***
Роскошные приёмы, гротескная демонстрация богатства, желание зарекомендовать себя и укрепить свое положение в обществе. Достаток, воспитание, манеры, утонченность и приятный облик. Блага, доступные состоятельным людям, элегантным, образованным и здоровым, привлекают внимательные взгляды остальных. Слухи, скандалы и клевета – валюта в высших слоях общества. Полный дом людей, которые любят впечатляющие взлёты в их рядах, но ещё больше жаждут драматических падений. Оценивающие взоры, учтивые диалоги и карикатурность. Жутко неудобный, накрахмаленный смокинг и туго затянутая бабочка внизу шеи. Они сковывают движения, заставляя держать спину ровно и крайне сдержанно жестикулировать. Благодарность на каждое поздравление и осознание того, что он даже не помнит кто эти люди. Светские разговоры и лестные комментарии. Звон бокалов и напускное беспокойство за чужое самочувствие. Светлое пространство со сдержанным классическим интерьером сияет блеском. Просторный холл с парадной лестницей, что украшена изделиями флористики, большая кухня и гостиная с камином, терраса, — всё вмещает в себе людей. Знакомые и друзья родителей, не Чуи. Разве что Фитцджеральда он узнает и то терпеть не может. Хуже – лучше. Богаче – беднее. Обыкновенный – аристократ. Чёртово разделение, которое должно было потеряться в веках. Накахара осматривает зал и только яснее осознает, что это не его место. Не так он хотел провести значительную часть своего семнадцатого дня рождения. Впрочем, уже укоренилось в привычках. Он пробовал сбегать на прошлых праздниках, и его попытки никогда не были обречены на успех. Сегодня хотя бы есть возможность уйти на ночь и провести так, как желаешь, а не так, как требуется. Парень стоит возле стола с закусками и пытается незаметно размять плечи, хоть на секунду расслабиться и дать идеальной осанке отпустить его. Какая-то девушка, которой Чую сегодня представили, совсем ненавязчиво крутится рядом и пытается завести разговор о погоде, пока родители аккуратно поглядывают в их сторону и что-то говорят друг другу. Накахара максимально сдерживается, чтобы не закатить глаза, потому что он помнит о традиции выдавать замуж девиц из других знатных родов, сохраняя "голубую кровь". Верлена уже скоро должна постичь эта трагичная участь, но скрипач точно не намерен идти на поводу у абсурдных традиций. Торжество уже подходит к концу и Чуя несказанно счастлив этому. Предстоит только сыграть на скрипке для гостей, но это не раздражает. Хоть на него и будут смотреть как на фарфоровую куклу, но отрепетировать свое сольное выступление ещё раз точно не будет лишним. То, что каждый праздник в этом доме становится достоянием общественности, изрядно надоело. Всё проходит по законам жанра, ни на миллиметр не оступаясь. Нет уюта, нет простых домашних посиделок. Чуе хочется ощущать себя свободным. Улыбаться не, потому что так принято, а потому что это выражает твои эмоции. Интересоваться чужими делами, потому что тебе действительно интересно, а не потому, что это признак хорошего тона. Хочется смеяться не наигранным тоном, а во весь голос. Скрипач уверен, что сможет разделить свою радость чуть позже. Знает, что через пару часов будет там, где и должен быть. Родители сделали ему подарок по самым каноничным и современным идеалам. Он и впрямь хотел этого, но хотел бы самостоятельно купить, а не просто получить. В любом случае, он рад. Но тот факт, что Чуя даже не смог выразить всю свою самую искреннюю благодарность и радость при помощи крепких объятий и бессвязных жестов со словами, огорчает. Нужно благодарить так, как принято – сдержанно. А затем позировать для памятной фотографии, которую позже разместят в рамку и повесят на видном месте. Заметив, как сын полюбил забирать родительский автомобиль, ему решили подарить собственный. Иномарка королевского синего цвета. Накахара только успел рассмотреть, что она красиво блестит на солнце. Заглянуть в салон и протестировать машину ему предстоит по окончании церемонии. И он уже знает, кого позовет с собой. Наконец, завершающая часть всего этого действа. Гостей собирают в зале, просят занять свои места и сосредоточиться на виновнике торжества. Чуя знает, что это не сравнительно с ощущением, когда перед тобой целый зал людей и ты стоишь на сцене, но практика не помешает. Последние недели он уделял значительное время композиции Паганини и чувствует себя более уверенно в своих умениях. Качество игры напрямую зависит от удобства одежды, так что он снимает неудобный пиджак, пережидает аплодисменты и начинает. Первые ноты разносятся по помещению и резво отражаются от стен. Чуя забывает о том, где сейчас находится, он полностью поглощен правильным соединением и исполнением нот. Его внимание сконцентрировано на корректном зажатии струн и быстрых движениях смычком. Хорошее исполнение — это когда понимаешь и чувствуешь каждую ноту и даешь своим зрителям возможность сделать то же самое. Во время игры его душа будто сливается с инструментом. Он смог освоить одно из самых труднейших произведений. И это приятно радует. По истечении четырех минут чистой и непревзойденной музыки, Чуя выдыхает. Он допустил лишь пару оплошностей, которые не были замечены зрителями, но были замечены им. Осталось отработать затруднительные моменты, выступить и сосредоточиться на будущем исполнении аккомпанемента. Родители гордо смотрят на сына и молча кивают на его спрашивающий взгляд, позволяя ему уйти. Парень торопливо прощается с гостями и спешит в свою комнату. Он переодевается в более практичную одежду, складывает вещи и избегает всеобщего внимания, быстро прошмыгнув через зал. Не понятно, как родители будут оправдывать отсутствие именинника и его подарка, но они сказали не волноваться. Теперь он свободен. Накахара отправляет сообщение с кратким "собирайся!", достает ключи от машины и задерживает дыхание. Кожаный салон, запах новизны и предвкушение. Невероятное чувство. Нетронутая коробка передач, тихий шум мотора. Парень радуется как ребёнок, это теперь его собственность. Он аккуратно ведет машину через врата, выезжая на дорогу. Глубоко вдыхает, постепенно набирая скорость под огнями фонарей, вдоль пустующей дороги. Ощущается как долгожданный путь, в конце которого ждёт не менее долгожданный человек. Они не виделись лично уже долгое время, только на репетициях и занятиях. И явно лучшим подарком сегодня станет встреча с Дазаем. Он подъезжает к дому Осаму, выходит из машины, и по пути на пятый этаж вновь желает перечитать то поздравление, отправленное ему ровно в полночь.Душа моя, поздравляю тебя и делю поздравление на три части, потому что хочу сказать слишком много. Начну с моих пожеланий тебе. Я искренне желаю, чтобы ты никогда не упускал возможности. Хватайся за любую и вперёд! Я хочу, чтобы ты всегда жил в комфорте и понимал, что там, где ты находишься, это действительно то место, где ты должен и хочешь быть. Я желаю тебе наилучших отношений со своей семьей, чтобы было меньше разногласий. Ещё, я очень хочу, чтобы ты реализовал себя в каком-нибудь прекрасном виде деятельности, который будет приносить тебе удовольствие. Чтобы рядом с тобой всегда были хорошие и надежные друзья. Чтобы ты чаще искренне улыбался и жил безо всяких сожалений. А теперь я расскажу о чертах твоего характера, которые я очень сильно люблю:) Ты всегда поражал меня своей проницательностью и искренностью. Ты очень чуткий человек, ты способен поддержать любой разговор и отстоять свою точку зрения. Боже, Чуя, ты такой настоящий, я не могу поверить. Конечно же, я обожаю тебя за твой юмор, за твое умение поддержать, за твой заразный смех и крепкие объятья. Прости меня, если это выглядит слащаво, но я чувствую, что это именно то, что хочу написать. Что ж, финальная часть моего поздравления-исповеди. В этой части я расскажу о том огромном влиянии, которое ты на меня оказываешь. Я никогда не думал, что смогу быть с кем-то настолько счастливым, каким я являюсь рядом с тобой. Сколько бы людей я не повстречал, ты всегда будешь единственным. Если мне придется выбирать, я всегда выберу тебя. Именно ты научил меня делиться своими переживаниями, рассказывать не только шутки, но и по-настоящему серьезные вещи. Ты и впрямь невероятный человек, я впервые ощущаю настолько крепкую и ценную связь. Остальное – завтра. Ты не устоишь от моего подарка, обещаю. Я люблю тебя всего, от твоих мягких рыжих локонов до синих глаз.
Чуя бы никогда не подумал, что может быть настолько значимым для кого-то. Эти строки заставляют сердце приятно биться и разливают теплое-теплое ощущение в районе грудной клетки. Когда Накахара видит Осаму, то расплывается в уставшей улыбке. Такой родной, такой довольный и упорно прячущий подарок за спиной. — Чуя, — пианист подходит и радостно смотрит в глаза. — Без лишних слов, это тебе. Скрипач улыбается, сдерживая смущенный смех, и протягивает руки. Пускай, радость от материальных подарков неизмерима, но счастье от того, что он здесь, рядом с шатеном, подкрепляет все остальные положительные чувства. — Ты сам приготовил? — Накахара бережно берёт тарелку с красиво украшенным белым тортом со свечами. — Загадывай желание, — легкий кивок, ответом на вопрос, и сразу же второй подарок, который Чуя пока не успевает осознать. Парень пару мгновений рассматривает декор самодельной выпечки, задувает свечи, желая, чтобы каждый день проходил настолько потрясающе и слышит тихий щелчок. Он удивленно поднимает глаза, пытаясь узнать звук. — Ой, не сдержался. Это тебе! — Осаму забирает только что сделанную фотографию себе и указывает взглядом на свой подарок. Полароид и цветные карандаши. Скрипач пораженно осматривает подарок, задает множество уточняющих вопросов и просто старается вспомнить, как дышать. Он бережно кладет вещи на рядом стоящий столик и обнимает пианиста. Он так счастлив. Спустя несколько минут распростёртых объятий, они всё же идут на кухню – пробовать кулинарный шедевр Дазая. Вот в чем Чуя нуждался весь день: уютный вечер на простой кухне, вкус торта с малиновой начинкой, проверка фотографий полароида качество и тестирование пастельных карандашей. Смех, поздравления и комфорт. Когда они всё же решают выйти на улицу, Накахара радостно показывает подарок родителей. То, как Осаму умеет радоваться за чужие успехи и разделять положительные эмоции, заставляет улыбаться до боли в скулах. — Только вот давай потом уже покатаемся, — произносит Чуя, смотря вдаль освещенной улицы. — Я хочу прогуляться. И желательно, по старым традициям, без бокалов, с вином на двоих. Он знает, что его просьбы будут учитываться даже без торжественной даты. Рядом с Дазаем его желаниям будет уделено особое внимание в любое время. Ночные улицы сегодня необычайно пусты, и готовность пройтись пешком прямо по дороге смешиваются в прекрасное времяпрепровождение.Чуя рассказывает всё о своей первой половине дня, жалуется и тут же смеется с реакций пианиста на его слова. Счёт времени не важен, имеют значение лишь мгновения, так ярко запечатлеваемые в памяти. После того, как им удается купить вино без паспорта, они идут в любых направлениях, не имея конечной цели. Безлюдные переулки, расцветающее звёздное небо над головой и разговоры обо всем на свете. Спустя пару часов ноги уже не так устойчивы как раньше и они выбирают пойти в сторону дома, но делают это крайне медленно, всё время останавливаясь, чтобы согнуться от смеха или спрятаться где-нибудь для поцелуя. Ощущается как тот самый момент, который запомнится навсегда. Играющая, добавляющая красок атмосфере, музыка будет всегда ассоциироваться с этим мгновением, а дата будет особенной не только из-за дня рождения.***
Он не успевает отвлекаться от такого желанного поцелуя, чтобы осмотреть, что находится вокруг. Только лишь по звенящему звуку ключей и усталости в ногах парень понимает, что это квартира Осаму. Тело нетерпеливо дрожит, колени подкашиваются, а сердце отбивает ритм престиссимо. Верхняя одежда создает ощущение дискомфорта, становится невыносимо жарко. — Позволь вновь ощутить то бешеное сердцебиение, — Чуя глухо слышит собственный голос и запоздало осознает происходящее, — что приходило каждый раз с твоим уходом. Руки Дазая повсюду, его поцелуи заставляют откидывать голову назад и вести себя нетерпеливо. Чуя плохо контролирует силу, с которой он тянет чужие волосы и хватается за плечи. Как бы он не пытался перехватить инициативу, как бы ни хотел соревноваться в настойчивости, его всё устраивает. Ему по душе то, как Осаму улыбается сквозь поцелуи, то, как он пытается быть более терпеливым, то, как заставляет скрипача чувствовать себя. Прельщают даже эти цепляния спиной за каждую стену, пока Дазай ведёт его в спальню, и эта невозможность вдохнуть хоть что-то кроме вездесущего мятного аромата. Их неосторожные шаги заставляют пол под ногами чуть слышно скрипеть. Шатен не выключил те золотистые гирлянды, которые теперь светят более приглушенно, чем раньше. Освещение, пусть и создает нужную атмосферу, не так заботит Чую, как ласки со стороны. Они заставляют тело покрываться мурашками, реагировать на каждое прикосновение. Заставляют сосредоточиться лишь на текущем моменте и слабо очерчивать грани реальности. Накахара позволяет себе быть более раскованным, ведь чувство смущения осталось где-то за пределами квартиры. Они сами не заметили, как невинные ласки постепенно переросли в нечто большее. Осаму явно забавляет такой требующий настрой Чуи, что так отличается от его собственного, более терпеливого, и в следующей момент он опускает Накахару на постель. Скрипач лишь на секунду успевает насладиться прекрасным видом Дазая — растрепанные волосы в мягком освещении, тени утонченно очерчивают лицо, а в глазах отражается смутное осознание и желание сделать всё правильно. Он бы любовался этим видом хоть всю оставшуюся жизнь, но тот факт, что он может не только смотреть, но и взаимодействовать, опьяняет его ещё сильнее, чем вино. Чуя вновь тянется за поцелуем и соединяет их губы. Это ощущается так привычно, так естественно и так необходимо. Осаму отвечает с такой волнительной и щемящей нежностью, что Накахара только крепче зажмуривает глаза – такими поцелуями и признавались в любви. От тепла, разливающегося где-то под сердцем, хочется прекратить чувствовать столько всего в один момент и, одновременно с этим, ощущать ещё больше. Если бы происходящее было написано на нотном листе – было бы много дубль-диезов, что повышают ноту сразу на два полутона. Но сейчас повышается только желание, только чувство любви и полного доверия. Чуя любит его и его прикосновения. Он словно тает в чужих руках и ему чертовски нравится это. Дазай рассматривает невероятно утонченную фигуру перед собой, подмечает и запоминает каждый изгиб; прижимает к постели одной рукой, а другой оглаживает его тело и вызывает мелкую дрожь. — Невероятный, — шепчет Осаму и прижимается губами к шее, целуя нежную кожу беспорядочной отрывистой россыпью. — Как же ты прекрасен. Чуя слегка приподнимает голову и утыкается носом в щёку Осаму. Когда он вновь заглядывает в карие глаза, то обнаруживает там восхищение и сияющую влюблённость. Он чуть улыбается, отвечая этой улыбкой на все слова, и прикасается к груди Дазая с намерением забраться под кофту, но его запястья довольно быстро становятся прижатыми к простыням. Накахара соврёт, если скажет, что ему не по душе именно этот потемневший взгляд и внезапные резкие жесты. Это затуманивает ум и чрезмерно возбуждает чувства. Только когда Чуя начинает постепенно лишаться своей оставшейся одежды, он осознает, насколько смущен. Румянец разливается по его щёкам ещё пуще прежнего, и он прячет свое лицо в изгибе локтя, совершенно не зная куда себя деть. Дазай тоже выглядит невероятно смущенным и тоже делает это впервые, но скрипач знает, что всё в порядке. Они могут прерваться в любой момент, происходящее не является основным аспектом в их отношениях. Это просто как отчаянная попытка выразить свои чувства более ярким способом. Накахара отнимает руку от лица и тянется к чужим плечам, снова настаивая на своем. И в этот раз Дазай позволяет снять с себя кофту, и теперь Чуя не может отвести взгляда от его тела. Красивое, с россыпью родинок и блеклых шрамов. Осаму, с опухшими от укусов и поцелуев губами, растрёпанными волосами, гладит тазовые кости Накахары и смотрит так, словно ожидает подтверждения. — Не томи уже, — Чуя стыдливо опускает ресницы и приподнимается, намереваясь прижаться и прикоснуться к нему тоже. Он не позволяет усмешке пианиста окрасить его лицо и вновь вовлекает его в поцелуй. От легкого головокружения, то ли от выпитого вина, то ли от приятных поцелуев в шею и ключицы, он не понимает, как происходящее может стать ещё лучше, чем сейчас. Тихий, неосознанный шепот срывается с его губ: — Пожалуйста. — Что мне сделать? — тон насмешливый и Чуя совсем не понимает, как Дазаю удается сохранять самообладание. От этого вопроса он теряется, он понятия не имеет что нужно ответить. — Продолжай, — он смущен ещё сильнее, стараясь говорить ровно. — Что продолжать? — Что начал, идиот, — чёртов Осаму, его поддразнивания неуместны. — Конкретнее. — Да ты... — Чуя не успевает договорить, не успевает позволить своему смущению и раздражительности заменить все остальные эмоции, потому что Дазай начинает смеяться прямо в губы скрипача, придавая своим ласкам более откровенный характер. Накахара улыбается от собственной нетерпеливости и закидывает руки пианисту на плечи. Они позволяют безумию поглощать их без остатка. — Так я могу... — Осаму оглаживает чужие бедра и снова придает своему взгляду невинности. — Чёрт возьми, можешь. Чуя не сдерживает громкого выдоха, сжимая под собой простыни. Дазай больше не издевается, практически растеряв всю свою выдержку. Пальцы скрипача не перестают вплетаться в чужие волосы, чуть ли не до синяков сжимать плечи. Он не знает куда деться и как отдаться этим физическим ощущениям. Он то притягивает ближе, то отталкивает, потому что чувствует чрезмерно много и слишком насыщенно. Он по-прежнему волнуется, но всесильно доверяет и старается расслабиться. Дазай рывком подтягивает Чую ближе, удерживает его ноги под коленями и упивается этим отчаянным видом. У Накахары напрочь сбитое дыхание, щёки горят ярким малиновым цветом, а недавние поцелуи в шею обещают оставить после себя следы. Осаму гладит его бархатную кожу, вслушиваясь в каждый громкий вдох. Пианист не может сдержаться от того, чтобы не отнять чужую возможность дыхания и отрывается от его тела, чтобы вновь поцеловать. Чуя рвано вдыхает, подставляя под поцелуи свою шею, сжимается вокруг пальцев, неразборчиво цедит безбожные наставления и Дазай еле скрывает свою усмешку. Накахара вжимает ногти в обнажённую спину Осаму, оставляя там следы полумесяцев, и подталкивает его как можно ближе к себе. Шатен приподнимается и вновь осматривает мягкие очертания тела на скомканных простынях. Открытый, позабывший о смущении, полностью отдавшийся ощущениям. Дазай не может перестать наблюдать за воплощением изящности и выразительности перед собой. Они оба наслаждаются каждым прикосновением. Чуя требовательно приподнимается, прижимается к губам и рукам, обвивая коленями талию Осаму. Скрипач хрипло выдыхает, пытаясь зажать рот рукой, но Дазай не позволяет, наклоняя свое лицо ближе. Накахаре остается лишь крепко цепляться за всё, что попадется под руку. Чуя повторяет имя пианиста сорванным шёпотом, а Осаму делает всё для максимального комфорта Накахары — отвлекает нежными поцелуями, не торопится, тихо шепчет громкие признания, не забывая спрашивать, всё ли в порядке и не стоит ли ему остановиться. Он оглаживает внутренние стороны чужих бёдер, легко сжимая их. Взгляд Чуи мутнеет, и он вновь закрывает глаза, не позволяя им слезиться. От этой боли, постепенно заглушающейся наслаждением, удовольствие обостряется ещё сильнее, становится невыносимым и мучительным. Движения заставляют его тело дрожать и неосознанно двигаться навстречу. Это ощущается как что-то обреченное и желанное; искреннее и невыносимое, с нотками вина и чего-то абсолютно нового. Они вновь делят безумие на двоих, возводя его в совершенно новую, неизведанную для них раньше, степень. Чуя сводит брови к переносице и приоткрывает рот, не переставая впиваться ногтями в спину Дазая. Он забывается под аккуратными движениями бёдер Осаму между своими и не контролирует собственный голос. — Замечательный сопрано, Чуя, — хриплый смех рядом с ухом заставляет его отвернуть голову и только крепче сжать зубы. Дазаю так и хочется сказать что-то ещё, заставить Накахару чувствовать больше и позволить его удовольствию достичь ещё более явных проявлений. Он рвано дышит и меняет темп, вновь заставляя скрипача громко проявлять свои эмоции. И в следующее мгновение, словно прочитав мысли пианиста, Чуя резко поддаётся вперёд и меняется с Осаму местами. И вновь он соревнуется с ним в непредсказуемости и удивляет своими смелыми действиями. Плавно опускается сверху, заставляя Дазая расположить свои руки на утонченной талии и втягивать воздух сквозь плотно сжатые челюсти. Накахара двигает бёдрами, опираясь руками на чужую грудную клетку. Он не может больше сдерживаться, он словно плавится под этим нежным натиском и пристальным взглядом. У обоих невыносимо тянет внизу живота, наслаждение пронизывает тела. Шумное дыхание, переплетённые ладони и резкое удовольствие, разливающееся импульсом в каждой части тела. Чуя не замечает, как меняется его голос и как он выдыхает имя Дазая, склоняя голову. А Осаму замечает и крепко закусывает губу, лишь бы не сойти с ума от переизбытка чувств. Накахара обессиленно прижимается ближе, учащенно дыша и пытаясь утихомирить громко бьющееся сердце. Шатен кое-как находит одеяло и притягивает Чую к себе, утыкаясь носом в слегка спутанные рыжие волосы. Хочется заявить вслух о своей любви ещё раз, но слова сейчас не имеют значения. Важным является только проблеск рассветного солнца на стенах, приятная усталость в теле и ощущение ладони Дазая под пальцами Чуи.