***
Голоса звучали отдалённо, а мелькающие тени раздражали. Пришлось приоткрыть глаза с явным усердием. Веки совершенно не слушались и будто налились свинцом. — Господин? — послышался взволнованный голос Моко. — Мастер открыл глаза! «Нет, вам показалось», — мелькнула мысль, но было уже поздно. — Дилюк? Дилюк, милый, ты меня слышишь? Голос кажется достаточно родным. Аделинда склонилась над своим мастером, положив на лоб прохладный компресс. Женщина не скрывала беспокойства, и Рагнвиндру-младшему стало даже немного совестно. — Всё… кхм… — голос неожиданно хриплый и уставший. — Всё в порядке. «Да, вполне нормально, что я чуть не умер. Было бы славно», — вновь незваные мысли, к которым мастер практически привык. — Вам нужно попить. Аделинда помогает приподняться на локтях и подаёт стакан с водой. Пальцы дрожат, а сил еле-еле хватает, чтобы удержать его в руке. Дилюк выпивает лишь половину, а после вновь ложится на подушки. — Мы не стали сообщать сэру Кэйе… — начинает главная горничная, но её тут же перебивают. — Мне всё равно. Делайте, как считаете нужным. Узнает Альберих и что сделает? Отругает, как ответственный родитель? Запретит принимать ванну? Прикажет отхлестать розгами? Бога ради, да ему плевать на моральное и физическое состояние Рагнвиндра. Главное, чтобы «Алый принц» был всегда готов принять своего господина вечером и ночью. А может ещё и в другое время, если так захочется капитану кавалерии.Ласточка — Анна Пингина
Дилюк ненавидит этот город. Ненавидит высшее сословье аристократов, которое управляет Мондштадтом. Не выносит ветра, не терпит цветы, выращенные на этой земле. Это город Свободы, но данное понятие ушло далеко в легенды, где такими же призраками прошлого стали и все Архонты. Боги умерли, и весь Ад выполз из недр Земли. Окно особняка выходило на мельницы, которые постоянно крутил ветер. Вероятно, Барбатос пришёл бы в ужас, узнав, что творится в его городе. Но его не существует, так о чём речь? Глупо мечтать о помощи высших сил. Даже если бы Селестия существовала — ей плевать на глупые проблемы не менее глупых людишек. Дилюк сидит у окна, положив подбородок на сомкнутые руки, и наблюдает за плывущими облаками где-то далеко в небе. Вот что поистине свободно. Сонливость потихоньку одолевает, и веки практически закрылись, когда мелькнуло что-то быстрое и тёмное. Вспыхнувший интерес заставил распахнуть глаза и высунуть макушку в окно, осматриваясь. Что-то быстро юркнуло в обратную сторону, но цепкий взгляд успел распознать ласточку. С губ сорвался судорожный выдох любопытства. Повернув голову, мастер пытается понять, куда же летала птичка и вскоре замечает под крышей, на выступе, гнездо. Ещё совсем небольшое, но видно, что пара активно старается. Набравшись терпения, юноша начал ждать, осматриваясь по сторонам, и вскоре был вознаграждён. Две ласточки, держа в клювах материал для своего нового жилища, одновременно прилетели к гнезду. Уложив всё правильно, обе птички залились пением. Дилюк улыбнулся, вслушиваясь в чириканье и наслаждаясь спокойствием и уединением с частичкой природы. Ласточки немного успокоились и вновь начали летать туда-сюда, довольствуясь своей жизнью. Стало даже как-то тоскливо. — Милая, не летай под окошком, — заметив, что птичка осмелела и села недалеко от открытого окна, Рагнвиндр склонил к ней голову. — Не дразни меня, и так больно. Мне б с тобою улететь пташкой на волю.Seeing Is Believing — Paul Pritchard
«А что мешает?» Шальная мысль не была отвергнута молниеносно, как это случалось раньше. Действительно, а что мешает хотя бы попытаться? Хуже уже не будет, а вот с препятствиями вполне можно справиться. Нерешаемых проблем не существует. Дилюк отворачивается от окна и осматривает свою комнату, будто находится здесь впервые. Двуспальная кровать с алыми, шёлковыми простынями, зеркало в полный рост, стоявшее возле окна, напротив был письменный стол с тумбочками. Цвет дерева отлично гармонировал с бордовыми оттенками, вливаясь в картину богатого убранства. А над постелью висела большая картина пылающего сокола. Расправив крылья, гордая птица свысока наблюдала за всем происходящим и стерегла покой. Раньше это была комната отдыха для гостей после долгой дороги. И, видимо, Альберих посчитал, что будет отличной шуткой — сделать здесь комнату юного мастера «для отдыха». Мысль о побеге прочно засела в голове, не желая отпускать даже во время ужина. Кэйа подметил задумчивый вид Дилюка, но ничего спрашивать не стал. Интереснее было просто наблюдать, будто дикий зверь выслеживал свою добычу. «Но мастер никогда не был простой добычей», — напомнил сам себе капитан. Да, у него получилось надломить силу воли, однако полной уверенности в том, что Рагнвиндр сломан духовно, не было никогда. Клан берёт своё начало ещё задолго до восстания Ванессы и славится своим «огненным» характером. Дилюк юный — и лишь поэтому у Альбериха получилось взять над ним контроль. Вот только, долго ли он продержится?***
A Window to the Past — Je Suis Parte
«Я давно не бывал в южной части особняка. Раньше там была родительская спальня, потому что мама любила солнце и всегда грелась в рассветных лучах, а вечерами вышивала, сидя возле подоконника. Помню, папа постоянно ругался, что так мама посадит себе зрение и, к сожалению, оказался прав. Маме выписали очки, но она нисколько не расстроилась. Я видел улыбку на её лице в моменты, когда она заканчивала вышивать королевские образы из сказок. — Когда-нибудь… — говорила она мне. — Ты тоже войдёшь в историю и будешь изображён на полотнах великих художников. Хах, как жаль… Великие художники будут рисовать капитана Кэйю Альбериха, а не пропащего сына винодела. Мою фамилию в городе уже перестали произносить вслух. Как же быстро люди забывают тех, кто ещё никак не успел проявить себя. Мне не дали и шанса». Юноша отложил перо в сторону и пробежался взглядом по строкам. Он часто делился своими мыслями с пергаментом, потому что ни один живой человек не будет его слышать. Никто не разделит мысль и никто не поддержит дружеский спор, если возникнут разногласия во мнениях. И нет лучшего друга у тебя, кроме себя самого. Бумага не предаст, позорно не доложит офицерам доверенную тайну, не бросит на произвол судьбы, как это когда-то случилось. Дилюк фыркнул, тут же прогоняя воспоминания. Не нужно даже думать в том направлении и уж тем более пытаться найти ответы на вопросы. Их нет, а даже если бы были, он не желал слушать оправдания. Это уже ничего не изменит. Пергамент сворачивается под давлением изящных пальцев и аккуратно запечатывается, чтобы никто посторонний не посмел вскрывать личные бумаги. Конечно, кое-кто даже укола совести не получит, если решит сделать обыск в комнате, но юноша уповает на то, что ему будет всё равно. По крайней мере, Рагнвиндр в этом месте лишь для украшения господина. Дилюк покидает свою комнату и, пользуясь отсутствием Альбериха в особняке, прямиком направляется в южное крыло. Горничным было запрещено пропускать его туда, но один взгляд Аделинды давал понять, что уж лучше уступить, чем остаться без ужина. В конце концов, все прекрасно понимали, кто на самом деле является господином в этом поместье. И надеялись, что Мудрая Сова вновь обратит свой взор на клан Рагнвиндров, которые жили под её созвездием. Южное крыло встречает запустением, безжизненностью, пустотой и пылью. А ведь раньше это было самой оживлённой частью дома. Здесь царил детский смех, восторженные возгласы, когда юный мастер учился чему-то у отца и у него получалось. Мягкий смех женщины и наигранные причитания о «ужасном» поведении двух её любимых мужчин. И Дилюк вспоминает… "— Хорошо. Очень хорошо! — Крепус смеётся, подхватывая маленького сына на руки. — Это мой мальчик! Я всегда буду гордиться тобой! Дилюк от этой похвалы лишь на секунду робеет, но вскоре уже заливисто смеётся, горячо обещая отцу, что будет всегда только радовать его. — Пойдём похвалимся маме, как ловко ты уже управляешься с деревянным мечом! Только вот женщина лишь ахнула, заметив на руке сына небольшой синяк. Крепус удостоился такого пронзительного взгляда, что тактически отступил на один шаг. Его любимая была настолько же грозной, как и милосердной. Но ни одна мать спокойно не воспримет ушибы своего ребёнка. — Крепус Рагнвиндр, как ты издевался над нашим сыном в этот раз? — эта фраза была произнесена так миролюбиво, что невольно по коже прошлись мурашки. — Мама, не ругай его! Я просто споткнулся во время тренировки и упал! Папа наоборот хотел помешать падению, но уже было поздно, — маленький Дилюк вмешивается, отчего взгляд женщины сразу теплеет. — Огонёк мой, я понимаю, что без синяков мужчины никогда в жизни не смогут обойтись. Так уж устроен ваш характер, но прошу тебя, будь аккуратней, — мать наклоняется к сыну, ласково поправляя выбившиеся алые прядки из хвоста. — А папа говорит, что шрамы лишь красят мужчину! — Папа много чего говорит, но его ждёт отдельная беседа, — женщина серьёзно кивнула, чем вызвала у Крепуса восхищение и страх одновременно. Архонты, он обожает свою жену." Мастер смаргивает слёзы и отрешённо качает головой, приходя в себя после тёплого воспоминания. Он сам не заметил, как дошёл до спальни родителей. Пальцы потянулись к ручке двери, но даже не коснувшись её, остановились. Прошлое не вернуть, не изменить, а воспоминания о нём причиняют сладостную боль в сердце. Отец и мать упокоились и не стоит их тревожить. — Я выберусь… — неожиданно для самого себя шепчет хриплый голос. — Я обязательно выберусь. И вы вновь сможете мной гордиться. Дилюк даёт обещание и ни одна слеза не упала сегодня на его щёку. Он и так позволил Альбериху поломать себя. И не допустит впредь, чтобы хоть кто-то видел его слёзы. Если младшему Рагнвиндру суждено умереть — он умрёт, сражаясь за своё имя и честь семьи.Пепел Феникса всё ещё оставался потухшим.