Исцеление.

      Новый день встречает Эдди новыми посетителями: Стив с Робин мнутся у двери, не решаясь войти, пока Дастин не толкает их в спины, благодаря чему им удаëтся-таки пересечь порог палаты. — Эм… Привет? — Харрингтон чувствует себя не в своей тарелке. — Привет. — усмешка появляется сама по себе от такого потерянного вида всегда собранного «Короля Стива». — Как ты? — встревает Робин, посчитав, что Стив поздоровался за них обоих. — Нормально. — Эдди видит напряжённость, коснувшуюся этой парочки. — Моргните два раза, если Хендерсон держит вас в заложниках. — Эй! Я вообще-то тебя слышу. — Дастин пытается придать себе суровый вид, но не сдерживает улыбки, рушащей возмущённый образ.       Ощутив дружескую атмосферу, Робин со Стивом подуспокаиваются, хоть и до сих пор пребывают в замешательстве, не зная, что именно говорить и делать. Ребята рассаживаются на заранее приготовленные стулья, стараясь завести непренуждëнный разговор. — Не поможете заполнить пробелы в истории? Из Хендерсона так себе рассказчик. — Эдди получает обиженный взгляд мальчишки на своë громкое заявление. — Что? Ты упустил важные детали. — Что тебя интересует? — переходит сразу к делу Робин, искренне радующаяся вопросу, сравне спасательному кругу в их море недопонимания и растерянности. — Как Дастин смог вернуться обратно в Изнанку? Я спрашивал его, но он так и не ответил ничего вразумительного, искусно срулив с темы. — жалуется на Хендерсона Эдди. — О. Эта весëлая история. — Робин не сдерживает короткого смешка, больше походящий на нервный или истерический, нежели «весëлый». — Он подставил стул и умудрился с разбега ухватиться за открытый портал, подтянуться и таким образом оказаться на другой стороне. Его приземление было не самым удачным, верно, Даст? — Что, правда? — Эдди замечает как краснеют уши мальчишки, вспомнившего свой явно неудавшийся трюк. — Ага, он вывихнул ногу, хромал целую неделю, а мог бы меньше, если бы следовал инструкции врача и не напрягался. — в голосе Стива слышен заботливый укор. — У него дурная привычка — ходить туда-сюда, когда нервничает, поэтому он не мог и минуты усидеть на месте, пока ты был в реанимации первую пару дней.       Лицо Дастина стремительно багровеет, и Эдди улыбается этому забавному смущëнному виду своего младшего друга, стыдливо отводящего глаза в сторону окна. — А как вы вытащили меня с Изнанки? — продолжает свой допрос Мансон. — Это было не так сложно, учитывая, что разверзлась земля, и просто огромнейший портал очутился у нас перед носом. Мы пробили эту мерзкую склизкую заслонку? — Бакли сама не уверена насчёт такого подбора слов. — А потом Стив выбрался в наш Хоукинс, а мы с Дастином пытались как можно аккуратнее передать тебя ему с другой стороны. — Робин сильно сомневается по поводу ясности своего описания. — Понятно. — Эдди смутно представляет, как это выглядело, поэтому доносит до девушки, что еë объяснение было неплохим. — Кстати, Эд, — это сокращение немного раздражает Мансона, потому что он не включает Харрингтона в список настолько близких людей, которым позволительно пользоваться этой формой его имени, — Можешь попросить Дастина вернуться в школу? Нас он не слушает, и ни на какие уговоры не поддаëтся! — жалуется Стив, искоса смотря на Хендерсона. — Стоп. Занятия уже начались? — Эдди резко начинает беспокоить вопрос о сегодняшней дате. — Да. — подтверждает Харрингтон. — Уже вторая неделя пошла. — Чëрт. — ругается Эдди, понимая что он полностью потерял счëт времени. — У меня выпуск в этом году, я не могу опять завалить предметы. — Уверен, ты успеешь наверстать упущенное после выписки. — мальчишка пытается приободрить Мансона. — Возможно. — задумчиво произносит Эдди. — А что насчëт тебя? — парень одаривает друга суровым взглядом. — Ты практически завалил латынь в прошлой четверти, думаешь в этой миссис Силинс тебя пожалеет? Ты же знаешь, она не терпит прогулов! У тебя будут серьёзные проблемы, если ты не вернёшься в школу завтра же. — Завтра среда. Может, я могу пойти на занятия со следующей недели? — Дастин умоляюще смотрит на Мансона. — Ты что, ещë торгуешься со мной?! Если не пойдёшь завтра в школу, я сбегу из больницы и за шкирку приведу тебя на уроки, усëк? — Эдди говорит низким угрожающим голосом, от чего мальчишка дëргается, но на вопрос старшего послушно кивает. — Харрингтон, чтоб проследил за ним и довëл до самого кабинета, если потребуется. — Мансон не забывает дать поручение и Стиву, расслабившемуся от того факта, что Дастин вернëтся к урокам. — Есть, сэр. — саркастичным тоном произносит Харрингтон.       Мансон глядит на Хендерсона, вспоминая их вчерашний утренний разговор, в частности — глупую шутку, потому что сейчас Дастин выглядит таким грустным, очень похожим на брошенного щенка, и Эдди более чем уверен, что если бы у мальчишки были собачьи уши, прямо сейчас они были бы печально опущены вниз. — Ничего не мешает тебе навестить меня после уроков. — эти слова утешают Хендерсона. — Но, боюсь, у тебя набралось немало долгов за пропущенные недели. Пока не разберëшься – не приходи. Пусть это послужит тебе мотивацией поскорее влиться в школьную колею.       Дастин соглашается на такие условия, обдумывая план по завоеванию хороших оценок у придирчивой миссис Силинс. Ребята продолжают непринуждённую беседу, во время которой старшие обсуждают что-то своë, шутят не совсем ясные Хендерсону шутки, от чего он, естественно, не в восторге, как и Мансон, заскучавший во время их бессвязного разговора.       Стив и Робин уходят примерно через час, оставляя в прохладной палате Дастина с Эдди. Мансон прислушивается к удаляющимся шагам, терпеливо дожидаясь пока они стихнут окончательно, прежде чем попросить Хендерсона продолжить вчерашнее увлекательное занятие, а именно — чтение. На улице бушует гроза, и Эдди мечтает о том, чтобы вновь испытать ту волнительную эйфорию, приправленную ностальгией по давно минувшим временам, когда он мог позволить себе быть слабым и беззащитным под заботливым и надëжным крылом любящей матери. Пускай сейчас рядом с ним не мама, но у этого мальчишки схожая энергетика, что позволяет Эдди чувствовать себя лучше. Возможно, из-за этого он и взял с Хендерсона обещание никогда не меняться.

______

      Дастина не видно три дня, и Эдди уже жалеет, что поставил ему такой ультиматум. Как бы позорно не было признавать — Мансон скучает по его компании. В одинокой сырой палате совсем тоскливо, и эту промозглую серость разгоняет только звонкая мелодия пианино, но она также взывает к жгучей вине, которую Эдди остро ощущает после разговора с дядей, конкретно — той части, во время которой выяснилось, что кассеты приносил вовсе не мистер Мансон, и даже потрёпанный магнитофон принадлежал Дастину. Выученные назубок, зацикленные в голове слова извинений, Эдди проговаривает постоянно, морально готовясь произнести их перед Хендерсоном. И всё же стоит его поблагодарить за то, что он возится с ним. Сейчас Мансон понимает, как важно для него пребывание здесь назойливого мальчишки, излучающего тёплый свет искренней заботы и платонической любви. Внутри Эдди бушует настоящая гроза, усиливающаяся с каждым днём, а сегодня ещё и с каждым часом. Почему он не приходит так долго? В школе настоящий завал? Боже… Если дядя сегодня придёт, он однозначно попросит его позвонить Хендерсону и передать ему, что он скучает и хочет, чтобы он его навестил.       Частые нетерпеливые шаги в коридоре, не срывающиеся на бег только в силу строгих правил больницы. В сердце теплится надежда на то, что это непоседливый, воодушевлённый их предстоящей встречей Дастин. Дверь распахивается и… — Ты не представляешь, как сильно я скучал! — перевозбуждённый мальчишка говорит громко, не скрывая широкой улыбки.       Хендерсон без задней мысли бросается в чужие объятия, слыша ответное: «Представляю», что вводит в смятение, но в то же время окрыляет непередаваемым воздушным чувством от ощущения своей важности для человека перед ним, чьи объятия необычайно тёплые и такие уютные, что Дастину приходится приложить немало усилий, чтобы выпустить друга из своей крепкой хватки. — Мне чудом удалось выйти у миссис Силинс на тройку, я даже почти до четвёрки дотянул, представляешь? — Хендерсон активно жестикулирует руками. — Я закрыл все долги, поэтому теперь смогу приходить сюда каждый день! О, и я принёс тебе кое-что…       Дастин потянулся к рюкзаку, ловко расстёгивая молнию, тут же доставая фигурку Гидру, отправляя её к остальным, возвращается к содержимому портфеля. — Хэй, Даст. — непривычное обращение заставляет оторваться от своего занятия и растерянно посмотреть на говорившего. — Почему не сказал, что это ты принёс те кассеты и магнитофон? — Эм… Разве это имеет значение? — Хендерсон вытягивает из рюкзака свежее, душистое яблоко. — Ничего же от этого не меняется. Прости, что не угадал с музыкой. У меня дома очень много классики, но вот металла и рока — жуткая нехватка. Я подумал, что-то новое тебе не помешает, я знаю, ты не любишь слушать одни и те же песни на постоянной основе, поэтому… Угх, извини, я много болтаю. — Дастин орудует чудом пронесённым сюда ножом, счищая кроваво-красную кожуру. — Мне понравилось. — рот работает быстрее мозга, выпаливая хоть и правдивую, но необдуманную фразу. — Я про классику. — сворачивать поздно, а отрепетированные извинения идут к чёрту, уступая место чистой импровизации. — Это ужасно, я чувствую себя гнусным предателем, но это так. Так что, спасибо тебе за это. Кажется, ты понимаешь меня даже лучше, чем я сам. — усмехается Эдди, смотря на чужие руки, аккуратно держащие почищенное яблоко. — Не за что. — уши Хендерсона едва заметно краснеют.       Проследив взгляд друга, Дастин старается поскорее расправиться со своей задачей, ловко разрезая фрукт на равные дольки, протягивая их Эдди. — Дядя тебе об этом сказал? — Мансон отводит взгляд, но всё же принимает угощение от друга. — Ага. Я спросил у него, что стоит тебе принести из закусок, и он ответил, что ты обожаешь яблоки, но только чищенные и порезанные. — Эдди слышит в голосе беззлобную усмешку. — Он смерти моей хочет. — бурчит Мансон уплетая сочные дольки, стыдясь своей привередливости, а точнее того, что кто-то о ней узнал. — У всех свои предпочтения. — уловив настроение Эдди, говорит Хендерсон. — Например, я не могу пить чай без молока. — Что правда? — Мансон возвращает взгляд к собеседнику. — Чай с молоком звучит… Эм, неаппетитно? — парень старается подобрать мягкий синоним к «невозможен к употреблению». — И это мне говорит человек, срезающий кожуру с яблок. — шуточно-укоризненно произносит Дастин. — Она невкусная! — оправдывается Эдди. — Наоборот! — оспаривает Хендерсон. — Тц… — последний кусочек яблока безжалостно перемалывается острыми зубами. — Не хочу тратить время на бессмысленные споры, поэтому просто сойдёмся на том, что я прав. — Великолепный компромисс. — смеётся Дастин. — Ты мастер переговоров. — мальчишка картинно аплодирует Мансону. — А ты как думал? Что мне чудо помогает не вылететь из школы? — парень улыбается, наслаждаясь тёплой атмосферой, вернувшейся после трёх дней непроглядного холода. — Кстати, Даст, — отчего-то Эдди очень нравится обращаться так к своему младшему другу, возможно из-за своих заморочек по поводу сокращённой формы имени, — Ты можешь зайти к Морису и попросить конспекты за эти две недели? — Конечно. Какой у него адрес? — Хендерсон достаёт блокнот, готовясь записывать за Мансоном.       Эдди проговаривает название улицы и номер дома, следя за рукой, вырисовывающей чудаковатые буквы с неправильным наклоном, благодаря которому до Мансона, наконец, доходит: Дастин — левша. Почему он не заметил этого раньше? — Я зайду к нему завтра. Ему что-нибудь передать? — кожаный переплëт скрывается в рюкзаке. — Брауни. Попроси у него брауни и принеси мне. — Эдди немного напряжëн, беспокоясь о том, что Хендерсон может понять о чём речь. — Ладно. Но врачи сказали, что тебе не стоит налегать на вредную еду. Организму нужно здоровое питание, чтобы как можно быстрее восстановиться. С одного ничего не будет, но на большее не надейся. — предупреждает Дастин. — Одного вполне хватит. — Мансон улыбается тому, что в словах мальчишки не было и намёка на подозрение. — Не знал, что Морис умеет печь. Мне казалось, это слишком тонкая работа для него. — задумчиво говорит Хендерсон, наверняка, вспоминая торопливость и неповоротливость парня. — У него получаются вкуснейшие пирожные, и это одна из причин, почему он всё ещё в клубе. Когда косячит, что он делает постоянно, он всегда извиняется выпечкой. — Эдди наблюдает, как Дастин, очевидно, до сих пор пытается соотнести образ Мориса с кондитерским делом, требующим терпения и внимания. — Я уже без проблем пользуюсь левой рукой и более или менее могу ходить, не согнувшись в три погибели. — решает поделиться своими достижениями Мансон. — Ты быстро поправился. У тебя крепкий организм, несмотря на то, что ты ведёшь не самый здоровый образ жизни. — явный намёк на употребление алкоголя и наркотиков, а также курение. — Ещё неизвестно, когда тебя выпишут? — Говорят, что, раз уж я так рвусь домой, то, если я пообещаю соблюдать инструкции и рекомендации, смогу свалить в пятницу. Ещё целая неделя… Боже, я так соскучился по своей кровати. — жалобно стонет Эдди, откидываясь на мягкую подушку. — Неделя пролетит незаметно, особенно, за конспектами и учебниками. — в руках Дастина оказывается «Вино из одуванчиков», и Мансон заметно оживляется, уже не скрывая, что и книга, и чтение вслух ему по душе. — Осталось немного. — Эдди не знает о чём именно говорит мальчишка — о пребывании в больнице или же о произведении в его руках. — «Прибытие новичка вызвало великий переполох. Где-то раздался трубный глас…"¹

______

      Эдди подпевает Джеймсу Хэтфилду, чей рычащий голос доносится из магнитофона. Наконец, Мансон возвращается к чему-то привычному, спокойно наслаждаясь одной из песен группы «Metallica», чувствуя себя на своём месте, внимая удивительно прекрасной музыке. Мирно дожидаясь своего мини-курьера, Эдди сменяет кассету за кассетой, уже из своей коллекции, принесённой Дастином на второй день.       Приближающиеся шаги. Дверь открывается и заходит Хендерсон. Улыбка Мансона испаряется, как только он натыкается на нахмуренные брови и заледеневшие осуждением глаза. Дастин молча вытаскивает из рюкзака стопку тетрадей и протягивает Эдди, обеспокоено поджавшему губы, который, замешкавшись на секунду, принимает конспекты. Хендерсон застёгивает молнию и разворачивается на сто восемьдесят градусов, направляясь к выходу. — Эй, ты куда? — Мансон предполагает в чём дело, но всё же надеется, что ошибается. — К Макс. Я её навестить пришёл и заодно выполнить твою последнюю ко мне просьбу. — от холода в, обычно, нежном и мягком голосе становится не по себе. — Почему последнюю? — Эдди ощущает, как с этими словами его захлестывает волна страха. — Серьёзно, Эд? — Дастин оборачивается к другу, с запечатанным разочарованием в дрожащей радужке. — Я забочусь о тебе, меня волнует твоё состояние и я пообещал сделать всё возможное, чтобы тебе стало лучше, а ты решил из меня сделать доставщика наркоты? — Блять, Морис… — Мансон негодует на парня с чересчур длинным языком, который опять накосячил, сообщив Хендерсону секретную информацию. — Что «Морис»? — Эдди переживает, что мальчишка вот-вот заплачет от обиды. — Если бы он не спросил по поводу дозировки, я бы принёс тебе ебанное пирожное, напичканное сраной наркотой! — Мансон с удивлением смотрит на ругающегося разъярённого мальчишку, с чьих слишком невинных и чистых губ слетают нецензурные слова. — Даст, спок… — Эдди пытается взять ситуацию под контроль, но его перебивают на полуслове. — Я не могу быть спокойным, когда ты предал моё доверие. — этот взгляд буквально воскрешает совесть Мансона. — Даст, малыш, прости, слышишь меня, прости! — вслед уходящему мальчишке, Эдди, не думая, проговаривает бессвязные извинения, надеясь задержать друга, пока поднимается на ноги, чтобы догнать его. — Даст! — подхватив друга, успевшего выйти в коридор, под руку, затаскивая его обратно в палату, парень обращает внимание, что Хендерсон не так уж рьяно, даже нехотя, сопротивляется, позволяя старшему владеть собой и завести в помещение, дающее какое-никакое уединение и приватность. — Дай мне всё объяснить. — Эдди усаживает мальчишку на койку, садясь рядом и встречаясь с глазами, полными недоверия и сомнения в том, что объяснения что-то изменят. — В последнее время столько произошло, на меня много навалилось, а находиться в таком тухлом месте — просто невозможно. Я всего лишь хотел расслабиться, сбросить напряжение с накалившихся нервов, понимаешь? — Мансон, нельзя прибегать к наркоте каждый раз, когда нервничаешь. — кажущееся таким грубым обращение, режет слух, словно выстраивает между ними целую непробиваемую стену. — Не называй меня так. — снова язык работает быстрее головы. — Мне жаль, что я воспользовался тобой, точнее, попытался воспользоваться. Это было ужасно с моей стороны. — Эдди искренне сожалеет и надеется, что это видно. — Прости меня.       Дастин поднимается и уходит, бросив на прощание безразличное: «до скорого». Мансон с обречённым видом заваливается на койку, от чего та протестующе скрипит. Он всё испортил.