Третье искушение Евы Сатаной

      Когда Виктория открыла глаза, ощущая под спиной подушку, под головой что-то твёрдое, а между ног — чужие пальцы, она ещё долго не могла понять, в постели какого мужчины оказалась. Спросонья ей позабылась беременность, замужество и неудачная попытка испечь пирог вчера утром.       Она чувствовала долго копившееся внизу живота напряжение и то, как чьи-то пальцы умело стремились к тому, чтобы его снять. Удивления вслед за этим открытием не последовало. Порой, её будили и более приятными вещами.       Люцифер приподнялся на локте. Заспанный, лохматый, в расстёгнутой рубашке и с перебинтованной грудью, он посмотрел на девушку и зевнул, продолжая ритмично кружить пальцами вокруг её чувствительной точки.       — Так?       Виктория часто заморгала, плавно включаясь в реальный мир. Он подвинулся ближе, а она посмотрела вниз, замечая огромный живот, вспоминая последний год жизни и нещадно белея. И угораздило же залететь!       — Какого чёрта? — сквозь стиснутые зубы процедила девушка.       Генрих потёр глаза основанием ладони, мазнул её висок губами и с ядом в голосе, отравляющим её сердце, прошептал:       — Я не мог уснуть. Ты стонала мне на ухо и умоляла взять тебя.       — Я? — прохрипела Виктория, хватаясь руками за простыни. Реальность происходящего всё ещё казалась абсолютно нереальной. Она стала вспоминать, как задрыхла под его дверями вчера после ужина…       Картина, кстати говоря, была забавной. Такой, какой могла быть только при непосредственном участии его ведьмы.       Она даже не всхрапнула, когда Люцифер поднял девушку на руки и уложил в свою постель. Не возмутилась, когда он назвал её тяжёлой и зачем-то снял с неё туфли, подумав о том, что так ей будет удобнее. Удобнее бы было, отнеси он Викторию в её покои, но рука не повернулась отказаться от неё. По крайней мере этой ночью.       Ведь он тоже скучал. Немного. Самую малость. Ему нравилось, как она пахнет и постоянно норовит скатиться с кровати. Она — недостающее, изысканное украшение его постели, в которую он никогда не пускал никого на целую ночь.       Ему претила мысль быть таким слабым в чьем-то присутствии. Но почему-то в её — это казалось Люциферу естественным. И в то же время пугало его, выставляя в не самом выгодном свете. Делало его человеком.       Ей было хорошо. Так, как бывает после затяжной диеты или после принятого решения бросить курить. Всё, вплоть до его язвительного тона, казалось ей правильным в своей неправильности, ведь он был именно тем, о ком молило её тело, её душа, быть может, даже сердце.       Вся обида куда-то улетучилась. Не навсегда, но на мгновение. «До» отошло на второй план и осталось только «сейчас». Она словно видела его впервые. Была очарована им, как в первое знакомство, ведь быть влюблённой в него было делом совершенно нехитрым.       А вот любить его — настоящей трагедией, да и рано ещё было говорить о любви.       Когда он вдруг резко убрал руку и сел, капризный внутренний голос в немом протесте затопал ногами, но Виктория не могла проронить и слова. Она смотрела на него, всё ещё ощущая его тепло на своей коже, и ненавидела себя за это.       Люцифер с интересом смотрел на её новый облик, с осторожностью касался её нежной кожи и с восторгом принял её сонную просьбу. И да, они оба всё ещё безумно сильно друг друга ненавидели, за исключением одного но…       — Твою мать, — шумно выдохнула девушка, когда король опустился ниже и его губы коснулись внутренней стороны её бёдер.       — Признайся, ты по мне скучала, — с блестящими губами и горящими глазами, ухмыльнулся он, приподняв голову. В ночной темноте при слабом свете тлеющего камина его глаза были чернее выжженных инквизицией полей, но это только делало его вид между её ног совершенно завораживающим. Он сам был порочным совершенством. А ещё он знатно веселился, упиваясь её смущением, как то бывает у девственниц после первого раза. И от этого девушке становилось только хуже, ведь у неё оставалось только два пути — к нему на член или с головой на пол.       — Не останавливайся, je prie, — настойчиво дёргая дьявола за волосы, прошипела Виктория. То, о чём она мечтала долгие восемь месяцев, сбывалось в эту самую секунду. Щёки раскраснелись, а дыхание участилось.       Люцифер прильнул губами к её промежности, вспоминая незабытый, но приятный вкус спелой дыни и мёда. — Только не говори мне, что все восемь месяцев не занималась сексом, — рыкнул он, когда девушка слабо ойкнула в ответ на его палец внутри её тела. — Чёрт, только не…       Он напрягся, полностью, всем телом. Одна мысль о том, что у неё никого не было, казалась абсолютно крышесносной.       — У меня никого не было, — прогибаясь в пояснице под его пристальным взглядом, прошептала Виктория. — Иди ко мне…       Король замер, непонимающе глядя на её тянущиеся в его сторону руки. Чего она этим добивается? Хочет свести его с ума? Сука. Ещё этот сраный, просто пиздец какой сексуальный французский акцент.       Он подтянул её на край кровати, задирая платье и расстёгивая брюки. Аккуратно подогнул её колени, обхватив руками отёкшие щиколотки. Девушка нетерпеливо заёрзала, очень некстати закусив нижнюю губу…       Очень некстати для его самообладания.       — Не бойся, — затараторила Виктория, когда почувствовала его член совсем близко к своему входу. — Я беременна, а не больна.       Этого было достаточно для них обоих, чтобы до самого утра не выпускать друг друга из объятий. Наконец-то. Спустя восемь месяцев и одну попытку делать вид, что они совершенно друг другу безразличны.

***

      Люцифер сидел в обеденной зале, с победным выражением лица листая огромный англо-французский словарь. Когда Джаспер спросил его, с какой стати ему ударило в голову учить французский, дьявол ответил, что это благотворно повлияет на его взаимоотношения с французскими генералами, когда Виктория зашла в комнату — захлопнул книгу и отфутболил её герцогу под ноги.       — Доброе утро, — улыбнулся Джаспер, ещё не осведомлённый о том, в каких позах и на каких поверхностях Виктория и Люцифер провели эту ночь.       — Доброе.       — И правда, утро просто замечательное. Как спалось? — ухмыльнулся Люцифер.       — Отлично, — хмыкнула девушка, гордо вздёрнув подбородок. — Et vous? — спросила, глядя на англо-французский словарь. Максимум недовольства и сарказма — и, возможно, он забудет, как буквально пару часов назад она лужицей растеклась перед ним, а потом податливо стекла по его члену, в порыве страсти выкрикивая какой-то несуразный похотливый бред.       — Juste merveilleux, — не долго думая, ответил король. Заметив, как улыбка заиграла на щеках королевы, поправился: — Отлично спал, спасибо.       К столу подали поздний завтрак. Виктория уселась напротив распахнутого окна, любуясь чистым небом и ярким солнцем. Нормандская вьюга пронеслась над Парижем, запорошив город снегом, но, стоило французской принцессе несколько раз кончить, как погода прояснилась. Совпадение? Она тоже так не думала.       — Решили начать учить французский?       — Только если французский язык любви, дорогая жена.       Джаспер нахмурился. Только вчера принцесса угрожала ему расправой и мышьяком, а уже сегодня как ни в чём не бывало нагло отвечала на его пошлый флирт, вместе с куриным филе закусывая губы.       — Отлично, а то мне стало бы неудобно, — она улыбнулась, наблюдая за тем, как король облизывает палец.       — Неудобно?       — Неудобно ненавидеть тебя и обзывать самыми неприличными словами.       — Ты права, дорогая жена. «Oh Dieu baise-moi» — звучит и правда очень неприлично, — с поразительно чётким акцентом ответил Люцифер.       — Я сейчас кину в тебя кусок сыра, если ты не заткнёшься, — она замахнулась, но по правде говоря предпочитала съесть то, что держала в руке. Эмманталь. С дырочками. А там, чуть впереди, к последнему кусочку реблошона, альпийскому мягкому сыру, тянулись длинные пальцы короля.       Её угрозы не тронули его душу. Он самодовольно оскалился, указательным пальцем подвигая блюдце с сыром в сторону принцессы. Видел её голодный взгляд, читал рассеянные мысли о дырочках и прочих прелестях.       — Будешь?       — Буду, — рявкнула Виктория.       — Я чего-то не знаю? Опять что-то пропустил? — Джаспер резал свой завтрак столовым ножом и подгребал омлет ложкой.       — Я тоже буду, — Люцифер перехватил последний кусок сыра и уже метил им в рот, когда охваченная абсолютной яростью Виктория швырнула в него вилку. Всего лишь безобидная шутка, так думал Люцифер, пока на глазах девушки не выступили слёзы.       Вилка просвистела над его головой и упала на пол. Следом послышался громкий удар закрывающейся двери, а Виктории за столом уже не было.       — Что это было?       Джаспер устало вздохнул, потирая переносицу. Он посмотрел на Люцифера, искренне не понимая, почему всё происходит именно так, и никак иначе. Ведь из них двоих липовый король Англии меньше всего заслуживал её искреннего внимания.       Он, Джаспер, провёл все восемь месяцев, изучая тонкости и прелести беременности. Люцифер совершенно в этом ничего не мыслил, а ещё не любил Викторию. Джаспер был в этом точно уверен и от того злился ещё больше, ведь окажись иначе, у него совершенно не останется шансов.       Люцифер вытер уголки губ и встал из-за стола. Молча, не нуждаясь в советах и нравоучениях. Планировал приказать запрячь его коня и не совершать глупостей, коих не хотел совершать. Людские глупости. Людские шалости.       Ведь он был близок к тому, чтобы окончить свою миссию. Он здесь, на Земле. Ему удалось надломить веру в Бога и в Шамбор его ждала очаровательная дева, готовящаяся к тому, что отдать ему своё тело и душу. Ведь какое ему, Люциферу, собственно дело до того, кого трахать? Испанская, французская, да хоть из мира единорогов принцесса. Осталось немного поднажать и омыть землю кровавым дождём, и тогда всё закончится.       Его не будет здесь, на Земле, ведь не тут он мечтает жить. Он Дьявол, сын Бога, а не тщедушная размазня. Убьёт тут всех и усом не поведёт. Ему вообще, по правде говоря, пофиг. На всё и всех тут. Он убеждал себя в этом, закуривая. А когда докурил, негромко постучал в дверь и зашёл, не дожидаясь разрешения войти.       Виктория лежала на кровати и плакала. Из-за куска сыра, естественно, поэтому Люцифер держал в руках целый поднос и думал о том, как нелепо выглядит.       Заплаканная, с испорченной причёской, которую Говард плела всё утро, Виктория села на кровати, не услышав Люцифера, но унюхав аромат сыра. Потом увидела его, разглядывающего её комнату, и сердце забилось чаще. Не одно, а сразу два. Или три, если брать Генриха в расчёт.       — Милая комната.       — Зачем ты пришёл?       Генрих поставил поднос на кровать и сел рядом. В естественной тишине Виктория принялась доедать то, чего не хватило за поздним завтраком.       — Я уезжаю через несколько часов, — заговорил Генрих, глядя в окно. Ему вдруг расхотелось уезжать, когда он озвучил это вслух.       — Почему? — хотела сказать «ну и проваливай», но язык не слушался, пока зубы грызли сыр. Ей тоже не хотелось, чтобы он уезжал, ведь неразумная часть её души надеялась на то, что они попытаются. Не знала только бедная, что он — Сатана, а она — даже больше не часть его плана.       Он правил Адом, убивал людей, не считая их важными, пока самым страшным из её грехов всё ещё оставался пьяный дебош в результате которого одна придворная дама осталась без клока волос за то, что смела танцевать с возлюбленным принцессы. Возлюбленному тоже досталось, хоть его имя Виктория сейчас и не вспомнила бы.       — Должен присоединиться к французской армии под Парижем и отправиться на Ватикан.       Викторию, по правде говоря, не особо заботила политика и религия. В основном её заботила только она сама. По крайней мере так было до знакомства с Генрихом. Теперь приходилось думать о ребёнке и о самом Генрихе. Против воли. Что, если что-то случится с ним на войне? Войне против Бога.       — Я не сильна в политике и религии, но зачем? Зачем ты начал эту войну?       Король улыбнулся. Довольно искренне, глядя на беременную жену, хоть мысль о том, что это не принадлежит ему и не покидала его ни на секунду. Интересно, она бы заметила разницу? Между нами?       — Знаешь, ты единственная, кто спрашивает это с таким безразличием. Ты не веришь в Бога?       Виктория поперхнулась от такого вопроса, ведь задай его не Генрих, а кто угодно другой — это стало бы равносильно обвинению не только в богохульстве, но и в государственной измене католической Франции.       — Верю, но не так как остальные.       — А как иначе можно верить в него?       Они вдруг оказались очень рядом, увлечённые разговором.       — Давай начнём с того, что он есть.       — Предположим.       — Но разве это значит, что ради этого мы должны умирать? Ведь всё, что имеем, всего пять или шесть десятков лет. Короткий срок, за который невозможно прожить так, как хочешь ты и так, как хочет церковь…       Говорили. Говорили. Наверно несколько часов. Когда ребёнок начал пинаться, Виктория схватила Генриха за руку и положила себе на живот. Это не значило, что ей больше не хотелось отрубить ему эту руку топором, просто тогда они оба были достаточно счастливы, чтобы признать, что нравятся друг другу.       И достаточно слабы, потому что забыли о том, что никогда не будут вместе. Они ведь из разных миров, хоть и со схожими взглядами на жизнь. Из разных, между прочим, буквально. Она — влюбилась в дьявола, а дьявол… думал о том, что будет скучать по ней, когда вернётся в свой мир.

***

      Когда на второй день Генрих не вернулся в Шамбор, Изабелла заподозрила неладное. И королева Клод Французская тоже, поспешив поделиться с Изабеллой догадкой о том, что король сейчас долго и страстно любит свою королеву, которая, между прочим, носит под сердцем его ребёнка.       Клод ненавидела Генриха, ненавидела войну, в которую оказалась втянута, тем самым выплачивая свой долг за сыновей. Но ещё больше ей не нравилась противная рожа испанской принцессы. Вот эта монументальная тётя-лошадь вместо её утончённой дочурки?       Утончённой лишь с виду, впрочем.       — Где Генрих? — манера речи Изабеллы напоминала Ричарду карканье стаи ворон, но он не смел озвучивать свои мысли, ведь она и их план — все ещё его единственный способ заполучить английский трон.       План был туп и прост, как раз под стать его создателям. Женить Изабеллу на Генрихе. Прикончить Генриха. Если французская шлюха родит мальчика — и её с выродком. Посадить Изабеллу на трон и женить её на Ричарде, тем самым положив Англию в ноги Испании и вернув острову мозги на место. Как известно, испанцы были самыми ярыми католиками и сейчас сражались на стороне Ватикана против обезумевшего антихриста, короля Англии.       Но что-то, как всегда, пошло не так, потому что Изабелла почувствовала… она влюбилась. И не в этого доходягу Ричарда, которого ей сулили в мужья. Религия снова проиграла, когда речь зашла о чувствах.       — Я убью эту шлюху, — зарычала девушка, увидев в руках Ричарда изображение Виктории. Выхватила рисунок и разорвала его в клочья, краснея от злости.       — Если она родит девочку, пускай живёт, — пожал плечами второй сын Англии. Он не отличался особой жестокостью, лишь жадностью до власти и, как думал Люцифер, крайней степенью слабоумия.       — Нет. Она сдохнет в любом случае.