Поедим лапши?

      Ноги спотыкались о камни, заплетались, болели. В груди жгло, лёгкие сдавило, горло горело, а сердце пыталось сломать рёбра. Мията бежала со всех ног, пытаясь спасти себя и всех, кого встретит по дороге. Очередной взрыв отвлёк внимание куноити, и она влетела во что-то большое и мягкое.  — Мията-сан! — Чоуджи тут же вскочил на ноги и кинулся поднимать упавшую девушку. — Вы в порядке?  — Да, кажется, да, — Мията схватила парня за руку и встала, потирая ушибленный копчик. — Что случилось? Ты плачешь?  — Я, я-я, — Чоуджи скривился, сдерживая слёзы и замахал рукой в противоположном направлении. — Там папа и… Какаши-сенсей! Я должен доставить послание Цунаде-сама, но я… Они…       Чоуджи затрясся, сжав кулаки и утирая ими льющиеся солёные ручейки из глаз, размазывая их по щекам. Мията схватила синоби за плечи и хорошенько встряхнула, чтобы привести в чувства.  — Я пойду к ним, а ты, — куноити убрала руки парня от его лица и сама утёрла слёзы. — Выполняй поручение. Вперёд!       Парень кивнул и ещё раз указал направление, в котором необходимо было двигаться Мияте. Девушка напружинилась и быстрыми прыжками направилась в указанную сторону.  Нападение на Коноху было внезапным, как гром среди ясного неба. Мията не была профессионалом в подобных сражениях, а когда стало понятно, что нападавший из Акацуки, то не на шутку испугалась и, видя, как деревня превращается в руины за считанные секунды, слыша крики о помощи и предсмертные вопли — волосы на её руках становились дыбом. Тот факт, что она всё ещё была жива, Мията считала простой удачей.       Услышав от Чоуджи имя Какаши, ужас обуял её нутро: если Акимичи плакал — дела совсем плохи. И вскоре Мията поняла почему.       Первое, что она увидела на своём пути — тело отца Чоуджи — Чоуза Акимичи. Тот лежал неподвижно и, казалось, не дышал. Куноити упала на колени рядом с ним и взяла за запястье — пульс был, но очень слабый.  — Теперь понятно, почему Чоуджи плакал, — тихо сказала Мията и опустила руку Чоуза.  — Живой? — слабый сдавленный голос послышался откуда-то сбоку и внутри Мияты всё моментально похолодело.       Она медленно, точно в трансе, повернула голову в сторону звука и тут же забыла, как дышать: зажатый грудой огромных камней на неё смотрел Какаши. По его бледному лицу стекали тонкие струйки крови. Непослушные ноги куноити сами донесли её тело до сенсея и уронили рядом с ним.  — Какаши, — прошептала Мията и обхватила лицо синоби пыльными ладонями. — Держись, пожалуйста… Я приведу помощь!  — Уже поздно, — Какаши прохрипел и зашёлся кашлем. — Лучше послушай… Если вдруг Чоуджи не…  — Не разговаривай, — Мията перебила сенсея, стараясь вытереть кровь вокруг его губ, но лишь больше размазывала её по лицу. — Не трать силы. Я найду медика.  — Ты должна знать о способностях Пейна, — не унимался Какаши, держась из последних сил, которые неумолимо его покидали. Он смотрел в глаза куноити, что сдерживала слёзы и ему становилось по-настоящему страшно: мысль о том, что он видит её в последний раз заставила сердце сжаться от боли.  — Сначала я тебя вытащу, а потом ты скажешь всё, что хотел, — Мията попыталась откинуть огромные валуны от тела синоби, но сил не хватало.        Лицо Какаши бледнело с каждой секундой, а глаза стекленели, и надежды куноити на спасение близкого человека угасали как искры от костра. Очередной, не поддавшийся её одеревеневшим от страха пальцам камень, заставил взорваться комок боли и отчаяния, накопленных внутри Мияты — она закричала, и голос её метался от рыка до хрипа, царапая глотку. Она аккуратно подползла к Какаши и заключила его плечи в объятия, даже не пытаясь сдерживать рыдания, что эхом отзывались в голове, туманя разум.  — Мията, — тихий шёпот донёсся до слуха куноити, — Посмотри на меня… Пожалуйста.       Девушка с трудом заставила себя взглянуть в тускнеющие, почти безжизненные глаза синоби. Впервые в жизни она видела шаринган так близко, но сейчас это её не удивляло и не пугало. Сейчас она боролась с другим страхом — потерять любимого человека.    — Какая ты… хорошенькая, — глаза его чуть сощурились, а маска растянулась от слабой улыбки. — Прости, Мията-тян, но мне, кажется, пора…  — Нет, нет, нет, — запричитала девушка, трясся Какаши за плечи. Слёзы с новой силой хлынули из глаз, размывая лицо Какаши в непонятную бесформенную кляксу.       Но сенсей уже не реагировал: он прикрыл глаза, и голова его безвольно повисла. Мията продолжала сотрясать бездыханное тело синоби, пока её руки не коснулось что-то скользкое. Девушка вздрогнула и увидела слизня.  — Кацую-сама? Помогите, — и, не дожидаясь ответа, Мията взяла в руки Кацую, усаживая на плечи Какаши. — Возьмите мою чакру, если нужно. Заберите всё, только помогите ему! Прошу вас…  — В этом уже нет смысла, — прошелестел нежный голос слизня.       Мията вновь закричала и со всей силы ударила кулаками о землю. Резкая боль парализовала тело, пальцы хрустнули и начали синеть и опухать. Огромное горе тяжелой плитой рухнуло на плечи Мияты, сдавливая лёгкие. От нахлынувшего отчаяния, бессилия и звенящей пустоты в голове, девушка рухнула без сознания рядом с телом мужчины, чьи пепельные волосы трепал ветер.       В забвении нет ни боли, ни страха, ни ярости — в холодной темноте нет ничего. Небытие обволакивало сознание Мияты и приятно укачивало в своей колыбели, высвободиться из которой не было никакого желания. Но чьё-то мягкое прикосновение к мокрой и грязной от слёз и пыли щеке заставило вырваться из лап баюкающей пустоты и вернуться в ненавистную реальность.   — Какая ты… хорошенькая, — прозвучал родной голос. Лицо, заляпанное бурыми пятнами, жмурилось и улыбалось, прячась под маской, пока пришедшая в сознание Мията душила Какаши в объятиях.