Общее настроение: — Григорий Лепс — Я скучаю по нам по прежним
Пчёла проснулся в непривычной атмосфере. Или позабытой за давностью лет, припорошенных пороховой пылью? Он отвык, что на кухне кто-то усердно кашеварит, разнося в пространстве головокружительный запах вкуснейшей домашней еды. Устоялось, что в своей лачуге Пчёла только ночует, а любые гости и особенно гостьи мимолётны; это его обычная жизнь, которая ни к чему не обязывала. Но не все люди живут по его железным принципам, тем более сегодня заночевать у себя дома было бы невыносимо. Пришлось подчиняться другим правилам, а именно привычкам доктора Гальской, временно становясь ранней пташкой и ощущая полное отсутствие тишины вокруг. Пусть и казалось, что после двух сумасшедших дней, проведенных в подвешенном состоянии и на грани, спастись от верной кондрашки можно исключительно благодаря отказа от взаимодействия с внешним миром. Иначе можно умом тронуться. Но всё пошло как-то не по плану, а Женя уже разлила масло по сковородке, готовя Вите завтрак. Рай наступил? Или Пчёлкину раем кажется то, что тем вечером в больнице его не пристрелили? Вот тебе, бабушка, и русские горки! Не жизнь человеческая, а сплошное кино, которое бы Пчёлкин детям до шестнадцати не показывал. Заикаться начнут, болезни всякие нехорошие пойдут, а в России нужно жить долго. — Женька, Жень… — разносит Виктор по всей квартире, надеясь, что хозяйка услышит его гнусавый вой. Петуха выпустил по причине пережитых потрясений. — Евгения Станиславовна, земля вызывает! — Чё, мавр, жив? — вместо «доброго утречка, Витенька». Или Пчёла зря губу раскатал? Евгения появляется в комнате быстро, удерживая в руке предмет кухонной утвари. Волосы завёрнуты в полотенец, махровый халат пестрил алыми красками, а в глазах ни капли сна. Привыкла просыпаться рано — жаворонок, и Пчёле спать не дала из-за своей возни на кухне. Но всё во благо, ведь Гальская искренне убеждена в том, что нормальный день должен начинаться с сытного завтрака. А Пчёлкину, в свете последних событий, должны были молоко выдать за вредность. Не коньяк, конечно, но куда более полезный продукт. Обогащенный. — Суперски выглядишь, Айболит, — Женя комплименту не поверит, но улыбнётся улыбкой, в которой Пчёла не найдет ложного. Ей приятно, пускай Гальская и уверена в том, что с после душа и без употребления кофе, больше похожа на страшилку из книг сына. — Шутки пошли, отлично, — вчера вечером Евгения наблюдала другого Пчёлкина. Совершенно разбитого и без настроения. А тут выспался и успокоился. — Завтрак готов, пойдем. Потом поспишь, если захочешь. Филю я к маме позавчера отправила, не боись, а видком в труселях ты меня не напугаешь. — Да может я не пугать хочу, доктор, а очаровывать? — бывают же непробиваемые женщины! Или просто женщины, которые ему, Пчёле, не верят. Относятся хорошо, готовы прийти на помощь, но когда он начинает желать чего-то большего, то закрываются. И Витя по-прежнему одинок и неприкаян. В судьбе Пчёлкина было две таких женщины. С первой всё-таки свезло на втором году знакомства — голову вскружило и первое настоящее чувство в душу закралось, но обстоятельства сложились так, что отношения скатились в пропасть. Несмотря на то, что Пчёла никуда не собирался уходить, не видел смысла. Это в нём разочаровались и громко хлопнули дверью, не терпя предательства даже в мыслях. Грустная пьеса. Второй счастливицей стала Женя. С первых дней знакомства она видела в Вите законную мишень для шуток про одинокого бродягу любви, а все попытки его ухаживаний, будь то банальный букет из роз или приглашение в приличное заведение, равнялись нулю. Не хотела, честно говоря о том, что она давно и во всем состоялась. Пчёла из-за такого расклада не унывал, согласясь держать дистанцию под названием «дружба», но, не прекращая попыток перевести связь на другой уровень. И два года вынужден мириться с тем, что Женьке не хочется быть ни чьей-то головной болью, ни потенциальной женой авторитетного человека. Тем более муженёк с пушкой в кармане у неё уже имелся. Ничего хорошего, кроме сына, этот мутный тип не принес. Второго такого не надо. — Сделаю вид, что я тебе поверила, — не хотела Гальская флирта по утру, — но омлет готов, чай стынет. Предлагаю сегодня дома посидеть, телевизор посмотреть. Круги под глазами у тебя никуда не денутся, если дернешься по делам. Understand? — Дай тебе палец, женщина, ты руку откусишь, — Пчёла неспеша отрывает тело от кровати, зевая на манер царя зверей. — Понял, иду. Спасибо за заботу. — Никаких проблем! В голове у Жени много вопросов, но расспрашивать Пчёлу о случившемся она не спешит. Хватило того, что знала горькую правду о Филатовых, а если Витя захочет, то обязательно расскажет о том, что значит «чуть не встрял под капельницами». Роль у Гальской маленькая: дать другу отдохнуть от изматывающих событий, ведь одиночество никогда не делает человеку доброй службы. Не в первый раз же приходилось слушать откровения Вити — о друзьях, о бизнесе, о… бабах его, чёрт возьми, но в ближайшие выходные ему нужно отвлечься. Аристократическая бледность хороша лишь в книгах, а вчера вечером Женя наблюдала не самого здорового Пчёлу. Глаз у бедняги дёргался. Доигрался! — Башня тяжёлая всё равно, — сказал Пчёлкин, усаживаясь за кухонным столом. Сперва он сделал голоток чая, чтобы стало полегче; не выпил с утра горячего — так и будет же в висках колошматить. Это у них с Лизкой с детства привычка одна на двоих. — Сам же сказал, что кровь брали. А потом четыре часа сна в больнице, мотания по Москве, — Гальская понимает, что и половины не знает о случившемся. — Да уж, Виктор Павлович, с тобой аттракционов не надо. Берлин точно подождёт. — Нахуй он не дался этот Берлин, если у нас здесь такая жопа, — что будет с Филом дальше? Вопрос открыт, но оставалось верить в то, что Валера обманет неутешительные прогнозы. Парень он сильный. — Поедете когда с Лизой к Томе… Ты, Жень, как доктор доктору… Поговори там. Нам ведь пока всего не расскажут. Санька, может, бояться ещё. Не знаю! — Несложно, — Женя не слышала голос Холмогоровой четыре дня, но в самом деле следовало набрать её. Узнать её версию событий. — Быстро не жуй! Еда плохо усваивается, а ты всё ещё в подвешенном состоянии. Кстати, курить не дам! Только голову мутит, а режим ты после переливания не соблюдаешь. — Я с тобой разговариваю, доктор, и это уже большое везение, — радоваться надо, что не сыграл в ящик, — а если хочешь знать, что позавчера было? Просто Пчёла чуть не спекся, взаправду. Разговор со мной укоротился, если бы Саня и Кос своими глазами не узрели, кто гнида. Как тебе такое? — И разбираться не хочу, а тем более представлять, мальчики-зайчики, — Жене не понять, как жизнь человека может потерять ценность в два счёта. Не валюта же, но в мире Пчёлы всё будто бы шло нормально. Такова мораль! — Лучшее решение, — завтрак выдался аппетитным, но Пчёлкину бы сигарету для поднятия духа. Вопреки запрету доктора. Личного. — Я бы сам иначе не знал, как поступить. Зато, мать его, с Косом помирился! Прикинь? — Представляю, как обрадуется твоя сестра, — Евгения не понаслышке знает, как трудно Лиза мирилась с тем, что её муж и брат не могут прекратить затянувшийся конфликт. — Ты считал, что она полностью приняла сторону Космоса, но подумай сам… Она переживает за вас обоих. Меж двух огней. Не позавидую! — Есть новая напасть, но с ней, поверь, всё решаемо… Пчёла успел уяснить, что его счастливое спасение не стало индульгенцией для Белого и Коса. Лиза случайным наблюдателем оказалась, но не смогли от неё ничего скрыть, а Витя не мог убедить её в том, что спорить бы с друзьями не стал. Но если муж для Лизки, так или иначе, перевесит любую обиду, то друга детства Сашку она не простит. В этом ощущалась странная уверенность, помноженная на то, что Витя хорошо изучил сестру. — Не решается пока то, как дальше быть Томке, — это то, что в действительности беспокоило Гальскую в ситуации с аварией и последствиями, — это у вас троих ничего на месте не стоит, а у Филатовых замкнулся круг. — Все оглушены, — Пчёла плохо соотносил реальность и беспомощность Фила, — но в целом, мой Айболит, я нарушу твои рекомендации… — покрутив плечами в разные стороны, Виктор встаёт из-за стола. — Перекур, душ, снова перекур, а потом, так и быть, диван. С утра больницу к Валерке поедем. Он нас ждёт. Нет же у тебя никаких планов? — Мой план на побывке у бабушки, а на работу мне послезавтра, — Филипп обрадовался бы, узнав, что у них дома был Пчёла, который дарит ему такие офигенные подарки, но мать Жени правильно уловила момент, когда внука следует забрать к себе. Не видеть же Филе Пчёлкина в разбитом состоянии? Да и маме совсем не стоит знать о том, что у Жени есть… Друг! — Тогда потягивай кофеёк, хозяйка, — контрастный душ окончательно снял бы с Вити оковы сна и усталости, а куда более ласковая и сговорчивая Женя подтвердили гипотезу о том, что рай наступил. — Мешать не буду. — На этот раз? — когда Пчёлкин обнимает за плечи со всей своей пернатой хваткой, Женя не отстраняется, но затихает, понимая, что дальше его поползновения не зайдут. Он уже слишком хорошо понял то, что ей оно не надо, но всё же целует в щеку, что Гальской вполне привычно. Ничего большего. Спасательный круг нашёл Пчёлу, но Женя не готова переступить черту, отделяющую дружеское общение от общей кровати по расписанию. Не хочется ей стать очередным трофеем, а в остальном Витя сам не разобрался. Оли, Софы, Анюты, Ирки… Чёрт дери, в этом зоопарке Жене не разобраться. Она и не делала попытки. — Заметь, Женёк, — насилу оторвавшись от Гальской, Пчёла решается поддержать нержавеющую игру, — ты сама мне об этом сказала. Сечешь, чем пахнет? — Ты поел? — голосом строгой воспитательницы интересуется Женя. — Благодарю за кулинарное искусство, — хороша во всем Гальская, но строптива. Нелегко Пчёлкину с ней придётся. — Всё вкусно. Честное пионерское! — Вот и иди покури, раз так приспичило, — что-то Жене подсказывает, что Пчёлкина с его амурной аурой ничего не исправит, но обломать его не жалко. А ему полезно. Профилактика. — Разговор не закончен! — Он не начинался, Пчёл. — Какая ты не внимательная, а ещё врач… — Никто не жаловался! — Буду первым. Женя в очередной раз указывает Вите на то, что плавать по его волнам — не самое желанное предприятие, но быть верным слушателем и другом она способна. Звезд с неба ловить не нужно, гадать на будущее ни Пчёлкину, ни Гальской давно не интересно. Был у Женьки и распрекрасный супруг, сложивший голову за жадность к наживе, и переживания, скручивающие юную душу в жгут. Брось! Брось, бедное сердце, печалиться!..***
Космос стоит за спиной у Лизы, прижав её к себе со всей удалой хваткой. Говорить ей не хочется, а желает помолчать — он ничего против не имеет, но непрозрачно намекает на то, что от неё не отстанет. Хорошо же им вместе стоять у окна, чувствуя, что ближе никого у них нет и не будет. Не вырывается Лиза, а значит, что понимает: лучше знать о родном муже всё, как есть, а он скрывать ничего не будет. Кос выдаст весь расклад чисто, отстаивая свою правду, но слова Лизы породят в его сознании здравую долю сомнений. Неминуемо. — Лиз… Холмогоров разворачивает жену к себе, наклонившись к ней, и, прислонившись лбом ко лбу. Лиза взгляда не отводит, не отстраняется, но слез не скрывает. Она устала думать, что может в любую секунду потерять Космоса то ли от случайной дорожки кокса, то ли от ножа или гранаты. Она не принимает законов, по которым от Пчёлы можно было легко избавиться, как будто бы и Кос, и Белый смогли бы без труда жить после. Космос же и сам скоро устанет от этой грязи. Правильно ли жить сегодняшним днём? Правильно ли, Кос?.. — Как ты мог? — безустанное восклицание Лизы похоже на всхлип. Глупо напоминать Космосу о том, в чём он своей неправоты не признает, но она упорно стоит на своём. — Обложил себя со всех сторон, а я опять ночью проснулась, потому что тебя накрывает. Ты не можешь заснуть… Немного — не считается, говоришь? И день из дома не выходим! — Прокол по реакции, — Косу не по себе, потому что повторить свой короткий заход к коксу, как в больнице, он не может. Станет хуже, захочется ещё. А должен же он показать, что больше не возьмёт? Чтобы совсем в утиль не списали. И не надо ему докторов. — Давай дальше жить? Вон у людей беды какие. Чё, думаешь, кому легко? — Холмогоров, не смей! Наши проблемы никуда не делись. — Я понял, принял, но ты видишь, что со мной всё путём? — Если ты не возьмешь себя в руки, — Лиза смотрит в глаза Космоса без тени лукавства, делая попытку удушить зачатки нежности, которая теплилась с новой силой, стоило на немного коснуться любимых губ. — Кос, ты не только за руль не сядешь, потому что всё из рук падает. Овощем быть хочется? — Замотался, — сон ночью коротким оказался. Три часа прошло — пришлось вспомнить, что заснул в детской сидя — на этот раз «Буратино» на видео засмотрелись, а у себя в спальне ворочался, жене спать не давал и голову в тиски сжало. Понимал Космос, чём всё оборачивается, не всегда выручала выдержка. Но Кос уверен, что всё временно. Покоробили деньки февральские, а к обычной жизни все привыкали не без боя. — С остальным я справлюсь. И, мать, нам разве не пора в больницу ехать? Софа там на готовом сидит, звонила уже два раза. — Доктора на тебя посмотрят, Кос, а потом заластают в другое отделение, — последние три дня Космос и Лиза живут на автомате, но не пора ли разобраться в том, что беда случилась не только у Филатовых? — Предложу тебе сделку, — у Космоса больше нет выхода. — Кабальную? — каждая сделка с Холмогоровым заканчивалась для Лизы прозаично. — Сексом ссору не испортишь, это твой принцип? А поутру они проснулись? — Нет, ты думаешь, что мозги друг другу ебать — это нормально? — поздно пить «Боржоми», когда они опять не поделили имущество и не разбежались. Скучные. — Нет, Павлова, сбавь обороты! — И о чём ты хочешь со мной договориться? — Лиза отстранилась, чтобы дать себе немного свободного пространства. — Чтобы не сдала тебя в психушку, если опять зеленые человечки по полю побегут? — Я хочу, чтобы ты наконец успокоилась на мой счёт, — Кос отчётливо ощущает напряжение, в котором жила его жена. — Не надо плакать, не надо думать, что такими темпами я загнусь. Не загнусь. Ты поняла? — Не думай только о себе, — никто же из них не жалеет о сделанном выборе. — Тебе легче бы жилось без меня, но ты сам однажды сказал, что иначе, как семьей, мы жить не будем. Но это не значит, что всё будет по-твоему! — Раунд закончен? — Космос терпеливо выслушал Лизу, что для него — почти что подвиг. — Ты думаешь, что я тебя не понял? Живем дальше? — Живем, — Лиза покручивает на запястье серебряный браслет — металл приятно холодил кожу. — В противном случае… — В противном случае, алмазная, я знаю, где ты прячешься, — концы паленые, а находить компромиссы им всё-таки приходилось. — Я боюсь за тебя, — признание Лизы больше не звучит для Космоса шуткой, — а жить спокойно, если бы всё сложилось по-другому, ты бы не смог. Надо разорвать эту цепь, пока она сама нас не задушила. — Скорее, ты сама меня прикончишь, — обхватив голубоглазую за талию, Кос не стремиться чего-то ей обещать. Он будет рядом, но жизнь у него так складывалась, что трудно было исправлять ошибки вдвойне. Но вдвоем оно как-то легче. Решаемо. — Замечательный день, — как же надоела Лизе эта слишком долгая зима, — то ли чаю хочется, то ли яду. — Поехали? — пошуршав в кармане пиджака, Космос достает ключи от машины, чтобы передать их жене. — Поехали, — всё же им следует отдохнуть. Уехать бы куда-нибудь на время, чтобы эмоции улеглись, а разум очистился. Говорят, что помогает. — Арьк, хватит в телик лупиться, когда сказал его выключить? — Лиза наигранно закатывает глаза, когда муж уходит к дочери, заставляя её ограничиться в просмотре спортивного канала. Вот же увлечение! — Я на футбол хочу, — слышат Лиза и Космос не в первый раз, но ничего не предпринимают, помня о том, как меняются предпочтения домашней колючки. — Какой футбол? Ноги все переломаешь с нашим ростом! — Ну, папка!.. Папа Космос снова пойдет решать проблемы дочери, подвластные только ему. Мама умывает руки, не вмешиваясь, но роняя печальную улыбку. Лиза пытается совершить с собой то, чего желала мужу: взять себя в руки. Как ни странно, но худой мир, воцарившийся между ней и Космосом после аварии, не давал ей сломаться, а значит… Пора идти дальше? Блуждать — не привыкать.***
Софа сидела перед Томкой на коленях. Утирала слезы подруги, не скрывая слёз собственных — она впервые видела Филатову настолько потерянной. Сознание Томы жило пониманием, что необходимо держаться ради будущего выздоровления Фила и счастливого детства дочери, которой и трех лет ещё не было, но руки опускались, а рыдания сковали горло. Кома… Это страшное слово окрасило существование Филатовых в серые и черные тона, и просвета Тамара не видела. Доктора смотрели на неё с жалостью. Тома и рада бы сорваться на них, выплеснуть гнев, чтобы молчаливые маски стали правдивы — может, легче бы стало, когда узнала однозначно, чего ей ждать, но держалась. Тем более друзья убеждают, что чудо случается. Времени мало прошло, травмы серьёзные. Фил выкарабкается. Терпение нужно. Хорошо ведь то, чего долго ждут, а докторов умелых они при случае найдут. В любой точке планеты. Софа говорила ей о том же. Подключит знакомства мужа-дипломата, старые связи отца поднимет. Лиза передала завет Ёлки, обещавшей посвятить в проблемы Филатовых людей из Смольного. Томка не останется одна. — Мне кажется, что он слышит всё, — Тома легонько проводит ладонью по руке мужа, давая ощутить ему своё присутствие, — и разговоры докторов, пока меня здесь нет. — Конечно, Том, — Софа подавляет в груди тяжелый вздох, — а мы плакать вздумали. Сырость разводим. — Порой, дорогие мои, так проще, — Лиза входит в плату, на ходу поправляя широкий медицинский халат, — а Маруся верещит — и ему легче, Том, и это хорошее уловит. Не сомневайся. — Спасибо, что погуляла с ней, Лиза, — Тома мало кому доверяла дочку, а её пожилые родители едва поспевали за быстроногой шалуньей. На помощь приходили подруги. — Маруська сказала мне вчера, что папе просто отдохнуть надо? Я согласилась. И больше ничего ей объяснить не могу. Ничего! — Я оставила их с Арькой в твоей временной комнатке, — Тома не соглашалась уехать домой, как бы Лиза не убеждала её в обратном, — с садиком договорюсь, не беспокойся, и с маленькой мы поможем. Тебе главное с Валеркой быть, разве не так? — Том, мы по одному подняли, — Софа убедительно закивала темной головой, подтверждая доводы Елизаветы, — поднимем вторую, ничего сложного. Главное, что мы снова вместе. Видишь, ты говорила, что мне домой пора! И вот… Софа считала, что подарок она сомнительный, но лучше она будет в Москве с близкими, чем где-то ещё. Мил ей дом родной. — Насовсем? — Тамара задается вопросом почти механически. — Да пусть насовсем! — Милославская махнула рукой, а Лиза посмотрела на неё не без сожаления. Софа убедила Холмогорову, что обязательно и в подробностях расскажет им с Томкой, почему Ник в Дании, а она в России. Тесно стало вдвоем? Один другого понимать перестал? Любовь прошла? Летали разными самолетами? Пауза. Стоп, стоп! — Девочки, мы вам не помешаем? — Такое возможно? На пороге палаты появляются Космос, Пчёла и Белый. Лиза не удивлена тому, что троица снова ходит дружно, но внутренне корит себя за то, что Софа и Витя по более чем очевидным причинам не будут рады новой встрече. Не в их случае. Потому что Пчёлкин застыл на месте, не скрывая удивления, а Софка явно не была готова увидеть бывшего без подготовки. Удружил, Космос! Пусть давно перегорело, переболело. Правда?.. — Голикова, сто лет — сто зим! Каким ветром? — услышав голос Белова, Софа оборачивается, не ожидая подвоха. Но отступать некуда, нужно пролепетать приветствие. — Вольным, Карабас-Барабас, — Милославская и на секунду не позволяет усомниться в том, что появление Пчёлы смущало, — и Вам, Виктор, здравия желаю! Именно. Главное, что жив и здоров, а с кем — Софу это не касалось. Она сюда приехала не от бывшего своего шарахаться. В прятки она уже наигралась. Хватит. — И тебе, чума, — Пчёлкин старается не выдавать своей обескураженности, но такими темпами глаз опять задергается, что сном и покоем точно не вылечить, — не кашлять! Перед глазами у Пчёлы и Софы смазанная картина, у которой не получилось ни понятного начала, ни достойного финала, а лишь нота, перебитая отзвуком скрипки. И та фальшивая…