов и людей. Только я не все хорошо слышу и не все могу спеть. Мама говорит, раньше не было мира — только Музыка. А потом она рассыпалась на разные мелодии, и они превратились в мир: ну, в камни, в воду и вообще во всё. Даже свет и тьма из музыки! Это правда, как думаешь?       Леголас кивнул:       — Единый создал Айнур и наделил каждого из них своей мелодией. Из переплетения тех мелодий родился наш мир. Ты и музыку деревьев слышишь?       Анваэль повернулась к Белому древу, посмотрела на него несколько секунд, потом покачала головой:       — Не получается. Только у людей и эльфов. Очень редко у животных. Мама говорит, она не слышит музыку. А ты?       — И я не слышу. И даже не знаю никого, кто бы слышал.       Анваэль удивлённо вскинула светлые брови, а потом заулыбалась:       — Значит, я особенная?       — Особенная, — Леголас улыбнулся в ответ, посмеиваясь в душе над гордостью маленькой девочки и еще не до конца веря в её дар. — А свою мелодию слышишь?       — Нет. И мамину почти никогда. Она говорит, это потому, что я с рождения слышала наши мелодии они для меня как воздух, незаметны.       Анваэль снова начала мурлыкать под нос мелодию. Леголас вслушался. Почему-то ему очень захотелось поверить в этот момент, что эта музыка действительно принадлежит только ему одному, а не является плодом фантазии девочки. Спокойная, светлая, хотя и чуть печальная мелодия казалась такой родной.       — Ты станешь менестрелем, — произнес он, когда девочка замолчала. — Каждый захочет услышать свою мелодию. Ты прославишься на весь мир.       — Нет, я буду целительницей, как мама, — серьезно ответила Анваэль. — Когда человек болеет, я это слышу по его мелодии. И мне кажется, что я могу «перепеть» болезнь. Только пока не получается.       — Если у тебя это получится, то ты тоже прославишься на весь мир.       Девочка расплылась в мечтательной улыбке, явно представляя все приятные стороны этой славы, и Леголас невольно вспомнил себя в детстве. Он тоже мечтал о славе, о какой-то особенности, которая бы выделяла его из всех эльфов и при этом не была бы связана с его титулом. Леголас всегда мечтал, чтобы интерес к нему проявляли из-за его личных качеств, а не из-за того, в какой семье он родился. Анваэль только что получила титул принцессы и, должно быть, видела в этом лишь плюсы: новые наряды, игрушки, жизнь в великолепном дворце. Может, первые годы жизни, проведенные в глухой деревне, помогут ей дольше не замечать минусов знатности.       — А правда, что в Лихолесье живут огромадные пауки? — спросила вдруг Анваэль. — Мама говорит, мы туда скоро поедем.       — Не называй Эрин Ласгален Лихолесьем, — засмеялся Леголас. — Это довольно грубо. А пауки там живут действительно «огромадные».       И он принялся рассказывать о родном Лесе и его обитателях, стараясь не слишком пугать девочку. Впрочем, в ее глазах он читал только любопытство и радость, даже когда речь заходила о действительно опасных созданиях, появившихся в Лесу во времена силы Дол-Гулдура.       Беседа лилась легко и беззаботно. Когда Леголас заметил, как сильно удлинилась тень Белого древа с тех пор, как они с Анваэль пришли к нему, то удивился: все это время он не вспоминал о вчерашних новостях и не испытывал вчерашних чувств. Рядом с девочкой он ощущал спокойствие, ему было интересно слушать ее наивные рассуждения и не тяжело отвечать на бесчисленные вопросы.       Он даже подосадовал, когда к ним подошел один из его знакомых и вступил в беседу. Анваэль в ней мало участвовала: оставив взрослых с их скучными разговорами, пробежалась по террасе, полюбовалась упавшим с Древа листом, попрыгала на одной ножке по булыжникам, а потом уселась под бок Леголасу и вскоре уснула.       В таком положении их и застали Трандуил с Эмлинэль.       — Мы останемся в Цитадели ещё на два дня. Потом вернемся в Итилиэн и погостим у тебя дней десять, — сказал Трандуил. — Ты останешься с нами в Минас-Тирите?       Он наклонился над спящей дочерью и подхватил её на руки.       — Конечно. Ай! — Леголас схватился за голову: что-то дернуло его за волосы.       Оказалось, Анваэль незаметно для него сплела косу из своих и его волос. А Трандуил, поднимая её на руки, потянул за нее. Анваэль тоже проснулась и захныкала. Эмлинэль с тихим смехом расплела косу и полушёпотом сказала:       — Кажется, я знаю, что произошло. Анваэль спрашивала меня, что значит быть мужем и женой. Я сказала, что это значит быть связанным с другим эльфом душой и телом как волосы связаны с лентой.       Окончательно проснувшаяся Анваэль спрятала смущенное лицо не плече у отца.       — Ну вот, я угадала, — опять засмеялась Эмлинэль. — Но, милая, детям жениться нельзя, да и прежде чем жениться, нужно спросить, согласен ли тот, кого ты любишь.       Леголасу тоже было смешно, но он побоялся обидеть девочку, поэтому сохранил серьезное лицо, когда ответил:       — Для меня это большая честь, принцесса. И я тоже очень полюбил тебя. Если ты вырастешь и все еще будешь хотеть этого, мы обязательно поженимся.       Больше об этом случае не вспоминали, но Леголас, чувствуя, что Анваэль приятна эта игра, держался с ней отныне подчеркнуто учтиво и нежно, как с взрослой леди и своей будущей невестой. Ему было гораздо легче разговаривать с ней, чем с Трандуилом или Куиноном, и Леголас часто будто прятался от них, целиком отдавая свое внимание Анваэль.       И все же избежать нового открытого разговора со своим настоящим отцом не удалось. За несколько дней до отъезда эльфов Лихолесья Куинону удалось остаться с Леголасом наедине.       — Я бы хотел остаться в Итилиэне, — сказал Куинон, не тратя времени на плавный переход к сложной теме. — Не жду от тебя сыновней любви, но надеюсь, что в конце концов ты простишь и примешь меня. И мы сможем стать ближе друг другу.       Леголас решил поддержать прямоту тона и ответил, не скругляя углы:       — Прошу тебя, уезжай. В конце концов я прощу. Но твое присутствие рядом не ускорит этого. Моя жизнь здесь именно такая, как мне сейчас нужно: я сам по себе. Твое присутствие все изменит, и не думаю, что в лучшую сторону. Позволь мне жить свою жизнь. Когда я буду готов тебя видеть, то сам приеду или приглашу в гости, — Леголас помолчал и добавил: — Не испытываю к тебе ненависти и не желаю своим ответом причинить боль. Но своё желание я высказал.       Куинон молча кивнул и вышел. Если бы он дал выход своим чувствам, повторил бы просьбу, Леголас, как он чувствовал, мог бы дрогнуть, вдруг переменить решение. И именно поэтому сын был благодарен отцу за маску сдержанности.       Когда королевский отряд покинул Итилиэн, Леголас испытал и грусть, и облегчение. Как бы всё ни поменялось теперь, но Трандуил, Эмлинэль и Куинон были дороги ему. И почему ему не может быть так же легко с ними, как с ясной и прозрачной малышкой Анваэль?       Сможет ли он сам наладить с ними отношения и смогут ли они это сделать между собой: Трандуил виноват перед Эмлинэль, а она сбежала от него, Куинон предал доверие друга. Как сложатся теперь их судьбы? Леголасу хотелось верить, что счастливо.