***
Возращение в привычную среду обитания прошло успешно, в отличие от воссоздания тех теплых январских дней рядом с Дазаем. За эти две недели пианист так и не написал Чуе. Не дал никакого знака, что их конфликт исчерпал себя. И это значит, что всё должно обернуться под другим, острым и холодным углом. Осознание того, что совместное времяпровождение с Осаму теперь может быть вынужденным и отстраненным, давит на скрипача головной болью. Есть малейший огонёк надежды, что всё вернется на круги своя, что шатен действительно сожалеет о своем решении и попытается все исправить. Накахара так устал надеяться, винить себя, оправдывать Дазая, злиться на ту бумажную розу, вспоминать каждую сказанную фразу и всё заново. Парень выдыхает и замирает у двери зала, предназначенного для репетиции оркестра. Через мгновение он уверенно заходит в комнату, решая смотреть прямо перед собой и ни на ком не фокусировать взгляд. Чуя занимает свое место и волнуется по поводу того, чтобы сейчас наверстать упущенные репетиции. Он всё же решает поднять глаза на секунду и замечает, что пианист выглядит более одушевленным, чем раньше. "Пытается показать, что он счастлив и без меня, наверное" — пусть парень и знает, что такие выходки совсем не вписываются в стиль Осаму, но эта мысль всё равно неприятно мелькает в голове. Полностью сосредоточившись на чтении нот и объяснениях преподавателей, Накахара играет свою партию. Боковым зрением ему приходится видеть пианиста, ведь он находится практически перед ним. Скрипач точно не пытается спрятаться за нотными листами, он просто сфокусирован на музыке. В какой-то момент Чуя неосознанно поворачивается к Дазаю, чтобы отследить течение музыки. Рыжий смотрит на него и понимает, насколько он соскучился. Осаму выглядит более оживленным, он увлеченно следит за оркестром и вдохновленно прислушивается к мелодии. Накахара не нарочно засматривается на каштановые волосы, которые выглядят более насыщенными в мягком освещении комнаты. Он в который раз акцентирует внимание на тонком профиле чужого лица и утонченной линии челюсти. Совершенно забыв о том, что ему следует играть, скрипач фальшивит и мысленно извиняется за оплошность перед всем оркестром. Когда он в следующий раз поворачивается к пианисту, их глаза встречаются. Чуя буквально задерживает дыхание, когда Осаму склоняет голову вправо и одаривает его нежным взглядом. Пианист что-то говорит одними губами, кивает и отворачивается. Накахара пытается осознать произошедшее, пока музыка достигает своего пика. Неужели он правильно всё понял? Вспомнив, как следует дышать, скрипач понимает, что было сказано. Но он не уверен, что это не его фантазии, а действительно правда. Тяжелый камень, лежавший на душе последние две недели, медленно трескается. Вопросы беспрестанно метаются в голове, но самое основное, самое важное для него, уже произошло. Этого определенно недостаточно, чтобы полностью разрешить ситуацию, но эта фраза становится лучиком рассветного солнца. Осаму проговорил: "прости меня". Когда репетиция подходит к концу, Чуя быстрее всех спешит покинуть свое место. Он хочет встретить Дазая в коридоре и пойти вместе на сегодняшнюю подработку. И обсудить всё, что его волнует по пути. — Ты прекрасно справляешься! — Коё подходит к своему ученику, хлопая его по плечу. — Пойдем ко мне в кабинет, напою тебя чаем и послушаю рассказ о твоем путешествии. Накахара не хочет отказываться, пусть он и планировал совсем противоположное. Он идет в кабинет Озаки, которая расспрашивает его про отдых и радушно рассказывает о последних новостях музыкальной школы. Скрипач сверяется со временем, чтобы быть уверенным, что он не опоздает на свою смену. Давая учителю обещание, что он обязательно ещё забежит на чаепитие в другой раз, Чуя спешит на работу. Погода расцветает солнечными бликами, сопутствуя настроению парня. Февраль плавно подходит к концу, награждая серые улицы последними слабыми снегопадами. Рыжий настолько предвкушает долгожданную встречу с пианистом и наступающую весну, что пару раз спотыкается на своем пути. Как только Чуя заходит в кофейню, его взгляд приковывает Дазай, который стоит за стойкой и пытается что-то объяснить двум клиентам. — Оплатите товар, пожалуйста, — Осаму смотрит прямо перед собой, терпеливо обращаясь к посетителям. — Я тебе две недели назад деньги давал, оплати с них, сынок. Накахара на секунду замирает, осознавая, что это родители Дазая. Он внимательно осматривает их и пытается вникнуть в суть сложившейся ситуации. — На школьные долги ты тогда деньги давал, — голос пианиста максимально сдержан и уверен. — Разве родителям не полагаются скидки? Ну же, Осаму, будь вежливее, — говорит женщина, складывая руки перед собой. По всей видимости, она забавляется ситуацией. — Таким родителям, как вы – не полагаются. Если вы считаете нормальным заявляться сюда и выдвигать свои требования, то я могу только вызвать охрану и закончить ваше представление. Чуя тихо восхищается непреклонностью Дазая и его чётким заявлениям. Он уверен, что шатену может быть не так просто давать отпор своим родителям, но он держится более чем достойно. — Вон как заговорил! Ну-ну, это тут ты смелый такой, а дома только и можешь тихо плакать и кое-как защищаться, да? — мужчина насмешливо отвечает на взгляд своего сына, а в следующий момент переводит взгляд на Накахару и указывает на него рукой: — Давай, расскажи своему напарнику о том, какие у тебя никчёмные родители. Чуя считает, что сейчас наиболее подходящий момент, чтобы вмешаться. Ему противно от заявлений этих людей и их едких замечаний. — У нас время уборки помещения, вы рановато пришли. Попрошу вас покинуть заведение и оплатить купленное, а то камеры уже записали ваши выходки. — Дружка-защитника себе уже нашел? Ну молодец, что сказать. Скрипач переглядывается с Дазаем, легко кивая ему. — Не делайте свое положение хуже, покиньте заведение, — холодно чеканит шатен, указывая взглядом на выход. Отец медленно подходит к стойке и раздраженным движением бросает пару смятых купюр на стол. — Осаму, не думай, что ты потом легко отделаешься, — голос, пропитанный холодной злобой настораживает Чую, но пианист, явно привыкший к подобному, только радостно отвечает: — И вам спасибо за покупку! Больше не приходите! Как только родители выходят, Дазай выдыхает и молча трет переносицу, явно смутившись из-за этого происшествия. Спустя пару мгновений он все же поднимает взгляд на Накахару, слабо улыбается и решительно уводит его за собой на кухню. Шатен поворачивается и берет руки скрипача в свои. — Спасибо, что помог справиться с родителями. Ты очень вовремя подоспел, — голос Осаму такой мягкий, а руки настолько холодные, что Чуя только слегка поспевает за его речью. — А во-вторых... Прости меня. Я очень виноват перед тобой. Ты ведь знаешь, что хорошего в моей жизни было настолько мало и... Каждый раз, когда я чувствую себя счастливым, я ищу подвох и не признаю, что это происходит со мной. Взгляд Дазая пронизывает надежда и сожаление. Скрипач молча ловит каждое слово, зная, что подобные речи могут тяжело даваться пианисту. — Честное слово, Чуя, за то время, пока тебя не было, я прошел через множество отрицаний и принятий, — он вздыхает и останавливается, подбирая слова, — и я уж точно уверен, что хочу хотя бы попытаться отказаться от этих чёртовых внутренних установок, которые говорят мне о моей недостойности. Я очень хочу всё исправить, я готов пообещать тебе, что справлюсь с этим. Мне только важно, чтобы ты... был рядом. Всё, чем может ответить на это Накахара, это крепкими объятьями. Он прижимается к груди пианиста, будто в последний раз, он ловит каждый стук его сердца, будто боясь, что не услышит следующий. Он понимает, насколько трудно Осаму бороться с самим собой, насколько он боится впустить свет в свою жизнь. И он так счастлив, что Дазай пытается. Чуя уверен, что у него получится. — И я действительно хочу быть рядом с тобой. Мне правда важно, чтобы ты доверял мне и говорил обо всех своих переживаниях, — пианист аккуратно отстраняется, возвращая зрительный контакт. — Я не знаю, как сказать об этом более, кратко, но... — Я тоже тебя люблю, Осаму, — мягко произносит Чуя, наблюдая в карих глазах удивление, смешанное с радостью. В следующий момент, Накахара знает, чего он хочет прямо сейчас. Он не позволял себе этого с начала года. — Прекрати улыбаться, — со смехом в голосе говорит скрипач, трепетно касаясь губ Дазая. Слишком долгожданный и слишком чувственный. Достаточно искренний и достаточно восхитительный. Поцелуй, в котором они оба так нуждались. Это длительное мгновение чистых эмоций, разделенное на двоих. Их не волнует, что прямо сейчас длится их смена, что им следует прерваться и вернуться к своим обязанностям. Всё самое важное и ценное сосредоточено здесь: в помещении кухни с прохладной температурой, среди витающей в воздухе атмосферы желания, между двумя до безумия влюбленными парнями. Их прерывает звенящий звук, сообщающий о новом посетителе. Они выходят из кухни под общий тихий смех и с алеющим румянцем на щёках, в полной мере не осознав случившееся.*
Эта смена проходит для обоих легко и комфортно. Прерываясь на смущенные взгляды, бегло брошенные друг другу в перерывах от работы, парни совсем потеряли счёт времени. Убравшись в помещении и выполнив всё свои обязанности, они уже готовы уходить. — Чуя, ты слышишь? — Дазай замирает на месте и прислушивается. — Это же эта песня! Скрипач узнает легкую и приятную мелодию и кивает. Осаму же делает поклон и протягивает Накахаре руку, приглашая на танец. — Нет-нет, я не умею танцевать. — Разве это проблема? Сейчас научу, смотри, — пианист решительно берет руки Чуи в свои. — Эту мне на плечо, да, а вторую так и держи, вот. Я делаю шаг правой ногой, ты левой назад отступаешь, хорошо? Нет, не вперёд! Всё, что может делать рыжий, так это неловко смеяться и пытаться правильно следовать указаниям. Он уже признал, что жутко краснеет от ощущения чужой руки у себя на талии. Накахара совсем не может понять, как правильно вальсировать, да и не хочет особо. Намного важнее то, что он спустя длительное время снова чувствует себя на своем месте. Дома. И он понимает, что его дом там, где Дазай. — Так, а теперь наоборот, начинай с правой ноги, — пока Осаму смотрит под ноги, Чуя завороженно смотрит на него, — ...четыре раза, понял? — А? — Ну вид хотя бы сделай, что слушаешь! Говорю, по квадрату, такт три четверти, понятно? — Ничего не понятно, — скрипач смеется и пытается вальсировать больше по интуиции, чем по правилам. — Давай лучше как-нибудь неправильно, а то всю песню пропустим за обучением. — Нет, послушай... Под смех Накахары и объяснения Дазая, два жутко смущенных, но искренне счастливых парня танцуют в закрытой кофейне. Вокруг витает только аромат свежего кофе и ощущение нереальности момента. А в голове приятным эхом звучат строки играющей песни: Give peace a chance Let the fear you have fall away I've got my eye on you I've got my eye on you Say yes to heaven Say yes to me