Любовное убийство

      Когда двое светловолосых созданий поднялись по лестнице, гроза всë ещë пела ариетту, нарочито часто и небрежно разбрасывала молнии. До обеда оставалось какое-то время, и Армин, жестом показав Энни следовать за ним, устремился в свою комнату. Девушка подчинилась и тоже начала восхождение на второй этаж, на этот раз по парадной лестнице, но её взгляд не могла не привлечь Хлоя, что впорхнула в коридор для слуг и ручками-спичками захлопнула дверь. Непонятно, что она в такой час забыла в основной части дома, куда слугам лучше лишний раз не соваться. Кроме личного, конечно, который по велению господина может сопровождать его в любой части дома. Леонхарт неосознанно поморщилась, представляя, насколько часто ей придётся взаимодействовать с этой поехавшей от безответной любви служанкой. Безответной же, правда? — Я заметил, что ты очень увлечённо читала рассказы Эрвина Смита. Расскажешь, как познакомилась с его творчеством? — спросил Армин, аккуратно присаживаясь на самый краешек кровати с атласным балдахином. Естественно, спальня отапливалась, но балдахин считался показателем престижа, поэтому Арлерт-старший при ремонте всего особняка настоял, чтобы «ничьи грязные руки не касались богатого наследия прошлого».       Ну, наследие действительно было богатым, но в глубине души Армин желал жить гораздо проще, чтобы деньги, потраченные на все эти великолепные до безобразия вещи, шли на улучшение качества жизни тех людей, кому не посчастливилось родиться хотя бы в нормальных условиях: в приюты, которых скопилось немало из-за процветающего в пригороде авантюризма (Охота на паранормальных титанов, напоминавших каких-то жутко высоких, непропорциональных и уродливых людей, — дело прибыльное, но непомерно опасное, поэтому дети часто оставались сиротами, ведь родители то ли из-за ударявшего в голову относительно свежего воздуха, то ли из-за обделённости интеллектом могли охотиться вдвоём и вдвоём погибали.), в ужасные холодные больницы (зачем их отапливать, правда же?) и не менее ужасные школы. Конечно, его мнение не учитывалось, а тратить ещë один час своей жизни на нравоучения отца он не хотел. — Вам интересно это, господин? — глухо отозвалась Энни, которой ещë только предстояло вернуться из выдуманных реальностей. — В этом доме и без меня много лицемеров, поэтому мне нет смысла тебя обманывать. В том числе, среди слуг, потому что никто из них не любит свою работу, и я их в этом понимаю, но и потерять еë они боятся. Тут относительно безопасно, если сравнивать с жизнью «на воле». «Есть здесь некоторые слуги, которые всë-таки еë любят, » — подумала Энни. — В общем, будь с ними аккуратна. — Благодарю вас за беспокойство, господин. Насчëт Смита… — Ты можешь сесть рядом, — сказал вдруг Армин с нервной улыбкой. — Ноги устанут. — Поверьте, мои ноги ко многому привыкли, ха, — ответила Энни, но всë же села на кровать, стараясь держать дистанцию. Не каждый день выпадает возможность понежить своë тело на такой дорогой и комфортной, надо сказать, кровати. Но, самое главное, не каждый день выпадает возможность сидеть так близко к… — Так вот. Я не сразу полюбила чтение. Не сразу поняла, зачем людям узнавать чужие истории, да ещë и выдуманные зачастую. Всё равно это не по-настоящему. Так, чьи-то красиво оформленные слова, не более. А потом в жизни стали происходить страшные вещи. От них негде было спрятаться. В бедных районах вообще негде прятаться. Особенно от себя. Особенно когда, кроме себя, больше никого и нет. Но однажды на скамье я нашла недочитанную книгу с закладкой ближе к концу. Это был один из немногих дней, когда я просто слонялась по дворам и смотрела на небо. Иногда на людей и кривые домишки, но чаще на небо. Повесть называлась «Суперпозицией белки». Мне вдруг стало интересно, и я начала её рассматривать. Удивительно, но у книги не было описания… возможно, это меня и заинтриговало. Обложка с именем автора и названием — всë, больше никаких пояснений. Я начала читать. Просидела так до вечера, но никто за книгой не вернулся. Зато я успела еë дочитать и решила забрать с собой, потому что ничего более странного, возвышенного и трогательного я не знала в своей жизни. Энни понятия не имела, что заставило её вот так вот сразу, зная человека несколько часов, рассказать что-то настолько личное. Она привыкла врать, потому что это было жизненно необходимо, и для неё не составляло труда придумать какую-нибудь легенду даже по такому незначительному поводу. Людям нельзя доверять. Так почему? — «Суперпозиция белки», да? Кажется, я слышал название, но откладывал чтение и, скорее всего, забыл. Досадно. — Ага. В этой книге очень нетипичный сюжет и скачущая хронология, но герои… Ими проникаешься. — Понятно, — задумчиво пробормотал Армин, — думаю, надо будет и мне почитать. — Обязательно, — внезапно для себя самой ответила Энни.       Только под конец разговора она с ужасом поняла, что еë стопы самым наглым образом разглядывают обувь собеседника. Это невербальный сигнал! А вот у Армина стопы были отвëрнуты.       Комнатой овладела тишина, и Леонхарт, которой такая оккупация совсем не нравилась, пришлось брать инициативу в свои руки. Тëплые, невзирая на такую волнительную близость. — Вы же позвали меня в свою комнату не только для того, чтобы поговорить о литературе, верно? — О лите… А, да, нет, только… Только о ней, — ответил Армин в безуспешных попытках зацепиться за что-нибудь взглядом.       Чего он так разнервничался? — Может быть, вы подробнее расскажите о моих обязанностях, чтобы я лишний раз не путалась под ногами? — Тебе будет интересно об этом слушать? — ответил вопросом на вопрос юный Арлерт, и в высокой фальцетной нотке, резво проскочившей в слове «слушать», чувствовалось искреннее удивление. — Господин, это моя работа. Я бы хотела выполнять её настолько хорошо, насколько могу. — Только с твоего позволения. «Ничего себе,» — подумала Энни и слегка кивнула. С её позволения. Слишком большая честь.       С разъяснениями было покончено. Энни поднялась и открыла перед Армином дверь, прикрыв глаза и почтительно наклонив голову. — Да, ты всё делаешь правильно, — сказал Армин, выходя из комнаты, и дождался, пока девушка закроет дверь. — Когда рядом никого нет, можешь не заниматься этой ерундой, но на людях так будет лучше для нас обоих.       Они вместе пошли к парадной лестнице. Энни держалась слева на расстоянии полутора шагов. Её спина должна была быть идеально прямой, поэтому, хоть это и было сложно, она старалась; левая рука — отведена за спину. Этикет в Парадизе никогда не отличался излишней простотой, а у Арлертов в особняке был целой наукой.       На первом этаже они разминулись, и Леонхарт направилась в уже знакомый коридор для слуг, чтобы попасть на кухню. Совсем скоро намечался обед, который, благодаря религиозным убеждениям, был значительно менее торжественным, чем завтрак. Никаких танцовщиц!       На пороге кухни Энни чуть не столкнулась с Жаном. Видно было, что тот чуть не захлебнулся в едких комментариях, но, увидев, с кем его свели звёзды, поменял намерения и выражение лица заодно. — А, да, насчёт утра… Извини, я плохо спал. Поэтому был не в духе. — Всё нормально, — на автомате ответила Энни, которой, в общем-то, было без разницы. Видимо, одна «подружка» настояла на извинениях… — Энтони! — громкий до заложенных ушей голос пронëсся вихрем по помещению и остановился рядом догадайтесь-с-кем.       О нет, неужели снова… — Раз ты уже в курсе, как всë на нашей родной кухоньке работает, можешь сразу идти к столу. Я скоро подойду, и мы вместе отлично пообедаем! — Спасибо, Хлоя. — Всегда рада!       Энни всё ещё не испытывала желания знакомиться со слугами, поэтому последовала совету и заняла то же место, что и утром. Мозг категорически отказывался работать. По идеальному плану, который Энни составляла несколько ночей кряду, первый день должен был пройти совсем не так. Она не учла одной крохотной детали. Аккерман заверял её, что, проводя в праздности большую часть своей жизни, элита перестаёт видеть её смысл и оттого превращается в безликую массу, у которой ничего нет, кроме внешней оболочки, кроме кокона из дорогих одежд, традиций, религиозных обрядов и торжественных слов. Армин не был «пустым». — Представляешь, в городе скоро какой-то праздник! Интересно, едут ли господа… А то так можно будет отсюда удрать и тоже одним глазком посмотреть. Может быть, я переоденусь и в толпе подберусь к Армину!       Она серьёзно думает, что Арлерты на городском празднике будут без охраны и позволят кому-то стоять рядом с наследником? — Ты так уверена, что сможешь выйти из особняка и не выйти со своей работы? — Ой, да ладно тебе, Конни — душка! Ему глазки один раз состроишь, и он твой. Вот по тебе видно, что тебя ещё завоевать надо. — Конни? Кто-то из стражников, что ли? — Ага. — Ясно. — Слушай… Ты же, — Хлоя с хитрющей улыбкой подвинулась к Энни, чем опять вызвала у неё молчаливый бунт, — личный слуга Армина… Может, как-нибудь выведаешь у него, едут они или нет? — Без проблем, подруга, — ответила Энни, чтобы немного подыграть. Мало ли. — Ура! Кстати, ты везунчик: если едет Армин, едешь и ты. Эх…       Какая проницательность.       Снова коридор для слуг, снова эта криптогенная семиконечная звезда. Снова неприятное чувство, словно кто-то роется раскалённой кочергой в голове, расковыривает тёмные уголки и угольки сознания… Нет, этого чувства не было!       Вихрь воспоминаний и давно забытых ощущений пронёсся быстро, но принёс с собой много боли. Как будто всё, что испытала Энни за свою жизнь, повторилось в тысячекратном ускорении за пару секунд. Она схватилась за сердце. Пульс зашкаливал. Страшные слова, как насекомые, облепили голову. Тошнота. Какой-то шёпот, напоминающий «тихую молитву» по содержанию, но почему-то воспринимаемый не как хвала трём богиням, а как древнее проклятие. Зловоние переулков въелось в обонятельные рецепторы. Физическое ощущение гнили проникло в кровь и разнеслось по всему телу. Жизнь — это всего лишь подготовительный курс к аду.       А потом всё закончилось. — Тебе никогда не стать той, кем ты так отчаянно пытаешься стать. Ты ничтожество. Чудес не бывает. Но можешь продолжать бороться дальше, Энни Леонхарт. Медленная смерть всегда приносит высочайшее наслаждение.       Энни примерно поняла, что значит сумасшествие. Всё, что было с ней до этого, включая навязчивую тягу расправиться с собой, ни в какое сравнение не шло с тем, что сейчас произошло. Она даже несколько раз посмотрела в обе стороны коридора, чтобы убедиться, нет ли кого поблизости. Тишина. Только неритмичный и редкий стук водяных капель. Девушка рванула вперёд и сбавила темп только перед выходом в общий коридор. Впервые за несколько лет она испытывала глубинный, первобытный страх, от которого сводит живот и мутнеет в глазах.