Привычный урок музыкальной литературы сопровождается тихим голосом директора, объясняющего различные приемы в композициях. Падающие капли дождя за окном, словно пытаются соревноваться в громкости с играющей на фоне мелодией.
Дазай вяло записывает термины под тусклым освещением ламп. Он часто прерывается на наблюдение за ручейками воды, стекающими по внешней стороне стекла и решает подвинуться ближе к батарее под подоконником. Или — чуть дальше от своего соседа по парте.
К счастью, пропажа из дома на ночь не имела для парня никаких последствий. Его отец просто не заметил отсутствия сына, будучи озабоченным другими делами. Неприятный инцидент, произошедший пару дней назад, замялся, вернув всё в нейтральное положение.
Родитель или игнорирует ребёнка, или дает какие-то мелкие поручения. Чему Осаму несказанно счастлив, ведь явно лучше держаться на плаву в равнодушный штиль, чем в бушующий шторм. Дни снова постепенно приобретают очертания рутины, что разбавляются сменой локаций или разными по характеру ситуациями.
Но кое-что продолжает слишком ярко выбиваться из мрачного пейзажа обыденности. Чуя.
Общение и восприятие Дазая теперь совершенно точно изменились. Уже не получается как-то съязвить в сторону рыжего или просто игнорировать его.
Пианисту не по себе от любого взаимодействия с ним. Накахара никогда не проявлял излишней навязчивости в общении, никогда не пытался напоминать обо всем случившемся, но теперь Осаму чувствует себя крайне уязвимым рядом с ним. Такое ощущение, что скрипач знает слишком много подробностей о личности и жизни Дазая. Последний не привык позволять узнавать другим о себе столько, да ещё и в таком прямом контексте.
Он позволил себе слабость перед Чуей. Перед тем, для кого он изначально хотел выстроить образ какого-то задиры и сволочи. Может, лучше было бы, если Накахара тогда просто ушел? Или, если бы они вообще не познакомились и не стали партнёрами по аккомпанементу? Пианист громко выдыхает, стараясь не вспоминать, как себя чувствовал в тех искренних и поддерживающих объятьях. Хоть не расплакался, и на этом спасибо.
Это ощущается чем-то противоестественным для шатена. При этом он не может избегать Чую, как делал это раньше, потому что действительно признателен ему за всё. Как оказалось, скрытых мотивов скрипач не имеет, он просто… хороший человек?
Пианист уже думал и говорил об огромной разнице между ними, но Накахара даже здесь считает иначе, твердя о взаимодополнении и подобном. Осаму часто ловит себя на мысли, что стал испытывать несвойственное для себя волнение перед рыжим, избегая зрительных контактов и длительных разговоров не на общую тему. Он благодарен ему, но не может отделаться от идеи, что Чуя теперь иначе воспринимает его, узнав чуть больше, чем следовало.
Сегодня Дазай обречен пробыть в компании скрипача ещё несколько часов. Близится декабрь, предвещающий не только завершение текущего года, но и семестровые концерты. Преподаватели обязывают учеников дополнительными занятиями, требуя от каждого максимальной отдачи. График постоянно меняется, вынуждая занятия литературы и специальности идти подряд.
После урока оба музыканта отправятся на репетицию аккомпанемента с преподавателями. Осаму слабо настроен на работу, но хочет, чтобы всё прошло как можно продуктивнее.
Хроническая бессонница в последнее время обострилась, заставляя его не спать сутками и вызывая желание отключиться в самые неподходящие моменты. Звуковой фон, создаваемый тысячами капель воды, разбивающихся о землю, приятно успокаивает, заставляя прикрыть глаза и предоставить взору мелькающие отрывки мыслей. Положив голову на руку и наклонив лицо в парту, Дазаю удается погрузиться в сонную дрёму на несколько минут. Выходит он из этого состояния чуть позже прозвеневшего звонка, от лёгкого прикосновения к плечу.
— Эй, будить тебя уже вошло в мои привычки, — мягко говорит Чуя, не убирая своей руки. — Сколько ты сегодня спал?
— У меня бессонница на хронической основе, — ещё не до конца проснувшись, бормочет шатен, пытаясь встать.
— Оу, это хреново, — сочувствующе кивает скрипач, выходя из кабинета, — есть какие-то способы справиться с этим?
— Снотворное помогает через раз, — рассказывает пианист, вспоминая, как нерационально потратил последние таблетки. — В целом, то нет, просто не сплю сутки, чтобы потом заснуть.
Осаму отвечает кратко, уходя чуть вперед, чтобы поскорее добраться до зала. Он не желает вести себя грубо, просто слишком напряженно чувствует себя рядом с рыжим. Опять же – не из-за самого Накахары, а из-за того, что не знает как себя вести с тем, кто знает и делает для тебя так много.
— Кстати, я сдал тот проект, с которым ты мне помог, — равняясь с Дазаем, аккуратно продолжает разговор Чуя. — Лучший балл среди всего класса, представляешь? Благодаря тебе, к слову.
— Не мне, а тем книгам, — поправляет собеседника парень, считая ступеньки до первого этажа.
— Которые ты посоветовал. Раньше я думал, что этот автор скучный, как и большинство писателей того времени, — словно убеждая Осаму, скрипач жестикулирует, поднимая руку с кейсом для скрипки, — но ты каждый раз заставляешь меня взглянуть на какие-то произведения под другим углом. Поэтому не отрицай свои заслуги здесь, правда.
Шатен, слушая эту миниатюрную речь благодарности, кроме внутренних противоречий мало, что ощущает. Что это за абсурдная игра такая: "Помоги мне с литературой, а я помогу тебе с твоим ментальным здоровьем"?
— Обращайся. — кратко говорит пианист, наконец заходя в концертный зал. Он разочарованно смотрит на пустую сцену, не обнаруживая там преподавателей.
— Коё сказала, что они задержатся на несколько минут из-за педсовета, — спокойно произносит Чуя, явно замечая недоумение Дазая.
Осаму молча кивает и садится за рояль, решая разыграться и тем самым скоротав время до прихода учителей. Он не хочет повторять аккомпанементное произведение сейчас, нужно настроиться на репетицию игрой чего-нибудь любимого, совершенного и быстрого.
Шатен мысленно извиняется перед скрипачом, за то, что не дает ему возможности попрактиковаться перед занятием и опускает руки на клавиши.
Выбрав "Призрака Оперы" себе в помощники, пианист начинает игру с мягкого авторского вступления. Высокие ноты, выстраивающиеся в мелодию, похожи на детскую колыбельную. Играющий обожает начинать эту композицию именно так, чтобы потом в полной мере прочувствовать дальнейший контраст. Боковым зрением, он замечает Накахару, который достает скрипку и внимательно наблюдает за чужими действиями, словно пытаясь угадать мелодию.
"Не-а, ты не поймешь, что я играю только по этому вступлению" — промелькнувшая мысль заставляет его желать, чтобы преподаватели пришли только тогда, когда он завершит.
Когда Осаму, перебирая клавиши, словно играя на чувственной арфе, доходит до контроктавы, он ощущает прилив сил и желания превосходно воспроизвести композицию. Этот момент "Призрака Оперы" официально можно считать самым грандиозным, мрачным и величественным.
Быстро меняя положение правой руки и поддерживая фон левой, он полностью растворяется в этом звуке и своей властью над ним, сильно ударяя по клавишам инструмента. Азарт и скорость — вот, что его пленяет. Дазай максимально сосредоточен на своей игре, пока не понимает – что-то не так.
Он поворачивается к Чуе, пытаясь удостоверится в том, что правильно всё понял. Рыжий довольно улыбается, вступив в несогласованный аккомпанемент. Теперь дух авантюризма будто возрос ещё сильнее, разделившись на двоих, и пианист начинает импровизировать, подстраиваясь под игру скрипки. Он не осознает того, насколько они хорошо играют, потому что полностью поглощен этой необычайным исполнением. Это настоящее чудо — не сговариваясь, вступить в такой гармоничный музыкальный дуэт.
Периодически поглядывая на Накахару, Осаму понимает, что не смотрел на него довольно давно. Он никогда не зацикливался на внешности других людей, но скрипач, стоя в утонченной позе и увлеченно играющий на своем инструменте, определенно заслуживает внимания. Настолько заслуживает, что пианист промазывает мимо клавиш, не в силах перестать созерцать рыжеволосого парня, уже смотрящего на него в ответ.
Они обрывают мелодию, и продолжают смотреть друг на друга пораженно-восхищенными взглядами. Ни один из них не смеет сказать ни слова. Чуя неровно дышит, медленно перенося смычок в руку со скрипкой, чтобы второй убрать упавшие на лицо пряди волос. Пока парень делает это, он продолжает смотреть на Дазая, удовлетворенно ухмыляясь ему. Это чертовски красиво выглядит.
— Я даже не знаю, что сказать, — посторонний голос заставляет шатена вздрогнуть. Пока Мори пытается подобрать слова, Озаки медленно аплодирует. — Вы выбрали другое произведение для аккомпанемента в наше отсутствие?
— Нет, это… — пытается объяснить Накахара, не зная, куда устремить взгляд, — как-то само так вышло.
— Вы бы знали, как я сейчас вами горжусь! — Коё на эмоциях обнимает учеников поочередно. — Даже поверить тяжело в то, что вы не сговариваясь, смогли так сыграть!
Парни, ранее не заметившие зрителей, смущенно, но в тоже время довольно принимают похвалу. Учительница скрипки не может перестать восхищаться умениями Дазая и Чуи, пока Огай стоит рядом, с молчаливой гордостью смотря на них.
Дальнейшая репетиция проходит в какой-то необычной и лёгкой атмосфере. Даже не похоже на занятие, больше на семейный ужин, то и дело прерывающийся на многословные комплименты Озаки и тихий смех Мори.
***
12:17.
Чертов спаситель: Хорошая репетиция удалась, было круто.
12:18.
Вы: Ага, ты прекрасно сыграл.
12:18.
Чертов спаситель: Ты тоже :)
Сидя на уроке английского и в который раз перечитывая недавнюю переписку с Чуей, состоящую из нескольких слов, Осаму не может сдержать улыбки.
Со вчерашней репетиции Дазай чувствует себя, по большей мере, спокойным или, может, даже – счастливым. Прошедший день был не таким уж плохим, учитывая его завершение на приятной ноте.
А сегодняшний не перестает радовать его хорошими оценками по школьным предметам и приятным временем с Одой и Анго на переменах. Пока учитель вещает о работе на этом уроке, состоящей из написания эссе на разные темы для каждого, пианист задумчиво вспоминает их внеплановый перфоманс с Чуей и снова убеждается, что это было невероятным опытом.
Осаму старается подавить мысли о том, что жизнь обычно любит бросать его из крайности в крайность, предоставляя хорошие события в качестве небольшого перерыва от череды плохих. Сейчас он хочет сконцентрироваться на игре мажорного лада, дав минорному заслуженный отдых. Ведь, как правило, мажор – это яркий рассвет, заставляющий птиц слогать баллады, а минор – угасающий закат и темнеющие под ним кроны деревьев.
Учитель дает Дазаю лист для эссе со случайно попавшимся вариантом. Парень переворачивает бумагу, читая название: "Счастье в мелочах". И впрямь, день отличный, эта тема как раз приходится ему по душе.
Открывая свои заметки и ища нужную папку, в которую он записывает лучшие моменты, Осаму погружается в приятные воспоминания из прошлого и написание рассказа. Его знание иностранного языка, которым он очень гордится, позволяет ему бессознательно писать текст, сразу правильно строя предложения и редко прерываться на обдумывание грамматических точностей. Он пишет о моментах и ощущениях, перечисляя и описывая каждое.
"..остановиться, чтобы погладить чёрно-белого кота вечером по пути домой. Засыпать в комнате, наполненной музыкой и мечтами. Находить песню, которую долго не мог найти. Вкус малинового круассана в 11 вечера. Когда кошка встречает, только стоит зайти домой. Кататься на качелях вечером, когда с волосами играет ветер, и ты понимаешь, что жизнь только начинается".
Его настроение с каждым написанным моментом только улучшается. Когда он доходит до конца заметки, то решает ещё чем-нибудь дополнить сочинение, написав как можно больше основной части и обрамить её качественными вступлением и завершением.
Он пишет, практически не отдавая себе отчёта, сосредотачиваясь на мелькающих воспоминаниях и качестве своего почерка. Завершая эссе на мотивирующих и воодушевляющих словах, Дазай довольно ставит знак восклицания и разминает руку.
Теперь, самое время для чтения и корректировки написанного текста, который по объему превышает установленную норму. Норма – не ограничение и чем больше, тем лучше, уверен шатен, приступая к финальному этапу своего задания.
Он с удовольствием читает написанное, иногда добавляя пропущенные артикли или окончания слов. Его легкая улыбка медленно меркнет, когда Осаму доходит до предложения, которое он вписал, доверившись своему подсознанию:
"I'm clearly aware that I'm delighted when I smell fresh raspberries, see shades of sapphire and bright orange, and hear the smooth sound of a violin".
Парень перечитывает предложение несколько раз, не принимая того, что именно здесь написано. Может в переводе звучит иначе и означает что-то другое?
"Я чётко осознаю, что я счастлив, когда слышу запах свежей малины, вижу оттенки сапфирового и ярко-оранжевого цветов и когда слышу плавный звук скрипки".
Парень пораженно выдыхает. Ладно, может и так, но следующие строки выглядят уж слишком неоднозначно:
"...happiness is to feel a thin border giving you a choice and chance. Unobtrusive new sensations and a sense of the unknown. I want to know this as another little thing that brings blessing".
Это исповедь для священника или школьное эссе?
"..счастье - чувствовать тонкую грань, дающую тебе выбор и шанс. Ненавязчивые новые чувства и ощущение неизведанного. Я хочу узнать это, как ещё одну мелочь, которая приносит благословение".
Нет, лучше не стало. Он и не думал, что действительно напишет подобное. Корректировать работу уже нет времени, и Дазай сдает лист, пытаясь не признавать, что написанное соответствует действительности.
Но оно соответствует. И Осаму не понимает, как правильнее на это стоит реагировать.
