Любовное убийство

      На кухне идиллия, существовавшая лишь в голове девушки, впервые попавшей в высшее общество, резко разрушилась, перестала рифмоваться и вообще отчеканилась в ушах матерным выкриком незадачливого повара, задевшего мизинцем раскалённую конфорку. Тесное помещение обдало светловолосую красавицу (на данный момент, конечно, казавшуюся остальным слугам светловолосым красавцем) паром и заставило неосознанно нагнуться под натиском хмурого сводчатого потолка, хотя она могла ходить, не стукаясь макушкой, в отличие от тех, кому не посчастливилось вырасти повыше. Следом атаковали запахи, приятные по отдельности, но абсолютно не сочетающиеся друг с другом — словно музыканты в оркестре, безупречно исполняющие свои прекрасные партии, но играющие в разных тональностях. «По крайней мере, пахнет лучше, чем в трущобах», — подумала Энни и стряхнула со лба капельки пота, выступившего то ли от жара, то ли от неприятных воспоминаний. — А, это ты — персональный раб нашего повзрослевшего мальчика? — прозудел, проходя рядом, какой-то высокий парень. Леонхарт хватило одного только голоса, чтобы записать его в разряд потенциальных врагов. — Чего? — самым независимым и грубым образом произнесла девушка. Энни ещё при разговоре в спальне для себя чётко решила, что всё её благодушие начинается и заканчивается на Армине. Потом, правда, поняла, насколько стыдную глупость отмочил её верный товарищ мозг, но аргументов против найти не сумела. — Меня назначили помочь тебе разобраться со всей этой чепухой. Больно оно мне надо, с сопляками возиться… — А самому тебе сколько лет? — не удержалась Энни, в эту же секунду осознав, что стоит почаще закрывать рот, чтобы, чего доброго, не угодить в междоусобицу. — И сразу уясни: то, что у тебя есть доступ в его постель, не делает тебя лучше меня! Ты всего равно должен меня слушаться! — проигнорировал вопрос противный парень. Какой-то закомплексованный чудик с сумасшедшим самомнением и сумасшедшей бестолковостью.       Подождите. В каком это смысле «доступ в постель»? А, наверное, он имеет в виду, что в обязанности слуги входит смена постельного белья. Странно только, что он акцентировал на этом внимание. — Тебя-то точно никто в кровать не пустит, — с ухмылкой сказала свидетельница разговора, внешне выглядевшая на пару лет младше Энни. — Я сама помогу этому симпатичному мальчику разобраться со всеми премудростями, не благодари. — И не собирался! — фыркнул долговязый и ушёл в дальнюю часть кухни. — Он всегда такой, не обижайся на него, — положив Энни руку на плечо (чему девушка не обрадовалась), произнесла спасительница и шёпотом добавила: — Сначала ему девочки не давали, переключился на парней — не захотели с ним связываться и они.       Господи, они здесь обсуждают что-то, кроме секса? Слова Армина про оргии переставали казаться глупой легендой. — Итак, сладенький, — продолжила девушка, от который исходил тонкий аромат ванили вместе с корицей, — готовить тебе ничего не придётся. Эта работа висит на нас, бедных поварах и пекарях, работающих на Арлертов с самого детства. Видишь ту стойку с колокольчиками? Она разделена на десять зон — именно столько человек может одновременно находиться за столом. Ты должна контролировать колокольчик с табличкой «А.А.». Когда он звенит, ты идёшь в столовую до места господина Арлерта, не пересекая границы аркады. Потом ты выходишь из неё и становишься за правым плечом господина на расстоянии одной мраморной плиты. Делаешь реверанс и, повернувшись к господину на тридцать градусов, уточняешь причину вызова. То есть: «Какие яства необходимы, чтобы осчастливить вас, господин?». Или: «Чем могу служить вам, господин Арлерт?». Можно: «Душа моя и тело моё полностью в вашем распоряжении, господин.». После того, как получишь ответ, возвращаешься и озвучиваешь заказ господина тому самому парню, который должен был тебе всё это объяснить. — А причём здесь тело и душа? — искренне удивилась Леонхарт. — Вольная интерпретация, — улыбаясь, ответила девушка и добавила: — Можешь придумать такие фразочки сам, господин ценит оригинальный подход. Кстати, меня зовут Хлоя, а тебя как, булочка?       Похоже, что Хлоя отвечает за выпечку. При этом её талия тоньше, чем душевная организация Армина, а ножки больше подошли бы цапле. — Я Энтони. — Будем друзьями? — девушка подошла на неприличное близкое расстояние и снизу вверх посмотрела на Энни очень жалобным взглядом. Та никогда не была особо чувственным человеком и без труда распознавала даже самые скрытые манипуляции, но эти карие глаза застали её врасплох. — Так скоро? Я… не против. — Чудненько! — захлопала в ладоши Хлоя. — Посиди пока вон там, как освобожусь, принесу тебе что-нибудь поесть. Высококлассное обслуживание без очереди в честь нашей дружбы! — подмигнув, заявила девушка и ушла к своим пирожкам, рулетам и круассанам.       Энни села за потёртый стол, выбрав место у малюсенького окна-бойницы, через которое проникали хоть какие-то солнечные лучи. Новая подруга производила приятное впечатление — с подвешенным языком, живая, отзывчивая. Ну, из тех, кто нигде не пропадёт, в общем. Водить дружбу с такой девушкой однозначно выгодно… Можно выведать разные секреты, и Энни надеялась, что не только о личной жизни слуг. Например, где в доме есть какое-нибудь тихое местечко, куда можно заманить Армина. Для того, чтобы выполнить задание, конечно! От общения со всякими озабоченными голову начинали посещать пошлые мысли. Только из-за этого. Влияние гормонов Леонхарт отрицала целиком и полностью. А ещё отрицала влияние того человека, что, несмотря на обман и низкое происхождение Энни, от всей души обнял её. Такое случилось с ней впервые за последние лет пять, и, чёрт возьми, девушке во время этого внезапного, как летняя гроза, контакта хотелось, чтобы момент длился вечно. Чтобы нежные руки Армина не переставали слегка поглаживать её напряжённую спину и никогда его пальцы не открывали добровольный замок. Чтобы слышать неровный полонез его сердца. Чувствовать тепло, мегаджоули его тепла, расходящиеся по каждой клетке организма Энни и остающиеся в гиалоплазме, аппарате Гольджи, лизосомах; даже двумембранные митохондрии не смогли укрыться от всепроникающей энергии. Чтобы ещё раз коснуться тыльной стороной ладони его бедра и пристыженно отдёрнуть непослушную руку. Чтобы слышать его неловкое дыхание — видимо, такая близость для него тоже нова и волнительна. Жаль только, что не дошло до поце… — Ты прям замечтался, — прощебетала Хлоя. Она принесла поднос со скромным завтраком и поставила перед новым «другом», при чём явно не вовремя. «Друг» испуганным кроликом посмотрел на свою благодетельницу, понял, что произошло, и постарался отогнать бесполезные фантазии. А ещё решил не терять время и вытянуть что-нибудь из потенциального информатора. — А, ну да. Вспоминал беззаботное детство, Когда птицы ещё голосили, Не отхаркивал город кипучую кровь, Сломлен вирусом металлургии. О мартен, о конвертер, — от вас не согреться! И неистово сумрачна новь Или ночь. — Ты знаешь это стихотворение наизусть? Впечатляет, хотя этого автора я, честно говоря, недолюбливаю. Не напомнишь, как его зовут? — Эрен Йегер. — А, да, точно, вспомнила! В его стихах почти всегда строчки разной длины и рифмы нестандартные. — Поэтому ты его не жалуешь? — Именно. Я не могу воспринимать его стишки за поэзию. — Я плохо разбираюсь в поэзии, но вижу в этих нетипичных ходах желание показать истинную свободу… — Имеешь в виду то, насколько свобода бесполезна? — резко перебила мастер выпечки. — А почему ты плохо разбираешься в поэзии? Горожане обычно отдают своих детишек в дорогие школы, чтобы обучить тонкостям светской жизни, если сразу знают, что отдадут их аристократам.       Тут-то Энни поняла, что здорово накосячила. Расслабившись, она постепенно стала выходить из образа, а это в её положении было чрезвычайно опасно. — Каюсь: прогуливал уроки. — Да ты шалун, я погляжу, — к Хлое, видимо, стало возвращаться привычное настроение. — А тебе кто из поэтов нравится? — с облегчением спросила Леонхарт, чтобы перевести тему. — Мне? — в глазах у девушки рассыпались фейерверком искорки, из-за которых, в том числе, по ней сохло множество парней. — А это секрет! Но, если ты, конечно, хочешь, могу и рассказать… — Я бы не отказался, — отвечает Энни, всеми силами сражаясь с желанием ответить слегка по-другому: «Если я спрашиваю, значит, хочу, не думаю, что понять это очень трудно.» — Никому не расскажешь? — Я камень. — Ну ладно… Скажи спасибо, что я сегодня в хорошем настроении от знакомства с таким милым мальчиком и не заставила тебя заверять клятву кровью… — Эм… Спасибо? — Так вот, — сказала Хлоя и подвинулась поближе, заставив Энни если не заверять клятву кровью, то хотя бы ощущать дискомфорт. Девушка даже не могла сказать, почему. — Больше всего я люблю стихи нашего ненаглядного Армина!       Армина? С чего бы ей называть его не «господином Арлертом»? — Он тоже пишет стихи? — аккуратно спросила Энни, стараясь не сказать лишнего. — Пишет, и ещё какие! Правда, никому не показывает.       Никому не показывает? А откуда же знает Хлоя, можно поинтересоваться? — Значит, у вас с ним особые отношения?       Вопрос застал восторженную и вдохновлённую служанку врасплох. Она долго смотрела куда-то сквозь заляпанные маслом стены, а потом внезапно облизнулась. Энни заметила, что правая рука «подруги» застыла в странном состоянии, как будто она сжимала воображаемый… — Обязательно будут! — заявила кареглазая любительница поэзии и театрально всхлипнула. — Просто я вычислила местонахождение тайника, в котором он прячет стихи, и прочитала все до единого. Где он расположен, не скажу, можешь даже не пытаться выведать — я перетерплю любую пытку! — Я понял. — Ой, а давай я зачитаю тебе отрывок из самого любимого? Он написал его буквально пару дней назад, — Хлоя прокашлялась и, влюблённо взглянув куда-то в неопределённом направлении, начала: — Когда, истерзанный бессчётными врагами, Изрезанный, приняв от друга яд, Я, весь в крови, твоё представлю оригами, Я оживу — испить твой нежный взгляд. — Красивые и трагичные слова, — пустым голосом отозвалась Энни.       Написал это два дня назад.       А ещё Энни просто обожала делать оригами.