Выбор есть

      Изуку просыпается резко, подскакивает в кресле, которого никогда не было дома. Тут же падает обратно, всё же простыл. Лихорадит сильно, несмотря на то что он чем-то накрыт, тело потряхивает от холода, пронзающего до костей. Будто каждую мышцу поочередно дергают, в надежде вырвать из тела. Больно аж до противного ощущения тошноты, и неясности сознания. Чья-то перепалка на фоне ситуацию не спасает, наоборот, не дает и так не проходящей голове отдохнуть. Извечно холодные ладони в этот раз служат спасением, — одна к горячему лбу, и становится лучше, даже разговоры услышать удается, уже чудо.       — Прошу Вас! — вскликивает незнакомый голос. — В который раз прошу! — добавляет женский голос с укоризной. — Не курите в здании! Запрещено, запрещено и ещё раз запрещено! — Изуку не видит, но прямо-таки чувствует как говорящая упирает руки в бока.       — А где? Сама тащись на улицу раз те в кайф, — слышится кашель. — Я не фанат мерзнуть под снегопадами, — Изуку вздрагивает.       Откуда в квартире столько людей? Дома недолжно быть никого, кроме него и Томуры. Рука от чего-то вздрагивает, и Изуку шокировано распахивает глаза. Взгляд плывет, но ему удается разглядеть белесые стены больничного коридора. Приступ необъяснимой паники накатывает мгновенно, но одно он успевает понять точно — ему не приснилось, ничего не было сном. Сознание отчаянно продолжало цепляться за мысль что всё произошедшее, бред больного организма. Все придумано, лишь глупенький сон, очередной кошмар. Все должно быть стабильно, как и раньше, всё должно быть хорошо, ничего не должно меняться. Изменения всегда приводили к отвратительным последствиям в его жизни. Чего уж врать, его жизнь целиком и полностью состояла из последствий его действий. Последние пару месяцев были спасением, будто спокойной, сладкой дремой. Впервые его действие привело к хорошим последствиям. Томура всегда так говорил. Томура всегда был прав. Всегда.       Силы на то, чтобы перевести взгляд на беседующих людей появляются только после того, как к их спору присоединяется ещё один голос:        — Тебе стоит быть увереннее, госпожа медсестра, — незаметно высунувшись из-под куртки, которой всё это время он был укрыт, Изуку наблюдает за тем как девушка с пышной копной светло-голубых растрепанных волос вырывает из рук Штопанного урода сигарету. С легким ехидным недо-поклоном передает сигарету блондинке в больничном халате, вероятно, медсестре. Даби морщится, явно борясь с желанием врезать той по лицу, а незнакомая девчонка лишь ухмыляется и, схватившись за голову облокачивается на плечо блондинки.       — Твою мать! — вскрикивает медсестра. — Я просила не звать меня так и сидеть в палате. Если мне не выплатят двойную зарплату — я уволюсь, — и вздыхает так тяжело, что даже Изуку становится её как-то жаль. Выглядит действительно уставшей, а они чем-то похожи. Смелая, выхватившая из рук у настоящего чудовища сигарету девушка же, слишком неожиданно — черт-черт-черт-черт — тычет пальцем прямо в Изуку. Кажется он уже начинает не переносить ее.       — Поздравляю вас, — веселый тон пропадает как не было, а лазуритовые глаза настолько холодные, что Изуку на пару секунд забывает о плохом самочувствии. Кажется, нелюбовь у них взаимная. — Спящая красавица проснулась, и без поцелуя, м, — когда Даби оборачивается и одобрительно ухмыляется на отвратительно-несмешную шутку, Мидория начинает ненавидеть всё происходящее ещё больше.       — Не сдохни там, — прикрикивает вдогонку удаляющейся парочке Даби. — Ты, блять, так и не вернула мне ключ.       — Ага-ага, подумаю, — и задирает нос. — Ур-род.       Мужчина закатывает глаза, и когда двое скрываются за поворотом плюхается в соседнее к Изуку кресло. Рука скользит к карману за очередной сигаретой, а у Изуку нет сил на то, чтобы отвернуться и не вдыхать отвратный дым.       — Тоже лекции читать будешь? — фыркает он выдыхая дым ему в лицо. Мидория заходится в приступе кашля — очень приятное дополнение к его состоянию, спасибо, — пока Даби сидит тихо посмеиваясь и поигрывая с дымящейся сигарой в руке. Знакомые Томуры отвратительны, и Шигараки был прав, когда говорил, что Изуку не стоит знакомится ни с кем. Был прав, как и всегда, когда говорил, что знакомства с ним вполне достаточно. Был прав, и Изуку не может этого отрицать, не хочет. — Чего уставилась, лупоглазка? Не буду я тебе ничё объяснять, — и руки в стороны раскидывает. — Жди пока Химико припрется, правда если тебя грохнет, проблемы не мои. У меня свои дела есть кроме приглядывания за кучкой детей. А ты вот, — протягивает руку вперед ухватывая за подбородок. Изуку морщится, он ненавидит подобное, ненавидит чужие прикосновения, напоминающие о куче всякого дерьма. Он ненавидит их всех. — Больно чем-то на моего младшенького смахиваешь, — резко отдергивает руку. — Рееедкосный мудак, — мечтательно тянет он зажимая сигарету в зубах.       Отвечать не хочется, поэтому он молчит, и лишь презрительно хмыкает, выражая всё свое отношение к этому. Не хочешь, — не делай, прекрасное, и единственное правило у них дома. Сил на то чтобы отвернуться всё так же не хватает, и он лишь устраивается поудобнее и прикрывает глаза. Становится легче. Осталось дождаться прихода психованной девицы, так напоминающей не менее психованного человека. Она не лучше, чем тот же Даби, от нее хочется сбежать, уйти подальше, никогда о ней не вспоминать. На неё хочется наорать, хочется высказать ей всё, что он был не в силах сказать дорогому Каччану. Да вот только всё осталось так же, он остался слабаком, не способным ни на что, не способным даже слово поперек вставить. И его это чертовски устраивало. Чертовски устраивало молчать, сидя в объятьях Томуры, чертовски нравилась его новая жизнь. И просто до жути нравилось не думать за самого себя. Томура говорил что-то, а он соглашался, ведь Томура не Каччан. Он помог, он спас, он был добр, он не был полнейшим мудаком. Он просто был рядом.       Тога Химико приходит не скоро, Даби успевает уйти, а он задремать. Легкая дрема всё так же решает его проблемы, от температуры не избавляет, но вот от ноющей боли спасает. Девушка заваливается на этаж с двумя бумажными наполненными чем-то горячим стаканчиками. Переминается с ноги на ногу в попытке согреться и морщит красный от уличного мороза носик. Со вздохом теснит Изуку в его же кресле и протягивает стакан.       — Бери-бери, — энергично кивает. — Тут вкусный кофе! — и Изуку берет, от такого отказываться глупо. Кофе оказывается действительно неплохим, так что, он считает поступок Тоги, высыпавшей туда порядка четырех пакетиков сахара, надругательством над напитком. Томура любит кофе без сахара, и он тоже. — Даби посвятил тебя в курс дела? — Мидория лениво мотает головой. — Ур-род, — со знакомой интонацией фыркает девушка. Но тут же тихо, радостно хихикает. — Значит тебе расскажу я, всё-всё! Начнем с простого, что ты уже знаешь? — младший приоткрывает рот чтобы ответить, но так и застывает. Он не знает ничего. Абсолютно ничего, кроме пары, совершенно незначительных деталей. Он сам так хотел, Томура тоже хотел так.       — Я… — он мнется, отводит глаза. — Не знаю. Ничего не знаю, — Химико застывает с дрогнувшей улыбкой на лице. — Прости, — зачем-то бросает он. Возвращается нервный тремор в руках и старые привычки. Дерьмово.       — Нет-нет! — вскакивает на ноги энергично маша руками. — Всё хорошо, я начну сначала, так даже веселее, разве нет? — и она действительно начинает с самого начала. Рассказывает о Лиге злодеев, о которой он знал и так, рассказывает о том, как попала туда вместе с мудаком-Даби и ещё целой кучкой злодеев. Твердит о каком-то Чисаки Кае, которому, по её словам, они знатно наваляли. Без умолку тараторит о похищении Курогири, о котором Изуку и сам на удивление знал. А под конец становится чересчур серьезной, и, сделав паузу, продолжает свой рассказ вплетая в него Гигантомахию с которым Томура сражался на протяжении долгого времени, и похищенного Гирана. А Изуку с каждым словом всё больше понимает, как чертовски мало он знает, и какие крупицы информации получал. Ему всё так же хотелось бы оставаться в неведении, да вот ситуация не позволяет. Всё вернётся в своё русло, но потом. Когда Томуре станет лучше, когда Изуку забудет о Химико, о Даби, и голубоволосой девушке. Всё вновь будет хорошо.       Почему-то в душе становится жгуче обидно за Томуру когда он узнает, сколько тот старался. Тоге даже приходится прерваться на середине фразы чтобы дать ему время. Заканчивает она лишь через пару часов, на битве якобы известного господина Ре-Десто и Томуры, которая и закончилась… так. Мидория лишь плотнее кутается в пахнущую домом куртку. На душе просто отвратительно. Ему хочется домой. Нет-нет, не в глупую пустующую квартиру, пропахшую пылью, хочется к извечно недовольному чем-то Томуре. По щеке стекает непрошенная слеза, а Химико взволнованно ойкает, и начинает рыться в карманах в поисках платка. Наклоняется ближе, в дружелюбном желании стереть глупую слезу. В свете яркой больничной лампы глаза её сверкают красным. И о нет, это был не любимый малиново-алый, проблеснули они ненавистным ярко-красным, делая девчонку ещё более похожей не него. И Изуку ведется на игру света, в панике отталкивает чужую руку, зажимается в угол кресла и испуганно прикрывает лицо руками. Он ненавидит свою память. Тога грустнеет и медленно отстраняется.       — Я пугаю тебя? — Изуку не верит ей. Не верит печальному голосу, не верит грустному выражению лица. Такой человек как она просто не может сожалеть о чем-то, правда Каччан? — Я, — бормочет тихо, почти не слышно. — Мне жаль, — всё встает на свои места слишком неожиданно, и тот, кому сейчас действительно жаль — он сам.       — Я… Извини, я правда не знаю почему.       — Всё хорошо, не волнуйся об этом, — и вновь моститься рядышком на кресле. Улыбка на месте, значит всё хорошо. — Давай не будем зацикливаться на плохом и грустном, так можно и всю жизнь грустить. А мы этого не хотим! К слову, — заговорщицки тянет она. — Ты так и не представился тогда.       — Я Изуку, просто Изуку.       — Просто Изуку значит, хорошо-хорошо. И да, на Даби не обращай внимания, он тот ещё моральный урод, но временами ничего такой, — и вновь глухой смех, от которого так и хочется свалить подальше. — Тебя довести до дома?       Точно, ему ведь нужно вернуться обратно. Вернуться в пустую, темную, такую не живую квартиру. Вернуться туда, где ему сейчас нет места. Впервые за долгое время приходится думать самому, и он, с тяжестью на сердце принимает единственное верное сейчас решение. Отрицательно мотает головой.       — Я могу остаться здесь, — умоляюще заглядывает в чужие глаза. — Хотя бы сегодня?       — Да, здесь по ночам не гонят, — она устало зевает. — По крайней мере нас. Особые привилегии всё такое. Я могу остаться с тобой! Проболтаем всю ночь, как лучшие подружки! — но Изуку лишь качает головой из стороны в сторону. Точно не сегодня, может быть, когда-нибудь, но не сейчас. Он узнал слишком многое, он понял слишком многое, и ему слишком многое предстоит обдумать. Ему предстоит дождаться Томуру.