Очень горячая линия

Саша Долгополов привык есть на завтрак, обед и ужин мужские сердца и вот в итоге всё же решил отказаться от такого не блещущего разнообразием рациона. Говорят, что идеальные спутники жизни получаются из раскаявшихся кутил, но это метадоновое чудо решило играть на семейном поле по своим правилам. Ровно когда этот черноволосый демон уже махнул рукой на Лёшу, перестав надеяться хоть на отдалённое подобие взаимности, Квашонкин вдруг резко (и бескомпромиссно) заинтересовался этим своим капризным студентом. А дальше случилось то, чего, пожалуй, ни один Нострадамус не мог предсказать. И цыганка из деревни под Кузьминками, к которой рыжий как-то ходил по приколу, тоже. - Дорогой, - Долгополов кокетливо склоняет голову набок, щекоча преподавателя культуры речи носком в капроновом чулке где-то в районе паха, - ты же Сашу любишь? - А что это мы о себе в третьем лице заговорили? – насмешливо интересуется Квашонкин, обнимая молодого человека за щиколотку. - Да я про Малого, дурья твоя башка! Общаться с этим чертёнком – всё равно, что пальцы в розетку засунуть, даже хлеще. Лёша думает, что ответить. А ещё – не полетит ли в него туфля на платформе. - Ну, - выдыхает тот, и Долгополов понимает, что красноречия от рыжего филолога сегодня не дождаться. - Давай заберём его к себе, - предлагает тот, выскальзывая из лёшиных рук и присаживаясь на диван, чинно сводя колени. - Как про щеночка говоришь, - ухмыляется Квашонкин в аккуратно подстриженные усы. - Ну правда, - увещевает метадоновый Саша, - втроём легче. - Вдвоём – где-то так, одному никак, - продолжает преподаватель приснопамятный текст группы «Сансара», - твоя взяла, Сань. Только посуду будете мыть вдвоём, я в этом больше не участвую. - Языками будем вылизывать, - заверяет Долгополов. - Ловлю на слове, - уверенно выкрикивает удаляющийся Квашонкин, дрожащими пальцами набирая номер Малого. Лёша нередко оказывался между двух огней, находясь в судорожном поиске компромиссного решения. А вот между двух Саш ему ещё не приходилось находиться. Долгополов лежит по правую сторону, жадно вылизывая ключицу рыжего, а Малой притаился с другого бока, гладя мерно вздымающийся живот Квашонкина, медленно прокрадываясь ниже миниатюрной ладонью. Лёше всегда интересно, кто же будет первым, кто же перехватит инициативу: метающий из глаз молнии Долгополов или заставляющий увязнуть в яблочно-коричной карамели глаз Малой. Если бы первый Саша был тортом, то Красным бархатом, однозначно. А вот второй стойко ассоциируется с Эстерхази – нежным, тонким, хрупким. Руки обоих юношей оказываются ниже, будто бы борясь за первенство, тянут резинку лёшиных боксеров. Когда Квашонкин собственноручно избавляется от мешающей вещи, чуть привстав, а затем снова заняв исходную позицию, эти двое начинают делать что-то, не поддающееся разумному объяснению. Рука Долгополова уверенно обхватывает лёшин член у самого основания, а пальцы Малого нежно обнимают головку. Два Саши смотрят друг на друга, напряжённо дыша, а затем сливаются в поцелуе. У Лёши не остаётся цензурных слов, чтобы описать происходящее. Нет, вообще никаких слов. Он даже буквы и звуки забывает, просто смотрит заворожённо, как эти два невероятно непосредственных котёнка переплетаются языками, не забывая уделять внимание любимому рыжему коту. - Хорошие мои, - еле-еле выдавливает из себя Квашонкин, и это звучит так, как будто он уже готовится писать завещание. Малой первый возвращает его к жизни, наклоняясь и касаясь языком крайней плоти. Лёшу ведёт от одной мысли о том, что эти губы только что дотрагивались до губ другого Саши. Он правда готов кончить от одного осознания, это точно. Тем временем, Долгополов накрывает стонущий рот Квашонкина своим, влажно, горячо, сладко. Двое двигаются каждый в своём ритме, две пары рук по-хозяйски гуляют по лёшиному телу, пока он сам нежно приглаживает волосы обоих. В комнате поселяется идиллия, никакого соперничества, только бесконечное удовольствие. Долгополову очень хочется видеть своего избранника исступлённым, наслаждающимся, довольным. И когда Малой извлекает изо рта уже окрепший лёшин член, метадоновый Саша, придерживая молодого человека за поясницу, помогает ему насаживаться, а затем оказывается напротив, вновь целуя губы тёзки и стимулируя пальцами его соски. Квашонкин глухо стонет, придерживая одной рукой за бедро Малого, а другой – за копчик разделяющего их Долгополова. Поймавший ритм Малой двигается самозабвенно и свободно, окольцовывая сашин член. - Санечка, - зовёт Квашонкин сквозь сдавленные стоны, и Долгополов оглядывается через плечо. Квашонкин смачно целует, а затем тянется к паху брюнета. Тот меняет место дислокации, присаживаясь на кровать и наблюдая за двумя вжимающимися друг в друга телами. - Санюша, - обращается рыжий к Малому, который так необыкновенно приятно касается своими длинными волосами его чувствительных сосков, тоже целует, а потом шепчет Саше на ухо, что хочет сделать теперь. Устроившись между ног Санюши, Лёша осторожно и медленно ласкает его языком, не беря глубоко, а кольцо из двух пальцев рыжего сжимает одеревеневшую плоть Долгополова, который сидит рядом. Малой кончает первым с тихим вскриком, тут же ловя на себе успокаивающее лёшино дыхание, а потом, перекатившись на кровати, они с Долгополовым принимаются доласкивать друг друга под мягким, но пристальным взглядом второго Саши, переводящего дух поодаль. - Давай, дорогой, - Квашонкин облизывает губы и усиливает хватку пальцев, пока Санечка проходится по его плоти всей ладонью, - ох, вот так, вот так… Малой протягивает руку и гладит Лёшу по предплечью, затем ниже, ниже, заставляя мурашиться. Следующим сладкий спазм посещает Квашонкина, и он, обессиленно опускаясь на мягкие простыни, прижимает к себе метадонового мальчика, ускоряясь, внимательно слушая его сбитое дыхание. - Кончай, малыш, - просит Лёша, пока Малой уже льнёт к нему, и, наконец, закатив глаза, Долгополов падает в ватную пустоту, чтобы вынырнуть спустя пару мгновений. Квашонкин расстроганно целует руки обоих, давая сладко подремать на своей груди, как будто в тени раскидистого дуба.