Исцеление.

      Эдди вглядывается в тёмный потолок, пока сбоку к нему прижимается Дымка, мурча и пытаясь успокоить парня, чтобы тот поскорее заснул. Мансон приподнимается на локтях, осторожно спихивает с себя одеяло и бесшумно бредёт к ванной. Свет бьёт по глазам, отчего вмиг сузившимся зрачкам приходится стерпеть пытку в виде мерцания и пятен, сменивших весь вид вокруг. Наконец, привыкнув, Эдди запирает дверь и подходит к раковине. Уперевшись руками в холодный белый мрамор, Мансон смотрит в своё отражение. Клаудия протирает зеркало каждый день, поэтому его поверхность кристально чистая, что сильно отличается от того пыльного куска стекла, что был в трейлере. Дастин каждый вечер гонит Эдди в душ, что непривычно для него, потому что они с дядей привыкли экономить на всём, даже на воде, и хоть сейчас всё более или менее нормализовалось, дядя нашёл стабильную работу и в этом нет особой нужды, но Мансону трудно перевоспитать себя. Поэтому этим занялся Хендерсон. Эдди стал выглядеть опрятнее, однако он не уверен, хорошо это или плохо. Аромат шампуня, всегда исходящий от мальчишки, теперь преследует Мансона повсюду от того, что им пропитаны волосы, вечно лезущие ему в лицо. Запах немного отличается, но он всё равно слишком напоминает Дастина, от чего не думать о нём, мягко говоря, невозможно. Включив воду, Эдди подставляет руки под кран, тут же ощущая колющий холод, охватывающий до этого горячие ладони. Мансон долго стоит, терпя это неприятное чувство, позволяющее отвлечься от всего и сконцентрировать все силы на том, чтобы не сбежать от этой ледяной пытки. Когда поток морозной воды останавливается, Эдди смотрит на покрасневшие кисти и не может согнуть пальцы от онемения. Проведя влажными ладонями по лицу, Мансон, хоть и ненадолго, но прогоняет нависшую над ним усталость. Парень плетётся обратно в спальню, замечает какое-то движение за креслом в гостинной. Напряжение сковывает всё тело. Разноситься мяуканье, и перед Эдди возникает русый кот, в темноте кажущийся каким-то бурым. — Чёрт, Дориан, напугал. — Мансон произносит это вслух, но вряд ли пушистик перед ним понял что-то помимо своего имени.       Дориан — достаточно скрытный кот и не такой ручной, как Дымка, поэтому Эдди часто забывает о его существовании. Общение у них не заладилось ещё при первой встрече — этот комок (не) счастья расцарапал Мансону всё предплечье. Эдди осторожно обходит это исчадие Ада, быстро, но тихо взбегая по лестнице. Дориан начинает преследование и даже умудряется проскользнуть в комнату прежде, чем закрывается дверь. Мансон поджимает губы, понимая, что запер себя с настоящим пушистым Дьяволом. Кот гордо проходит к кровати и устраивается рядом с Дымкой, благо, ближе к Хендерсону. Эдди осторожно забирается под одеяло, боясь спровоцировать Дориана. Успешно выполнив свою миссию, Мансон поворачивает голову, чтобы удостовериться, что на него не готовиться никакого нападения. Пушистый Дьявол складывает передние лапки и голову на мирно вздымающуюся грудь мальчишки. Эдди вздыхает, думая о том, насколько сейчас уютно этому котику, и внутри просыпается желание побороться с ним за место рядом с Дастином, и в случае маловероятной, но победы, позволить себе обнять друга и, наконец, уснуть в компании согревающего тепла. Какого чёрта? О чём он, мать его, думает?       Сомкнуть глаза так и не выходит. За окном начинает светлеть. Неожиданно чистые золотые лучи просачиваются в комнату через неплотно сдвинутые шторы, координально сменяя вид с мрачного и пугающего на тёплый и умиротворённый. Эдди берёт свои наручные часы с тумбы, подставляя циферблат под поток света. Пол седьмого. Сегодня четверг, значит уже скоро подъём, а Мансон и минуты за ночь не поспал. Дымка перебирается в ноги, возможно подальше от Дориана, который в свою очередь, оскорбившийся поведением своей серой подруги, соскакивает на пол, уходя в дальний угол. Держа зрительный контакт с самым опасным, на данный момент, существом в доме, возможно, и в Хоукинсе, Эдди слышит копошение рядом. Наверное, Хендерсон проснулся из-за исчезновения тепла. Этот тупой кот мало того, что отогнал Дымку, так ещё и разбудил… Мансон не успевает закончить мысленную ругань на животное, свернувшееся калачиком и глядевшее на него, как чувствует чужую руку на своей груди. Эдди поворачивает голову, оказываясь с Дастином лицом к лицу, краснея из-за непредвиденной близости. Сердце стучит чересчур громко, и Мансон всерьёз беспокоится, что мальчишка может услышать эту гулкую дробь. Эдди не в состоянии заставить себя отстраниться или хотя бы отвернуться, чтобы увеличить невероятно ничтожное расстояние между их носами. Мансон, затаив дыхание, продолжает рассматривать умиротворённое лицо напротив. Вот чёрт. Эдди слишком грубо скидывает с себя руку друга и в рекордные сроки оказывается у двери, прижимаясь спиной к холодной поверхности. Почему все обстоятельства против него и усердно пытаются подтолкнуть его к тому, чего он не желает всей душой? Хотя, скорее разумом. Душа то как раз-таки не против, наоборот — только за. — Эдди? — слабый голос доносится с кровати, и Мансон откликается поворачивая голову в ту сторону.       Мальчишка сонно протирает глаза, спросонья отказывающие открываться, а кудрявые волосы пребывают в ещё большем беспорядке, чем обычно. Эдди ловит себя на том, что до этого никогда не просыпался раньше Хендерсона и впервые видит его таким беззащитным и открытым. Нет, Мансон имел в виду… Эм, а что он имел в виду? Точно не то, что Дастин прямо сейчас перед ним выглядит неприлично милым. Блять. Нет, нет, нет. Да, Господи! Почему вечно не те мысли в голову лезут?! — Эд? — уже громче, похоже, молчание и загнанный вид друга уже не на шутку беспокоят Хендерсона. — Хэй, ты в порядке? — Да, просто… — Мансон уводит взгляд и видит развалившегося в углу кота. — Просто Дориан меня до смерти напугал. — парень выпаливает первое, что приходит на ум. — Оу. — Дастин откидывает одеяло и поднимается с постели, идёт к оживившемуся от своего имени животному. — Что ты здесь делаешь? И как попал сюда? — вопросы, мягко говоря, бесполезны, потому что Дориан вряд ли на них ответит, ну или хотя бы поймёт. — Прости, Эдди, он, наверное, опять спрятался под кроватью. Мне стоило проверить перед сном. — Всё путём. — Мансон искренне рад, что оправдание нахождения здесь этого пушистого монстра нашлось само, и ему не пришлось ничего придумывать. — Я выставлю его, раз уж он тебя так пугает. — подняв кота на руки, Хендерсон направляется к двери, от которой тут же отскакивает Эдди. — Вот. Теперь нечего бояться. — мальчишка улыбается, всё ещё немного сонно, оставляя Дориана по ту сторону двери. — Хватит подчёркивать то, что я чуть не помер от страха из-за дебильного кота. — Мансон всеми силами старается выглядеть задетым, но выходит не так реалистично, как он думает. — Какой ты злой. — Хендерсон смотрит на друга, улыбаясь ещё шире.       Эдди выдыхает. Он не знает, что ответить и стоит ли вообще продолжать разговор. Дастин подходит к тумбе и смотрит на часы Мансона, за неимением другой альтернативы, пока настенные часы из его комнаты пребывают в ремонте. Сообщив Эдди, что у него ещё есть полчаса на сон, мальчишка покидает спальню. Мансон садится на край остывшей постели рядом со скомканным одеялом, на котором через секунду оказывается Дымка, мурча и прижимаясь к парню, требуя внимания и ласки. Эдди чешет её за ушком, проводит ладонью по шелковистой шерсти и опускает её на ковёр, чтобы иметь возможность без каких-либо помех заправить кровать. Кошка понимающе отходит к двери, дабы не путаться под ногами и дать Мансону свободно передвигаться, не боясь наступить ей на хвост или ненароком пнуть её.       Когда Эдди спускается на кухню, в нос тут же ударяет аромат готовящегося завтрака. Мальчишка ловко орудует у плиты. За время пребывания в этом доме Мансон мог бы уже и привыкнуть к этому, но почему-то он каждый раз удивляется, когда застаёт Дастина за готовкой. Ну не вяжется у него Хендерсон с подобным занятием и всё.

______

      По дороге в школу начинает накрапывать незначительный дождик, но Эдди спешит раскрыть зонтик и спрятать друга от ненастойчивых маленьких капель. Не хватало, чтобы Дастин снова заболел, да ещё и в первый же день после больничного. Хендерсон закатывает глаза на это действие Мансона, но всё же воздерживается от комментария, поймав красноречивый взгляд карих глаз. На пороге школы их встречает пара удивлённых и заинтересованных лиц, но наткнувшись на суровое выражение Эдди, не предвещающее ничего хорошего, ученики отворачиваются, хотя бы создавая видимость увлечённых переговоров, а кто-то всерьёз начинает сплетничать. — У меня сегодня семь уроков, у тебя ведь тоже? — Мансон оттряхивает зонт от скопившейся на нём влаги. — Ага. Значит домой вместе? — Хендерсон дожидается утвердительного кивка от Эдди. — Отлично. Встретимся здесь же? — Угу. — Эдди соглашается, и парням приходится разойтись из-за совершенно разных предметов, естественно, проводящихся в кабинетах на противоположных концах школы. — Увидимся. — Мансон говорит это в толпу, уверенный, что слово не настигло ушей адресата.       В классе английского Эдди занимает привычное место у окна за самой последней партой. Всматриваясь в густеющую вату облаков, громоздившуюся над полем, режущим глаза своим насыщённо-зелёным газоном и вырвиглазными белыми полосами, окаймлённым выцветшими трибунами, Мансон слышит, как кто-то садится за стол через проход. Он не придаёт этому значения продолжая изучать любопытные изгибы небесного покрывала. — Хэй, Эд. — противный голос Мориса. — Дай угадаю, завтра партии тоже не будет? — Да ты прямо экстрасенс. Спиритические сеансы проводить не пробовал? — Эдди не утруждает себя зрительным контактом с собеседником. — Эдди, ты серьёзно? Да что с тобой? — Райт ни то возмущён, ни то расстроен. — Когда игры возобновятся? Или клуб закрывается? Я устал о того, что единственное, что осталось от «Адского пламени» — это дебильные футболки. У нас был договор… — Варежку захлопни, от тебя уже башка болит. — Эдди звучит отстранённо, совсем не впечатлившись бурной речью приятеля. — Иди-ка ты нахуй, Мансон. — слышно шорох трения металлических ножек с резиновыми наконечниками с линолеумом, говорящих о демонстративном подъеме со стула рядом и два шага в сторону двери, но раздавшийся звонок быстро возвращает Райта на место.       Последующие две перемены группа бойкотировала лидера, что в общем было только ему на руку, потому что мгновения молчаливых раздумий были очень кстати. Все его мысли сейчас сконцентрированы на внутренних разбирательствах. Возможно, Эдди просто сильно привязан к Хендерсону и то, что он чувствует — это самая, что ни на есть, дружеская любовь. В конце концов, когда у него был лучший друг? Может, в далёком детстве, но сейчас у него только Райт, Морис и Гас, которые сдадут его с потрохами при первой же возможности, они — не более, чем приятели по наркоте и выпивке, ребята играющие вместе в D&D и основавшие свою музыкальную группу. У них нет той эмоциональной и духовной связи, что есть у него с Дастином. Мальчишка искренне беспокоится и заботится о нём, с ним приятно говорить и проводить время, он забавный и всегда может рассказать много весёлого и интересного, он начитанный, душа компании, с ним рядом дышится легче, а проблемы уходят на задний план, позволяя сделать необходимый глоток свежего воздуха и взглянуть на всё под другим углом, к нему можно обратиться за советом или поддержкой, он всегда готов слушать, утешить, если потребуется, может вмиг сделать Эдди счастливым одной своей улыбкой. Это и есть настоящая дружба? Мансон просто всё преувеличивает из-за идиотского замечания ребят из группы и записи об однополых отношениях. Считать друга милым — нормально, если он объективно является таковым, желание поцеловать или коснуться волос — переизбыток эмоций, повышенная привязанность, из-за которых появляется нужда в физическом контакте, смущение при виде обнажённого силуэта — естественно, потому что кто не смущается, когда застаёт кого-либо голым? Всему есть логическое объяснение. Оправдания кажутся слишком натянутыми, но главное, что они есть и Мансон может их придерживаться.       В столовой Морис, Гас и Райт отсаживаются от Эдди, демонстрируя свою обиду из-за их задетой чести и неподобающего поведения лидера. На это Мансон только закатывает глаза и тяжело вздыхает. Рядом с грохотом опускается поднос. — Поверить не могу, что они променяли меня на какую-то тупую Амелию. — Дастин скрещивает руки на груди, смотря на стол, за которым сидит квартет его ровесников.       Мансон прослеживает взгляд и наблюдает за ребятами, схлопотавшими праведный гнев Хендерсона: Майк с Джейн целуются, что-то говорят и вновь целуются, «Мерзость какая» — думает Эдди, а потом натыкается на виноватое и извиняющееся выражение Байерса, разве что не складывающего руки в мольбе, явно не по его инициативе Дастина выкинули из-за стола, но, многовероятно, именно Уилл стал тому причиной — девчонка сидящая рядом с ним, чуть ли не заваливается на него, оказывая явные знаки внимания. Её отвлекает Оди, что-то шепчущая ей на ухо, после чего они улыбаются и хихикают вместе. — Быстро же они нашли тебе замену. — усмехается Эдди глядя на свирепого друга. — Хмм… — парень сканирует неизвестную ему особу взглядом, чувствуя, как мальчишка косится на него в ожидании какой-нибудь фразы. — Эх, нет. Прогадали они что-то. По внешним данным она явно тебе уступает. — Ха-ха. Очень смешно. — Эдди получает обиженный, возможно, немного оскорблённый взгляд, тут же опустившийся к подносу и дающий понять, что этот комментарий был явно плохим выбором. — У них что-то вроде двойного свидания? — получив утвердительный кивок, Мансон вздыхает. — Ну, тут ничего не попишешь. Ты и вправду помешал бы их плану. Девчонки очень коварные, особенно когда дело касается парней, поэтому, поверь, они не побояться пойти по головам, так что, тебе повезло, что они всего лишь прогнали тебя с обеда. — Это так очевидно? — непонятно, говорит ли Дастин о заинтересованности Амелии в Уилле или же о том, кто именно отослал его за другой стол. — Эта девчонка выглядит так, словно готова откусить ему голову прямо сейчас. — Эдди вилкой указывает на объект обсуждения, будто Хендерсон не в курсе, кого имеет в виду Мансон. — А Джейн — сообщница, это по глазам видно.       Дастин молчит, не соглашаясь, но и не отрицая слов друга. — Не вешай нос, Даст. — Эдди продолжает наслаждаться возможностью пользоваться этой формой имени. Сколько бы раз он ни произнёс — всегда приятно, и тепло вмиг разливается по всему телу от мысли о их близости, о их тесной связи и крепкой дружбе. — Как только Эмили завоюет сердце Уилла Премудрого, они примут тебя обратно. — Амелия. — поправляет Хендерсон и встречается с вопросительным взглядом. — Не Эмили, а Амелия. Неважно. Почему они должны решать с кем мне, чёрт возьми, обедать? Всё, даже если позовут обратно, я с ними за один стол не сяду. Пусть знают, что я не собака, чтобы звать, когда захочется и гнать в шею, когда «мешаюсь». — Мансон невольно улыбается тому, насколько забавно дуется Дастин. — Ты не против, если я и завтра присоединюсь к ва… К тебе? — Хендерсон в замешательстве осматривает пустой стол, похоже, только замечая нехватку людей. Поразительно. Обычно мальчишка сверхвнимателен, но иногда такой рассеянный, что не в состоянии увидеть что-то, даже если оно будет прямо перед носом. Или, если его не будет. — Конечно. Разве могу я быть против компании такого симпатяжки? — Эдди играет бровями. — Почему сегодня моя внешность стала главным сюжетом твоих шуток? — Мансон улавливает дискомфорт, который Дастин пытается скрыть, и Эдди не по себе от того, что, кажется, он нарвался на больную тему. — Кхм. — Мансон кашляет, выигрывая себе секунду на раздумья. — Я хотел сказать, что я всегда буду рад провести с тобой время. И за обедом тоже. На самом деле, мне это даже на руку: мои вон разобидились, что мы партии не проводим и что, мол, я клуб разваливаю, поэтому игнорируют меня, думая, что я сойду с ума без социума. Так что наши совместные посиделки, наверняка, их разозлят. Пусть побесятся, им полезно. — Кстати, Эд. — сердце вновь делает кульбиты от чего-то такого незначительного, но согревающего. — Ты мне напомнил кое о чём. В прошлый раз поговорить так и не удалось, потому что я заболел. — Дастин ежится при воспоминании о своём неудачном походе в больницу. — Почему ты не хочешь проводить партии?       Мансон не думает, что этот вопрос был так уж необходим. Хендерсон, наверняка, всё уже понял и просто пытается вывести Эдди на откровенный разговор, возможно, способный разрешить проблему и помочь преодолеть психологический барьер. — Тебе не кажется, что это не совсем подходящее место? — Мансон даёт понять другу, что здесь обсуждать подобное он не намерен. — Может, хотя бы по дороге домой или уже дома вернёмся к этому? — Хорошо. — мальчишка обводит взглядом помещение, переполненное жующими старшеклассниками. — Но мы обязательно вернёмся к этому.       Эдди кивает и вовлекает Дастина в непринуждённую беседу, несёт полный бред, звонко смеётся с нелепых каламбуров друга, привлекая этим внимание соседних столов и группы, сидящей чуть поодаль и наблюдающей за ними. Морис обиженно кривиться при каждой волне смеха Мансона, мягко говоря, негодуя на то, с какой скоростью Эдди нашёл им замену, с которой прямо сейчас веселиться ничуть не хуже, даже наоборот, лучше, чем с ними. Райт любуется брюнеткой за соседним столом, кокетливо подмигивающей какому-то баскетболисту, который мигом отвечает ей зубастой ухмылкой. Наверное, они пара, но Райта это мало волнует — главное, ничего не мешает ему продолжать получать эстетическое удовольствие от бледного личика с серыми глазами, прямым носом и узкими губами, окаймлённого чёрными волнистыми волосами. Гас закатывает глаза на безнадёжно влюблённого друга, тяжело вздыхает завидев искажённое лицо Мориса и принимается за обед, понимая, что нормально поговорить ни с одним, ни с другим не удастся. Гас глядит на притихшего лидера, сосредоточенного на том, что рассказывает ему Дастин, и он готов поклясться, что Эдди смотрит на него тем самым влюблённым взглядом, который стал основной темой обсуждения и причиной ссоры всего неделю назад, или около того. Затаив дыхание, словно боясь привлечь к себе внимание Мансона, Гас наблюдает за главарём, с непривычно смягчившимся выражением лица, нежной улыбкой и искренней заинтересованностью в глазах. Хендерсон повествует какую-то историю, сумбурно жестикулируя, как он обычно делает, когда увлекается рассказом. Дастин смолкает и выжидающе смотрит на Эдди, тот произносит короткую реплику вызывая у мальчишки короткий смешок. Мансон ухмыляется, довольный реакцией на свои слова. Хендерсон продолжает что-то лепетать, пока Эдди внимательно слушает, подперев рукой подбородок. Гас улавливает быстрое движение зрачков, в тёмной оправе радужки, на мгновение устремившихся вниз, на губы собеседника, а после вернувшиеся к светлым глазам. У парня отвисает челюсть от того, что он видит. Вот так новость: глава «Адского пламени» — натуральный педик с весьма прискорбным вкусом. Гас теряет аппетит, представив тех двоих целующимися и занимающимися тем, чем занимаются все голубые. Мерзость. Он кое-как сдерживает рвотный позыв от чересчур чёткой, спасибо хорошему воображению, картинки, возникшей в голове и запечатанной там надолго. Точно надольше, чем хотелось бы самому Гасу.

      ______

             Эдди стоит под козырьком у входа в школу, нервно притоптывая ногой, ощущая нужду выкурить пару сигарет перед не самым беззаботным и простым разговором. Мимо проходит Гас, кинувший на него неопределённый взгляд, с явно различимым отвращением и чем-то ещё. Вот от кого, а от него, Мансон не ожидал — Гас всегда казался самым спокойным, не ищущим проблем и миролюбивым из всей группы, поэтому такое явное проявление обиды от него — очень неожиданно, учитывая его обыденные порывы наладить взаимоотношения внутри партии. Мысленно послав его туда же, куда послал первых двоих, Эдди выдыхает, откинув ненужные беспокойства о Гасе и настраиваясь на предстоящий разговор.       Дастин совсем скоро оказывается рядом с Мансоном, и они, наконец, начинают свой путь. Холодно даже в джинсовке, но Эдди старается не показывать дискомфорта, не желая, чтобы мальчишка обратил на это внимание и потащил его в магазин за чем-то более тёплым и пригодным для зимы Хоукинса, не такой жестокой, как в России, но и не слишком великодушной. — Так… — Хендерсон первым нарушает молчание, посчитав, что времени морально подготовиться у Мансона было достаточно, и оттягивать неизбежное ещё больше — не имеет смысла. — Признай, ты знаешь, в чём дело. — Эдди сразу идёт в нападение, не зная, пронесёт ли его с такой тактикой. — Знаю. Но, я хочу, чтобы ты сам сказал. Что-то становиться по-настоящему реальным только когда признаёшь это вслух. И поверь, куда эффективнее будет, если ты сделаешь это лично. — Дастин встречается с Мансоном взглядом, и искренне надеется на то, что жажда помочь отражается в его глазах, и она сможет убедить недоверчивого Эдди приоткрыть завесу и показать хотя бы крохотную часть своей души, не боясь, что ему навредят или используют полученную информацию против него же. — Хорошо. Ладно. — Мансон ищет слова для наиболее точной формулировки того, что именно он хочет донести. — Я… банально боюсь. Я не могу не думать о том, что случилось, о том ужасе, скрывавшимся в Хоукинсе, как выяснилось ни один год, о том, что я чуть не умер. Игра, которая кишит тварями, существующими и в нашей реальности не вызывает ничего, кроме страха. Я просто не в состоянии заставить себя заниматься тем, с чего меня знатно триггерит.       Дастин кивает, переводя взгляд с друга на тротуар. — Тебе просто нужно понять, что всё закончилось и тебе больше ничего не угрожает. — Хендерсон говорит настолько очевидные вещи, что Эдди не по себе. — Ага, точно. Как это я сам не додумался? — Мансон резок, но угрызений совести он не испытывает, потому что он ожидал от мальчишки чего-то более осознанного и действительно полезного. — Вы каждый раз с такой уверенностью заявляете, что всё закончилось, и каждый раз ошибаетесь. Почему сейчас это должно быть не так? — Эдди говорит о наболевшем за всё время, после своего посвящения в знающих о кошмарной тайне Хоукинса. — Оно и не должно. — Дастин продолжает держать взгляд опущенным. — Но почему бы не убедить в этом себя, пока всё ещё спокойно? — эмоции отражающиеся в светлой радужке смешанные и сложные, однако само выражение лица застыло в безразличии. — Знаешь, для чего текст в книгах делят на абзацы? Всё дело в воздухе: красная строка — как окно, позволяющее вдохнуть, замедлиться, чуть отдохнуть и только потом продолжить, поэтому такое оформление читать проще, нежели сплошной текст. Также и в нашей ситуации: мирные деньки можно прировнять к красным строкам, поэтому стоит воспользоваться ими по назначению — чтобы расслабиться. Закончилось всё или нет, не имеет значения. Сейчас никакой опасности не нависает над городом, поэтому лучше всего убедить себя, что её и не будет. Если вновь что-то произойдёт, то подумаем об этом, после того, как узнаем. Разве есть смысл беспокоиться о том, чего просто нет? Не существует вообще, или появиться только в будущем — неважно. В данный момент — ничего. Так что вдохни побольше свежего воздуха, пока есть возможность.       Эдди молчит. С одной стороны, в этом есть доля логики, но с другой… Дастин пытается подсадить его на самообман? — Но если я понимаю, что есть вероятность того, что Ад возобновиться, то как убедить себя быть спокойным? — Мансон смотрит на Хендерсона, не уверенный в том, насколько ясно он выразился. — Не думай об этой вероятности. — мальчишка пожимает плечами. — У тебя всё так просто… — бурчит Эдди, начиная подозревать, что либо с ним, что-то не так, либо с Дастином. — Найди опору. — Хендерсон улавливает смятение на лице друга. — Что-то светлое и тёплое, успокаивающее и позволяющее чувствовать себя хорошо. — поясняет мальчишка. — Если накатит тревожность, зацепись за это. Я читаю или пишу, чтобы отогнать панику. Ты можешь играть на гитаре, не зря же ты её ко мне притащил. Она определённо важна для тебя, так почему не использовать её для эмоциональной поддержки? — Для «эмоциональной поддержки»? — Мансон усмехается, припоминая, что уже слышал подобное. — У твоей матери это кошки, верно? Она говорила, ей психолог посоветовал. А тебе кто? — Почему мама рассказала тебе про психолога? — Дастин хмуриться, очевидно, нужны были веские причины для получения этой информации. — Неважно. — Эдди начинает беспокоиться о раскрытии своей лжи. — Она — взрослый человек, и сама решает, кому и о чём говорить. — Мансон вспоминает про трепет, с которым Хендерсон относится к чужим личным границам, и решает воспользоваться этим, чтобы отвадить его от желания спросить об этом у Клаудии. — Да, ты прав. — мальчишка сжимает лямки рюкзака, возможно, волнуясь о своей неосведомлённости по поводу матери.       Оставшаяся дорога проходит в безмолвии: Дастин не осмеливается нарушить тишину, видя сосредоточенность друга, а Эдди обдумывает слова Хендерсона. «Что-то светлое и тёплое, успокаивающее и позволяющее чувствовать себя хорошо». При этой фразе в голове невольно возник образ мальчишки — он словно излучает свет, тепло его объятий — самое приятное ощущение, которое Мансон когда-либо испытывал, и рядом с ним Эдди хорошо и спокойно. Может, во время накатывающей паники стоит думать именно о нём? А если он поблизости позволить себе ненавязчивые прикосновения, как бы невзначай? Мансон хранит в памяти каждый, даже самый короткий и незначительный, физический контакт с Дастином, всегда приносящий с собой умиротворение. Вот бы прижать к себе мальчишку и обнимать его бесконечно долго, поглаживая по непослушным кудряшкам и вслушиваясь в его размеренное дыхание. А если бы Хендерсон уснул в таком положении, убаюканный теплом Эдди и его руками, неустанно касающимися его? Это было бы чудесно. Так хочется, чтобы эти фантазии воплотились в реальность, но, вряд ли, этому суждено произойти. Друзья ведь так не делают?