Общее настроение: — Maroon 5 — Get Back In My Life (Кос/Лиза)
Прошло без малого часов пять после того, как Космоса разбудил звонок Саши, попросившего взять машину с водителем и приехать в офис. После ночи без сна Косу не следовало занимать место за рулем. Он и не препятствовал, тем более нужно было заехать к отцу, чтобы прервать кочующее состояние Арьки. Лиза не проснулась, когда он уходил, но это играло на руку: в противном случае Холмогоров бессовестно опоздал бы на встречу с друзьями или вовсе бы не пришёл, продолжая доказывать жене, кто прав, а кто виноват по всем законам индийского трактата. Пообщаться с Пчёлой и Белым на свежую голову стоило хотя бы потому что теперь никто никуда не уедет. Дикая встряска вернула всех на прежние позиции, где решения принимались исключительно сообща. Прочь сомнения. Доигрались. Филу требовались самые лучшие и опытные врачи, которые не опустят руки, пытаясь доказать, что пациент, скорее, мертв. Этим вопросом надлежало заниматься вместе, не перекладывая проблемы на хрупкие плечи Томки. Поддержать надо, потому что одна она эту ношу не потянет. И можно ли быть готовым к такому ужасу? А Андрюху Кордона на перо поймать. Но со временем. Выждать. Пусть пока по свету походит. Напоследок.— Чё ждать-то, Сань? Топить и дело с концом! — Пчёле не сразу понравилась подобная стратегия. — Косматый, чё молчишь? Подумайте, нахер эти церемонии? Он булки расслабит, у него ж всё прокатило. Пидор, бля… — Погоди ты, Пчёловод, далеко не уйдет на своём заднем приводе, — Белый включил осторожность, о которой забывал, стоило гневу захватит хладнокровный разум, — а, Космос? Чего скажешь? — Давить надо, — иного решения и не было, — Шмидт нормальный вариант подскажет. За любое бабло!
После недолгого сидения в офисе, в ходе которого Кос в основном отвечал на звонки, а Пчёла отдавал указания людям, охраняющим Валеру, Сашка неожиданно предложил ненадолго заехать на Воробьёвы. Как в песне — к ясеню, спросить совета или разгадку своих проблем найти. Или глухо помолчать. Сто лет там не были, а существует в этом месте ушедшей юности то, что однажды нешуточно соединило четырех друзей детства. Дышалось по-другому и думалось о вечном. Верилось в то, что пройденный путь не был зря, а случился с ними не для того, чтобы кто-то осудил и отшатнулся. О душе подумать в свои двадцать восемь захотели? Космос не отрицал, да они с Пчёлкиным не стали бы спорить Белым. Мозги проверить не мешало. Мысли о Филе внушали обречённость, как в воду бросили ледяную. Всех ударило. И что дальше? Плыть по тем же ухабам? Наказать виновника беды Филатовых и беды общей, ничего не меняя в прежних порядках? Или Рубикон пройден? Есть «до», когда дело разделялось на четверых, а есть непонятное «после», когда один из них лежит без сознания под капельницами. Первым пал тот, кто менее всего заслуживал быть заведомо погребённым. Если и можно было судить о том, что кто-то из друзей был лучше. Все на подбор. Сами дорожки бриллиантовые протаптывали. Стоя возле перил смотровой, Кос, Пчёла и Белый отрешённо и безмолвно смотрели вдаль. Слишком много глупых фраз произносилось, без особых раздумий и в запале. Они оставались близкими людьми: в моменты радости громко братались и клялись в нерушимой крепкой дружбе, не помня времени, когда друг друга не знали, но, разменявшись на неясные цели и туманную уверенность в несокрушимости, допустили, что кто-то из них способен на предательство. Хотелось бы заново собрать себя по кускам, спокойно поговорить и выяснить, куда пойдут дальше. Вроде бы и с Филом, а вроде бы и лежал он без движения. Доктора же скорбны на слова о чуде. Никаких гарантий. А мушкетёров должно быть четверо!.. Кажется, что так давным-давно сказала Лиза, когда впервые увидела брата вместе с Косом, Белым и Филом. Фильм с Боярским пересмотрела и книжку старую прочитала, но не ошиблась, алмазная. И Холмогоров в голове уложить не мог, что знаковая аксиома разрушалась на глазах. Падала под ноги мрачной действительности. И какие они мушкетёры, какие вчерашние пацаны с соседнего двора? Бандитские морды, какими страна наводнилась. Ничего хорошего, а ещё справедливости от жизни хотят. Наивно. Чего ж ещё они втроём на парапете увидели? К чему пришли за прошедшие восемь лет? Да нет же, едва ли не призраков со старой пожелтевшей фотографии. Четверых парней из ниоткуда, напомнивших Белому, Космосу и Пчёле свой восемьдесят девятый, с которого и понеслась душа в рай. Такие же безбашенные, неукротимые и свободные. Одеты на тот же манер, курят «Самца» или красно-белые, сами себе авторитеты. Пиво пьют, первую тачку с успехом достали и знают, что горы запросто могут свернуть. Никто им не указ, сами себя сделают, а встречного ветра никто не боится. До поры. Чтобы Космос сказал себе двадцатилетнему? Быть осмотрительнее и осторожнее в словах и действиях? Отцу меньше дерзить, Лизку в Ленинград не пускать и меньше с братьями в переделы встревать? Мозгов побольше? Ничего бы Кос менять не стал. Прожил бы жизнь заново. Каждый миг. Каждую победу и поражение. Чтобы здесь и сейчас держать дочку за руку. У Арьки, кажется, есть к отцу вопросы. Чем дальше, тем больше они множились в геометрической прогрессии. — Папка, скажи?.. Папа — самый авторитетный источник из всех взрослых. Влияние мамы даже не обсуждалось, но пока лучше расспросить папу о том, почему Ариадне пришлось задержаться у деда больше обычного. Мама всего один раз позвонила! Внешне Аря остаётся невозмутимой, энергии хоть отбавляй, как и в каждом маленьком ребёнке, но внутри детское сердечко сжималось от неизвестности, с которой впервые осознанно столкнулось. Ночью долго уснуть не могла, по комнате ходила и звуки караулила. Арька очень ждала, что мама и папа появятся. Но сначала приехала тётя Тома за Марусей. Вся в слезах и молчаливая, какой Аря раньше не видела лучезарную крестную. Дедушка ничего Арьке не пояснил, кроме того, что дядя Валера в больнице, потому тётя Тома и плакала. Но ведь всё было хорошо? Дядя Валера большой и здоровый, много мультиков знает и на руках мог удержать и Маруську, и Арьку одновременно. Что случилось? К счастью, папа забрал её вечером. И Аря гуляет по зимней скрипящей дорожке возле дома под его присмотром, и маму скоро увидит. Но настроение у обоих Холмогоровых неважное. У Арьки из-за того, что долго была оторвана от родителей, а у Космоса из-за всего и сразу. Аре, может, и хотелось бы пойти погулять в парк на карусели, не взирая на снегопад, но папа сказал, чтобы бегала возле него, раз хочет снеговика слепить. Не внушал Космос дочери доверия. Это она и хотела ему сказать. — Ёж, чего бы тебе я не ответил? — Космос искренне считал, что умело справляется с вопросами своей уменьшенной копии. В любое время дня и ночи. Работа у него такая. — Без врак? — подложных ответов Ариадне не предлагать. Не поверит. — Когда такое было-то, дочь? — вот так новости!.. — Когда ты в Деда Мороза переодевался перед новым годом, — а потом неумело твердил о том, что это его Дед Мороз попросил подменить. Чтобы Аря Холмогорова и Маруся Филатова были довольны. Но Арьку не проведёшь: папу узнает всегда. Особенно когда Дед Мороз по дому ходит в его лакированных туфлях. — Знаешь и знаешь секрет, не сболтни никому, — и это Аря отца в роли Снегурочки не видела. — Что тебя беспокоит? Видишь, гулять вышли. Живём же? Аря, взрослея, всё равно не перестаёт напоминать Косу милого ежа из мультика, где пелось про облака, похожих на белогривых лошадок. Славная почемучка. Забрать бы у дочки тень тревоги, поселившуюся на лице. Прояснить ситуацию. — Ты похож на тучку из-за дяди Валеры? — остановившись, Ариадна внимательно осматривает отца с головы. Вид у него неважный. Наверное, поэтому дед настаивал на том, что Арька должна примерно себя вести, за обе щёки кушать кашу и лечь спать по расписанию. Но ни того, ни другого, ни третьего дочь Космоса и Лизы не обещала. Будем честны. — Тучка? — не самое обидное звание. Лучше именоваться тучкой, вовсе не медведем, чем торчком никчёмным и бараном. Мнению дочери Холмогоров полностью доверяет. — Тебе дед сказал? — Я сама сказала, — Арька серьёзно вглядывается в потемневшее лицо отца, замечая, что папа, конечно же, устал, — и тётя Тома Марусю собирает и плачет. А мама? Мама же с ней вчера уехала! — Наша мамуля устала, Арь, — а что ещё он мог сказать о том, как Лиза себя чувствует? Не говорить же ребенку о том, что чуть в подъезд не переехал? И что шанс поселиться на коврике в общем коридоре, в общем-то, не пропал. — И крестной твоей отдохнуть надо, и мне, и тебе. А потом выплывем! Не сомневаешься? — Я больше одна без вас сидеть не хочу… — Арюша пытается слепить снежок, но белый снег рассыпается в её ладошках, словно назло. — Ничего не получается! — Ты заново попробуй, маленький, — Кос опускается на корточки, чтобы быть с дочкой на одном уровне, — ты чего нос повесила? Я ж с тобой, мамка тоже. Совсем не играется? — Это ты можешь всё, папа!.. Папа… всё… может… Космос с завидной регулярностью внушал дочери эту мысль. Порой, ничего особенного не делая, а просто находясь рядом. Надо соответствовать, разочаровывать Арьку не хочется. Кос и не будет, а только посмотрит на дочурку по-доброму, с огромной любовью, которой чужды доказательства. Папа же всегда рядом, никогда не оставит. Папа любит своих алмазных девчонок, но два прошедших дня выдались ненастными. Много ещё таких будет, жизнь непредсказуема, но бояться не стоит. Они же не одни. Не получилось снежок слепить, то ли потому что мало в руки зачерпнула, то ли потому что не получилось бы совсем, так значит, что весна скоро. Потеплеет. — Уговор, — Космос улыбается дочке, понимая, что её не должны заботить проблемы взрослых. Ей бы побегать чуток, а потом домой пойдут. — Я больше не тучка. Дед тебе правильно сказал, а дядя Валера… — ложными прогнозами Кос себя не тешил, но дочь должна верить, что трудности преодолимы. Даже столь глобальные, о которых она подозревает. — Он здоров будет. С Марусей потом поиграешь, ну что ты, Ёж? — Тогда я пойду на качели немножко? — Аря висит на руке у отца, прижав щеку к черной ткани зимнего пальто. Она ему верит, а если мама устала, то это означало, что они и завтра никуда не пойдут. Аря всё-всё знает. — Можно? — Недолго, — говорит Космос назидательно, самому себе не напоминая себя, — я покурю и пойдем. Мама ждёт, помнишь? — Там мяукает кот, — увидев невесть откуда взявшуюся животинку, Аря решила, что папа таки простит ей то, что немного она поиграет на площадке, — я пойду, пап! — На руки его брать необязательно!.. — Я посмотреть! Но дочь не послушала отца, а уселась на железные качели вместе с хвостатым товарищем. Против любви к животным Кос ничего бы против не имел, если бы братья меньшие не грозились стать жильцами его квартиры, но надеялся, что Арька поиграется и забудет. Не более. У детей же часто всё меняется. И законы жизни проще. Дурным взрослым бы такие. Махом бы поделились на котов Леопольдов и пакостных мышек. — Арька, что там? — Кос вовремя вспоминает про дочку. Пора возвращаться домой… Суетливая столица плавно погружается в сумерки. Вокруг ни души: из-за холодов народ по норкам попрятался. Февраль потепления не обещал, а грядущий март, скорее всего, не собирается таять. Таков прогноз погоды. Кос устало поглядывает на часы, понимая, что завтра чисто физически не сможет оторвать себя от кровати, как бы кто не старался его потревожить или больно бить всеми подручными средствами. Последние два дня выдались сумасшедшие, как катком по спине прошлись, но Холмогоров должен благодарить Бога за то, что выжил. Не жаловаться, не роптать, не возмущаться, а идти дальше. С остальным Космос обязательно разберётся, но это будет новый день. Всё завтра. Каким оно будет — судьбы загадочное завтра? Кос ничего себе не придумывает. Он устал промахиваться, надеясь на беспутного себя. Сделка с совестью снова с грохотом сорвалась, накрывая Космоса постыдным осознанием, что он и друг так себе, и брат нулевой, и муж из него дурной выходит по всем законам жанра. Люди были правы, обрисовывая Лизе жуткую сущность её выбора, а вчера гипотеза лишний раз нашла свое доказательство, но есть ли у Космоса возможность ей не мешать? Не жить?!.. Нет, не просите невозможного. Проще звезду с неба достать. Холмогоров же принесёт на блюдечке с голубой каёмочкой, не жадный! Хотелось скорее прислушаться к тишине, прячась от трескучих морозов за дверьми родной квартиры, но не тут-то было. Когда Космосу последние лет пять тишина грозила? Забылся совсем? Если одна юная особа вздумала нитки вить из него, на чем-то упорно настаивая, то планы Космоса ожидаемо менялись. Аря же фору даст матери, бровью не поведя. Как взбредёт что-то в голову, так спасайтесь, кто может… Нелегко быть отцом, а особенно маленькой девочки, которой до смерти боишься навредить. В глазах Ари хочется быть исключительно положительным героем, а не грозным дядькой с пушкой высокого калибра, у которого крышу временами сносит от наркоты. Арька этого не знает, Арька растёт и радует. И отношения к себе безусловно требовала трепетного, хоть и не растили Космос и Лиза оранжерейный цветочек, который так просто можно в угол задвинуть. Приходилось договариваться, нельзя было свысока смотреть. Вот она главная проблема мироздания. Но Аря не даёт Космосу двинуться с места. Он чувствует себя великаном дядей Стёпой, который стоит у высотки на площади Восстания с бравым видом, но отнюдь не с добрыми чувствами и готовыми ответами на любой детский вопрос. Ведь дочурка не слушается, вбив себе в голову, что обязана забрать с собой холодную зверюшку, найденную возле качелей. И никакие здравые аргументы на неё не действуют. Слушать ничего не хочет. Железно. — Папка, давай возьмём её, — и голос такой жалкий у ребёнка, что Космосу хоть стой, хоть падай. Стыдно должно стать. — Замёрзнет… Аречка не переставала голосить на всю округу, то и дело прижимая к себе белую кошку неизвестной породы. Пушистая бедняга была худая и голодная, а красный ошейник, выдававший в ней некогда домашнее животное, изрядно потрепался. Увидев потеряшку, Аря не смогла пройти мимо, а кошка сразу прыгнула к сердобольной девчонке на руки. И Кос уже пять минут уговаривал Арьку оставить зверька. Всё равно консьержки и пожилые соседки подкормят. Не пропадет. — У нас дома не зоопарк, — впрочем, временами можно было поспорить с этим утверждением, особенно Лиза любила так делать, но сейчас Кос и ради её блага старается, подключая в дело всю магию родительского авторитета. — Дочь, ты хочешь, чтобы твои монстры нас выселили? Запах этот кошачий будет тогда, подумай! — Нет, места всем хватит, — трехкомнатная квартира казалась Арьке огромной, — и моей Клеопатре. И всё нормально будет! — Оставим в подъезде до утра, — Холмогоров предлагает дочери компромиссный вариант, потому что пожилой работник, сидящий на проходной их подъезда в высотке, охотно могла приютить животное, — а там её хозяева найдут. Не веришь? — Ну, папка!.. И как бороться с железным аргументом?.. Главного в жизни человека. Иногда Холмогоров смотрит на единственную дочь и думает о том, что на минуту хотел бы оказаться таким же маленьким: ощутить себя полузабытым бедовым пацаном, которого боготворила мать и безуспешно воспитывал отец, а нянечки в детскому саду не уставали укорять за бесконечные проделки. Скакал себе мальчишка Кос по лужам, горя не зная. Впереди была целая жизнь. Деревья гигантскими казались, пломбир делали исключительно из настоящего молока с сахаром, а машинки у Космоса самые классные — ни у кого больше таких нет. Цветастые и яркие, любому глазу на радость. С последними, кстати, всё стабильно. В автомобилях Космос что-то разумел куда лучше других. В первый раз за рулем оказался лет в двенадцать: мама постаралась, чтобы летом на даче сыночку скучно не было. Под присмотром соседа Кос учился не путать газ и тормоз, пока Ада Борисовна с веранды всё молчаливо одобряла. Кое-как покатился по просёлочной дорожке, но первым результатом был горд, о чём сразу же похвалился друзьям. Пчёла с Санькой тогда белой завистью позавидовали, попросившись в следующий раз на дачу вместе с ним. Пыль в глаза пустить Кос умел и в детстве. Дальше закрутилось поэтапно: Космос угонял старый отцовский «Жигуль» лет с шестнадцати. Права получил без боя, но вот с Лизой и её привыканием к дороге пришлось намучаться — Холмогоров проклял Ленинградское ГАИ, которое вслепую принимало у его благоверной экзамен по вождению. В двадцать всеми правдами и неправдами достал легендарное железное чудовище в огнях; в двадцать четыре сменил «Линкольн» на чёрный «Mercedes-Benz», который пал смертью храбрых в девяносто пятом. Кос тогда отделался переломами и синяками, а статусное авто ремонту не подлежало. Невеликая беда — оправившись после аварии, он купил новую тачку, ещё лучше прежней. Космос даже дочери частенько автопарк пополнял, чтобы имелся в маленьком королевстве игрушек транспорт; пускай, положа руку на сердце, сам больше этим покупкам радовался. Не забыл притчу про самурайского сына. Подсознательно. Но к чему Космос посыпал избранными моментами биографии? Он в чем-то лучше других? Так в этом он себя не убеждает, цену себе знает, но надо же буйную голову разгрузить, переставая думать о том, что ожидалось в ближайшее время. Вопрос о слежке за падалью-Кордоном — один из главных в повестке, а здоровье несокрушимого Фила не внушало ни утешительных прогнозов, ни досужего оптимизма, несмотря на то, что осознание глобальности происходящего накрывало Космоса постепенно. О прочих казусах своей мрачной биографии Кос старался не помышлять, потому что его главная личная склонность спала дома, обнадежив тем, что не собирается от него уезжать. Видимо, не всё у Холмогорова столь плохо, если Лиза всего лишь один раз собирала ему чемодан и пару раз вытаскивала его с кровати. Приемлемо. И в этот морозный вечер Кос может позволить себе рассеянно размышлять о том, как бы хотел оказаться в беспечном возрасте Ари. Никаких забот и проблем; лишь дед изредка напоминает, что года через полтора настанет школьная пора. Папа же с мамой оперативно изгоняют бабая из-под кровати и разрешают не ходить в детский сад по пятницам. Можно фигуры из снега лепить, фантики собирать и мультики смотреть. Но Арюша, не отказывая себе в увлечениях, свойственных своему возрасту, решила кошек бездомных по дороге собирать. Нашла питомца. Собаки не надо, потому что гулять с ней по утрам никто не захочет, а кошка — в самый раз. Кличка придумана, а остальное само собой образуется. Клеопатра, мать её! Не квартира, а египетская пирамида! — Нет, Арь, давай честно, — изживут же эти звери Космоса из дома, а он и не заметит. Сам себе зверь. Страшный и дикий, а какой оскал бывает зачастую, что самому не по себе. Зараза. — Кому за твоим зверинцем убирать? Пушкину? — Не отдам Клеопатру, — Аречка не помышляет, как может отпустить кошку на свободу, где повсюду поджидали бродячие собаки. Кто её кормить будет? Кто, если не Аря? — Псы с улиц кошек жрут… — Что я тебе сказал, Ёжатина? — Макаренко из Космоса Юрьевича вечно выходил из себя раньше времени, но на сей раз дочка окончательно решила его раздавить. Вся в мать удалась. — Мы не можем поселить всех кошек у себя дома! — Неправильно ты сказал, — сердито топнув ножкой, Аря недовольно смотрит на отца синими гневными глазами, — папа?.. — Арюша, давай так? — Кос пытается говорить спокойнее, несмотря на то, что дочка не на шутку разозлилась, а его терпение далеко не ангельское. — Соседку наш чёрный гад не выдержит. Тем более это чья-то кошка. А если ищут? Ищет такая же маленькая девочка? — Не ищут, — погладив кошку по загривку, Аря ни на секунду не собирается отпускать от себя обретенного друга. — Посмотри, пап, какой ошейник? Потрепался… — Вдруг блохи? Прижимаешь её к себе, прям поцелуйся ещё! — Кос вытаскивает из колоды последние козыри в защиту своей правоты. В его доме роль нечисти прочно занята, сам с ней каждое утро здоровается в зеркале. Лизе есть с кем бороться. Они, кстати, утренний разбор полетов не закончили. Какая кошка, доченька? Родителей, что ли, не хватает? — Что нам мама скажет? — Не поругает, — Арька готова расплакаться, не желая расставаться с питомцем, — это ты Тутанхамона вчерашней кашей кормишь… — Меньше гадить будет, морда усатая! — особенно Холмогорова огорчало то, что мелкий кошачий мститель метил хозяйские, меж прочим, тапки. — Он хороший, — продолжая удерживать кошку изо всех сил, Аречка громко шмыгает носом, чем вызывает нешуточную обеспокоенность на волевом лице своего характерного папы, — и больше так не будет! — Да ё-мое… — Кос качает головой, наклонившись к девочке и проведя ладонью по её щеке, ставшей красноватой от мороза. — Всё, Ёж, набегались. Довольна? — Я не Ёж! — голос Арюши всё больше напоминает Космосу интонации Лизы, которая очень сильно чем-то недовольна. Баба Яга против. Баба Яга вопит, а папе опять перепадает. — Я — Ариадна! — Космосовна моя, — противопоставить отцу, обложенному со всех сторон, нечего, — домой пошли… Спор с обожаемым чадом зашёл для Холмогорова в тупик. Космос спешно хватает дочку в охапку вместе с причиной спора, мигом скрываясь за дубовыми дверьми многоэтажки. Он умывает руки, не желая прослыть в глазах Ари чудищем, который отказал ей, в общем-то, в малом. Дело Арюшка вознамерилась совершить благое и доброе. Кос радоваться должен, что у ребёнка сердце куда больше, чем у многих важных взрослых с до хрена высокими моральными принципами, что аж тошнит во все стороны, а он запрещать вздумал. Не хватало, чтобы его славная девчонка простудилась, пока старалась доказать свою правду. Зима девяносто седьмого казалась слишком долгой.***
Мама действительно не собиралась никого отчитывать. Не то настроение, не то состояние, да и проснулась Лиза только тогда, когда на пороге квартиры показались её загулявшие домочадцы с сюрпризом. Белую кошку хотелось обнять и плакать, настолько она была жалкой, но вместо этого Лиза выкупала бедняжку, и, заключив, что ничего непоправимого с ней не произошло, уложила в старую лежанку, предварительно напоив молоком под чутким руководством воодушевленной Арьки. Это на лице у Коса можно было прочитать и праведный гнев, и абсолютное «разбирайтесь с этим зверинцем сами». Лиза же была солидарна с дочкой. Нельзя пройти мимо. — Какая она хорошая, — восторженно верещала Ариадна, довольная тем, что маме пришлась по душе её затея. — Пап, посмотри. Я же говорила, что мама любит кошек! — Пока поживет у нас, тепличный зверёк, — Лиза и впрямь собиралась найти владельцев пушистой беглянки, понимая, что два кота — вариант не для городской квартиры, — а папа… А папа перестает смотреть на нас с видом страдальца. Договорились? — В кровать нашу, давай, положим, мать? — Лиза решила продолжить играть у него на нервах? Кос не препятствует, но не всё ей, алмазной ведьме, морозить. Они не закончили утренний разговор, а значит ночной рисуется Космосу куда более заманчивым. — Будет у нас два кота, — Тутанхамон успел подбежать к Клеопатре, непрозрачно намекая на то, кто в этом доме истинный глава. Обнюхал мордочку гостьи, боднул в лоб розовым носом и улёгся рядом на полу, как будто сторожил. Жест невиданного гостеприимства, потому что других животных и некоторых людей восьмилетний кот лишь терпел. — Картина маслом! Но Аря идёт руки мыть и ужинать. Завтра повезём найдёныша к ветеринару, хорошо? — Я буду ждать, — нехотя оторвавшись от своих котов, Арька медленно идёт в свою спаленку, — и я всё запомнила. Договорились? — Иди уже, кошка!.. Воодушевленный говорок дочери возвращал Лизу к порядку. Душу включал. Не давал стать равнодушным. — А мне ужинать не пора? — Космос накрывает плечи Лизы ладонями, не скрывая радости из-за того, что снова оказался близко. Она вырываться не подумает, потому что никуда его отпускать не хочет и содрогается от осознания, что вчера едва вдовой не осталась. Но что-то мешало вздохнуть свободно. Как мост сожгли… Правда, сердце не камень. Любит. — Видишь, Кос, кот и кошка? Черный и белая… — нашли друг друга. Арька не ошиблась, когда подобрала замерзшую бедняжку, папку ослушавшись. — Завтра будут сферы влияния делить, сегодня черный переживает. Верно? — Она шлялась по морозу, а он охраняет, — сравнение напрашивалось невольное, — ничего не напоминает? — Космос, я о том, что ты вытворил, подумать боюсь, — Лиза разворачивается в мужских руках, хватко сжимая его голову в ладонях, — куда всё это ведёт? Ну… Куда? — Я дал тебе новый повод меня бросить? — Ты прекрасно знаешь, что это выше моих сил, но всё равно творишь полную дичь! — Ну если я такую ахинею творю, то выброси меня уже из дома, надоел же? — Нарочно выводишь из себя? Ребёнку сопли морозил, пока кошку забрать не разрешал, вредитель! — На чём мы остановились?.. — Я уснула, я не помню! — Напомнить? — У тебя пять минут, пока Арька переодевается! Кто бы сомневался в том, что долгожданный сон не помог Лизе избавиться от вчерашних страхов? Права она, что это и есть тот самый очевидный Рубикон, когда выбрать следует, куда ветер дует, но Космос не спешит. Только сильнее обнимает её, стремительнее вовлекая в сладкий поцелуй, замирая от тепла, захватившего всё существо. Сердце совершило стремительный прыжок, но не разбилось. Оно есть, оно не чёрствое. Борьба Лизы будет продолжена с захлестывающей силой. Шаг за шагом, ближе к цели. Падения не страшны так, как потери, а им с Космосом было, что терять. И в водовороте, забравшем первых своих жертв, тоже не захотелось затеряться. Раздается лёгкий стук, заставший Лизу и Космоса заметить, что они забыли закрыть входную железную дверь. Арька тем более не придала бы этому значению, поедая рисовую кашу с малиновым вареньем. Холмогоровы удивленно переглянулись, думая, что успели схватить и бред, и белую горячку, хлебнув впечатлений, пережитых в больнице. И вообще Пчёле надо позвонить, потому что это не их глюк, а его, но… — Вы двери хотя бы закрывали, голубочки? А то в квартире дитё драгоценное и куча материальных ценностей… Я тут пригрелась с мороза, конечно, но уже минуту за вами наблюдаю… Нет, не показалось. Привет из прошлого Лизы разговаривал голосом её лучшей подруги Софы Голиковой. В замужестве Милославской-Таврической. Простите, Датской. — Твою мать, Голикова! — гостеприимно отозвался Космос, крайне удивленный столь позднему визиту подруги дней суровых. — Ни хрена не изменились… — везет же кому-то или это только у Софки первый блин комом? Пчёлой… — Привет, Софа! — наконец-то Лиза находит в себе силы поприветствовать гостью. Лиза жестом отправила Космоса к дочери, а сама подошла ближе к Софе, мысленно оценивая, что за четыре года и в ней не наблюдалось сильных изменений. Волосы стали короче лишь, но взгляд той же зеленоглазой чумы. Беды на чью-то голову. — Ну, здравствуй, чудо-женщина! — в горле застыл ком, но Софка обещала себе не плакать. Надавать бы по шеям Холмогоровой за то, что она такая же зараза, несмотря на то, что в злополучную новогоднюю ночь девяносто четвертого они взаимно насыпали соли на старые раны, но… У одной гормоны после родов взыграли, а у другой уязвленная гордость. Ещё вопросы? Дальше разбираться будем? — Проходи! Что стоишь?.. — что сказать, когда есть желание разразиться словесной тирадой? Лиза понятия не имеет. Нисколько! Софка не собиралась припоминать былое, но по лицу бывшей сокурсницы умело прочитала, что случилось что-то трагичное. Горькое. Иначе почему Филатова не брала трубки (а нового адреса Томы и Валерки Софа не знала), да и домашний телефон Холмогоровых отзывчивостью не отличался. Забаррикадировались. — Я вовремя? — как в старые добрые. — Ты не представляешь, — произносит Лиза, стерев с щеки предательскую слезу, — насколько да! Прежде чем они с Софкой обнялись и прослезились, Елизавета успевает подумать, что ужасно скучала без этой редкой занозы. Но придётся ли нынче жаловаться на скуку?..