______
Коварный понедельник подкрадывается незаметно и бьёт по ушам мерзким звоном будильника ровно в семь утра. Эдди просыпается с желанием отправить это звенящее нечто к сломанным настенным часам, либо сразу на помойку, смотря в каком состоянии оно будет после пяти ударов об стену. Дастина снова нет рядом. Мансон пару раз чуть не заваливается обратно на кровать, пребывая в невероятно сонном состоянии, почему-то без возможности проснуться полностью. Вроде, спал столько же, сколько и обычно, а по ощущениям кажется, что неделю, не меньше, сна ни в одном глазу не было. Боже, это так начало самого холодного времени года на него влияет? Может быть, на самом деле, его предки были какими-нибудь оборотнями-медведями, и сейчас в нём говорит, нет, кричит их кровь? Холодно — значит пора в спячку, зима — не время для подвигов, отстаньте все и дайте завалиться на месяцок-другой, пока тёплая весна не сойдёт на морозные улицы и не растопит ледяные оковы. Победа. Эдди смог выйти к лестнице и не пропахать пол носом, хотя и был к этому близок в спальне, когда только поднялся с кровати. Спускается он неторопясь, даже скорее медленно. Дастин, каким-то чудом всегда активный даже в такой ранний час, проходит мимо и останавливается, когда Мансон стоит на четвёртой снизу ступени. — Эм… Эдди, ты ничего не забыл? — Хендерсон несдержанно улыбается, бросив попытки казаться серьёзным или хотя бы удивлённым. — Что? — Мансон зевает в десятый раз за утро. Дастин сползает взглядом к чужим ногам, и Эдди смотрит туда же, куда и мальчишка. Секунда ступора. Залившись краской, Мансон быстро становится самым бодрым человеком в Хоукинсе и торопится назад в спальню, чтобы надеть забытые им джинсы. Какой позор. Пусть горит в Аду эта чёртова дремота и рассеянность. Зайдя в кухню, Мансон избегает чужого насмешливого взгляда и стыдливо опускает голову, отмечая про себя, что теперь и Дастин видел его частично голым, так что 1:1, но не произнося этой смущающей реплики вслух. Перед Эдди оказывается какой-то сэндвич и он не без вселенской печали вспоминает вкуснейшие синнабоны, которые сошли за завтрак вчера и тогда же закончились. Надо будет ещё их испечь, да побольше. — А я всё гадал есть ли они на ногах. — Хендерсон ставит опустевшую тарелку в раковину дожидаться лучших времён. — Ты о чём? — Эдди ловит чужой взгляд. — О татуировках. — Дастин обходит стол, становясь лицом к лицу с другом. — Жаль, что нет, у меня было столько предположений, что там может быть. Змея, ящерица, лого какой-нибудь металл- или рок-группы, просто ветвистый узор, цифры или даже код. — Ну что поделаешь? Жизнь полна разочарований. — Эдди обнажает острые зубы идя вровень с таким уверенным и язвительным сегодня мальчишкой. Может началась стадия принятия или агрессии после горького разрыва и двух дней бесцельных скитаний по чертогам расстроенного и унывающего разума. — Зато здесь есть одна, которую ты не видел. — Мансон и сам не знает, что именно им движет, откуда такая уверенность и вольность в его действиях, но он берёт друга за запястье и прижимает его ладонь к своей груди. Устанавливается ещё один долгий зрительный контакт, который ни тот, ни другой разорвать не в силах из-за онемения, охватившего их тела, Дастин даже боится дышать, всматриваясь в чернеющую радужку напротив, а Эдди делает едва заметные короткие вдохи и выдохи, не лишая себя получения воздуха. Хендерсон чувствует, как быстро и ритмично бьётся чужое сердце под его рукой, как волнительно ощущается что-то настолько непозволительно интимное и слишком личное, как будто прямо сейчас жизнь Мансона полностью принадлежит ему, что одно неловкое и неосторожное движение может оборвать работу внезапно хрупкого и беззащитного сердца, которое беспокойно колотится в тесной грудной клетке, сетуя на надёжную решётку рёбер, не позволяющих прижаться к тому, кто им обладает. — А что это вы тут такое делаете? — Клаудия стоит в метре от парней с пустой кружкой. — Ничего. — в голос отвечают парни, а Дастин с рекордной скоростью перемещается в другой конец кухни, пролепетав что-то про домашнее задание и рюкзак. Эдди кашляет, сконфуженно отворачиваясь и поспешно вскакивая, убегая в том же направлении, что и мальчишка. Миссис Хендерсон смотрит Мансону вслед, надеясь, что, торопясь, он нигде не споткнётся и не упадёт, и идёт налить себе вторую порцию горячего кофе.______
Голову пронзает острая боль от чересчур резкого и стремительного столкновения с бетонной стеной. Следующий удар в живот и тут же в нос. Дастин чувствует как что-то тёплое и мешающее дышать заполоняет ноздри. Чёрт, лишь бы не ушиб или перелом. Грубо тянут за предплечье, заламываю руку за спину и лицом прижимают к холодной твёрдой поверхности, и теперь остаётся надеяться, что не вывих. — Блин, а если тебя прям здесь выебать, тебе понравиться? — мерзкий голос кого-то из баскетболистов, и Хендерсона сильнее вжимают в стену. Мальчишка старается не заскулить от боли, нарастающей сразу в нескольких местах, и перекрывающую злость на придурошных парней, творящих чёрт знает что и, наверняка, сумеющих остаться безнаказанными. А ведь он пытался избежать этой встречи, как только с утра увидел дебильные плакаты, развешанные по всей школе и свой исписанный шкафчик. Надо было мистеру Коварди задержать Уилла после физики, а остальных выставить за дверь. И вот парень, прослывший на всю школу педиком, остаётся в коридоре без друзей, так как Майк с Джейн в это время в кабинете математики, наедине с сомнительными личностями, с которыми сроду хороших отношений не имел. Итак, теперь Дастин в полной заднице. Так не везти могло только ему, серьёзно, почему все обстоятельства всегда против него? — Эй! — знакомый голос, за которым следует глухой стук и вскрик кого-то позади. Парня, впечатавшего его в стену, наконец оттаскивают, и Хендерсон может вздохнуть полной грудью, ну или не совсем, потому что из носа продолжает хлестать кровь, что усложняет задачу, но сейчас хотя бы стихает ноющая боль в руке и чувствуется какая-никакая безопасность. — Смотри-ка, парень твой пришёл. — баскетболисты отходят подальше, пользуясь тем, что Эдди отвлекается от них и подбегает к другу, чтобы узнать, всё ли в порядке, и уже оттуда решают вести словесный бой. — Может, он сам это сейчас сделает? — предположительно, парень продолжает ту часть своей речи, которую оборвал Мансон. — Завались! — Эдди кричит слишком громко, угрожающе и разгневанно, будто готов убить этих полудурков прямо на этом месте, даже Дастин вздрагивает от неожиданного рычащего и опасного тона. Баскетболист хочет добавить ещё что-то, но показавшиеся из-за угла мистер Трики вместе с Уиллом отбивают у них всё желание, и они просто поспешно скрываются кинув на последок «педики», пока ещё не начались разбирательства и профессор ошарашенно смотрит на побитого мальчишку. — Сейчас я отведу его в медпункт, остальное потом. — Мансон говорит это низким голосом, нетерпящим возражений, и уводит за собой друга, когда учитель с Байерсом проводят его понимающими взглядами, поджав губы. У Дастина кружится голова, но вряд ли это сотрясение, скорее из-за пережитых эмоций и неперестающей течь крови. Эдди заботливо придерживает его, боясь, что тот потеряет опору и всё-таки упадёт, набив себе дополнительную пару шишек. В коридоре на них косится каждый первый, а каждый второй сообщает шёпотом что-то близстоящим. На стенах, словно насмехаясь, всё ещё висят идиотские плакаты с их фотографиями и крупно напечатанным «Педики» над ними. Это так унизительно. Оскорбления мало волнуют Мансона, когда они не выходят за рамки сплетен и обзывательств лицом к лицу, но сейчас мало того, что кто-то не поленился сделать нечто подобное, так это ещё и задело Дастина, при чём сильно задело. В медицинский кабинет Мансона не пускают, поэтому, несмотря на прозвеневший на урок звонок, Эдди садится на пол, взволнованно дожидаясь, когда Хендерсон выйдет, хорошо бы без таких диагнозов, как перелом, ушиб или сотрясение, и он сможет проводить мальчишку прямиком до дома, потому что сегодня, после всего, учиться дальше, как ни в чём не бывало, Мансон ему не позволит. После долгого и нервозного момента ожидания дверь открывается. Эдди вскакивает, оглядывает Дастина с головы до ног. Медсестра вопросительно смотрит на парня, которого быть здесь не должно, потому что прошло уже около половины урока, из-за чего у него, наверняка, будут проблему, но это уже не её дело. — Друг? — уточняет медик, косясь на Хендерсона, ожидая ответа и искренне надеясь, что это так, потому что увидеть его во второй раз сегодня, да ещё и с более серьёзными травмами ей хочется меньше всего. — Ага. — взгляд Дастина устремлён на плакат, висевший на стене напротив медкабинета. — М, ясно. — медсестра тоже замечает бумагу приклеенную скотчем, сообщающую недостоверную информации, и сверяет фотографии со стоящими рядом парнями. — Ладненько, теперь на уроки. — девушка заходит обратно в кабинет и раздаётся гулкий стук каблуков о кафель пола. — Она серьёзно? — Эдди возмущён тем фактом, что их отправляют преспокойно учиться дальше. — Сотрясения, вроде нет, кровь остановилась — значит и с носом всё в порядке. — Дастин направляется к ближайшей развилке, по которой можно добраться до кабинета биологии. — Тебе нужно домой. — протестует Мансон. — Эм… Нет, не нужно. — Дастин сворачивает налево, идя чуть впереди друга и не глядя в его сторону. — Но… — Эдди, просто иди на литературу, ладно? — Хендерсон произносит это резче, чем хотелось, но сказанного не воротишь. — Дай мне всё обдумать. — мальчишка тяжело вздыхает, а потерянный Мансон переминается с ноги на ногу, головой понимая, что нужно дать другу время, но всей душой желая остаться с ним рядом. Пока Эдди мечется, Дастин уходит. Дерьмо. Не хватало только, чтобы от него отвернулся самый близкий человек из-за каких-то идиотских слухов. Боже, эти чёртовы сплетники уже не просто раздражают, а натурально бесят, потому что прямо сейчас они буквально рушат ему жизнь. Мансон бредёт к западному выходу, чтобы попасть на пустующее сейчас поле, забраться на трибуны и выкурить сигарету-другую, подуспокоить нервы, так сказать, всё равно до конда урока не больше десяти минут.______
В столовой на Эдди в открытую пялятся, не стесняясь вполголоса обсуждать какими именно непотребствами он занимается с пятнадцатилетним пацаном, и большинство из этого такой откровенный бред — вот как можно трахнуть кого-то в школьной библиотеке и оказаться непойманными? Мисс Лайт там чуть ли не ночует, засиживаясь до поздней ночи, пристально следит за чистотой и тишиной в помещении, ключи есть только у неё и не менее замороченного на правилах директора, уносящего всё важное к себе домой, в том числе и все имеющиеся у него ключи. Туда проникнуть то невозможно, что уж говорить о том, чтобы оккупировать помещение на часик-полтора. Что за сказочники его окружают? А как в D&D поиграть, так у них фантазии не хватает. Вот что за люди? Мансон слушает очередную байку от соседнего стола об очень «удобном» сексе на задних сиденьях авто, пытаясь сообразить, что, как и куда вообще… Эм, это из чистого интереса. С грохотом рядом опускается поднос, и Эдди поворачивается, чтобы прогнать охамевшего гения, наверняка, планирующего высмеять его или высказать свою фантастическую теорию о половой жизни, которой на самом деле не существует. Губы приоткрываются и застывают, когда в поле зрения оказывается никто иной, как Хендерсон. К ним тут же обращается всё внимание людей в столовой, вмиг прекративших переговоры и содействующих образовавшейся тишине. — Привет. — Дастин одаривает Эдди привычной улыбкой. — Эээ… Привет? — Мансон чуть ежится ощущая на себе чужие взгляды, а также навострённый слух окружающих, готовых использовать каждое последующее слово против него же. — Не думал, что присоединишься ко мне за обедом после всех этих глупых слухов. — Но я ведь знаю, что они лживые. Мне без разницы о чём думают эти озабоченные люди, во всех деталях представляющие однополый секс. Поверь, о мнении подобных извращёнцев я хочу думать в последнюю очередь. — Дастин вставляет трубочку в пачку сока и отпивает, ведя себя настолько естественно и непринуждённо, будто они обсуждают что-то житейское и повседневное. — Хах, про извращенцев ты правильно сказал: тут за соседним столом такое напридумывали — я даже себе эту позу представить не могу. — ровный тон сказывается и на Эдди, поэтому осмелев он поддерживает эту лёгкую шуточную беседу, периферическим зрением ловя покрасневшие уши автора той самой фэнтезийной истории. — Фу, гадость какая. — Хендерсон морщится, словно стал свидетелем чего-то действительно отвратительного. — Разве нормально вот так в открытую говорить о подобных непотребствах? Это подозрительно, может они сами, того? Ну знаешь, интересуются однополыми связями? Других объяснений у меня нет, а у тебя? — Один факт того, что они с удовольствием заглянут в чью-то постель говорит об их ненормальности. Как можно кайфовать с обсуждения чужой половой жизни? Да ещё и во всех деталях это представлять… А может они передёргивают на эти фантазии? — Мансон специально делает шокированное выражение, словно это истина, до которой он докопался в момент произношения этой фразы. — Буэ… Аж мерзко. — Эдди продолжает выхватывать из прислушивающейся толпы сконфуженно отведённые взгляды и пылающие стыдом и смущением лица. — М-да… И эти самые люди говорят что-то в нашу сторону? Я скорее съем свою футболку, чем во что-то поставлю их слова. — Дастин ухмыляется, когда окружающее безмолвие сменяется робкими разговорами, полными желания заполонить пространство, чтобы осуждение, скрытое под маской обычного диалога, поскорее затерялось. Улыбка Эдди способна ослепить любого смотрящего в его сторону, но он не в силах усмирить воодушевление и теплую радость возникшие при понимании выбранной Хендерсоном тактики. Они ловко осадили сплетников, используя против них же одно из их оружий, а именно — уши, жадно впитывающие малейшие обрывки информации. Это отвадит некоторых, но других, скорее всего только сильнее разозлит, но Мансон обещает себе, что убережёт мальчишку от нежелательных стычек, провожая его до каждого кабинета, приглядывая за ним, лишний раз не упуская из виду, и уж точно не позволяя выходить ему одному в магазин или на улицу, где учителя не смогут прийти на помощь, а поиски заметно усложнятся. — Спасибо. — благодарность вырывается быстрее, чем Эдди успевает это осознать. — За что? — Дастин заражается улыбкой друга, глядя ему в лицо. — За всё. — Мансон отворачивается, но приподнятые уголки губ всё равно прекрасно видны сбитому с толку Хендерсону. Эдди счастлив, что в его жизни появился преданный человек, даже не задумывающийся о том, чтобы просто взять и отвернутся от него. Дастин сообразителен и всегда старается найти лучшее решение, но то, что он не брал в расчёт самое логичное — сделать вид, что они совсем чужие — отчего-то греет Мансону сердце. Таких близких людей, желающих остаться рядом с ним до конца, невзирая на проблемы и обстоятельства, всеми силами мешающие этому, у него никогда не было, но это так приятно, что Эдди готов прямо здесь и сейчас расцеловать его, вновь и вновь повторяя, какое он солнышко, как Мансон любит его, что на всё готов ради него, пришедшего в его жизнь и озарившего её, сделав из серой блёклости яркую палитру разношёрстных, радужных и непередаваемых эмоций.