И не кончается объятье

      Оператор по имени Игорь, обладатель шикарного мужского баритона, к которому должны бы прилагаться как минимум широкие плечи, густая борода и прочая маскулинность, в реале оказался сущим мальчишкой: лет двадцати двух-двадцати трёх, худенький, невысокий, узкоплечий, с модной хипстерской бородкой, в не менее модных узких хипстерских штанишках. С такими ясными глазами и такой обаятельной улыбкой, что Ольга сразу же прониклась к нему искренней симпатией. Чего нельзя сказать о втором операторе, которым оказался помятый хмурый мужчина лет сорока, чью хмурость госпожа режиссёр с расстояния в несколько метров однозначно связала со свежим похмельным синдромом.       «Начинается, — раздражённо подумала она, — как же без этого? Нет уж, Боря, не знаю, кто тебе этот кадр, но первый же косяк — и вылетит из группы со скоростью реактивной ракеты».       — Где помреж? — спросила Ольга. — Мария, кажется.       — Ещё не приходила, — отрапортовал Игорь и ткнул госпоже режиссёру под нос портативный монитор. — Ольга Сергеевна, посмотрите, я вам тут, пока ждал, панорамку здания и адресник нарисовал, на всякий случай.       — Умничка, — искренне похвалила Ольга, внимательно глядя в монитор. — Как раз хотела вас об этом попросить, Игорь.       — Ко мне можно на «ты», по-простому, — сообщил Игорь и опять обаятельно улыбнулся.       «А ко мне нельзя, — всё с тем раздражением подумала госпожа режиссёр. — Потому что я старая больная женщина на грани развода, и не хочу, чтобы мне «тыкали» все кому не лень. Моя б воля, вообще бы ни с кем не общалась».       — Хорошо, — кивнула она на предложение обращаться без церемоний и повернулась ко второму оператору, который так и не соизволил представиться. — К вам как можно обращаться?       — Олег, — откашлявшись, сообщил тот.       — Соберите стаб, Олег, — обманчиво мягким голосом посоветовала Ольга. — И будьте, пожалуйста, готовы к любым поворотам судьбы.       — Сейчас, — буркнул похмельный оператор и принялся нехотя открывать чемоданчик со стабилизатором.       — А ты, Игорь, возьми ещё вход, и будем заходить. Я пока вызвоню Марию.       — Айн момент, Ольга Сергеевна, — тут же подорвался выполнять поручение парень.       Ольга достала из сумки телефон и только хотела набрать номер своей ассистентки и по совместительству администратора группы, как та появилась сама. Такая же молоденькая, как и Игорь, и такая же обаятельная, несмотря на небольшую полноту, а может, и благодаря ей. «Всё-таки, молодость — великое дело», — подумала Ольга и пошла вслед за Марией, которая выдала им бейджи с именами и провела мимо охраны.       В академии, несмотря на ранний час, было людно и шумно: конец года, сессия, итоговые и дипломные показы. Госпожа режиссёр легонько тронула за плечо Олега и велела брать движуху, а Игоря отрядила на съёмку интерьеров, коими учебное заведение славилось чуть ли не на всю страну. Сделала зарубку в памяти, что нужно попросить Киру Андреевну подняться по лестнице и сделать пару проходок по анфиладе. Пригодится или нет — пока неясно, но на всякий случай пусть будет.       В мастерской, где планировалось проводить мастер-класс, всё было готово: мольберты расставлены, инструмент разложен, сложный натюрморт из гипсовой скульптуры и элементов интерьера составлен. Оставалось дождаться «студентов» и преподавателя, до прихода которых ещё два с лишним часа. Минут сорок Ольга с Игорем выбирали точки, потом операторы ставили общий план и готовили технику для съёмки с рук. Госпожа режиссёр пила кофе и откровенно скучала. Как обычно: придёшь в несусветную рань, решишь все вопросы, а потом маешься ерундой в ожидании главных действующих лиц. Но вот если сделаешь себе послабление и явишься чуть позже, так сразу из воздуха материализуются самые различные проблемы — начиная с организационных и заканчивая техническими, — и группа носится со всем этим в полнейшей запаре, а госпожа режиссёр, несмотря на внешнее спокойствие, тратит остатки нервных клеток, которые хоть и восстанавливаются, но очень медленно и неохотно.       Ольга, пользуясь свободным временем, сделала пару фотографий на память, познакомилась и поболтала ни о чём с гримёром — приятной женщиной лет тридцати, — а затем, утомившись, присела на широкий подоконник, чтобы бездумно полистать ленту и принять приглашение в рабочий чат, который по её указанию создала ассистентка.       — Я бы на вашем месте здесь не сидела, — вдруг услышала она знакомый глуховатый голос. — Испачкаете юбку.       — Что? — автоматически переспросила Ольга, поднимая глаза от телефона.       Перед ней, буквально в двух шагах стояла госпожа Шмелёва и, слегка склонив голову набок, рассматривала госпожу режиссёра с таким интересом, словно никогда не видела ничего занятнее утомившейся от жары и жизни почти сорокалетней женщины в не самом радужном настроении.       «Что за привычка подкрадываться к приличным людям, будто ниндзя на задании?» — раздражённо подумала Ольга, пытаясь понять, что ей так не нравится в классическом образе училки, в котором, надо признать, Кира Андреевна смотрелась весьма органично. Поняла и отругала себя последними словами: забыла накануне предупредить героиню о форме одежды, и та, разумеется, по закону Мерфи (он же закон подлости и бутерброда) пришла в белой рубашке в тонкую синюю полоску. Чтобы прелестно «дребезжать» в мониторе. — Что вы сказали? — нехотя спросила она у явно ждущей от неё хоть какой-то реакции Шмелёвой.       — Я говорю: юбку испачкаете, — терпеливо повторила Кира Андреевна. — Здравствуйте.       — Здравствуйте, — пробормотала Ольга, спрыгивая с подоконника. Выгнулась, пытаясь разглядеть обещанный госпожой Шмелёвой ущерб, и, обнаружив оный, расстроенно вздохнула: любимая тёмно-синяя юбка из натурального льна, кажется, была безнадёжно испорчена краской или чем-то весьма на неё похожим.       — Не расстраивайтесь, — сказала Кира Андреевна. — Это оттирается ацетоном, или если переживаете за сохранность цвета, я могу дать вам специальный растворитель.       — Спасибо, — буркнула Ольга, пытаясь не загоняться из-за пустяка. В прежние времена она бы махнула рукой на испорченный предмет гардероба и уже через пару минут и думать бы забыла, а сейчас с трудом сдержала слёзы злости и досады. Если бы не эта женщина рядом, то точно расплакалась бы, как истеричка. Нервы ни к чёрту.       — Напомните мне после занятия, — продолжила меж тем Кира Андреевна. — Я принесу с кафедры.       — Спасибо, — повторила Ольга и усилием воли заставила себя вернуться к насущным делам. — Скажите, у вас есть пиджак?       — Пиджак? — удивилась Шмелёва. — Наверное, есть в машине.       — Я могу попросить вас надеть его во время съёмки? — обречённо спросила госпожа режиссёр, вполне осознавая, что просит о практически невыполнимом, и не особо надеясь на понимание.       — Вы хотите, чтобы я надела пиджак и парилась в нём всё занятие? — Кира Андреевна скептически приподняла одну бровь и взглянула на Ольгу так, как, наверное, смотрела на своих особо «отличившихся» студентов. Те, очевидно, от такого взгляда падали замертво и больше не смели изумлять госпожу преподавателя своей непроходимой тупостью. Однако госпожа режиссёр за годы работы повидала всякого и потому невозмутимо, не обращая внимания на эти дешёвые замашки, подтвердила:       — Именно этого я и хочу. Видите ли, полоски на вашей рубашке… они будут «дребезжать» на экране. — Заметив недоумение на лице собеседницы, пояснила: — Как бы рябить, трястись. Это нехорошо. Извините, я забыла вас предупредить.       — Вы, Ольга, ставите меня перед интересным выбором, — покачала головой Кира Андреевна. — Либо помереть от перегрева, либо… гм, дребезжать.       — Я не настаиваю, — сухо сказала Ольга. — Пусть будет как есть.       — Какого цвета нужна рубашка? — вздохнув, спросила Кира Андреевна.       — Однотонная. Желательно не белая, не чёрная и не совсем уж кислотных цветов.       — Светло-серая подойдёт?       — Да.       — Хорошо. Валерия сейчас привезёт.       — Успеет?       — До занятия ещё час с лишним. — Кира Андреевна помолчала, набирая сообщение в телефоне. — Если нигде не встрянет, то приедет минут через тридцать. Потом я переоденусь, и начнём.       — Спасибо большое, — искренне поблагодарила Ольга.       — В следующий раз предупреждайте, пожалуйста, заранее.       — Да, конечно, извините ещё раз. — Ольге вдруг нестерпимо захотелось оправдаться, объяснить, что обычно такими делами занимается ассистент, которого до вчерашнего дня у неё и в помине не было, и вообще о съёмках ей сообщили лишь накануне, и прочее, и прочее, но она заставила себя собраться и не озвучивать эти слезливые истории. Как говорится, проблемы индейцев шерифа не волнуют.       — Всё остальное в моей внешности вас устраивает? — с нескрываемым сарказмом спросила Кира Андреевна.       Госпожа режиссёр едва заметно усмехнулась и, приняв вызов, оглядела свою героиню цепким внимательным взглядом, оценивая одежду и немногочисленные украшения на предмет их соответствия телевизионным стандартам.       — В принципе, да, — сказала она, не найдя к чему придраться. — Минут за двадцать до начала с вами поработает гримёр, и всё будет просто супер.       — Гримёр — это обязательно? — недовольно нахмурившись, спросила Шмелёва.       — Обязательно, — с каким-то мстительным удовольствием, которого тут же и устыдилась, ответила Ольга. — Иначе сольётесь с интерьером.       — Какой вы добрый человек, Ольга. — Кира Андреевна покачала головой и прицокнула языком, обозначая насмешку. — Все режиссёры такие?       — Нет, что вы, — приторно улыбнувшись, сказала Ольга. — Только те, которых все достали.       — Я вас достала? — сделав ударение на личном местоимении, с лёгким смешком осведомилась госпожа Шмелёва. — Уже?       — И без вас желающих хватает, — буркнула госпожа режиссёр. — Прямо в очередь стоят.       — Их можно понять, — выдала Кира Андреевна очередной двусмысленный перл и, не дожидаясь реакции, продолжила: — А сейчас извините, ко мне там тоже очередь выстроилась.       Она указала кивком на своё место у рабочего стола, и Ольга, проследив направление, увидела, что перед ним и правда выстроились пятеро то ли юношей, то ли девушек — поди разбери нынешнюю чересчур свободную в средствах самовыражения молодёжь.       Кира Андреевна отошла к своему столу, присела и тут же была атакована молодой студенческой порослью, которая жаждала знаний и внимания, аки алчущий в пустыне.       «С ума сойти, — думала Ольга, наблюдая за тем, как увеличивается очередь перед госпожой Шмелёвой. — Такими темпами мы точно вовремя не начнём. А может, и вообще не начнём — они же её сейчас на части разорвут… Хотя ей эта движуха как будто даже нравится. Определённо нравится. Бывают же люди-энерджайзеры…» — мимолётно позавидовала она чужой энергии, вспомнив, как сама точно так же балдела от своей работы, как в декрете, между кормлением и стиркой, строчила сценарии клипов и первых короткометражек, как вместе с мужем пропадала в бесконечных командировках, оставляя маленькую дочь на попечение бабушки. Как участвовала в соревнованиях по прыжкам с парашютом, чтобы получить кандидата в мастера спорта. Как ездила в Крым, чтобы жить в палатке на побережье, лазать по горам и купаться на диких пляжах. Куда только что девается?.. Работа почти не приносит удовольствия, сценарий вымучивается без души, на чистом профессионализме, в командировку (даже ближнюю) хрен заманишь, муж опостылел, спортивный разряд давно утрачен, а активный отдых сменился тюленьим лежанием на пляже в Турции — той самой, где включено всё, кроме чего-то действительно важного, и оттого отпуск не приносит ожидаемого удовлетворения, хоть ты тресни.       «Эх, старость — не радость, молодость — гадость» — с такими мыслями можно в саван заворачиваться и потихоньку ползти в сторону кладбища, чтобы родственники потом сэкономили на катафалке. И кто придумал, что в сорок лет жизнь только начинается? Врут ведь всё… В сорок лет окончательно заканчивается молодость, и вместе с ней заканчиваются другие, довольно приятные штуки: например, гладкая кожа и чёткий овал лица, или же вера в людей и голый энтузиазм, на котором, кто бы что ни говорил, можно уехать довольно-таки далеко.       «Может, тоже пойти куда-нибудь преподавать?» — подумала Ольга, глядя на то, с каким искренним интересом Кира Андреевна общается со своими студентами. Чтобы общение с такими вот мальчиками и девочками, их юность и задор, их гибкие мозги и жажда жизни выбили из башки всю эту депрессивную дурь? Чтобы было ради чего вставать по утрам. Чтобы существование опять наполнилось радостью и смыслом. А, фигня какая. Чему она может их научить? Композиции кадра? Драматургии? Работе с актёрами? Сейчас у каждого первого в кармане телефон с хорошей камерой, каждый второй — что-то пишет, каждый третий — ведёт собственный видеоблог. Да, непрофессионально. Да, грязно по картинке и не всегда монтажно. Да, сюжетно всё хромает, иной раз на обе ноги. Но зритель смотрит, зрителю нравится. Зритель сейчас другой, и это нужно принять, понять и простить. И впору самой идти учиться какому-нибудь «видеоблогингу», пока традиционные средства выражения визуальной информации не приказали долго жить, оставив её саму и десятки тысяч других спецов без работы и средств к существованию.       Госпожа режиссёр невесело усмехнулась своим мыслям и, чтобы отвлечься, вновь взглянула на героиню, на сей раз оценивая её образ и поведение с профессиональной точки зрения. Кира Андреевна была хороша: кивала, говорила, сосредоточенно слушала, что-то показывала и исправляла — в общем, весьма естественно делала всё то, что вряд ли потом сможет повторить специально на камеру. Бог с ним, с этим гримом, внезапно решила Ольга и, жестом подозвав Игоря, указала ему на субъект съёмки. Оператор подошёл ближе и стал выстраивать кадр.       — Крупнее, — тихо, чтобы никому не мешать, командовала Ольга, глядя в монитор. — Ещё. Стоп. Что с фокусом?       — Айн момент. Фокус есть.       — Отлично, работаем. Камера.       — Камера есть, — отрапортовал Игорь, запуская запись.       — Держи её так, — пробормотала госпожа режиссёр, переводя взгляд с изображения героини на её реальную ипостась. — Пусть побольше будет. Так, достаточно. Камера, стоп.       — Есть, камера стоп.       — Теперь зайди сзади и возьми через правое плечо руку. Композиционно: часть лица в кадре, плечо, рука. Рука в фокусе, держим пять секунд, потом переводим фокус на передний план. Понял? Я уж не пойду, чтобы не мешать.       — Всё сделаем, Ольга Сергеевна, — заверил Игорь и ушёл на точку.       Ольга немного постояла, переминаясь с ноги на ногу и, естественно, не утерпела — ей нужно было своими глазами увидеть, как выстроен кадр и как выполняются её ценные указания. Если оператор напортачит, на монтаже мучиться ей, а не кому-то другому. Выкрутится, конечно, — не впервой, но если есть возможность проконтролировать ситуацию, то почему бы этим не воспользоваться, в самом-то деле.       Ольга просочилась между студентами и осторожно, стараясь не мешать процессу, зашла за спину своей героине и попыталась пристроиться между оператором и стеной. Кое-как втиснулась и сердито засопела: в столь почтенном возрасте надо в кресле сидеть и команды раздавать, а не лезть в каждую дырку, потакая комплексам никому не нужного перфекционизма. Ну вот, мало того, что юбку испортила, так ещё и белой футболкой обтёрла пыльную стену. Что за день такой… Не день, а просто гадство какое-то.       Ну и, разумеется, госпожа Шмелёва, услышав возню за своей спиной, обернулась и вопросительно взглянула на госпожу режиссёра.       — Чем-то помочь? — доброжелательно поинтересовалась она.       — Нет, — буркнула Ольга, размазывая грязь по своему плечу. — Не обращайте на нас внимания.       — Как скажете, — сказала Кира Андреевна, но к прерванному занятию не вернулась и ещё несколько невыносимо долгих секунд пялилась на оказавшуюся в опасной близости грудь госпожи режиссёра, чем ввергла последнюю в крайнюю степень замешательства.       — Работаем, — резко сказала Ольга, пытаясь отвернуться или хотя бы прикрыть свои туго обтянутые футболкой прелести локтем. — Игорь, покажи мне монитор. Кира Андреевна, пожалуйста, продолжайте.       Госпожа Шмелёва, услышав своё имя, словно очнулась от наваждения, поспешно отвела взгляд и отвернулась обратно к жаждущим её внимания студентам. Оператор же, приняв резкость на свой счёт, засуетился, сломал уже готовый кадр, и Ольге пришлось ждать, пока он выстроит его заново.       — Так хорошо, — кивнула она, и, заметив на экране, как Кира Андреевна медленно, но верно заливается краской, особенно заметной на контрасте с белоснежной кожей, тоже взволнованно, хоть и несколько запоздало, вспыхнула. Значит, в прошлую встречу ей не показалось, и ещё кого-то может привлекать её увядающая красота… Привлекать до яркого румянца, нервно закушенных губ, судорожно сжатых в кулак пальцев. В совершенно не располагающей обстановке. По́лно. Может, она всё придумывает? Может, Кира Андреевна так раскраснелась от невыносимой жары, а губы кусает потому, что кто-то из студентов выбесил её своей непроходимой тупостью? Или же тоже, приблизившись вплотную к сорока годам, мучается от внезапных приступов вожделения, когда источником неконтролируемого возбуждения может стать что угодно, даже какая-нибудь на первый взгляд вполне безобидная вещь? Конечно, сама Ольга вряд ли бы возбудилась от обтянутой футболкой женской груди третьего (ну, почти) размера, но у лесбиянок ведь всё иначе, верно? На то они и лесбиянки, чтобы возбуждаться от женских прелестей. И справедливости ради, благодаря правильному образу жизни и спортивному прошлому, выглядит она на порядок лучше своих ровесниц и всё ещё может похвастаться некоторым подобием тонуса в нужных местах. Конечно, с молодыми даже и тягаться не стоит, но и с дистанции пока сходить рано.       — Стоп, камера, — автоматически скомандовала Ольга, заметив, что Кира Андреевна пошла совсем уж непотребными красными пятнами. Такое никакими фильтрами не исправишь.       — Камера стоп, — отозвался дисциплинированный Игорь.       — Закончим на этом, — вдруг сказала Кира Андреевна очередному студенту и, поднявшись из-за стола, обернулась к госпоже режиссёру. Не глядя в глаза, сухо сообщила: — Приехала Валерия. Я пойду переоденусь и вернусь за двадцать минут до начала. Гримёру хватит времени?       — Вполне, — добродушно улыбнулась пришедшая в хорошее расположение духа Ольга. — Мы вас ждём.       Госпожа Шмелёва коротко кивнула и вышла из аудитории. За ней потянулись те незадачливые студенты, на которых не хватило времени. Аудитория временно опустела, но спустя десять минут начали собираться слушатели мастер-класса, и госпожа режиссёр плодотворно поработала, наснимав себе художественной массовки на три фильма вперёд.       Кира Андреевна пришла ровно за двадцать минут до начала и выглядела такой безмятежной, словно всё время, отпущенное на отдых и переодевание, медитировала под деревом Бодхи, постигая Полностью Совершенного. Она спокойно уселась на своё место, и Ольге пришлось самой идти к ней через всю аудиторию, чтобы представить гримёра.       — Давайте не будем злоупотреблять косметикой, если это возможно, — попросила Шмелёва. — У меня аллергия на некоторые компоненты.       — Здесь всё гипоаллергенное, — заверила гримёр Юлия, но всё же вопросительно взглянула на госпожу режиссёра.       — Тон обязательно, — сказала Ольга. — Глаза и брови — тоже. Остальное — на ваше усмотрение. И волосы приберите, чтобы выглядело аккуратно, но не слишком официозно.       — Хорошо, — кивнула Юлия и, открыв свой чемоданчик, первым делом накинула на героиню накидку, чтобы не испачкать одежду. Потом забрала её непослушные светло-рыжие волосы в хвост и принялась за дело.       — Кира Андреевна, — позвала задумавшуюся о чём-то своём героиню Ольга, которой до начала съёмки нужно было уточнить парочку принципиальных моментов. — Я правильно понимаю, что вы будете ходить от мольберта к мольберту?       — Да. Не надо?       — Надо. Делайте так, как должно быть, мы подстроимся. И постарайтесь не обращать внимания на камеру, её здесь нет.       — Не думать о белой обезьяне, — пробормотала Кира Андреевна. — Я поняла.       — Спасибо. Ещё такая просьба: давайте определим ваши начальную и конечную точки.       — Что это?       — Это то место, откуда вы начнёте занятие и куда вернётесь в конце.       — Понятно. — Кира Андреевна на мгновение задумалась. — Обычно я начинаю у своего мольберта. Он первый слева, видите?       — Вижу, — кивнула Ольга. — Вернётесь туда же? Не забудете?       — Постараюсь.       — Хорошо, спасибо. Сейчас Юлия закончит наводить красоту, и повесим на вас микрофон. Просьба перед занятием сказать пару слов о том, что это за мастер-класс, в чём его особенность, отличие от других, важность для вас лично. И… э-э-э… что было в предыдущих сериях. Скажете?       — Скажу, — покладисто пообещала Кира Андреевна, и госпожа режиссёр в очередной раз подумала, что госпожа Шмелёва как-то не оправдывает свою репутацию сложного и несговорчивого человека, который слишком много о себе воображает и не идёт навстречу даже в мелочах. Или Кира Андреевна такая податливая только с ней, с Ольгой, потому что имеет на неё, Ольгу, какие-то виды? Интересно, какие? Хочет склеить? Уложить в постель? Или просто флиртует, что называется, для поднятия настроения?       «Что ж, посмотрим, кто здесь с кем флиртует, а главное — для чего…» — с некоторой долей злорадства подумала Ольга, решив провести маленький эксперимент, который расставит все точки над i. Если недавний интерес к собственной персоне (а вернее, к некоторым особо выдающимся частям этой персоны) ей привиделся, то Кира Андреевна никак не отреагирует на те интимные прикосновения, которые могут приключиться, если микрофон вешает не поднаторевший в этом деле человек, а, скажем, не очень-то ловкая госпожа режиссёр. Ну, а если не привиделся, то реакция будет, и по этой реакции сразу всё станет понятно.       Зачем ей это нужно, Ольга так до конца и не сформулировала: хотелось то ли проучить эту самоуверенную женщину, посмевшую смотреть на неё восхищённым жадным взглядом, то ли (и в этом она не призналась бы даже под страхом смертной казни) спровоцировать ещё больший интерес, поиграть в нечестную игру, из которой она при любом раскладе выйдет победительницей, и тем самым пощекотать себе нервы, почувствовать себя интересной и желанной, самоутвердиться за чужой счёт.       Да, ещё несколько месяцев назад Ольга пришла бы в ужас от подобных планов и даже мысленно не допустила бы никаких манипуляций с живым чувствующим человеком, но сейчас ей так отчаянно нужны были доказательства собственной привлекательности, что она готова была принять их от кого угодно: хоть от мужчины, хоть от женщины, хоть от чёрта в ступе. Всё равно заигрываться и изменять мужу (тем более с женщиной, Боже упаси) она не собиралась. А флиртовать для поднятия настроения законом не запрещено, ведь так?       — Игорь, давай я повешу петлю на Киру Андреевну, — сказала Ольга, подходя к оператору, который стоял на точке общего плана и оберегал фотоаппарат от прущих не разбирая дороги слушателей.       — Ну что вы, Ольга Сергеевна, я сам, — запротестовал Игорь. — Сейчас основная масса народа пройдёт, и я всё сделаю.       — Не будем смущать человека таким близким взаимодействием с мужчиной, — на ходу сочинила Ольга, хотя обычно ей было глубоко фиолетово, кто и как вешает на героев микрофоны. — Она и так, похоже, нервничает.       — Ага, я тоже заметил, — согласился оператор. — Эти красные пятна… Надеюсь, грим сгладит.       — Я тоже на это надеюсь, — вздохнула госпожа режиссёр, принимая из рук коллеги передатчик с уже подключённым петличным микрофоном. — Стой пока здесь, а когда народ подтянется окончательно, возьми Олега и подходите ко мне. Хочу сказать вам пару слов.       — Будет исполнено, Ольга Сергеевна, — шутливо взял под козырёк Игорь.       — Вольно, — скупо улыбнулась Ольга, мимолётно подумав о том, что с этим весёлым и лёгким в общении парнишкой ей, кажется, всё-таки повезло. Тьфу-тьфу-тьфу.       Она вернулась к своей героине и, как в том анекдоте, не сразу признала её в гриме. Юлия, настоящий профессионал своего дела, сумела макияжем сгладить резковатые черты лица госпожи Шмелёвой, подчеркнуть неоспоримые по нынешним стандартам красоты достоинства — высокие скулы, тонкий нос, пухлые губы — и тем самым создать необычный и привлекательный образ, который, безусловно, понравится зрителю. «Очень хорошо, — решила про себя Ольга, рассмотрев героиню со всех возможных ракурсов. — Ещё бы с этим неподвижным взглядом что-нибудь сделать, и будет просто отлично. Только вот что? Быть может, попросить её надеть очки? А что, мысль богатая… Свет естественный, бликовать не будут…»       — Кира Андреевна, вы случайно не носите очки? — обратилась Ольга к художнице, которая, судя по кислому выражению физиономии, уже утомилась сидеть неподвижно в ожидании, пока ей «нарисуют» новое лицо. «Ничего, потерпит, не сахарная».       — Случайно нет, — ответила Кира Андреевна, неодобрительно покосившись на собеседницу. — Только за рулём.       — А можно попросить вас надеть их сейчас? На время занятия?       — Нельзя, — спокойно сказала госпожа Шмелёва, и госпожа режиссёр каким-то шестым чувством поняла, что спорить бесполезно и даже опасно. — Я, знаете ли, прекрасно вижу вблизи.       — Хорошо, не буду настаивать, — отступилась Ольга.       — Долго ещё? — спросила Кира Андреевна. — Люди уже собрались.       — Всё, — сказала гримёр, заканчивая укладывать непослушные волосы героини. — Только зафиксирую лаком немного.       — Не нужно, — Кира Андреевна резко поднялась со стула и сняла с себя накидку, — достаточно.       — Кира Андреевна, пожалуйста, — попросила Ольга, увидев, как растерялась Юлия. — Последний штрих.       — Слепили из меня непонятно что, — сердито пробормотала госпожа Шмелёва, однако, вняв просьбе, села обратно и позволила гримёру закончить с причёской.       — Очень даже понятно, — улыбнулась госпожа режиссёр и сделала знак Юлии, чтобы та дала героине небольшое зеркало. — Разве плохо?       — Не знаю, — с сомнением сказала Кира Андреевна, быстро оглядев своё отражение. — Я так ярко не крашусь, и вообще… Выгляжу, как будто из борделя сбежала. Но если вам нравится…       — Нравится, — твёрдо сказала Ольга. — Не говорите ерунды, на экране эта яркость не будет заметна, поверьте.       — Что мне ещё остаётся, — вздохнула художница, вновь поднимаясь с места. — Я могу идти на… э-э-э… начальную точку?       — Минутку, — сказала Ольга. — Позвольте, я с вами интимно повзаимодействую?       — Ну, повзаимодействуйте, — усмехнулась Кира Андреевна, одаривая госпожу режиссёра очередным возмутительно-оценивающим взглядом. — Насколько интимно?       — Нужно повесить микрофон.       — О-у, да я смотрю, мадам режиссёр знает толк в извращениях… — хмыкнув, выдала какую-то пошлятину Кира Андреевна и требовательно протянула руку: — Давайте сюда ваш микрофон. — Она взяла петличку и принялась неловко протаскивать тонкий кабель от полы рубашки до горловины. — Так хорошо? — спросила она, небрежно цепляя «крокодильчик» за воротник.       — Плохо, дайте мне. — Ольга специально подошла почти вплотную, отцепила микрофон, протянула кабель по спине и, чуть склонившись, приладила прищепку с капсюлем на лацкан той самой светло-серой рубашки, которую привезла Валерия. Невольно бросила взгляд куда не надо и, заметив, что Кира Андреевна не носит бюстгальтер, растерянно моргнула. Бывают же смелые женщины, которые и в сорок лет могут позволить себе некоторые вольности. Впрочем, в такую жару она и сама была бы не прочь избавиться от этого адского предмета туалета, но размер груди, увы, не позволяет.       Ольга поспешно отвела глаза от выреза рубашки и тут же наткнулась взглядом на те самые невыносимо острые, туго обтянутые белой кожей, усыпанные редкими яркими веснушками ключицы, которые представляла себе в момент рукоблудия. Сердито подумала: «Ключицы как ключицы, тоже мне новость», но обмануть собственное тело не получилось, и оно, вспомнив все сопутствующие обстоятельства грехопадения, выдало целый ворох совершенно неуместных в данном месте и в данное время реакций. И если со сладкой судорогой внизу живота и жарким румянцем госпожа режиссёр в конце концов совладала, то с другими последствиями внезапного возбуждения придётся мириться до конца съёмки.       Ольга слегка передёрнула плечами, пытаясь отвлечься от мокрого белья, и, зайдя за спину героини, принялась крепить передатчик на тонкий ремень её классических летних брюк. Чуть не сломала ноготь о тугую скобу крепления, прищемила палец, триста раз пожалела, что взялась за это дело, и в итоге вспомнила о своём злодейском плане, призванном расставить все точки над «i», лишь в самом конце, когда пыталась спрятать от камеры тонкий провод микрофона. Чуть поколебалась, размышляя, стоит ли оно того вообще, но потом, припомнив все эти возмутительные взгляды и неуместные комплименты госпожи Шмелёвой, решилась: задрала рубашку и, заправляя кабель за пояс брюк, лёгким ласкающим движением прикоснулась к обнажённой спине героини своими прохладными пальцами.       Она, конечно, ожидала, что Кира Андреевна вздрогнет от неожиданности, но та не просто вздрогнула, а дёрнулась всем телом — так, словно Ольга коснулась её горячей мягкой кожи не рукой, а оголённым электрическим проводом, сила тока в котором оказалась достаточной для того, чтобы сократить мышцы.       — Извините, у меня всегда холодные руки, — немного обалдев от такой реакции на якобы случайное прикосновение, сказала госпожа режиссёр и, одёрнув рубашку своей героини, поспешно отстранилась.       — Ничего, — тихо ответила Кира Андреевна, и Ольга, каким-то неизвестным науке образом «сосканировав» её растерянность и смятение, мгновенно устыдилась своего маленького эксперимента. Ей даже стало немного жаль эту женщину, которая, в общем-то, не сделала ей ничего плохого. Ну попялилась немного. Ну отвесила пару сомнительных комплиментов. Ну попыталась пофлиртовать. В ответ наткнулась на недоумение и непонимание. Наверное, не слишком-то приятно испытывать симпатию и влечение определённого свойства к человеку своего пола и знать, что тебе никогда, ни при каких условиях не ответят взаимностью. Интересно, как часто неправильно ориентированные люди влюбляются в тех, у кого не наблюдается проблем с ориентацией? И как часто это приводит к трагедиям? Люди, люди… Мало вам безответной любви, так ещё и это себе придумываете. Прилетят инопланетяне — и по ним будете сохнуть без всяких шансов на генетическую совместимость? Так, что ли?       — Я могу идти? — всё так же тихо спросила Кира Андреевна.       — Да, конечно, — немного нервно ответила Ольга, окончательно осознав, что только что поиграла в какую-то не слишком хорошую игру, и этот факт не делает ей чести. — Я сейчас дам кое-какие указания операторам, и можно начинать. По моей команде, пожалуйста.       — Хорошо. — Госпожа Шмелёва отошла к своему мольберту, присела там, и слушатели, восприняв это как сигнал к началу занятия, стали расходиться по местам.       Госпожа режиссёр, испугавшись, что начнут без её разрешения, тоже подошла к начальной точке, встала рядом с героиней и жестом подозвала к себе операторов и помрежа.       — Значит так, господа операторы, внимательно слушаем сюда, — хорошо поставленным командным голосом сказала она, когда группа собралась. — Излагаю свой художественный, возможно, даже граничащий с гениальностью замысел один раз. Больше повторять не буду. — Она самокритично усмехнулась собственному самомнению и, вновь почувствовав на себе пристальное внимание госпожи Шмелёвой, искоса взглянула на свою героиню. В очередной раз убедившись, что не придумывает то, чего нет, коротко и судорожно вздохнула. Выпрямила плечи, задрала подбородок. Ладно, пусть любуется, что уж теперь, паранджу надевать? — Снимаем тремя камерами, — продолжила она, усилием воли возвращая мысли в рабочее русло. — Общий, крупный и второй средний по зрителям, крупный и первый средний — по героине. Ты, Игорь, со стабиком ходишь за Кирой Андреевной, старайся ловить её и вести с самого начала движения. Потом, когда движение закончилось, меняй точку и снимай восьмёрку через соответствующее плечо, чтобы было монтажно. По композиции так же, как мы с тобой уже делали. Как понял, приём?       — Понял, Ольга Сергеевна.       — Хорошо, — Ольга кивнула и повернулась ко второму оператору. — Олег, на вас студенты. Красивые и увлечённые. Чем красивее и увлечённее, тем лучше. Задача понятна?       — Да, — буркнул Олег.       — Отлично. Ближе к концу, по моей команде, бросаете это неблагодарное дело, берёте короткий фикс и рисуете мне детали… Руки, пальцы, глаза — весь вот этот натурализм в контексте мастер-класса. Есть вопросы?       — Нет.       — Я рада, что хоть у кого-то нет вопросов. Игорь, общий план я видела, и он мне не нравится. Одно название, а не общий. Хотелось бы общее.       — Общее никак, — развёл руками Игорь. — Места нет.       — Ладно, сойдёт. — Ольга, заметив, что Кира Андреевна начала проявлять признаки нетерпения, махнула рукой: — Склеимся как-нибудь. Маша, пожалуйста, организуй мне пару синхронов со слушателями. Уже после занятия. Темы я скинула в общий чат. Так, вроде всё. Вопросы?       — Вопросов нет, — за всех ответил Игорь и, включив стаб, явил полную готовность к съёмке.       — Тогда погнали. Операторов прошу на точки. — Ольга обернулась к своей героине и сказала: — Можно начинать.       — Можно? — приподняв одну бровь и, похоже, полностью оправившись от недавнего смущения, насмешливо спросила та. — Вы разрешаете?       — Разрешаю, — милостиво кивнула Ольга, вновь невольно поддаваясь атмосфере флирта, которую так умело создавала госпожа Шмелёва практически из ничего.       — Вот спасибо. — Кира Андреевна хмыкнула и каким-то единым, почти кошачьим движением поднялась с места, а госпожа режиссёр вдруг поймала себя на том, что невольно любуется своей героиней, которая в профессиональном гриме и в образе строгого преподавателя не просто красива — нет, невероятно сексуальна и завораживающе притягательна. Притягательна настолько, что Ольге даже захотелось подойти ближе, коснуться её руки, лица, волос… Словом, сделать всё то, что обычно делают влюблённые люди с субъектами своего вожделения.       «Да что же это такое?.. — чуть не плача, подумала она, на автомате самоустраняясь с линии съёмки и заходя за спину оператору, который, исполняя указание, шёл за госпожой Шмелёвой как привязанный. — Почему я так реагирую на эту женщину? На её внешность? На её слова? На этот дурацкий флирт? Только ли потому, что схожу с ума без ласки и нормального секса, а она так явно, так бесстыдно интересуется мной? Меня же никогда не влекло к своему полу… Или влекло?..»       Ольга честно попыталась вспомнить свои мимолётные симпатии и, вспомнив несколько, с удивлением поняла, что довольно-таки часто любовалась в повседневной жизни женщинами определённого типажа, к которому, надо признать, относится и Кира Андреевна. Просто никогда не соотносила этот интерес с сексуальным, считая его прихотью своей творческой натуры.       «Вот тебе и экзальтация инвенцией… — с какой-то инфернальной тоской подумала госпожа режиссёр, следуя за Игорем и бездумно пялясь в его монитор. — Только этого мне сейчас и не хватает для полного счастья. Да нет же, не может этого быть… Просто потому, что не может быть никогда. Дело всего лишь в том, что я раскисла как тряпка и готова с благодарностью броситься в объятия любого, кто проявит ко мне хоть какой-то интерес. Она проявила, и вот — пожалуйста, получите-распишитесь… Зачем я отвечаю на флирт? Зачем кокетничаю с ней? Зачем устраиваю какие-то сомнительные эксперименты? Вот зачем? Надо прекращать. Надо дать ей понять, что мне всё это не нужно и не интересно. И вообще, ничего особенного в ней нет. Или есть?..»       Ольга попыталась унять то смятение чувств, что царило в её душе, и вновь оценивающе взглянула на свою героиню, которая меж тем вышла чуть вперёд и, подняв руку, дожидалась тишины в аудитории. Когда слушатели перестали двигать стулья в поисках лучшего положения, шушукаться и кашлять, Кира Андреевна произнесла несколько приветственных слов, поблагодарила за интерес к мастер-классу и предупредила, что на сегодняшнем занятии будет вестись съёмка документального фильма. После этого, выполняя договорённость, коротко рассказала о всех уроках, которые прошли ранее, и чуть подробнее о том, который предстоит сейчас. Затем началось непосредственно действие, и госпожа режиссёр, отодвинув на задний план сознания свои личные переживания, включилась в рабочий процесс — в первый раз, с несработанной группой, тот просто по определению не мог идти гладко. Несколько минут она походила за Игорем, который — вот умничка — тенью скользил за Кирой Андреевной, а та, полностью увлечённая процессом, его не замечала или убедительно делала вид, что не замечает. Потом перешла к Олегу, и тут уж хлебнула полной ложкой взаимного непонимания.       — Не надо панорам и наездов, — сердито шипела она оператору под руку. — Берите статику, движения и так хватает. Вот слева у окна симпатичная девушка, возьмите её… Не так крупно. Общее. Ещё общее. Стоп. — Ольга, увидев с какой неохотой выполняются её распоряжения, досадливо дёрнула плечом и решила про себя, что с этим оператором ей не по пути. Однако же материал надо было откуда-то брать, и она негромко рявкнула: — Ну же, Олег, просыпайтесь! Работаем. Я что, вам каждый план рисовать буду?       Кира Андреевна, как раз объяснявшая что-то специфическое у своего мольберта, услышав громкий звук, запнулась и, замолчав, укоризненно взглянула на нарушителей сосредоточенной тишины. Ольга поспешно сложила руки в умоляющем жесте и, убедившись, что госпожа Шмелёва вернулась к прерванному занятию, крепко взяла оператора за локоть и, следуя за ним, лично проконтролировала каждый план.       — Меняйте объектив, Олег, — обречённо сказала она, насчитав достаточное для хронометража количество планов. — И рисуйте детали.       Олег послушно отошёл к сложенной в уголке технике и, сменив объектив, вернулся. Подошёл к одному из студентов и принялся брать крупняки. Госпожа режиссёр, уже ни на что не надеясь, заглянула в монитор и, хмыкнув, мысленно поаплодировала этому хмурому похмельному мужику, который видел такие интересные детали, что ей самой и не снились.       — Так хорошо, Олег, продолжайте, — скупо похвалила она оператора и аккуратно, стараясь никому не мешать, отошла к тому столу, за которым Кира Андреевна принимала своих студентов. Тихонько отодвинула стул и присела. Ещё минут десять, и, пожалуй, хватит. Не весь же трёхчасовой мастер-класс окучивать — умрёшь потом это всё отсматривать и расписывать.       Спустя десять минут она жестом подозвала операторов и дала им вольную до трёх часов дня — именно в это время закончится занятие, и нужно будет быстро отснять два-три синхрона со студентами, а потом бежать вприпрыжку за госпожой Шмелёвой, чтобы запечатлеть её проходки по лестницам и коридорам альма-матер. Если, конечно, она на это согласится. Ну, а если не согласится, то им же лучше — закончат смену пораньше и разойдутся, счастливые, по своим делам. Хотя какие уж у неё дела… Не домой же идти, в самом деле.       Ольга тяжело вздохнула о своём нежелании идти домой к семье и устроилась поудобнее на стуле. Другие участники группы, оставив вещи и технику, вышли из аудитории и разбрелись кто куда в поисках кофе и курилки, а она, сама не зная почему, осталась. То есть, конечно, понятно — почему. Во-первых, ей было лень куда-то идти по такой немыслимой жаре, а во-вторых, не хотелось общаться с командой. Они будут пить кофе, курить свои аналоговые и электронные сигареты, обсуждать новости, расспрашивать друг друга о работе, рассказывать набившие оскомину пошлые анекдоты, а ей, как руководителю, придётся принимать во всём этом непосредственное участие. Не то чтоб она не умела поддерживать пустые разговоры и травить тысячу раз перетравленные байки из своего богатого режиссёрского опыта — просто не хотелось. Уж лучше посидеть здесь, в относительной тишине и покое, под прохладной струёй воздуха от кондиционера. Посидеть и подумать о своих тайных желаниях, которые двадцать с лишним лет никак не давали о себе знать, а тут внезапно показались во всей красе. Ведь так же не бывает, верно? Или бывает? Ольга достала телефон и принялась гуглить интересующую тему. Сначала с чувством огромного облегчения прочла пару статей о том, что сексуальная ориентация — это такая же данность, как, например, цвет глаз или отпечаток пальцев, и в течение жизни не меняется. Уже легче. А потом наткнулась на исследования некоего господина по фамилии Кинси, который ещё в середине прошлого века изучил вопрос сексуальной ориентации вдоль и поперёк и утверждал, что оная не всегда является стабильной на протяжение всей жизни, то есть в ряде случаев человек может менять свои предпочтения один или несколько раз, вне зависимости от своего пола, возраста или предыдущих отношений. Ничего себе. А дальше — как водится, больше: оказывается, этот тезис полувековой давности неоднократно подтвердили и современные гендерные исследования, так что возможность смены сексуальной ориентации для науки — такой же непреложный факт, как, скажем, вращение Земли вокруг Солнца.       «Такими темпами они договорятся до того, что вообще никаких ориентацией не существует, и можно устраивать сплошной свальный грех без оглядки на общество и приличия», — мысленно хмыкнула Ольга, тапая по ссылке, ведущей на тест определения ориентации по шкале какого-то видного психолога. Нажала «начать» и попыталась честно ответить, кем себя считает, с кем вступала в половые контакты в течение последних двух недель, с кем хотела бы вступить и от кого возбуждалась на протяжении того же времени. Долго не решалась нажать на кнопку получения результатов, а когда всё же решилась, никак не могла врубиться в сообщение о том, что, дескать, «ваша сексуальная ориентация на 53,6% гетеросексуальная, на 67,9% гомосексуальная, и поэтому вы находитесь в бисексуальном квадранте».       «В каком ещё на хрен бисексуальном квадранте?.. — раздражённо подумала она, закрывая вкладку с дурацким тестом. — Я просто хочу трахаться и не хочу делать этого с Димой. Вот и вся моя минусовая ориентация… в бисексуальном квадранте». Ольга разочарованно вздохнула и, отложив телефон, невидяще уставилась прямо перед собой. Неужели тест не врёт, и она и правда бисексуальна? Почему же тогда до сей поры это гадство никак в ней не проявлялось? Может быть, потому что она любила мужа и ни разу за долгие восемнадцать лет знакомства даже мысленно не допустила возможности не то что сходить, просто взглянуть налево? Или же была до такой степени затюкана мамой, а после зашорена собственными представлениями о том, что такое хорошо и что такое плохо, что не допускала в свою жизнь того, что не укладывалось в обозначенные рамки? А сейчас что же, выходит, готова допустить? Готова изменить мужу? Готова к экспериментам, так сказать? Смешно. Ни к чему она не готова. Если бы Дима вёл себя не как чудак на букву «м», а как нормальный мужчина, если бы она чувствовала его любовь, если бы он хоть изредка был ласков, разве б стала она искать чужого внимания? Нет, конечно же… Напротив, питалась бы его теплом, светилась отражённым светом и даже, наверное, смирилась бы с отсутствием нормальной физической близости. Тем более что активной сексуальной жизни у неё осталось всего ничего: лет десять-пятнадцать, — а там уже менопауза и внуки не за горами…       Ольга представила, что следующие пятнадцать лет проживёт — нет, просуществует так же, как существует сейчас: без тепла, без ласки, без секса, — и чуть не взвыла в голос. К счастью, вовремя вспомнила, где находится, и лишь нервно забарабанила пальцами по столешнице преподавательского стола. Нашла глазами госпожу Шмелёву и цинично подумала, что сейчас, в минуту слабости и злости, решилась бы на любой эксперимент в каком угодно квадранте сексуальности, лишь бы стереть из памяти это ужасное осознание того, насколько она несчастлива в текущем моменте. Кира Андреевна, видимо, почувствовав её отчаянный вгзляд, подняла голову от мольберта девушки у окна и вопросительно взглянула в ответ. Ольга отрицательно покачала головой. Всё нормально. Всё хорошо.       — Всё хорошо? — спросила Кира Андреевна спустя полчаса, когда мастер-класс наконец закончился и слушатели начали расходиться.       — Да, всё отлично, — вяло ответила Ольга, которую к тому времени окончательно «размазало» эмоциональными качелями по стенкам бытия. — Просто великолепно.       — Что-то вы не слишком убедительны.       — Нет, правда, хорошо. — Госпожа режиссёр заставила себя встрепенуться и включиться в работу: — Нам надо ещё снять ваши проходки. Хорошо бы это сделать сегодня, чтобы дважды группу не гонять.       — Какие ещё «проходки»? — устало спросила Кира Андреевна, и Ольга немного устыдилась своего напора: человек три часа напряжённо работал, ни на минуту не присел, наверняка хочет есть, пить и по нужде, а тут опять она со своими дурацкими телевизионными штучками. Но что поделать, у всех свои профессиональные кресты.       — Мне нужно, чтобы вы прошлись по коридорам, — немного помявшись, объяснила она героине. — Поднялись по лестнице, посидели где-нибудь в красивом узнаваемом месте… и… и, возможно, я ещё что-нибудь придумаю.       — Экие вы, режиссёры, затейники, — покачала головой Кира Андреевна, тщательно вытирая испачканные темперой пальцы влажной салфеткой. — Вечно что-нибудь придумываете, а сами, небось, потом этому не рады… Вы меня извините, Ольга, но мне нужно помыть руки и отдохнуть хотя бы минут пятнадцать.       — Конечно-конечно, — поспешно согласилась Ольга. — Отдыхайте, сколько нужно. Мы пока возьмём пару интервью у студентов и будем ждать вас здесь.       — Здесь сейчас будет другое занятие, — сказала госпожа Шмелёва, принимая из рук Валерии стаканчик с водой и свой телефон. — Пойдёмте на кафедру.       — Нам нужно закончить здесь.       — Как знаете. — Кира Андреевна, у которой, похоже, всё-таки конкретно подсела батарейка за три часа интенсивной работы — настолько, что не осталось сил даже на элементарное вежливое общение, — коротко кивнула и пошла к двери. Обернулась уже у выхода. — Встречаемся через полчаса у центральной лестницы. Не опаздывайте, — приказным тоном велела она, и госпожа режиссёр с трудом подавила в себе желание вытянуться во фрунт и взять под козырёк.       «Как скажете, хозяйка, — пробормотала Ольга себе под нос расхожую фразу из любимого дочкиного фильма. — Кикимер ради вас всё сделает… Кикимер на всё согласный».       Стоявший рядом Игорь, услышав сей саркастичный комментарий и, видимо, оценив сложное выражение лица госпожи режиссёра, с которым она взирала вслед героине, коротко хохотнул.       — Интересная женщина, — дипломатично заметил он. — Непростая.       — Да уж, — вздохнула Ольга. — Хотя кто из нас простой?       На своём режиссёрском веку она повидала много всяких людей и потому относилась к любым закидонам с изрядной долей юмора и снисхождения. Ну устал человек, бывает. Это она сидела на удобном стуле и предавалась греху самоанализа, а Кира Андреевна три часа бегала от мольберта к мольберту, при этом не замолкая ни на минуту. Конечно, после такого хочется тишины и покоя, а не выполнять прихоти госпожи режиссёра, которая, затейница такая, вечно что-нибудь да придумает, а потом, на монтаже, как совершенно точно подмечено, сама этому не рада…       Может, ну их на фиг, эти проходки? Всё равно же не пригодится. А если и пригодится, то по итогу двухчасовой работы в монтаж она возьмёт пять секунд — так стоит ли ради этого мучить героиню и всю съёмочную группу? Ольга знала по опыту, что не стоит, но также знала и то, что потом, возможно, будет рвать на себе волосы, не имея, чем закрыть два предложения большого закадра. Так что, нечего, господа, не расслабляемся и работаем по плану.       Ольга отрядила Игоря с помрежем брать синхроны, а сама посетила уборную и, пользуясь опытом коллег, без труда нашла студенческую столовку, где спокойно выпила кофе и даже заставила себя съесть половину пирожка с яблоком, что в свете её меню последних дней было великим достижением. Когда-то где-то краем уха она слышала, что отвращение к еде — это совсем уж крайнее проявление клинической депрессии, и дальше, если не лечиться, дорога известная — в окно и на погост, — но что она могла с этим сделать? Отвести себя за ручку к психотерапевту? Позвонить маме или Аське и попросить о помощи? Устроить демонстративный суицид и уехать в больничку? Ха-ха-ха.       Ольга усмехнулась и, допив кофе, поднялась из-за стола. Ни к какому эскулапу человеческих душ она не пойдёт — нет ни сил, ни желания выворачиваться перед ним наизнанку. И маму с Аськой тоже тревожить не станет — зачем им лишние нервы, своих проблем хватает. А уж если решит свести счёты с жизнью, то сделает это тихо, методично и наверняка, чтобы уж точно всё, без всяких продолжений.       Полчаса, отпущенные героиней себе на отдых, почти истекли, и Ольга поспешила к месту встречи, где её уже ждали оба оператора с техникой и помреж. Гримёра она отпустила ещё до начала мастер-класса, справедливо полагая, что две женщины уж как-нибудь справятся с рихтовкой макияжа, если возникнет такая необходимость. Через минуту подошла и Кира Андреевна со своей верной помощницей.       — У вас есть час, — сразу же сообщила она госпоже режиссёру в ультимативной форме, не озаботившись обернуть оную хоть какой-то номинальной вежливостью. — Потом я вас покину.       — Хорошо, — кивнула Ольга. — Тогда начнём. Кира Андреевна, пожалуйста, поднимитесь наверх, на два пролёта. И стойте там, пока я не скомандую. Ваша команда «начали». По ней вы начинаете спускать по лестнице так, как вы обычно это делаете. Это понятно?       — Понятно. — Госпожа Шмелёва чуть склонила голову. — Мне взять что-то в руки? Сумку с планшетом? Рюкзак?       — Возьмите что хотите, — немного грубовато ответила госпожа режиссёр, которая терпеть не могла, когда её так сильно ограничивают во времени. — И идите уже на точку. Операторы готовы?       — Готовы, — отозвались камерамэны на два голоса.       — Отлично. — Ольга отошла в сторону, чтобы не мешать съёмке. — Тогда слушаем мою команду. Оба идёте параллельно героине, снимаете боковые разной крупности — разберитесь между собой, кто какую берёт. Монтировать будем так: общий — боковой, общий-боковой-крупный. Общий потом подснимем отдельным тейком. Задача ясна?       — Да, — нестройным хором ответили операторы.       — Тогда внимание! Камера. Начали.       Госпожа режиссёр несколько раз погоняла свою героиню туда-сюда по лестнице, заставила пройтись по коридорам и анфиладе, а затем, удовлетворяя свои самые разнузданные фантазии, усадила на широкий подоконник и вручила позаимствованный у помрежа планшет с чистым листом бумаги.       — Сколько у нас ещё времени? — спросила она у Киры Андреевны, которая ко всем манипуляциям с собственной персоной отнеслась довольно стоически: чётко следовала указаниям, начинала по команде и, слава Богу, не задавала тупых вопросов.       — Лера? — Шмелёва вопросительно посмотрела на свою помощницу.       — Двадцать шесть минут, — чётко ответила та, и Ольга невольно задалась вопросом: кто в этой парочке такой педант — Валерия или же её патронша? Наверное, всё же Кира Андреевна. Вопрос только в том, характер это или жёсткая необходимость, диктуемая занятостью. Если характер, то Лере можно только посочувствовать. Что такое жизнь с педантичным чистоплюем — госпожа режиссёр знала не понаслышке. В общем, не жизнь.       — Так, хорошо, — сказала Ольга, возвращаясь мыслью к работе. — Кира Андреевна, я могу попросить вас порисовать, сидя на подоконнике?       — Попросить вы, конечно, можете, — вздохнув, ответила Кира Андреевна, — но обычно я не рисую на подоконниках. Это не слишком удобно, знаете ли.       — Художественное допущение, — не моргнув и глазом, сообщила Ольга. — У вас же есть… э-э-э… карандаш?       — Может, всё-таки за столом? — в первый раз за съёмку попробовала воспротивиться госпожа Шмелёва и даже привстала с обозначенного места.       — Кто здесь режиссёр? — раздражённо поинтересовалась Ольга. — Вы или я? Зачем я тут вообще, вы не знаете? Для интерьера?       — Молчу, — тут же дала задний ход Кира Андреевна и послушно уселась на подоконник. — Так хорошо?       — Чуть боком. Теперь разверните корпус и посмотрите на меня.       — Хорошо. — Ольга, коротко и неосознанно поёжившись от ставшего уже привычным неподвижного взгляда своей героини, удовлетворённо кивнула. — Так есть у вас карандаш?       — Уголь вас устроит? — Кира Андреевна сделала знак своей помощнице, и та без лишних вопросов отыскала в рюкзаке жестяную коробку с разнокалиберными кусочками вышеупомянутого художественного инструмента.       — Меня всё устроит, — отозвалась Ольга, наблюдая, как привычно Кира Андреевна примеривается к маленькому чёрному брусочку. — Значит, смотрите, мне нужен процесс и ваши пальцы в этом процессе.       — Звучит довольно двусмысленно, вы не находите? — сделав страшные глаза, насмешливо спросила госпожа Шмелёва, и Ольга, до которой отчего-то сразу дошло, что она имеет в виду, сердито вспыхнула. Ну сколько можно-то, а?..       — Готовьтесь, пожалуйста, — холодно сказала она и отошла к операторам.       — Значит так, Олег. — Ольга попыталась отвлечься от нарисованной живым воображением картины, в которой длинные пальцы Киры Андреевны составляли сюжетно важную часть, а уж про процесс и говорить не стоит — одно сплошное непотребство. Помотала головой, выбивая из неё озабоченную дурь, и несколько неуверенно продолжила: — Задача, стало быть, такая: она рисует, а вы держите руку в фокусе, затем медленно и печально отъезжаете. Пальцы всё время в фокусе, остальное не в зоне резкости. Как поняли, приём?       — Понял. Вот только не знаю, смогу ли с объективом совладать. У этой фирмы своеобразный автофокус, придётся вручную…       — Много лишней информации, Олег. Пробуем?       — Да.       — Отлично. Игорь, на тебе силуэт. Провали её практически до черноты, а окно пусть полыхает. Ноги тоже в кадре. Есть?       — Есть, Ольга Сергеевна.       — Тогда внимание. — Госпожа режиссёр обернулась к своей героине: — Кира Андреевна, по моей команде, помните?       — Да.       — Хорошо. Внимание. Камера. Начали.       Начали, и Ольга тут же нервно скомандовала:       — Стоп.       Она быстро подошла к героине и, примерившись, неловко заправила ей за ухо выбившуюся из причёски прядь волос. И мало того, что случайно (на этот раз действительно случайно!) коснулась её щеки, так ещё и, споткнувшись на ровном месте, едва удержалась на ногах и верно упала бы, если бы Кира Андреевна, отбросив художественные принадлежности, не схватила её обеими руками за талию.       — Не падайте, — попросила Кира Андреевна, бережно восстанавливая равновесие госпожи режиссёра.       — Простите, ради бога, — пробормотала Ольга. — Я обо что-то запнулась.       — Бывает. — Госпожа Шмелёва убрала руки и смущённо сказала: — Я вам футболку углем испачкала. В комплект к юбке, видимо.       — Пустяки, — через силу улыбнулась госпожа режиссёр, всё ещё чувствуя на своей талии тепло чужих, неожиданно крепких, почти мужских рук. — Футболку я даже стирать не буду, завещаю внукам. Потом продадут на аукционе за бешеные бабки. Смотрите, какие чёткие отпечатки.       — Как в полиции, — поддакнула Кира Андреевна, зачарованно глядя Ольге в лицо.       — Что случилось? — спросила подошедшая Валерия. — Чем-то помочь?       — Всё нормально, — ответила госпожа Шмелёва, подбирая с подоконника планшет и кусочек угля. — Что по времени?       — Осталось пятнадцать минут.       — Работаем, — в который раз за день собравшись с мыслью, сказала Ольга. — Внимание. Камера. Начали.       Процесс пошёл. Кира Андреевна рисовала или успешно имитировала сие действо, камеры снимали, госпожа режиссёр маячила за спиной у Игоря и то и дело ловила на себе внимательный взгляд героини, в котором, однако, не было ни намёка на оценивающий интерес, а лишь какое-то странное сосредоточение, от которого непривычному человеку становилось сильно не по себе.       — Стоп, — устало скомандовала она, чувствуя, что ещё немного — и её копилочка личных впечатлений и переживаний лопнет по швам. — Олег, Игорь, было?       — Было, — хором отозвались операторы.       — Технический дубль надо?       — Нет, точно было.       — Отлично, — сказала Ольга. — Все молодцы, всем спасибо. Съёмка окончена.       Она сказала несколько добрых слов операторам, поблагодарила Машу, а затем перевела фокус внимания на свою героиню, с которой тоже нужно было попрощаться. Кира Андреевна всё ещё сидела на подоконнике и, не обращая внимания на понукания помощницы, всё так же сосредоточенно рисовала.       «Бывают же увлечённые люди», — вздохнула Ольга и, подойдя ближе, встала рядом с Валерией, которая уже в пятый или шестой раз терпеливо повторяла одну и ту же фразу:       — Кира, время.       — Минутку, — бормотала госпожа Шмелёва, лихорадочно размазывая уголь по листку бумаги. По крайней мере, со стороны и для непрофессионала это выглядело именно так.       Наконец она закончила, поставила автограф и поднялась на ноги. Подошла к госпоже режиссёру и, протянув рисунок, насмешливо сказала:       — Оставьте лучше внукам это.       — Благодарю, — автоматически ответила Ольга, принимая лист бумаги. С любопытством взглянула и надолго выпала из реальности, разглядывая довольно-таки небрежный набросок портрета красивой женщины, в нежных чертах которой не сразу признала себя. Не потому, что отсутствовало портретное сходство — с этим как раз таки всё было в порядке, — а потому, что художница каким-то необъяснимым образом уловила в ней сегодняшней тень той ясноглазой девочки, которой она была когда-то, много лет тому назад…       — Не нравится? — спросила Кира Андреевна, и в голосе её послышалось то ли искреннее огорчение, то ли ревнивая обида творца.       — Нравится, — поспешно сказала Ольга. — Очень нравится. Спасибо.       — Вот до чего доводят пальцы в процессе, — подмигнула госпожа Шмелёва и, пожав на прощание руку, откланялась, а госпожа режиссёр ещё долго размышляла о том, что конкретно она имела в виду.