Очень горячая линия

Саша думает о том, что за жизнь всех вкусных пирожных не попробовать и всех благодарных клиентов не обслужить. А потом начинает загоняться сильнее, как будто этого было мало. И забивает свою красивую, к слову, голову мыслями о том, почему же Константин был так учтив с ним с первых же минут знакомства и продолжает оставаться таковым. А что...Он поражён внезапной догадкой. А что, если такие вот неприступные домашние коты-наблюдатели тоже умеют влюбляться? Время покажет. Если быть точным, покажет их следующий ночной созвон. А сейчас путь студента лежит в библиотеку, раз уж его телефонный любовник посчитал, что тот и сам может написать что-то этакое. Жаль, что Раковских считать не умеет – гуманитарий. Зато читать – вполне себе, вот и планирует попросить в институтской книжной Мекке что-то для вдохновения. Запнётся, ублажая кого-то – и можно будет прямо процитировать пару абзацев, а потом и настрочить пару тонн словесной руды. - Здравствуйте, - дожевав и сплюнув в ведро жвачку, молодой человек ищет глазами всем знакомого библиотекаря. По имени его практически не называли, всё благодаря элитарной фамилии: Пушкин. Ну а те, на кого он как-то не так посмотрел, именовали Шпалой. - Здравствуйте, - учтиво отвечает тот, заканчивая протирать полку, отряхивает широкие ладони и поворачивается к читателю. Костя одет неожиданно ярко – в оранжево-розово-фиолетовую рубашку в мелкую клетку виши. Рукава подвёрнуты, обнажая бронзовеющий загар. В очках-полароидах отражается радуга. Немного потупившись под пристальным взглядом повелителя книг, Саша впервые замечает, насколько же аристократическая у мужчины внешность. И сразу представляет его в тёмно-синем халате и почему-то с трубкой. Надеясь, что в книге, которую ему сейчас порекомендуют, будет похожий персонаж. - Кхем… - Раковских смущённо чешет в затылке и смотрит на свои кеды, - я, в общем-то пришёл за книгой…определённого содержания. Косте очень хочется пошутить про «50 оттенков серого», но он решает не доставлять себе такого удовольствия. Тем более, для этого существуют специально отведённые места – вон, гляди, скоро импровизированный кружок шутников-лицедеев себе театр отгрохает. - А Вам с какой целью? – интересуется Пушкин, скорее просто чтобы спросить. Он вообще чрезвычайно любознателен, но с получаемой информацией обычно ничего не делает – вот такой вот парадокс. - Вдохновиться на написание. Ну как там…Я спускаюсь по лестнице, прижимаясь губами…К Вам, - его голос обретает интонации Эдварда Радзинского. Если бы Саша сейчас завёл шарманку про кровавых тиранов, вообще было бы идеальное попадание. - Постойте-ка, - библиотекарь аккуратно поправляет очки, - где-то я это уже слышал…Как будто. - Слушаете аудиокниги по пути на работу? – пытается поддержать разговор Раковских. - Александр…Милейший… - Пушкин исходит почти на шёпот, проговаривая медленно, как будто освежая что-то в своей памяти. И тут до студента доходит. Сердце как будто мгновенно отяжелевает и падает куда-то вниз, проносясь по всему телу, как по винтовой лестнице. Хочется кричать, но не понятно, куда и кому. - Константин, - голос длинноволосого становится хриплым, слабым. Умирающим. - Александр, скажите что-нибудь, чтобы я удостоверился, что это действительно Вы, - снова полушепчет мужчина. И, нет, это не звучит как просьба выбрать все картинки с горами, чтобы пройти авторизацию. Пушкин точно так же оглушён и опьянён происходящим. А может, ещё сильнее. - Излейтесь, Константин... – кажется, он стонет непроизвольно, закусывает губу, хоть и не прикасается к себе сейчас вообще от слова «совсем». Это почти как непорочное зачатие. - Излейтесь, душа моя… - вторит ему обретший плоть и кровь телефонный любовник, выдыхая уже прямо в губы. Раковских стоит, оперевшись о библиотечную стойку, не в силах оторваться от лица библиотекаря, которое сейчас кажется монументальным. Кажется, аккуратно уложенную чёлку мужчины сейчас треплет это лёгкое и такое сладостное дыхание студента. - Константин, - ему хочется сделать что-то милое и шаловливое, софтхорни, как теперь говорят в Твиттере, например, приблизиться ещё на пару миллиметров и положить руку в нагрудный карман библиотекаря, но Саша сдерживается. С трудом, но сдерживается. - Мой хороший, мой невероятный, умница мой, - Пушкин тянется к молодому человеку, пока обоим всё продолжает казаться сном, наваждением, рисунком, проступившем на запотевшем стекле. - Константин, - повторяет Раковских заезженную пластинку,- Константин, как же так получилось, что Вы любезны…Внимательны…Я же…Я же обыкновенная проститутка. И тут стоило бы переубеждать Сашу, засыпать комплиментами. Но нет, слипнется же. Помня о том, что юмор – прекрасное оружие, особенно в таких умелых руках, как у Кости, библиотекарь решает применить именно его. А ещё помнит о том, что уже убедил студента в том, что ничего развратного в том, чем они занимаются, нет – Саша просто должен сам придти к этому, подключив, наконец, разум. - Вы институтка, - улыбается Пушкин, - восторженная и в белом переднике. Раковских улыбается сквозь проступившие слёзы, а потом видит, что Костя выгружает на стол две книги – «Лёгкое дыхание» Ивана Бунина и «Вешние воды» Ивана Тургенева. - Вот Вам два Ивана, - библиотекарь улыбается спокойно, с теплом. Пока Раковских убирает книги в рюкзак, Пушкин думает, что воспоминания о самом милейшем Александре в станице ещё теребят душу. И самая красивая ямочка у него. Костя, пожалуй, действительно одарённый. Ведь его юный любовник выглядит ровно таким, каким он его себе и представлял. А может, библиотекарь сам и создал его, как Пигмалион Галатею? Пушкина хаотичным не назвать, но сейчас внутри него творится полнейший рассинхрон чувств и разума. И внешне он держится более чем уверенно вопреки сладко-солёной морской буре внутри. - Александр, сегодня в 19:00 в Малом читательском зале. Буду ждать Вас. Саша уже представляет, как Константин берёт его на столе, а тот, закатив глаза, пересчитывает книжные корешки наверху и молится. Вечер приходит, как будто, раньше обычного. Раковских выглядит так же по-творчески небрежно, с той только разницей, что в волосах очень гетеросексуально блестит тонкая серебристая заколка, а шея и запястья надушены позаимствованным у однокурсницы парфюмом с претенциозным названием «Bubblegum bitch». - Пройдёмте, Александр, - библиотекарь встречает топчущегося на пороге зала гостя с мягким радушием. Их путь лежит к длинному дивану с высокой спинкой. Кажется, они называются канапе, когда поменьше. Раковских тихо присвистывает. - Располагайтесь, - Пушкин сверкает колдовскими серебристыми глазами из-под очков. И Саша слушается, присаживаясь и напевая себе что-то под нос, настраиваясь, пока Костя безостановочно роется между высоких полок. Раковских думает о том, что Пушкин – прирождённый мерчендайзер. Наконец, библиотекарь присаживается рядом с молодым человеком и кладёт на колени увесистую книгу под названием «Цветы в легендах и преданиях». - Ну что, страницу я, страницу – Вы? – лукаво предлагает мужчина. Саша облегчённо выдыхает.