glued

— Хэнк! Из-за шума в участке Андерсон услышал собственное имя не сразу — на второй или на третий зов, который уловило его ухо. Сначала он замедлил шаг, прислушиваясь, а затем обернулся, останавливаясь посреди коридора слишком резко, так, что идущий навстречу ему Рид чуть ли не выронил папки с делом, едва ли успевая сманеврировать между дверью и грузным коллегой. — Чëрт! — выругался он, пусто сплëвывая в сторону, и удобнее перехватил кипу бумаг, чтобы та не давила на прищемленный дверью полицейской машины палец, — Смотри, куда идëшь! — времени на иные препирательства у детектива не было, и он скривил оскалом помятое от бессонной ночи лицо. Андерсон лишь хмыкнул — Рид всегда недоволен жизнью, да и медленное, как привык именно Хэнк, течение рабочего дня того не устраивало. Гэвин, будучи молодым и активным, постоянно куда-то спешил, всë же, находя время на подколы коллег, но сегодня в завалявшемся деле вскрылись новые детали, и расследование было близко к завершению. — Хэнк! Голос донëсся гораздо ближе, и уже вполне чëтко ощущался — из-за спин двух разговорившихся стажëров показалась рука и с силой сдвинула их в сторону стены, освобождая путь: — У вас перерыв? — Н-нет, мэм, — неуверенно ответил один, стараясь смотреть женщине в глаза. Второй, невзирая на усилия начальства избавить новичков от вредной привычки, незаметно спрятал вспотевшие руки в карманы джинсов и задержал дыхание. — Тогда займите свои рабочие места и не мешайтесь под ногами в узком коридоре, — твëрдо произнесла она, провожая взглядом стажëров, судорожно разбегающихся по кабинетам, прямо как кухонные тараканы при резко включённом свете. Андерсон стоял в ожидании, скрестив руки на груди, и как только встретился с женщиной взглядом, размеренно пошёл ей навстречу. Та зашагала быстрее, будто спешила куда-то, как и Гэвин. — Нужно поговорить, Хэнк, — она дважды хлопнула Андерсона по сутулому плечу, и как только тот потянулся в карман за ключом, добавила, — Не здесь, в кафетерии. В голове Андерсона промелькнула мысль, что этот разговор, скорее, личный, и он не должен ласкать чужие уши. Ему не хотелось предполагать, о чëм именно они будут говорить, но мысль о предстоящем вскрытии старых ран не давала покоя. Целый квартал они прошли молча, слушая лишь проезжающие мимо автомобили и хруст тонкого слоя снега под ногами. У Хэнка замёрз загривок — просчитался, оставил шарф в участке, изначально думая, что разговор состоится в большей близости к месту работы. На входе, по обе стороны от автоматических дверей, был установлен горячий обдув, и Хэнк отметил про себя, что, если бы он носил очки, те, непременно, запотели бы. — Тебе взять кофе? — поинтересовался Андерсон, зная, что первым делом коллега займëт свободный столик и, скорее всего, в конце зала, самом неприметном месте, и ходи, как идиот, с двумя горячими стаканами, ищи еë. Женщина не ответила и, действительно, завернула за угол и пропала из поля зрения Андерсона, терпеливо стоящего в очереди. Окинув взглядом меню, Хэнк скептически хмыкнул: миллион непонятных названий, ничуть не отражающих суть вкуса напитков, сбивали с толку. И где же привычные ему виды, ну, хотя бы, капучино какой-нибудь, или грëбаный эспрессо? Хэнк даже немного растерялся, словно ребёнок, впервые посещающий магазин без родителей, и на несколько секунд завис у кассы, испытывая терпение бариста. — Вам что-то посоветовать? — приветливо улыбнулась она. Андерсон развëл руками, до сих пор не оставляя попытки найти хоть что-то знакомое ему в меню, но когда и в этот раз поиски не увенчались успехом, а очередь позади него из-за неловкого молчания могла начать его подгонять, наконец, спросил: — У вас есть что-то вроде капучино? Столько странных названий… — «Большой Лу», — пояснила девушка, — По рецепту идëт с ванильным сиропом, но при желании можете заменить на любой. Объём средний, большой? — Если в названии есть слово «большой», разве он не должен быть таким по умолчанию? — Хэнк выудил банковскую карточку из кармана и, легко постучав пальцами по столешнице, отмахнулся, — Валяйте. Получив свой заказ, Хэнк поспешил в зал. Ему не терпелось поставить стаканы на стол — как и в слогане сети, кофе был настолько горячим, что прожигал пальцы даже через защитную полоску из гофрокартона. — Ну и села ты в самую глубину, — Андерсон, ставя кофе на центр стола, едва ли удобно устроился на узеньком диванчике. Откинуться на его спинку тоже было затруднительно — седеющий затылок щекотали вечнозелëные курчавые листы какого-то растения, свисающие из цветочного горшка на стойке за диваном. — «Большой Лу» — вот, как они обозвали обычный капучино, — он пододвинул стакан с пометкой к женщине, — Твой на кокосовом. Она кивнула. — Я не просила, но спасибо, — женщина сняла со стаканчика пластиковую крышку и обхватила его пальцами, но не спешила пробовать. — Ты, вроде, поговорить хотела? — Хэнк отпил глоток и одобрительно кивнул — недурный, — А, Конни? Конни устало вздохнула. — Меня переводят. Скорее всего, в Миннесоту, но всех подробностей я не знаю. Знаю только, что скоро уеду из города. Кажется, тебе всё-таки придëтся воспитывать Коула одному, — она горько усмехнулась. — То есть, ты не увезëшь его с собой? Хэнк не то, чтобы воспринимал данный вариант как один из возможных путей развития событий, а, скорее, наоборот, хотел убедиться в его маловероятности и, вообще, исключить. Ради собственного спокойствия ему хотелось знать, продолжит ли Коул жить именно с ним, всё же, отцовский дом был родным для мальчишки. — Пока не обустроюсь, точно не смогу уделять нашему мальчику достаточно времени, — голос чуть дрогнул, — Кто знает, сколько это займëт… Тем более, без тебя он не поедет, а, как мы оба знаем, из города тебя силком не вытащишь, мистер «Я здесь родился и вырос, и всех здесь знаю». Ты как застарелая заноза, Хэнк. Она взяла его за руку. — Я ценю время, проведëнное с тобой, но ты прекрасно знаешь, как мы надоели друг другу за столько лет, и как мечтали о разводе. Конни была права — они с Хэнком вместе со старшей школы, за ручку, считай, и пошли в Академию, и за тридцать лет с хвостиком — не только дома, но и на службе, очень устали. От бытовухи откровенно тошнило, и часто им не хотелось видеть друг друга — Хэнк, если оставался не один, спал в гостиной, а Конни часто засиживалась в участке до темноты, а потом ехала в старую квартиру. Не сказать, что в самом доме они часто пересекались — разве что, за завтраком, и вместе ехали на работу. Остальное было вариативным. — Я уважаю твоё решение, — Хэнк, понуро опустив взгляд к коленям, незаметно для себя принялся изучать ткань старых джинсов на предмет мелких пятен и неравномерности окраса нитей. Ему было невыносимо трудно свыкнуться с мыслью, что линия, длящаяся почти половину его жизни, прервëтся на днях, — Наверное, так будет лучше для нас обоих, тянуть с этим всë равно нет никакого смысла. — Научись скрывать эмоции, Хэнк, — Конни поджала губы, — За столько лет так и не научился, не быть тебе начальником отдела. — При чëм здесь, чëрт возьми, должность начальника отдела? — прикрыв веки, он медленно выдохнул и качнул головой, — Прости, Конни, я на нервах. А каково будет Коулу? Вернее, как мы ему об этом скажем? «Развод, конечно, штука сложная, но для тебя ничего не поменяется, сын, однако, мать ты будешь видеть гораздо реже», или вот, ещё лучше: «Родители столько лет трепали друг другу нервы, но нашли в себе силы разойтись, аллилуйя, а теперь выбирай, у кого будем праздновать Рождество». — Не говори, будто мы всю жизнь рисовали для него картинку идеальной семьи — он и так видел, что мы холодны друг к другу, а врать ребëнку, тем более, своему — последнее дело. «Большой Лу» остыл до совсем уж приемлемой, как показалось Хэнку, температуры, но пить совершенно не хотелось, даже при условии стоящего в горле кома.