Ощущение присутствия, но не в воспоминаниях. В сердце, в реальной жизни. Где-то между душой и чем-то ещё, но не в самой душе, ведь дальше уже посягательство. Чувствуется как флёр духов, который почти ушёл, но в комнате остались малейшие нотки чего-то свежего, древесного и пудрового. Как еле уловимый звук музыки, мажорными нотами отражающийся от стен.
Открытые разговоры об искусстве, литературе, религии и прочем. Ты будто бы понимаешь, что всё, что ты скажешь, будет услышано и обдумано, причём взаимно, но без помешательства. Выражение своего мнения, а не академического стандарта, выверенного не одним поколением. Какие-либо рекомендации, которые с большей вероятностью тебе будут по душе, а если нет, то это станет ещё одним поводом для развернутого диалога.
Молчание, в котором есть всё, и в тоже время, невероятная чистота.
Наблюдать закаты, проводить ночи и встречать солнце вместе. Ценить, прикасаться, доверять. Наслаждаться последними утекающими моментами, ведь скоро это должно стать прерванным и измененным, как бы Осаму не надеялся на чудо.
— Ты чего? Какая рубашка? Там жара, выбирай футболку, — голос Чуи вырывает сознание из мыслей и заставляет пальцы замереть на пуговицах рубашки.
— А? — Дазай оборачивается к сонному скрипачу, который ещё не начал собираться в музыкальную школу за получением дипломов. — Я не привык к открытой одежде.
Комнату пронизывают солнечные лучи, видно каждую пылинку, витающую в воздухе. На улице и впрямь жарко, ранняя пора сезона, но Осаму и думать не хочет о том, чтобы одеваться по-летнему. Он продолжает застегивать ряд пуговиц, пока его не останавливают. Чуя встает и подходит ближе, аккуратно стягивая ткань рубашки с плеч и левого предплечья, поворачивая его вверх.
— Нет, ты оденешься по погоде. Это — простые доказательства того, что ты справился. Своим способом, но справился. Твои непростые времена могли бесчисленное количество раз стать выгравированными буквами твоего имени на надгробии, но остались лишь нацарапанными на предплечьях изжитками прошлого. — Осаму решается поднять взгляд, пока Накахара создает диссонанс своим настойчивым тоном и бережными касаниями к неровностям на чужой коже. Атмосфера настолько интимная и трепетная, что страшно сделать лишний вдох. — Не стесняйся, не прячь их от себя. Бледные и незаметные для других, но явные и значимые для тебя, — Чуя внимательно смотрит и кивает, словно убеждаясь в том, что его услышали. — Надень футболку.
— Но увидят ведь, — проговаривает спустя пару мгновений Дазай, смотря вслед скрипачу, уходящему на кухню.
— Бинты приковывают намного больше внимания, уж поверь.
Невежливо вот так говорить всё сразу и оставлять человека наедине с осознанием и перевариванием сказанного. Пианист какое-то время смотрит на свои предплечья, будто борется со своим принципом.
Ладно, он попробует. Смотреть на шрамы как на подтверждение того, что ты прошел через трудности, а не как на стыдливое напоминание слабости, кажется чем-то слишком сложным и простым одновременно. Парень вешает рубашку обратно в шкаф, пытаясь найти глаженую футболку.
Сегодня тот день, когда предстоит получить результаты экзаменов. Настораживает и пугает, но должно освободить от подвешенного состояния, и тот факт, что они будут смотреть на итоги вместе, успокаивает. Сейчас им предстоит забрать сертификаты о завершении обучения в музыкальной школе.
Неторопливо собираясь, парни выходят из дому, навстречу к горячей температуре воздуха и безоблачному небу. Улицы частично пустуют, город будто был не готов к такой резкой смене погоды.
— ... Кто-то мне сказал, что лучше подавать документы из руки в руки, не через сайт, — продолжает рассказывать Дазай, прикрывая рукой глаза от солнца. — Я планирую чуть позже поехать туда, как раз на город посмотрю.
Шатен заметил, что когда разговоры заходят о будущем и поступлении, Чуя спокоен, задумчив и молчалив. Задает вопросы, ничего не говорит по поводу себя, но внимательно слушает каждое слово. Осаму не уверен, следует ли пробовать ещё раз хоть что-то узнать, кроме уже известного факта, что родители отправят Накахару в столицу учиться вместе с братом.
Темы разговора стремительно сменяются одна за другой, пианист и не успел заметить, как они так быстро добрались.
На встречу с преподавателями, парни взяли конфет с ликером для Мори и ярко-розовые акации для Коё. В качестве скромного прощального подарка, хотя трудно верить, что это и впрямь не в честь конца очередного года обучения, а в честь самого завершения школы.
Церемония оказалась не так уж и официальной и грандиозной, как они сперва думали. Директор лично поздравил каждого, пожал руку и вручил диплом. Может, и не так эффектно выглядит снаружи, но внутри ощущается слишком особенно. Как редкая эстетика, доступная не каждому. Дазай осматривает хорошо знакомое помещение концертного зала и людей внутри.
Совсем не верится, что он сюда больше ни разу не зайдет в качестве ученика.
Становление его личности проходило в этих стенах. Вспоминается всё: конфликты, слёзы, старания, умения, церемонии, концерты. Отдает болью в пальцах от всех безжалостных схваток с фортепианными клавишами, но разливается теплом в груди. Взгляд цепляется за рояль на сцене и парень понимает, что буквально рос за ним. Выходил на каждое выступление всё взрослее и осознаннее. Осаму наизусть может рассказать всю историю произведений, с которыми выступал. И каждое из них ассоциируется с определенным моментом жизни.
"Сурок" Бетховена – первое выступление. Дрожащие руки, волнение и тихие вопросы тонким голосом: "А мама с папой будут смотреть?".
"Сонатина" Жилинскиса – желание удивить всех зрителей тем, как он умеет играть. Энтузиазм, неокрепшая уверенность в своих силах. Одна оплошность, второе место и разочарование не только в себе, но ещё и со стороны родителей.
"Кармен" Бизе – первая практика игры в четыре руки. Равнодушное отношение к инструменту, но отточенные до блеска навыки. Первое место в конкурсе, но последнее место по важности в жизни.
"Престо. Из Сонаты до мажор" Баха – злость к инструменту, непринятие и отторжение. И снова первое место только благодаря терпеливому Мори и желанию Дазая передать все эмоции в музыке.
"Reflections" Тошифуми Хината – солнечные лучи среди неба, затянутого облаками. Выделяется ярким бликом среди всех его выступлений. Совершенно неизведанные эмоции, устойчивое желание играть и ощущать. И первое место совсем не имеет значения здесь.
Он помнит всё и помнит чётко. Это место было надоедливой обязанностью, раздражающей мухой, а впоследствии стало необходимой терапией и важной частью его истории.
Диплом ощущается в руках тяжелым и ценным предметом. Держать и прикасаться к подтверждению крепкой связи с музыкой на протяжении стольких лет многого стоит. Осаму обязательно сохранит его как ещё одно напоминание того, что он смог.
Когда вручение заканчивается, Мори и Озаки зовут своих двух главных учеников в кабинет фортепиано. Как бы музыкантам не хотелось всегда поскорее окончить школу и сбежать от своих инструментов подальше, сейчас уходить совсем не хочется. Уютный кабинет и запах старых нот создают неповторимую атмосферу и хорошее настроение. Разговоры о былом, витающее спокойствие и аромат насыщенного чая.
Как вторая семья. Дазай впервые слышит искренний смех Мори и сам смеется с возмущений Чуи на рассказы умиленной Коё о первых занятиях скрипача и его поведении на них.
Они увлеченно обсуждают свои эмоции во время последнего концерта и вспоминают истории за их практику.
— Буду всем ученикам рассказывать о тебе и ставить в пример, чем тебе не в радость? — смеется Озаки, обращаясь к скрипачу. — Они и так уже наслышаны о тебе, знал бы ты, как уважают и равняются. Мори тоже будет о Дазае слогать истории с подвигами над сонатами Бетховена, не злись ты так.
— Да, я бы с радостью рассказывал про него, только вот, — Огай обращает к себе внимание, пусть и говорит вполголоса, — не будет больше у меня новых учеников.
— Вы уходите? — то удивление, которое испытывает Осаму, ярко передается его интонацией.
— Уже давно пора. Тебя я до конца обучения довел, теперь и самому пора на отдых.
Дазай даже не задумывался о том, что его преподаватель когда-нибудь покинет свою должность. Это неожиданно слышать, но явно было обдуманным решением.
— Как старик говоришь, Огай. Отдых он ведь здесь, среди музыки и нот! — Коё обводит рукой помещение, не расстраиваясь из-за новости. — Я всё равно тебя на концерты буду приглашать, не рассчитывай, что это место так легко отпустит тебя.
Преподаватели всё же берут обещание с учеников наведываться сюда, как только выпадет возможность, и их чаепитие заканчивается на приятной ноте. Скрипачи уходят в свой кабинет на пару минут, ведь Озаки хочет подарить Чуе ноты, по её словам: "Чтобы играл иногда и вспоминал лучшего в мире преподавателя и эту школу, запомнил?".
Перед тем как Осаму собирается выйти из кабинета, Мори мягко останавливает его, намереваясь что-то сказать. Пару мгновений уже бывший учитель молчит, подбирая слова и решая с чего уместнее начать.
— Я рад, что имел возможность работать с таким талантливым учеником как ты. Обучать тебя — это не личное достижение, а передача моих знаний более сообразительному и молодому представителю поколения. В первую очередь, я горжусь тобой, — им обоим всегда были чужды искренности и признания, но Осаму чувствует, что тоже должен выразить свою благодарность сейчас.
— Вы в значительной степени повлияли не только на мои навыки владения фортепиано, но и на мои взгляды и поведение. Честью для меня было учиться у вас.
Сдержанно, но искренне. Огай кивает, пытаясь скрыть улыбку, и протягивает руку к руке ученика, учтиво пожимая её.
— Пусть ты и не свяжешь с этим свою жизнь, но играй при любой возможности, не забывай, насколько размашисты твои навыки. Благодарю за сотрудничество, Осаму. И ноты я тоже тебе подарю.
Дазай выходит из кабинета, уже скучая по нему, с двумя нотными сборниками в руках: Бетховена и Чайковского. И символично здесь то, что в обоих есть его первое и последнее произведение. Парень шагает вдоль коридоров, запоминая каждую деталь помещения.
Здесь упал когда-то, здесь останавливался, чтобы оттянуть момент занятия хоть на пару секунд. Значимо, ценно и неизвестно, в сколько раз сильнее его настигнет чувство ностальгии, когда он вернется сюда через более длительное время.
Наслаждаясь времяпрепровождением в стенах, пропитанных музыкой, Осаму совсем забыл о том, что сейчас им с Чуей предстоит узнать последствия их подготовки и сдачи экзаменов. Уж слишком насыщенный эмоциями день выдается.
Дождавшись Накахару с огромной стопкой нот в руках, парни покидают здание музыкальной школы. Преддверие грозы колышет ветви деревьев, а запах дождя пронизывает воздух, делая его свежее. Они вновь возвращаются домой к Дазаю, словно это самое привычное занятие, будто они и впрямь живут вместе.
— Жуть как страшно, — коротко произносит Осаму, открывая ноутбук. То ли принято бояться в такие моменты, то ли действительно не по себе от исхода и всевозможных вариантов событий.
— Не медли, давай, — Чуя сидит рядом и собирается открыть тот же сайт на телефоне. Сам нервничает, но не подает виду.
Щелчок кнопкой мышки разрезает тишину. Кажется, что стук сердца слышно на всю комнату. Взгляд концентрируется на каждой строке и цифре, а лёгкие совсем забывают о своей функции.
— Превышает, — Осаму трудно сказать полное предложение о том, что количество баллов позволяет ему поступить на бюджет.
Намного выше среднего. Не максимум, конечно, но в пределах отличного результата. И даже математика не так сильно портит общую картину, пусть и самая избитая и низкая в списке баллов.
— У нас практически одинаково! — в доказательство, Чуя показывает свои результаты. И впрямь, цифры набранных баллов почти идентичны.
У Дазая нет сил выразительно радоваться и кричать на всю комнату, в отличие от Накахары, но он счастлив. Просто медленнее осознает и принимает. Будто предвкушение было более насыщенным, чем само мгновение, но это не мешает последнему быть значительной и запоминающейся секундой. Парень удовлетворенно откидывается на спинку стула, обнимая скрипача, что продолжает рассказывать о том, что он знал, верил и вообще, не могло быть иначе.
— Слышишь? — он прекращает говорить и замирает, а Осаму слышит запах летнего дождя и стук множества капель за окном.
На спрашивающий взгляд пианист отвечает улыбкой. Он помнит о том, что Чуя всегда хотел выйти на улицу во время проливного дождя и полежать на асфальте. И вот, наконец, эта возможность выпала в самый подходящий момент.
Звук скорых шагов вниз по ступеням, эхо задорного смеха и нарастающий шум стихии. Пахнет свежестью и сыростью, отдает чувством свободы и облегчения. Вот теперь Дазай в полной мере осознает произошедшее.
Не боясь простуды, не волнуясь о грязной одежде, вдоволь набегавшись и уведомив каждый столб о своем успехе, они ложатся на мокрый асфальт. Дождь не холодный, почти что теплый, рассекает каплями воздух и дарит ощущение жизни. Пока скрипач говорит без умолку, всё ещё смеясь порывами, Осаму продолжает улыбаться остатками недавнего смеха и с нежной тоской ловит каждое слово Накахары, силясь отпечатать момент как можно красочнее в своих воспоминаниях.
Не хочется избивать свое настроение мыслями о разветвлении. Не сможет он учиться там же, где и Чуя. Не пробьется, не доползет. Хочется быть рядом, но там он не сможет. Они не говорят об этом, будто осознают, но не верят. Разные судьбы, разная жизнь. Редкие пересечения и угасание. Скоро. Выглядит тускло, пахнет сыро, на ощупь шершаво.
Только вера во внезапный и приятный исход заставляет сиять ярче, передавать запах полевых цветов и ощущаться мягче. Но похоже на простое непринятие и собственное утешение.
***
— Я оставлю это здесь, но сам решай, открывать сейчас будешь или потом.
Через пару часов пианист должен направляться в тот город, в котором хочет жить и напрямую подавать документы в университет, в который хочет поступить. Чуя не был бы Чуей, если бы не вызвался помогать собирать некоторые вещи и провожать Осаму на поезд. Дата рейса выпала именно в ночь с восемнадцатого на девятнадцатое июня, но Дазай настолько был занят оформлением и поиском различных документов последние дни, что совсем об этом не подумал. Как и не учёл то, что Накахара придет не только, чтобы встретиться, а ещё, чтобы поздравить с наступающим днем рождения.
— А не рановато ли?
— Нет, открывай! — буквально противоречит своим прошлым словам Чуя, протягивая пианисту довольно большую коробку прямоугольной формы.
Дазай в любом бы случае не стал медлить с тем, чтобы узнать что внутри, слишком сильно интригует. Он аккуратно разрезает подарочную бумагу и почему-то ужасно стесняется, что-то тихо говоря себе под нос. Когда парень понимает что это, то буквально осознает всю суть слова "ступор" на несколько мгновений.
Проигрыватель и виниловые пластинки, которые запечатлевают между своих линий все те песни, которые объединяют Осаму и Чую. Здесь и те песни, которые звучали во времена их первой поездки, и та, под которую они танцевали в закрытой кофейне, и даже те, о любви к которым пианист случайно упоминал в обыденном разговоре.
Именно музыка объединила их, и пианист держит в руках материальное её воплощение. Компактное произведение исскуства.
Интересно то, что у Накахары язык любви заключается в прикосновениях, эмоциональном выражении чувств и внимании. У Дазая же в заботе, интеллекте и словах. Но объединяет их то, что у обоих ярко выражена склонность радовать друг друга подарками. Чем-то материальным, иногда не столь значительным, но для них все эти сюрпризы имеют ценность.
— Здесь нет того, что мы учили в музыкальной школе, потому что я бы хотел их не слушать, а именно играть вместе с тобой, — влюбленно произносит скрипач, вставая на носочки и размещая подбородок на чужом плече.
Крайняя степень благодарности Осаму сплетается с попытками разобраться, как работает проигрыватель и как следует с ним обращаться. Инструкция выглядит как сплошной глоссарий специализированных терминов, разбираться трудно, но интересно. Парни сидят в комнате на полу и периодически легонько отодвигают кошку, которая так и норовит походить вдоль и поперёк подарка.
— Нет, это там не надо, — Чуя усердно пытается понять, что к чему, указывая Дазаю, что делать. — Говорят, что здесь уже встроен фонокорректор.
— А что это?
— Корректирует что-то, не знаю.
— А усилитель тут тоже есть?
— Что это?
— Ну усиливает, наверное...
Практически час уходит на то, чтобы, наконец, добиться результата и услышать аккорды мелодии. Звук такой чистый и громкий, они смотрят на проигрыватель, как обычно родители смотрят на ребёнка, делающего первые шаги. Песня льется из пластинки так красиво, так необычно. Строки путаются в мыслях под влиянием впечатлений, но всё равно отчётливо проясняются:
I wish I could live without you
But you're a part of me
Wherever I go
You'll always be next to me.
— Спасибо-спасибо-спасибо, — Осаму шепчет слова благодарности прямо в волосы Чуи, прижимая его к себе. Рад не столько подарку, как тому вниманию, которое скрипач передал с его помощью.
Они бы с радостью остались здесь слушать каждую виниловую пластинку, но потеряли слишком много времени за настройкой прибора. Дазай перепроверяет содержимое рюкзака, пока Накахара сидит в коридоре, болтает ногами и мечтательно смотрит в стенку прихожей. Добраться до вокзала удается за короткий промежуток времени, ведь он располагается совсем не далеко отсюда.
Лёгкая прохлада, чуть шумящие ветви деревьев и первые, расцветающие на небе, звёзды. Ночной воздух, брусчатка платформы под ногами и звук голоса, оглашающего время прибытия поездов. Огни фонарей освещают рельсы и вагоны, расположившиеся на них. Так спокойно, без лишней суматохи, что хочется вдохнуть как можно глубже.
— Мне ещё кое-что нужно тебе отдать, — Дазай замирает, будто предчувствуя прощальный подарок. Он поднимает взгляд, собираясь повторить, что они увидятся через пару дней, но Чуя поразительно спокойно протягивает ему бумажку прямоугольной формы. Осаму осторожно берёт её в свои руки, в спешке пробегаясь глазами по содержимому.
Часы на вокзале уведомляют о полночи и предвещают следующий поезд. Ветер будто становится сильнее, но одновременно с этим мягче. Пианист поднимает глаза, пытаясь взглядом выразить всё свое удивление. Накахара же явно доволен произведенным эффектом, довольно улыбается и стоит, как ни в чем не бывало.
— Ты серьезно? — билет Чуи на этот же поезд слегка мнется под пальцами шатена.
— С днём рождения! Одним подарком от меня ты бы не ограничился, — он снова вложил всю свою оригинальность и душу.
— Я не знаю что сказать, Чуя. Хватит заставлять меня краснеть, — Дазай крепко-крепко обнимает, радуясь, что проведёт поездку и свой день рождения не один. — А вещи ты хоть какие-то с собой взял?
— Не волнуйся, я буду одалживать их у тебя.
Всё буквально происходит в полночь. Путешествовать куда-то вместе никогда не надоест, каждый раз спонтанный и от того не менее желанный. А сейчас ещё и факт личного праздника придает особой значимости мгновению.
В небольших, но уютных купе поезда живет предвкушение, энтузиазм и, конкретно сейчас, любовь. Широкие окна, фоновый шум, приглушенный свет. Здесь комфортно, хочется спать и изредка просыпаться, чтобы наблюдать за движущимся пейзажем за окном.
— Подвинься, ты закрываешь мне весь вид, — с улыбкой в голосе говорит Осаму, пытаясь подвинуть Чую, который разместился у окна и пытается сфотографировать на полароид всё, что видит.
— Я и есть вид, не мешай. О, встань туда, именинника тоже запечатлеть нужно!
