Сборник невозможного

Костер догорает… среди тлеющих углей то тут, то там еще полыхнет язычок пламени и угаснет. Легкий дым стремится к темнеющему, хмурящемуся небу, хвоя дает много дыма, сгорая; белесая пелена заставляет задуматься о душах двоих, уснувших в погребальном костре навсегда. Будто это их невесомые сущности, переплавленные, облегченные чистым огнем покидают землю. Скорбь и боль родных этих людей уже далеко, они обычно оставляют это место задолго до того, как погаснет огонь, лишь она одна проводит погребенных в их последний путь. Но ей не привыкать. Скольких она уже вот так вот сожгла? Скольких сожгла и выжгла её память, чтобы никогда не позволить вспомнить и уйти с уготовленного ей пути, дороги, которую она не в силах покинуть, дороги, по которой её вечно будет вести судьба, пока она не выполнит свою миссию. Как же легко – сделай и умри. Пожалуй, она готова двигаться вперед, только ради того, чтобы данный обет пустил и её душу ввысь, подальше от жестокого, злобного, ненавидящего и ненавистного ей мира. С тихим треском раскалывается последнее дышащее огнем полено в кострище, седой пепел обрамляет ярко-вишневую сердцевину. Завораживает… будто неведомые духи танцуют последний прощальный танец на черных обломках своего пристанища. Как танцевала она, когда вокруг начал рушиться её привычный мир, когда проклятье и предназначение вырвали её из привычного потока жизни, её, служившую культу Феникса, дабы этот поток был вечен и нерушим. Люди не должны обладать могуществом бессмертия, люди не могут обладать могуществом бессмертия, немыслимо, чтобы хоть кто-то желал обладать им. Но желают… В этом костре Экрея хочет видеть себя, представляя, как вот сейчас только этот единственный источник света оживляет её глаза, как последний уголек оставляет в глазах живые блики, и мечтает, чтобы тот час же, в то же мгновение, как свет погаснет, нашла покой и вечный сон и её душа. Прижимает колени поближе к груди, обхватывает их руками, прикрывает веки. Но раз за разом, с несгораемой надеждой открывая глаза, она наталкивается взглядом на упрямый, не желающий гаснуть в эту предвещающую дождь ночь, уголек. Экрея встает на колени, вытягивая руки перед собой. Пульсация силы стихии в этом мертвом дереве еще способна греть озябшие руки. Пустая привычка. Спи хоть в сугробе, Экрея, твое тело не закоченеет, ни к чему тебе искать пристанища у костров путешественников, бардов, бродяг. А тем более у костров племен и народов, что доверяют пламени тела ушедших в мир иной. Губы кривит обида на несправедливость, безмолвное «за что?!» поднимается волной откуда-то из глубин сердца и не может выплеснуться в беспомощном крике. Глаза застилает пелена подступающих слёз, и девушка уже не замечает, как пламя гаснет. Опять. Оставляя её одну. Наедине с собой. Магия… как верить в пользу магии, что блистающими копьями лишила её дома? Что вынудила её тело не стареть, не умирать, но получать урон от ран, от болезней, от голода и холода. Что за насмешка? Но самое ужасное, что волшебство искорежило саму суть вещей, суть природы, вечного круговорота жизни и смерти. Этой фальшивой ошибкой мироздания стала она. Неспособная удержать в памяти дорогие сердцу вещи на протяжении стольких лет. Неспособная любить и дорожить кем-то, боясь слишком сильно привязаться, а потом снова терзать себя бесплодными попытками жалеть, сострадать, помнить. За её спиной – тысячи надгробий, тысячи оставленных, забытых жизней. Вечный путь утомителен. Экрея смахивает слёзы, поднимается с колен и закрывает глаза. Теперь уже все равно, что костер погас – пламя стоит перед её внутренним взором, будто еще вчера она танцевала ритуальный танец. А в углублении камня полыхала половинка печати Феникса, что сейчас болтается безделушкой на шнурке. Руки сами собой выписывают сложные пасы. Поворот, чуть согнуть колени, выше поднять подбородок. А мысли тем временем бродят далеко. В забытых мечтах, на разрозненных континентах времен. Узкие, шершавые стопы плетут по земле узор дикого танца, танца, что рождается у человека в душе, что не заучивается по элементам. Её танец – её молитва. За упокой души. В память о всех забытых, её дар бессмертия.