***
Он знал, что Виктории не будет в Шамбор, но всё равно не смог сдержать разочарования, когда спустя три дня его пребывания во Франции из-за очередного угла не выскочила она: ведьма, чудовище, его жена. Не потому, что вдруг возомнил себе, что влюбился, просто… было что-то по-человечески простое и настоящее в том, как сильно она его раздражала, а ещё… Он соскучился, соскучился по балагану и веселью, которое по пятам следовало за ней (вначале заходил кавардак, а только потом — Виктория), и даже пышное торжество в его честь и пылкое признание Изабеллы в любви не смогли развеселить его. Люцифер чувствовал себя подавленным. Подавленным и пьяным, закуривая сигарету утром двадцатого января. А вот Ричард напротив: выглядел свежее обычного. Закинув ноги на стол, он сидел у окна с распахнутой на груди рубашкой и плевал в потолок косточки от винограда. — Как же я скучал по Франции, брат. Люцифер с отвращением на него покосился. Какой я тебе нахрен брат, уродец? Ричард выкрутил шею и посмотрел на Генриха, докуривающего уже третий свёрток с табаком за последние десять минут. — Ты чем-то сильно расстроен. — Умоляю, заткнись, — раздражённо бросил Люцифер. Заткнись, съебись, сдохни уже наконец — вот, что демон в теле Генриха думал о невесть откуда взявшемся брате уже третий месяц подряд. Когда младший Тюдор явился к английскому двору вместе с испанской принцессой, лишь спустя несколько недель Вулси объяснил Люциферу, почему это обделённое интеллектом создание так сильно на него похоже. Брат. — Ладно, ладно, не злись ты так, плохой парень, — щёлкнул языком Ричард, осветив комнату белозубой улыбкой. — И когда ты успел стать таким ворчливым? Когда Джаспер вошёл в гостевую спальню, Люцифер был готов расцеловать его. Одна четвёртая ногтя — вот сколько отделяло его от того, чтобы разорвать тюдорского отпрыска с неровным испанским загаром на части. — Я ему сейчас сломаю шею, — сквозь зубы процедил король, выталкивая Джаспера обратно в коридор и следом за ними захлопывая дверь. Герцог не сдержал улыбку, пятясь обратно, откуда пришёл: — Твоя сдержанность в этом вопросе начинает меня пугать. Почему он до сих пор жив? — Ты в курсе, — рявкнул Люцифер. — Умоляю, давай потеряемся на несколько часов. Они все вот здесь уже у меня сидят, — ребром ладони втащив себе по горлу, наглядно изобразил демон. Джаспер тяжело сглотнул. Прошло три дня, а Люцифер ни разу не спросил о Виктории, но… он тоже ни слова о ней не сказал. Джаспер ни слова не сказал о принцессе, в какой-то момент глупо и по-детски понадеявшись, что, возможно, Люцифер и не вспомнит. Забудет. Закончит свои дела во Франции. Вернётся в Англию. Никогда больше не встретится с Викторией. Джаспер хотел этого, но, когда они выехали из конюшни и поравнялись, с тяжёлым сердцем он спросил: — Хочешь встретиться с ней? Люцифер смотрел перед собой. Правая половина его лица непроизвольно дёрнулась, а челюсть плотно сомкнулась, когда Джаспер вслух озвучил его мысли. Он лениво повернул голову, чуть ли не зевая: — С кем с ней? Герцог закатил глаза. — Ладно, ладно. Я думал об этом, но не вижу крайней необходимости. Мне хватило встречи с её мамашей-язвой. — Клод встретила зятька с распростёртыми объятиями и убийственной ухмылкой на тонких губах, напоминающей Люциферу о том, кто был зачинщиком покушения на него. Джаспер усмехнулся: — Для самого страшного зла во вселенной ты слишком озабочен отношением окружающих к себе. Или точнее сказать, озабочен тем, что Виктория чувствует к тебе. Глаза Люцифера презрительно сузились. — Знаешь, ты стал слишком много болтать. — Называй меня голосом своего разума. — Неужели голос разума не подскажет мне, что желать встречи с женщиной, которая жаждет меня убить и уже попыталась это сделать, — плохая идея? — Голос разума считает, что ты заслужил то, что она пыталась тебя отравить. Знаешь, я живу с этими мыслями уже много тысяч лет, и ничего. Мы с тобой чудесно ладим. Люцифер улыбнулся, натягивая кожаные перчатки и поправляя ворот чёрного пальто, а затем пришпорил коня и с громким «но» рысью рванул в заснеженную лесную чащу, оставляя Джаспера без словесного ответа, но в то же время с самым ясным ответом на свете — он улыбнулся. Люцифер Денница улыбнулся, когда подумал о том, что через какие-то пару часов встретится с ней. Пускай она будет кричать, пускай кинет в него кусок сыра или помидора. Пускай, это неважно. Он правда немного соскучился, а ещё простил её, а может и вовсе никогда не обижался. Их странные игры в кошки-мышки даже нравились ему, хоть Георга и правда было немного жаль. Может, всё дело было в том, что он просто боялся влюбиться?Everybody talks — Neon Trees
Она была ровно такой, какой Джаспер её обещал: круглой, краснощёкой, невероятно естественной, с огромным животом и выпирающим наружу пупком. В одной ночной сорочке Виктория стояла посреди кухни, по брови испачкавшись мукой и шоколадной крошкой. — Привет, — прокашлявшись, поздоровался Люцифер, откровенно пялясь на её живот, в котором вместе с амниотической жидкостью варился его ребёнок. Или не его. Смотря с какой стороны подходить к этому вопросу. Виктория застыла, раззявив рот и уставившись на объект своей любвиненависти как на Господа Бога, сошедшего с небес. Именно таким он рисовался ей в это мгновение: нереальным. Джаспер молча скрестил руки на груди, наблюдая со стороны, пытаясь прочесть её, его эмоции. От Люцифера исходила несвойственная ему неуверенность в принятом решении навестить дорогую жену, а взгляд дорогой жены был затуманен, словно она… злилась и радовалась одновременно, окольными путями выбирая какое из чувств выпустить наружу. Говард присела на стул, провалившись рукой в миску с тестом. Та закружилась по столешнице и с громким «лять» грохнулась на пол, пачкая брюки Генриха и выводя Викторию из состояния транса. Она схватила первое, что попалось под руку: скалку для раскатывания теста, и с боевым «а-а-а» ломанулась вперёд, целясь Генриху в глаз. Он увернулся от первого и второго удара. Третий пришёлся по подбородку, а четвёртый повис в воздухе, когда он обхватил её запястье, блокируя удар. — Вижу, что ты скучала, — улыбнулся он, глядя вниз на её покрасневшее лицо. — Я убью тебя, fils de pute! — пропыхтела девушка. На три головы ниже его, она всем телом пыталась пробить оборону, пока он, не прилагая никаких усилий, скучающе плевал в потолок. Джаспер посмотрел на них и улыбнулся, вспоминая первое знакомство. Босые ступни скользили по гладкому полу. Чуть не повалившись, Виктория стряхнула напряжение в мышцах и снова попёрла в атаку, но на этот раз блокирующий жест Люцифера превратился в контрнаступательный, и он предпринял попытку вырвать из её рук скалку. — Ты себя покалечишь, — объяснил он. — Я тебя покалечу, — взревела Виктория, с грустью в глазах наблюдая за тем, как её пальцы разжимаются и орудие убийства оказывается в руках противника. — Ладно, хорошо, хорошо, — он отбросил скалку на пол, а потом резко притянул Викторию к себе. До упора, пока её круглый живот не коснулся его крепкого торса, спрятанного под пальто. Но она всё равно ощутила это: жар его тела, аромат его тела. Сердце застучало где-то в горле, когда Генрих негромко попросил: — Можешь врезать мне. — Что?.. Он наклонил голову ниже. — Если хочешь ударить меня, ударь. — За что? — словно в бреду просипела Виктория, утопая в омуте его чёрных глаз. Она правда не понимала, что понудило её схватить скалку и возжелать врезать ему. Сейчас от этого чувства не осталось и следа, стоило им коснуться друг друга. На помощь пришёл Джаспер: — За то, что он невообразимый мудак. Помнишь, мы обсуждали это на прошлой неделе? — И часто вы меня обсуждаете? — ухмыльнулся Люцифер. — Нет, — тут же выпалила Виктория. — Да постоянно, — в унисон с ней поделился Джаспер. Повисло неловкое молчание. Виктория вдруг вспомнила о том, как сейчас выглядит, и поспешно отстранилась, приглаживая разбушевавшиеся кудри. — Ваше Величество, — подала голос миссис Говард. Генрих хотел поздороваться, чтобы показаться вежливым, но забыл, кто к нему обращается. Несколько раз щёлкнув пальцами, он так и не вспомнил имя женщины, которая во время своего пребывания в Англии постоянно недовольно цокала и таскалась за его женой. — Вы с дороги, наверно голодны. Не хотите пройти в обеденный зал? Мы приготовим еду, а королева пока приведёт себя в порядок, — выдержка в голосе Говард была результатом долгих тренировок. На самом деле она пребывала в глубоком ужасе, глядя на Викторию и то, как та выглядела в присутствии короля. — Отличный план, Говард, — согласился Джаспер, выталкивая Люцифера из кухни. — Пойдём, папаша. Дай девушке собраться.***
Предложенный обед превратился в ужин. Пока Виктория торопливо (на самом деле не очень) собиралась, хаотично кружась по комнате, минуло несколько часов. В огромном камине в обеденном зале трещали брёвна. Люцифер стоял у огня, облокотившись на несуразную лепнину на портале. Со стола веяло пряностями и горячим луковым супом. — О чём думаешь? — Джаспер сидел в кресле с книгой в руках. Люцифер пожал плечами, обжигая губы желтой жижей с дымно-торфяным послевкусием. Говард заверила, что это отличный шотландский виски, но вряд ли она хоть что-то смыслила в качественном скотче. — Ты ничего не почувствовал? — О чём ты? — Я про ребёнка. Ничего необычного? — А что необычного я должен был почувствовать? — уголки плотно сомкнутых губ пренебрежительно дёрнулись. Джаспер захлопнул книгу и закатил глаза. — Ты же чувствуешь, что я — нежить, не принадлежу миру смертных. Я подумал, что что-то подобное ты мог бы почувствовать и от ребёнка, если он всё же принадлежит тебе, а не твоему костюмчику. — Не могу поверить, что мы правда об этом говорим, — раздражённо бросил Люцифер, крепко сжимая стакан. — Не могу поверить, что мы правда это сделали. Эта нелепая свадьба, ребёнок. Мы слишком сильно заигрались и подвергли жизнь девушки смертельной опасности. Кто из нас знает, какая тварь сидит внутри неё? — Ни ты и ни я не знали, что она может забеременеть от тебя. До неё такого не случалось. — Надеюсь, что это так. Надеюсь, что не имею к этому никакого отношения. — Люций… — Джас, — он обернулся, взглядом заканчивая этот диалог. Минуту они упрямо смотрели друг другу в глаза, пока двери в комнату не распахнулись и на пороге не показалась она – причина, по которой всё стало совершенно не так, как было прежде. В воздухе витала недосказанность и напряжение, когда они наконец сели за стол. Длинный, рассчитанный на десять персон, кусок отполированного дуба превратился в настоящее поле сражения. Немного покачиваясь, Виктория взяла свою тарелку и прошкрябала ей от одного конца стола до другого, усевшись напротив Люцифера на расстоянии добрых пяти метров. Джаспер, приняв на себя роль медиатора, сел посередине. — Приятного аппетита, — неловко пробормотал герцог, вооружившись ложкой и супом. — И вам, Джаспер, — мило улыбнулась Виктория. — И мне, — подмигнул Генрих. — А тебе неприятного, — огрызнулась королева. — Бойся, в твоей тарелке мышьяк. — Ты очень милая женщина, — он подмигнул, и она, сжимая в руке столовый нож, ответила ему тем же. — Я ненавижу тебя, Генрих Тюдор. — Это взаимно, Виктория Валуа. Комната погрузилась в молчание, нарушаемое лишь звоном посуды и громким чавканьем, с которым Виктория запихивала в рот всё, до чего дотягивались руки. Изредка она бросала взгляд в сторону Генриха, а когда замечала, что он смотрит в ответ, краснела и отворачивалась. Ничего не изменилось в нём за долгие восемь месяцев: всё та же ухмылочка, представленная вздёрнутым уголком губ и образующая ямочку на правой щеке, всё те же длинные пальцы, которыми от отщипывал хлеб, всё те же глаза, в которых плескалась издёвка. — Это нормально? — шёпотом поинтересовался у Джаспера Люцифер, качнувшись на стуле в его сторону. Джаспер проследил за его взглядом, прикованном к рукам Виктории: в одной она сжимала уже третью по счёту куриную ножку, в другой — погрызенную буханку хлеба. — Она не разорвётся на части от такого количества еды? — Не думаю, но разорвёт на части тебя, если попробуешь указать ей на то, что она много ест. — О чём вы там шепчетесь? Они отскочилили друг от друга, словно нашкодившие дети. — Зачем вы приехали, ваше Величество? — наконец спросила Виктория, промакивая уголки губ шёлковой салфеткой. Одинокая в своём убеждении клетка её головного мозга, отбившись от общего стада, противно науськивала: «Соскучился». По крайней мере, она хотела услышать об этом, хоть и понимала, что причина никак с ней не связана. — Через несколько дней из Франции отправится армия… — И вы приехали сюда в качестве придворного шута, чтобы завести публику? — Я приехал сюда, чтобы присоединиться к вашим людям в сражении за дело всей моей жизни, — опрокинул принцессу Люцифер и очаровательно улыбнулся. — Надеюсь, вы будете тяжело ранены. — Как же я скучал по тебе, дорогая жена. — Поэтому ты приехал сюда спустя четыре дня после прибытия в Шамбор? — Я приехал к тебе потому, что мне стало скучно. Твоя мать жутко дотошная женщина. Немудрено, что ты выросла такой нервной, — произнёс одно, пока взгляд говорил совершенно другое. Он просто не мог от неё оторваться, разглядывая тонкие черты лица, плечи, периодически роняя взгляд на округлый живот, мешающий полностью придвинуться к столу. Она смешно ела, икала, перестала следить за манерами и тем, как смотрится со стороны. Она была самой прекрасной и естественной божьей тварью во всём мироздании. Кто кроме неё мог быть столь отчаянно слабоумным и храбрым одновременно, чтобы говорить с ним, с Генрихом, с дьяволом, в таком тоне? — Тогда жри и проваливай, — буркнула Виктория. — Отличный… …план. Просто замечательный! Решил остаться на ночь, видите ли на дворе вьюга и в такую погоду никак не добраться до Шамбор. Виктория стояла в коридоре, уже полчаса глядя в маленькую щель в двери. Нижняя часть туловища так и умоляла её ворваться внутрь, наплевать на принципы и вспомнить о долгих одиноких ночах, которые она провела, мечтая о нём, но не веря в то, что вновь его увидит. Ей хотелось кричать, плакать и смеяться, но вместо этого она замерла, словно каменная, наблюдая за тем, как Генрих, в свете одинокой свечи, аккуратно снимает рубашку, из-под которой показывается крепкое тело, перевязанное бинтом. Он ранен. Терпеть и не входить становится ещё сложнее. В душе — борьба. Генрих прошёлся по комнате, достал из кармана брюк портсигар и опустился в кресло, закуривая. О чём он думал, выпуская кольца дыма в потолок? Что он чувствовал? Виктория не заметила, как съехала на пол у его двери, не в силах больше стоять, но и не в силах войти. Она долго думала обо всём, пока голова не завалилась на бок, и она провалилась в сон.