Когда ты рядом

В тени шумихи, вызываемой бесчисленными полчищами снующих туда-сюда школьников, легко можно было укрыться и оставаться незамеченным. Это и делал Ронин, поправляя на себе дешевую одежду, перекупленную на рынке. Под шумок он занимался тем, что делает любой уважающий себя барыга – впихивал всякие интересные товары младшим ученикам втридорога. Чипсы, сладости, а иногда и что похуже, запрещенное на территории школы, расхватывалось как горячие пирожки. Своим местом дислокации он считал туалет в корпусе для младшеклашек. Не, ну а что? Сами дети туда все равно боялись ходить, средняя и старшая школа не интересовалась этим местом, а завуч наивно полагала, что здесь даже искать бесполезно всяких жуликов. На самом деле, сегодня все было не так уж и хорошо. Сначала поймал классный руководитель (черт бы побрал этого старика!) и отобрал все нажитое честным трудом добро, потом даже чуть не вызвали к директору, но, слава Первому Мастеру Кружитцу, обошлось. Кстати, Ронин ничуть не удивится, если пресловутый хозяин учебного заведения и окажется тем знаменитым, вызывающем всеобщее восхищение ПМК. Домой идти не хотелось. Хоть «торговец краденым» и уважал своих родителей, любить мать с отцом и их методы воспитания было очень сложно. Часто мальчик днями не появлялся в квартире, ночуя где придется – лишь бы не попасть под горячую руку папы. Нет, он совсем не жаловался на свою жизнь. Только…могло быть и получше. Звон пересчитываемых денег, по большей части мелочи, резко прервался скрипом открываемой двери, и «барыга» по привычке закрыл лицо самодельной повязкой. Но через пару секунд послышался его раздраженный вздох – неожиданным гостем оказался всего лишь Дарет, его одноклассник, и, в связи с вынужденными мерами, друг. Этот каратист, в отличии от всех остальных, никогда не сторонился Ронина, вел себя с ним наивно и дружелюбно. Сам юноша считал эту привязанность непонятной и странной. В конце концов, такой бескорыстный человек, как бурый ниндзя, мог бы и найти себе друга получше, чем он. -А, это всего лишь ты – тон хулигана явно рекомендовал свалить отсюда, да побыстрее. Присутствие посторонних людей всегда злило его. -У тебя сегодня плохой день, верно? – либо Дарет был слишком глуп, чтобы заметить интонацию собеседника, либо делал вид. -Слушай, коричневый, не лезь не в свое дело, ладно? – прошипел Ронин, всем своим видом показывая нежелание продолжать разговор. -Да ну, Рони, не злииись – протянул каратист, в развалочку подходя ближе и присаживаясь на подоконник. –Ты же знаешь, бро, я тебя насквозь вижу! -Так увидь моё послание: проваливай! И никакой я тебе не «Рони», усёк? Я для тебя никто, и ты для меня тоже! – на одном дыхании выпалил юноша, не понимая, почему его самого ранят эти слова. Вроде бы, он сказал то, что думал, верно? Или то, о чем привык думать? Не желая продолжать эту пытку, Ронин спрыгнул с места, на котором сидел, и скрылся в кабинке туалета, оставаясь наедине с пугающим унитазом. Прислонившись к двери, он тихо сказал: -Убирайся… В туалете повисла густая, томная тишина. Такая, которая обычно стоит в тюрьме для смертников, готовящихся встретить свой последний час, или в камере пыток, когда жертва продолжает мучиться от боли, но не кричит лишь только потому, что уже сорвала горло и не может произнести не звука. Оба мальчика молчали; один – потому, что не знал, что и сказать, другой – просто боялся выдать дрожь в своем голосе. Спустя несколько минут Ронин почувствовал, как крупное тело прислонилось к двери с другой стороны. Казалось, что даже сквозь пластик от него идет мягкое, согревающее тепло. Барыга медленно закрыл глаза и расслабился. «А не так уж этот придурок и бесит» - удивленно отметил про себя рыжий. Компания неизменного Дарета медленно перешла из разряда раздражающих факторов во что-то приятное и всегда желанное, причем Ронин даже не понял, когда это произошло. Признавать этого он, конечно, не собирался. Но трепать нервы своим отвратительным характером этому прекрасному человеку совсем не хотелось. Каратист ничем не заслужил такое отношение к себе, а наоборот, всегда был рядом и поддерживал. Тем самым «кретином» оказался не доставучий Дарет, а сам Ронин! Это внезапный факт как ножом по сердцу ударил мальчика, добив и не оставив не единого шанса держать себя в руках. Дрожь от плеч пошла по всему телу, от подкосившихся коленок до опущенной головы, а пальцы рук то сжимались, то разжимались, как в агонии. Как назло, мозг нашего персонажа сразу составил потрясающую подборку «Топ 50 раз, когда ты грубил своему лучшему другу», и каждое из этих едких слов впивалось в сердце тысячами иголок. Ронин задушил в себе готовый вырваться наружу крик еще в зародыше, сглатывая ком в горле. Хорошо, что с самого детства его насильно научили плакать молча. Или давить в себе любые слёзы, не выпуская их наружу до тех пор, пока все эмоции не выплеснутся наружу огромным взрывом. -Эй, ту ты чего? Скажи хоть, что случилось? Родители опять били? К директору вызвали? – не утихал мягкий голос друга, доносящийся из-за двери. –Мне можно доверять! Я ведь карате знаю, у меня целая куча кубков и призов! Ронин прекрасно знал, что все они – фальшивые, но поддевать из-за этого Дарета совсем не хотелось. Это будет лишь еще одна грубость в уже и без того почти бесконечную копилку. Конечно, не пристало всяким хулиганам плакать. Он – самый опасный ученик этой школы, его все уважают и боятся! Но ручейки слез продолжали неумолимо стекать по щекам, оставляя мокрые дорожки. -Ну скажи хоть что-нибудь! – упрашивал голос. Юноша бы и рад, да вот как сделать это так, чтобы его слабость не была заметна? «А вдруг он подумает, что я молчу потому, что ненавижу его?» - пронеслось в голову у барыги, лишая остатков самоконтроля. Нет, его друг уже достаточно намучился с этим! Резким движением Ронин открыл дверь, чуть не сбив бедного Дарета с ног, и сразу же метнулся к нему, такому большому, мягкому, теплому. Уткнувшись лицом ему в грудь и обхватив руками, стараясь изо всех сил прижаться сильнее, ближе, не упустить ни кусочка этого момента. Шатен охнул, неуклюже покачнувшись и положив ладони на плечи младшему и пытаясь понять, что от него хотят. Рубашка уже намокла от слез, и, судя по дрожащим плечам рыжего, прекращать он не собирался. -Ну что ты, дружище, не кисни! – неловко попытался разрядить обстановку каратист. – Если хочешь – пойдем ко мне после уроков, мама приготовила плюшки-пельмешки… - не успел Дарет договорить, как его прервал грубый, слегка подернутый грустью и слезами, но до боли любимый и знакомый голос: -Пожалуйста, помолчи хоть разок…