Негодный

      Утро, начавшееся с головной боли и лёгкой тошноты, становится чуть лучше, когда он видит рядом с кроватью столик, на котором находятся бутылка воды и пачка таблеток. Первым делом он осушает половину бутылки, а затем уже принимается за таблетки, взяв сразу несколько, чтоб наверняка. И только потом Юджи осознает, что везде тихо, надзирателей рядом нет, и никто не будит его в восемь утра, потому он довольно валится обратно на подушки, отмечая, что кровать до невозможности мягкая, а одеяло тёплое. Провалиться обратно в сон не дает какая-то зудящая в голове мысль, на периферии сознания маячит что-то отдалённое об его новом Доме и вчерашнем разговоре. И все же он вспоминает спустя долгую минуту, подрываясь. На ноге браслет, и он не в робе.       — Блять! Сатору, точно, — чуть не навернувшись с кровати и запутавшись в одеяле, Итадори вскакивает и, даже не обратив внимания на внутреннее убранство комнаты, вылетает в коридор, тут же чертыхаясь, когда понимает, что дверей тут столько, что можно заблудиться.       Петляя из одной комнаты в другую, он натыкается на лестницу, ведущую вниз, и кое-как вспоминает, что где находится. Этот дом просто огромен и явно предназначен для большого количества людей, а то одному и свихнуться можно, вот если бы Сатору мог иметь несколько Сабов, то тогда все здесь обрело бы уют, а так это просто красивая стеклянная коробка для богатого, но одинокого. Теперь их двое, правда ситуацию это не сильно изменило — будут одинокими вдвоем. А что насчет этого думает сам хозяин жилья? Юджи вот почти всю свою сознательную жизнь провел в небольшом поместье на несколько комнат, где все нижние были расселены по три человека, а потом уже с сокамерниками в лагере. Так себе места, но выбора не было, сейчас же дела обстоят иначе, только погоду все равно не делают — красиво, да, но оттого и неуютно. Сатору он находит на кухне возле огромного окна во всю стену, он с кем-то разговаривает на повышенных тонах и совсем его не замечает.       — Я просил к двум тату мастера и до сих пор его не наблюдаю, Мей Мей, я за что тебе деньги плачу? — холодные и властные нотки в голосе делают свое дело — Юджи вздрагивает лишь от одного давления даже не в его сторону. Каждый нерв натянуто дрожит под кожей, ожидая команды, он чувствует себя псиной, готовой сорваться по первой просьбе своего хозяина. Трудно избавиться от привычки даже спустя три года. — Жду еще час, выполняй, и замерщика мне из ателье приведи, — чужое "выполняй" работает с точностью спускового крючка, эндорфины и адреналин выбрасываются в кровь очень быстро, его сносит напрочь власть, чуть ли не впечатывая в пол, и Итадори отдает все свои силы на борьбу с собой, чтобы самому не пойти искать того чертового тату мастера. С губ срывается только тихое "да". — Юджи? — он еле устоял на ногах, хотя чёткой команды "на колени" не было, голова вздергивается сама, когда к нему обращаются. — Подойди, — тянет неимоверно сильно, поэтому он подается вперед, следуя приказу и еле передвигая ноги. — Как себя чувствуешь? — Годжо задаёт будничный вопрос, а потом без разрешения слегка задирает футболку, оглядывая тело на наличие еще подобных шрамов, как на ключице, и, к счастью, не находит.       — Голова немного болит, но я в норме, — не остаётся сил даже язвить, когда на него смотрят так серьёзно, прожигая взглядом льдисто-голубых глаз. Белые ресницы трепещут от каждого моргания, парень долго смотрит на них и опускает взгляд вниз. — Можешь... отпустить уже?       — Душ принимал?       — Нет еще, сейчас приму, — облегчённый вздох доносится почему-то у обоих, Юджи отходит на шаг назад и уже готовится к тому, что ему отдадут новую команду, пока его Дом подходит к столу и что-то берет. И только потом до него доходит.       Тонкая полоска дорогой кожи с металлической пряжкой и поводком лежит в чужих руках, в свете переливами блестит медальон с витиеватой гравировкой буквы фамилии Сатору. Ошейник — это еще одна гарантия принадлежности своему хозяину, некоторые Домы обходятся и без него, но, в основном, это показывает статус и уровень доверия, не всяким Сабам удаётся носить на себе такую атрибутику. Итадори даже теряется, не сразу реагируя на такой презент — предыдущий хозяин не удостаивал такой роскошью ни его, ни остальных, помимо того парня. Носить можно и дома, но обычно в них выходят на улицу, сразу показывая, кому принадлежит нижний. Домам запрещается приказывать не своим подчинённым, если не подписан специальный договор, и вот тут встаёт вопрос, почему же Сатору приказывал кому-то другому по телефону?       — Я заказал еще неделю назад, тебе нужно лишь примерить, — он подходит поближе и встает за спину, надевая ошейник, холодная кожа почти обжигает, но парень быстро привыкает, лишь единожды прикоснувшись к медальону и прокручивая его в пальцах. — Не туго? — тот мотает головой и подходит к ближайшему зеркалу, чтобы посмотреть в отражение. Это не то орудие пыток, которое надевали на всех непослушных, и выглядит слишком дорого. — Натуральная кожа и золото. Тебе идет.       — А что-то более бюджетное нельзя было выбрать? — хроническая болезнь богатых — выебоны, каждый стремится показать, у кого больше, толще и дороже. А понтоваться своими Сабами — вообще вышка, сейчас в моде показывать всем и каждому, что именно его нижний лучше. Итадори чувствует, что его хозяин из таких же кругов, ведь ошейник прямое тому подтверждение. Только он и на йоту не походит на самого идеального Саба. — К чему такая роскошь?       — Уж прости, но ты живешь со мной, так что привыкай жить в роскоши, — к такому привыкнуть будет не так-то просто, как кажется на первый взгляд, ведь бесплатный сыр только в мышеловке, и ему придется из кожи вон лезть, чтобы доказать, что стоит его выбора. — Покажу тебя сегодня одному настырному засранцу, у меня с ним как раз совещание в шесть, заодно познакомишься с его Сабом, — Годжо закатывает глаза и скрывается за поворотом, а потом все же говорит: — Не снимай его пока что, мне нравится, как ты в нем выглядишь, — вполне чёткий приказ, которого он не может ослушаться. Больше вопросов не задаёт, лишь уходит в ванную, где бережно откладывает свой новый атрибут, чтобы потом его снова надеть.       К трём приходит тату мастер, а вслед за ним — замерщик из ателье. Пока мастер раскладывает все свои принадлежности, его замеряют со всех сторон, а потом отпускают, сразу сказав, что нужные вещи пришлют уже сегодня вечером. Потом они подписывают еще некоторые бумаги, прежде чем приступить к набиванию татуировки, где подтверждают свое согласие.       — Я хочу набить под левой ключицей, а то правая вся в мясо, — это место он вообще старается не трогать и не смотреть на него, потому что пробивает на ненужные воспоминания, которые хочется забыть. Сатору соглашается, только смотрит так сурово, что сердце ходуном ходит. Футболку приходится снять, и теперь ему некомфортно в окружении людей, которые видят это уродство, но ничего не говорят.       — Не больно? — Годжо спрашивает не столь озабоченно, однако в голосе проскальзывает что-то странное, натянутое, что ли, он смотрит на шрам и долго хмурится, прежде чем отвести взгляд.       — Нормально, — по сравнению с тем, чем его избивали раньше, тату — поблажка, это не так больно, как может показаться. Да, на ключице кожа тоньше и чувствительней, но это всяко лучше ошейника с шипами вовнутрь или пыточной комнаты.       Заканчивают они довольно быстро, напоследок промазав гелем и наклеив защитную плёнку. Сатору дает ему зеркало, и он внимательно вглядывается в каждый завиток выведенный золотой краской. Эта метка даже красивее, чем у Норитоши — там была просто печатная буква обычными стандартными чернилами, а здесь видна изящность тонких линий и переплетений. Даже метка Годжо грациозно выглядит, подстать своему хозяину, давая понять, что он относится ко всему с особой щепетильностью. Ему нравится.       — Ну как тебе? — Годжо задирает его голову повыше и жадно вглядывается в метку своими голубыми глазищами, распахивая их максимально широко — ему и самому приятно видеть знак принадлежности на чужой коже. Юджи почему-то потряхивает, кровь вскипает, течет магмой по венам, заставляя сердце гонять ее усиленнее. Он понимает, что может вечность подчиняться этому человеку, и отпустить его уже не получится, природный магнетизм Сатору работает на все сто своих процентов. — Выглядит просто шикарно.       Получается, Урауме тоже носила на себе такую же метку, гордилась ли она ей так же, как гордится он сам или ей было все равно? Его Дом рассказал только часть истории, саму суть, но какими были их отношения в повседневной жизни, чем они занимались и о чем говорили? У них были общие интересы? Ему интересно знать его прошлое, и насколько хорошо они ладили. Пока он размышляет над этим, мастер покидает квартиру самостоятельно, даже не удосужившись попрощаться.       — Ага, могу я уже одеться? — футболка, что все это время он держал в руках, упала на пол, когда Сатору провел пальцами по метке и поправил ошейник. А вот это было лишним, Юджи завис на секунду, стоило ему почувствовать нечто настолько нежное, чего обычно он никогда не ощущал. Его предыдущий Дом подобным обделял, предпочитая отдавать внимание другому Сабу, но его это не напрягало, а сейчас прикосновение подарили ему. И он совершенно растерялся, даже не знает как реагировать на проявление заботы. Отбитое сапогами тело все еще помнит боль, фантомными ожогами оседающую на коже, привыкнуть к такому будет сложнее, чем он думал, но человек ведь создан для того, чтобы усваивать и подстраиваться. Пара-тройка недель — и Итадори перестанет так сильно чураться прикосновений, нужно лишь пообвыкнуться с тем, что его новый хозяин не изверг. — Ты чего?       — Тебе противно? — любопытство Годжо проклевывается так же неожиданно, как и касание мягких пальцев к голой коже. Вовсе нет, это даже забавно, если можно так выразиться.       — Нет, просто не делай это так внезапно, — теперь очередь Сатору напрягаться, вот так реакция. — Я немного опешил, — ну не говорить же хозяину убрать свои руки подальше или он засунет их ему в задницу. К тому же это грубо и не этично по отношению к тому, кто взял под свое крыло, а еще он в принципе не имеет никакого права ему приказывать, ведь Доминант здесь один.       — Ладно, взял на заметку, не кипятись, — Годжо такой понимающий из-за своего характера или он просто не хочет совершать ошибок прошлого? Еще с того момента, когда прикоснулся к лодыжке, сразу понял, что так делать лучше не стоит. Это радует, ведь в таком случае не нужно объяснять причины — его хозяин понимающий. — Держи, ты уронил, — и протягивает ему футболку. Какие мы обходительные, только поглядите, точно нимбоносец. Юджи остывает и забивает на все довольно быстро, предпочитая переключиться на запах еды, он так и не позавтракал, хотя уже давно перевалило за три часа дня. — Ты умеешь готовить?       — Да.       — Отлично, значит мне больше не придется заказывать в ресторане, — улыбается он довольно и достает из микроволновки рис с овощами и курицей. Получается, тот ужин не он готовил? Лжец.       — Зачем соврал, что готовил сам, я бы даже не расстроился, — Итадори садится за стол после Годжо и принимается за трапезу, отмечая, что это вкусно — он привык жрать всякую падаль, а тут вкусовые рецепторы взрываются от обилия вкусов и оргазмируют от сочетания. Шикарно, после такого его еда, приготовленная им лично, будет пресной. Готов ли Сатору обменять еду из ресторана, на котором точно есть мишленовская звезда, на его стряпню? Звучит сомнительно.       — Хотел произвести первое впечатление радушного хозяина, — тот пожимает плечами и наливает в стакан магазинный сок. А почему не вино? Или что там пьют буржуи в своих шикарных домах? Итадори не особо разбирается в этих заморочках богатеев с шестью и больше нулями на золотой карте. Даже будучи еще сонным, с синяками под глазами — явно не спал всю ночь — и помятым видом, Годжо все еще вселяет уверенность в себе и каждом своем действии, будто только что сошел с обложки журнала "Forbes". Удивительное зрелище.       — А на деле ты таким не являешься?       — Предпочитаю считать себя достаточно подкованным в плане наставничества, но уж точно не в готовке, — ох, хозяин из Сатору выходит неплохой, да, они только познакомились, но и этого достаточно, чтобы убедиться — Годжо силен, как черт, и давит он своим авторитетом будь здоров, аж мурашки по коже, в хорошем смысле, разумеется. Такой человек не станет прогибаться, но вдруг он ошибается, мало ли, что там в голове у обеспеченных?       — И ты ни разу не прогибался под Саба? — вот тут-то и оно — Сатору давится едой и жадно примыкает губами к стакану, запивая, а потом смотрит так серьезно, что кажется эта тема какой-то запретной, но и отступать уже смысла нет. — Бывают и такие, я не осуждаю, это ж, вроде, разнообразие в жизни.       Есть некоторые Доминанты, которые желают почувствовать что-то иное, не совсем подходящее их природе, потому они просят своего нижнего занять его место. Извращение ли? Да ему все равно, по большому счету, кто там и чем занимается у себя дома. Пока он сам с подобным не столкнётся, можно считать, что это его не касается, но почувствовать в своих руках власть не над другими Сабами, а именно над Домом, дорогого стоит, может, он бы и попробовал. Вопрос в том, дадут ли?       — Нет, но я знаю одного любителя, который подобным промышляет, — хитринка в голубых глазах мелькает отчётливо, словно эта информация столь ценна, хотя, может, так и есть. Юджи отводит вгляд первым, потому что ему тяжело смотреть прямо в эти омуты, но любопытство пересиливает, и он все же задаёт свой вопрос, даже не надеясь на ответ. А кто в здравом уме будет выдавать всю подноготную своего знакомого, вдруг он влиятельней Годжо?       — Да? И кто он?       — Увидишь, — а вот тут уже интересно стало, все-таки его хозяин из числа безумцев, раз идет на подобное.       — Он, типа, реально прогибается или как это вообще происходит? — он сует нос не в свое дело, но раз уж оно его коснулось, то можно считать, что теперь это и его дело тоже — вот такой незамысловатый ход, ну а что, потешить свое любопытство стоит хоть немного, раз пошла такая пьянка.       — Я в личную жизнь не лезу, но наслышан в деталях, — Сатору ухмыляется и продолжает пить сок, явно намекая, что разговор исчерпал себя, только вот Итадори уже вряд ли остановится — услышав слух единожды, он продолжит рыть в нужном направлении, пока не узнает все или не потеряет интерес. Этот его недостаток сотню раз выходил ему боком, любопытство кошку сгубило, как говорится, но у него в запасе еще несколько жизней и цель, к которой он идет с грацией танка.       — Ого, наверное, его Сабу невероятно повезло с таким хозяином, — его вдохновлённый голос будит что-то в самом Годжо, потому что его взгляд темнеет и наливается дымкой, той самой, когда он отдает свои приказы. Цепная реакция — и вот уже Итадори чувствует себя добычей в клыкастой пасти хищника, тело бьётся в дрожи и преклоняется перед более властным и сильным. Участившийся пульс в ушах едва ли дает расслышать все то, что ему говорят, но он чувствует это кожей, видит по губам, а потом его бросает в жар от голоса, севшего на несколько октав:       — Желаешь того же? — ох, блять, с таким Доминантом желать другого уже не хочется. Юджи вцепляется руками в край стола и молится всем богам, чтобы позорно не скатиться под него в приступе мощнейшего экстаза. Ошейник вдруг становится каким-то тугим, душит в своих объятиях, а медальон обжигает кожу. У него все плывёт перед глазами, и он понимает, что весь в слезах. — Скажу сразу, я не прогибаюсь, я прогибаю. Понятно? — понял, не дурак — дурак бы не понял.       — Д-да, — Сатору успокаивается только в тот момент, когда понимает, что переборщил. Его взгляд теплеет, и он снова возвращается к образу весёлого и беззаботного, напоследок хлопает его по плечу и встает из-за стола.       — Вот и замечательно, разговор окончен! — Юджи же приходится найти время, чтобы прийти в себя, ведь так просто это не отпускает. Ему все еще хочется пасть на колени и исполнить любой приказ, лишь бы это прошло, потому что указания не поступило, а значит, и он все еще не удовлетворил свои желания. Это как дойти до пика и не кончить — хреновое сравнение, но точнее уже не будет. — В таком случае, помой посуду, как очнешься, — а вот и приказ, спасибо и на этом.       — Хорошо.       — Умница, — добивает, зараза, знает ведь, что похвала равносильна наркотику. Он окончательно плывёт, распластавшись на столе и пытаясь отдышаться, как сытый кошак. Мурашки затаптывают его насмерть, и Итадори закатывает глаза, потеряв всякую нить повествования. Что там он хотел сделать? Ах, к черту, пока его размазывает по столу, уже не столь важно. — Не забудь, — смеётся Годжо и ненавязчиво гладит его спутанные волосы, что вообще выносит на орбиту и вбивает последний гвоздь в крышку гроба — теперь он не встанет из-за стола ближайший час. Его хозяин плевать хотел на просьбы не прикасаться неожиданно или просто забыл — что за ужасный человек. Но это даже приятно. Приятно настолько, что он просит повторить, явно не задумываясь над словами:       — Еще. Погладь еще раз, пожалуйста, — это говорит уже куда-то в сложенные руки, потому что стыдно до покраснения и приятно до дрожи. Когда пальцы зарываются в волосы, он начинает таять и чуть ли не сам подаётся башкой навстречу.       — Ты похож на кота, — фыркает тот, но руку не убирает и пробует почесать за ухом. Ну все, он точно потёк как последняя сука, и теперь ему не стыдно, ведь стыд этот скрылся из виду уже давно, стоило пальцам потрогать мочку уха. Итадори машет своей улетевшей крыше на прощание и стонет совсем не так, как нужно, и, судя по всему, понимает, что только что сделал, поэтому подрывается неожиданно и так же неожиданно уходит — сбегает, будем честны — в ванную. — Посуду помыть не забудь! — кричат ему вдогонку, пока он судорожно запирает за собой дверь и приваливается к ней спиной. — Идиотина, — Сатору тоже нехило потряхивает, но это не от стона, а того, какой взгляд был у его Саба в тот момент, когда он давил на него. Влажный, до одури поплывший, так смотрят во время сессии, так смотрят на тех, кому безоговорочно подчиняются в любой ситуации — всеобъемлюще обожающий. Любой Дом за такой взгляд рвать и метать готов, а у Годжо такое впервые.       Урауме ему подчинялась, но всегда опускала глаза вниз, она никогда не смотрела на него, лишь склоняла голову и выполняла. И сейчас у него есть нижний, который смотрит с вожделенным обожанием, его растаскивает на атомы лишь от одной похвалы, а чего стоит та мольба прикоснуться еще раз — идеальный послушный нижний, самородок, а не Саб. И что делает он? Просто запивает увиденное соком, чтобы дать себе и ему время прийти в норму, а оно им просто необходимо.       Ближе к шести Сатору уходит в свой кабинет и просит пока не беспокоить, попутно названивая Мей Мей с вопросом все ли готово к совещанию, на что получает подтверждение и расслабляется. Эскиз с планировкой нового торгового центра уже лежит на столе, а ноутбук загружает данные с жестоко диска. Пока все готовится, он наливает себе в граненый стакан виски и со вздохом погружается в кресло, это будут самые долгие два часа в его жизни, потому что собеседник крайне назойлив и требователен, а еще говнист до ужаса. Сукуна Рёмен — его давний коллега, генеральный директор компании, где он работает, и успешный бизнесмен. В свои тридцать девять уже достигший небывалых высот и требующий того же от своих коллег. Тривиальное знакомство, чуть не дошедшее до драки, обернулось миром, когда этот человек взял его работать к себе в компанию, Сатору тогда был еще студентом, едва закончившим архитектурный ВУЗ. Сукуна лично решил посетить данное заведение, чтобы найти себе преемников и посмотреть на систему обучения, а Годжо, опаздывающий тогда на пары, нахамил ему, еще не зная, с кем имеет дело. Его чуть со скандалом не выпнули, если бы не Рёмен, который заинтересовался в его способностях, естественно, он дождался окончания его обучения, а потом сделал щедрое предложение на хороших условиях и прекрасное место в компании. Только дурак не согласится на такое, Сатору дураком никогда не был, поэтому дал зеленый свет и по сей день ни о чем не жалеет и ни в чем себе не отказывает. Правда загруженность здесь высокая и требования небесные, но он пока отлично со всем справляется. Значок "Skype" мигает зелёным, и он кликаем на него пару раз, разворачивая окно и уже морально готовясь к идиотским шуткам, совсем неподходящим для серьёзного совещания.       — Сатору, еще живой? — прорезается сквозь динамики довольный бархатный голос собеседника, а перед глазами появляется чужое лицо. Годжо морщится и делает свой первый глоток обжигающего пойла. — За что пьешь?       — За здоровье и твои очаровательные глаза, — отпускает он глупую шутку, Сукуна смеётся и говорит кому-то покинуть комнату, и раз уж так получилось, что в доме может находиться только два человека, Сатору понимает, что говорит он это Мегуми Фушигуро — его личному и, пожалуй, единственному Сабу, которого он так сильно обожает. Как именно и в каких позах, знать ему не хочется, но приходится, потому что тот чересчур разговорчив. — И тебе привет, Сукуна, смотрю, ты все не стареешь и не болеешь, как жаль.       — А ты так и ждёшь, что я покину этот мир и дам новому поколению шанс отстреляться, как мило с твоей стороны, — привычный обмен любезностями, начинающийся примерно одинаково, но у них не так уж и много времени, да и разговор предстоит тяжёлый. — Но давай оставим личное напоследок, предлагаю перейти к сути, — Рёмен разом собирается и становится тем строгим начальником, которого он уважает, эта черта чем-то похожа на его. Сатору включает показ экрана и начинает рассказывать, презентуя эскиз. Полтора часа оба проводят в беседах о достоинствах и недостатках, Годжо мысленно корректирует недочёты и усваивает информацию, а затем они, наконец, закачивают.       — Слышал, что ты Сабом обзавёлся, покажешь? — Сукуна откладывает бумаги в сторону и опирается локтями о стол, расслабляясь после напряжённой беседы. В его янтарных глазах загорается огонёк заинтересованности, обычно он не спрашивает о чужих нижних, ведь ему хватает и своего. Но тут дело в том, что Рёмен знает, почему Сатору отсиживается дома, вся история дошла лично до него, как до начальника, но спешить увольнять его не стал, отослав работать дома, за что можно сказать лишь спасибо — не каждый руководитель будет держать при себе опасного сотрудника. Безумная рискованность — это то, чем он славится, ставя на кон достаточно много, но при этом успевая регулировать структуру компании. Холодный ум не про этого человека, что еще раз подтверждает его сдвиг по фазе, однако компания еще ни разу не страдала, так что все имущество в надёжных руках.       — Как будто тебе не все равно.       — Ну должен же я увидеть негодного в лицо, — ох, а вот это было довольно опасно. Сукуна знает, что не стоит задевать чужое и все равно поступает безрассудно. Отвратительный человек. — Надеюсь, ты выбрал кого покрасивее, а то начну сомневаться в твоём вкусе, — играть грязно можно в обе стороны, если знаешь достаточно об оппоненте, так что Годжо пользуется этим, ни разу не сомневаясь, и кидает в ответ:       — Красота не имеет значения, если ты все равно прогнешься под своего Саба, ты так не считаешь? — взгляд Рёмена наливается алым, что показывает его злость, и Сатору это более чем устраивает. Он усмехается и отпивает из стакана, а потом зовет Итадори, который оказывается в кабинете слишком уж быстро. Бежал, что ли? — Знакомься, Юджи, это Сукуна, я тебе говорил о нем сегодня за обедом, — и улыбается так глумливо, что до того сразу доходит, о ком идет речь.       — Эй, малец, подойди поближе, хочу получше рассмотреть, — чужой приказ действует совершенно не так, как у Годжо, но натура Саба требует подчинения, только проблема в том, что чужим Домам подчиняться ни в коем случае нельзя, и данное действие будет расценено как измена своему хозяину, поэтому он стоически терпит лёгкую дрожь в руках и желание подойти и получить поощрение от этого странного человека. А Сатору просто молчит и смотрит так же, как и в прошлый раз, контролируя даже не говоря ни слова. И вот от этого взгляда хочется поплыть, а еще подойти и спросить, молодец ли, что удержался от соблазна. — Ну же, — давит Рёмен все сильнее, однако тот стоит на месте и не слушает.       — Юджи, подойди, — Годжо все же вмешивается, хлопая по колену, и Итадори подбрасывает, он подходит моментально и чуть ли не рыдает, когда его гладят по голове. — Молодец, — стелет мягко, улыбается ему одобрительно, но улыбка эта слетает с губ моментально, когда из динамиков раздается смех. — Ты не перепутал ли Сабов, Сукуна? Тебе не позволено указывать моему подчиненному без моего письменного согласия. Я подобного не терплю, и покушаться на мое у тебя нет права, — это даже не те властные нотки в голосе, это именно ярость в чистейшем виде, концентрированная и ядовитая, будь собеседник рядом с ними, Сатору бы начал драку. Сукуна же просто ухмыляется, никак не реагируя на злость и грубый тон в свою сторону.       — Расслабься, я просто решил проверить твоего Саба на верность и, честно говоря, в шоке, он у тебя стальной орешек, — Годжо нервно дёргает щекой и допивает виски, пока Итадори стоит за его спиной и выполняет роль декора, сейчас говорить с этим человеком опасно, мало ли, что у него в голове, он может выкинуть еще какой-нибудь очередной прикол или надавить уже по-настоящему, и тогда выбора уже не будет. — Ты выбрал неплохого нижнего, но еще стоит поработать над его послушанием.       — Ты меня вывести решил? Не тебе меня учить, как мне нужно его наставлять, избавь меня от своих извращенных наклонностей, — обстановка как-то нехорошо накаляется, и именно Сукуна служит катализатором, потому что его слова откровенно доводят Годжо до точки кипения, а это не есть хорошо. Юджи чувствует себя камнем преткновения между ними и желает сейчас оказаться как можно дальше от кипиша, чтобы не нагнетать еще больше, но уйти нет никакой возможности, ведь приказа ему не давали.       — Не заводись, ты чего такой серьёзный? — Рёмена забавляет видеть эту строгость, ведь обычно тот всегда спокоен и собран, но в этот момент он готов его порвать. Годжо хороший Доминант, но внутреннего стержня ему еще не достает, хотя бы той же холодной отчужденности. — Мегуми, будь добр, принеси мне чай, — раздаются тихие шаги и хлопок двери.       — Эм, Сатору, я хочу уйти, — Юджи осторожно трогает его за плечо и наклоняется поближе, чтобы шёпот был ему слышен. Тот вздыхает и поворачивается к парню, чтобы посмотреть в глаза.       — Поверь мне, я тоже, но нам осталось совсем немного, подожди еще чуть-чуть, — эта беседа выжала его, еще и недосып сказывается, и он опять пропустил вечерний прием таблеток, что сказывается на нем все сильнее — мигрень постепенно дает о себе знать. И браслет на ноге натирает больнее обычного, просто отвратный день. — У меня уже голова трещит по швам от него.       — Я все слышу!       — А я специально так громко говорю, предлагаю заканчивать, наше совещание затянулось, и за это мне не доплачивают, — Годжо ерошит свои волосы и прикрывает уставшие глаза.       — Говоришь как Нанами, ладно, до следующего звонка, не хворай, — Рёмен скалится довольно и звонок обрывается.       — И тебе не сдохнуть, кретин, — рычит тот недовольно, наконец, закрывая крышку ноутбука и расслабляясь, а парень все еще стоит рядом и не знает, что делать дальше, ему можно уйти или у него будет новое задание? — Теперь ты знаешь это чудовище в лицо, отвратительный человек, правда? А я на него работаю.       — Тебе бы не мешало таблетки выпить, хотя ты уже налакался, плохо потом не будет? — Итадори не знает, можно ли мешать препараты с алкоголем, и как часто тот пьет, но с таким руководителем грех не спиться. И как только Сатору удаётся это терпеть? Хотя его реакция — прямое подтверждение тому, что всему есть пределы, пересекать которые категорически запрещено.       — Я так устал, Юджи, сделаешь мне массаж плеч? — спрашивает тихо, но звучит это как приказ, поэтому парень просто встаёт позади и разминает затекшие мышцы, пока тот довольно стонет и наклоняет голову вниз. А Итадори считает в уме и надеется, что дрожь в руках он не почувствует. — Восхитительно, продолжай, — чужой хриплый голос будоражит и заставляет содрогнуться, Юджи смаргивает пелену перед глазами и старается дышать как можно ровнее, чтобы тот не услышал, но, похоже, Сатору настолько устал, что не замечает ничего, кроме рук на своих плечах. Неловкость разрушает дверной звонок, на который он моментально реагирует:       — Ох, я сейчас, там в дверь позвонили, — и сбегает. Оказывается, ему принесли пакеты с одеждой для него, поэтому быстро расписывается и заглядывает в каждый, шокируясь количеству нулей на этикетках. Он знал, что одежда будет не из дешёвых, но чтоб настолько! Конечно, приятно, однако такие расходы он не видел даже во снах и выговор своему Дому сделает прямо сейчас. — Ты бы хоть для приличия просил ценники убирать, чтобы я не умирал каждый раз, когда их вижу. Двести баксов за кофту! Она из золота сделана или что? — он врывается в кабинет стремительно, не сразу заметив, что Сатору уснул. — Не спи в кресле, а то завтра не разогнешься, — будить человека не хотелось бы, но спать в кресле действительно не лучшая затея, поэтому он аккуратно теребит его за руку и разглядывает, не проснулся ли он еще. Годжо раскрывает глаза моментально, чем пугает до усрачки, а потом хватает за локоть и встаёт, утаскивая вслед за собой.       — Тогда пошли в спальню.       — Погоди, в чью спальню? — Юджи даже мысли не допускал, чтобы спать с кем-то в одной кровати, потому что для него это странно. Да, он видел пример своими глазами, но не вникал в суть их отношений, может, они там не только передавались сну. Норитоши вообще странным Доминантом был, так что в чужие заскоки не лез. Сейчас случай другой и хозяин новый, особенно после того жуткого разговора с Сукуной он сам не свой, хотя ничем себя не выдает, однако это чувствуется в напряжённой позе и слишком уж прямой спине.       — В мою, конечно же, — они оказываются в той самой комнате, где Итадори проснулся, и вот тут его настиг шок, то есть это не просто левая спальня, а именно Сатору? — Да ты прошлой ночью спал у меня, а я курил на балконе, — поясняет тот и ложится под одеяло, зазывая лечь рядом, пока парень мнётся рядом и костерит свой алкоголизм, к черту столько пить, он даже не все помнит.       — И что, я буду лежать прямо рядом с тобой?       — Просто ложись уже спать, Юджи, — и снова он давит, указывая, где его место. И почему из всех мест в этом доме ему досталось прямо тут? У Годжо на этом какой-то пунктик или просто привычка из прошлого?       — Но я раньше спал отдельно, — Итадори начинает нервничать и пялиться на дверь, только кто ему даст уйти, если есть вполне чёткая установка "ложись сюда"? Поддаться хочется неимоверно сильно, но по его логике ему нужно найти другое место, ведь раньше всегда так и было.       — Значит, будем восполнять твои пробелы, — он одергивает одеяло в сторону и прожигает своими глазами в нем дыру — кошмар, даже в полутьме они все еще горят голубым. Ну вот как тут отказаться?       — Это приказ?       — Он самый, — ничего не остается как просто лечь рядом и отвернуться в другую сторону, чтобы не пялиться. Они не желают друг другу спокойной ночи, а просто вырубаются, уставшие от дневной суеты.