***
Из новенькой машины, капот которой слепил окружающих отражающимся в нем солнцем, вышел молодой священник. Отряхнув от пыли черную сутану, он быстрым шагом направился к роскошному песочного цвета двухэтажному дому, величественно возвышающемуся над пышным розарием. Сегодня он приехал сюда для того, чтобы исповедать хозяйку поместья и совершить причастие. — Доброе утро, отец Арсений, — у веранды его по-английски поприветствовала улыбчивая горничная, срезающая плотные стебли роз для букета. — Доброе утро, миссис Смит, — улыбнулся он ей в ответ. — В поместье леди Карсон самые красивые розы, — подметил священник, не уставая каждый раз восхищаться этим цветущим островком, расположившимся посреди выжженых под палящим солнцем пустынь, где на несколько миль пути можно было не встретить ни одного, даже самого захудалого деревца. Только кактусы на любой вкус. — Проходите в дом, вас там уже заждались, — в два счета оказавшись рядом с пастором, девушка распахнула двери и жестом пригласила пройти внутрь. Переступив порог дома, Отца Арсения окутала долгожданная прохлада. — Не хотите ли воды? Жарковато сегодня, — спохватилась было миссис Смит, но мужчина, сдержанно улыбнувшись, отказался. Священник проследовал в просторную гостиную, где его и ждала леди Карсон, расслабленно сидящая в кресле у большого распахнутого окна. Ее скучающего вида лицо было заметно бледнее, чем у людей, живущих в этих краях, и это выставляло напоказ ее высокий социальный статус. Несмотря на ее абсолютно белоснежные волосы, аккуратно уложенные волнами, проживающая седьмой десяток женщина выглядела моложе своих лет: старческие морщины не спешили полностью испещрить ее лицо, лишь тонкой сеткой собираясь у ее глаз холодного бледно-серого оттенка и пролегая глубокими бороздами по бокам ее губ, подведенных розовой помадой. Женщина следила за модой, а что еще ей оставалось? Арсений уверенной, но в то же время мягкой походкой миновал зал, ступая по дорогому цветастому ковру, и галантно поцеловал руку хозяйки, для чего высокому мужчине пришлось низко наклониться. Губы немолодой женщины медленно растянулись в манерной улыбке, а глаза ее лукаво заблестели. — Рад видеть вас в добром здравии, миссис Карсон, — произнес он, выпрямляясь. Даже в строгом одеянии священника мужчина выглядел безупречно: одежда подчеркивала широкие плечи, а воротник-стойка с белоснежной колораткой лишь придавал ему сдержанного изящества, несмотря на пыльные сапоги из грубой кожи, виднеющиеся из-под подола — в других в этих местах ходить было невозможно. — Отец, сколько раз нужно вас попросить, чтобы вы называли меня просто Мэри? — вкрадчиво спросила женщина, неприкрыто любуясь стоящим перед ней красивым молодым человеком. Ее внимательный взгляд без стеснения смерил его с ног до головы, дольше положенного задерживаясь на плотно сжатых чувственных губах и обрамленных длинными ресницами синих глазах, с застывшим в них показным повиновением. — Тогда называйте меня просто Арсением, — бархатным голосом произнес он, улыбнувшись уголками губ. Священнику требовалось немало самообладания при разговоре с проявляющей чрезмерный интерес к нему пожилой дамой. Благо, здешний приход научил его сдержанности и невозмутимости, а потому мужчина с надлежащим благоразумием общался со всеми прихожанами и особенно — с вдовой покойного Майкла Карсона. К тому же, однажды его пылкий нрав уже обернулся изгнанием в такое захолустье, как этот отдаленный приход, что стало для него хорошим уроком — не стоило в свое время дерзить епископу. — Я рада, что в такой жаркий день вы согласились приехать и навестить меня, Арсений, — она протянула последнее слово, будто пробуя его на вкус, неторопливо смакуя каждую гласную. В наигранно учтивом тоне скользили нотки высокомерия, присущего всем властным людям. — Выпейте чаю. — Ну что вы, я благодарен вам за то, что вы меня пригласили, — спокойно отозвался мужчина, в очередной раз принимая правила игры, в которую ему приходилось играть каждый раз, приезжая сюда. — Сейчас я проведу мессу, миссис Карсон, а позже с удовольствием воспользуюсь вашим предложением, — он обаятельно улыбнулся. Во время мессы и причастия женщина ни на секунду не могла отвести глаз от приходского священника, на протяжении долгого времени занимавшего все ее мысли. Отец Арсений был для нее будто глоток свежего воздуха в этих выжженных немилосердным солнцем краях — высокий и статный, он приковывал внимание изяществом в каждом движении и жесте, бархатистым, чуть хрипловатым тембром голоса, губами, порой роняющими совсем не благочестивую ухмылку. Люди, собравшиеся в доме для слушания мессы, ничуть не смущали своим присутствием втайне упивающуюся непристойными мыслями женщину, а сам объект страсти всеми силами старался не замечать прикованный к себе полный желания взгляд. Вскоре с богослужением было покончено; причастившись и исповедавшись, прихожане, получили отпущение всех грехов, покинули дом, а отец Арсений проследовал за миссис Карсон в обеденный зал, который своим убранством мог бы соперничать с царскими трапезными. — Последние несколько месяцев были весьма занимательными благодаря вашим визитам в мой дом, — направившись к месту во главе стола, довольно сказала женщина. — Вот только отец, я до сих пор не знаю, за какой грех вас сослали в такую глушь? Удовлерворите же мое люботытство, — она пронаблюдала за священником, обходительно выдвинувшим перед ней стул с высокой спинкой, прежде чем опуститься на мягкую обивку. Сам же отец Арсений расположился справа от нее. — Отчего же вы считаете, что это ссылка? Я могу служить Богу здесь не хуже, чем на высоком посту в духовной иерархии, — вспоминать об ошибке, стоившей ему куда более достойной должности, чем эта, совершенно не хотелось. Мужчина, мечтавший о кардинальской мантии, уже тысячу раз пожалел о дне, когда позволил себе дерзость — разумеется, в защиту своих убеждений, но тем не менее. Правду говорили его учителя — смиренным Бог дает благодать, а гордым противится, вот только понял он эту истину лишь на двадцать восьмом году жизни, оказавшись сосланным сюда. Арсений поморщился от этих мыслей, как от боли. К тому же, чрезмерное любопытство дамы, считавшей, что ее богатство разрешает ей вседозволенность, не могло не раздражать пастора. — Видит Бог, вы непростой человек. Такие, как вы, становятся кардиналами, — играя на честолюбии мужчины, маслянисто проговорила она, понизив голос до сладкого шепота. Неприкрытая лесть все же вызвала улыбку пастора, и он поспешил утопить ее в чашке душистого чая. Он бы соврал, сказав, что ни разу не представлял себя в красном одеянии, шагающим по нескончаемым коридорам Ватикана, мимо висящих на стенах старинных гобеленов и протягивая руку для поцелуя встречным епископам. Но теперь его амбиции рискуют так никогда и не быть удовлетворенными, ведь быть замеченным Папой, находясь в этой глуши, было практически невозможно. «Если только старая ведьма не использует свое влияние», — Арсению было мерзко даже думать о таком, и уж тем более он не мог просить ее помощи, зная, что она попросит взамен. Нет, он никогда не опустится до такого, пусть и прослужит приходским священником всю жизнь. — Радует ли вас мой подарок? — тем временем вывел его из раздумий елейный голос. Женщина неторопливо помешивала сахар в своей чашке, одной рукой придерживая кружевной манжет платья, чтобы не испачкать. К слову, бархатное платье сидело на стройной фигуре восхитительно, и со спины пожилую даму вполне можно было бы принять за молодую женщину, если бы не полностью побелевшие волосы. — Не знаю, имеете ли вы ввиду подаренную вами машину или лошадей, впрочем да, ваши подарки несомненно радуют меня, ведь благодаря им я могу чаще навещать вас и других прихожан, — путь от прихода до поместья был не близкий, и наличие машины значительно упрощало преодоление этого расстояния. К тому же, не было ничего греховного в том, чтобы принять подарок, с чьей помощью Арсений мог чаще навещать прихожан и, тем самым, лучше служить Богу, считал он. — Ваше обаяние могло бы помочь вам получить и это поместье, — вдруг проговорила миссис Карсон с нажимом, и глаза ее лукаво блеснули. — Обещайте подумать над этим, святой отец. Ну, конечно. Чего еще стоило ожидать от этой дьяволицы? Ее намерение полностью подчинить себе обаятельного священника было так очевидно, и Арсений заведомо ожидал от нее подобной выходки, но он не мог поверить, что она посмеет произнести вслух подобное глядя ему в глаза. Откровенная провокация настолько ошеломила мужчину, что он на мгновение растерялся, но тут же взял себя в руки и напряженно продолжил: — Что вы от меня хотите, миссис Карсон? — серьезно спросил он, в упор глядя на нее немигающим взглядом, давая понять, что эта шутка затянулась и пора бы уже перестать ходить вокруг да около. — Только вашего мудрого напутствия, — струсив, как кролик перед удавом, женщина поспешила отвести взгляд — ей едва удалось сохранить лицо перед непоколебимым пастором. Расценив это как свою личную победу, он поспешил перевести тему в более спокойное русло, показывая, что не намерен терпеть неподобающее отношение к себе: — И что же беспокоит вас? — Дело в моем брате, — начала миссис Карсон внезапно омрачившимся тоном. — Вы не говорили, что у вас есть родственники, — Арсению не терпелось закончить этот разговор и скорее покинуть усадьбу, однако по долгу службы он продолжал сидеть и слушать. — Мой брат с его семьей живут в России. Он опытный землевладелец, но в свое время ему очень не повезло. Я хочу перевезти его сюда и сделать главным скотоводом, — услышав это, Арсений хмыкнул — перевезти к себе родственников лишь для того, чтобы сделать их прислугой!.. А он еще удивлялся непристойному поведению в свою сторону. — Представляете, какое это утешение, — продолжала она, — помочь родным, оказавшимся в трудной ситуации, и не быть вынужденной оставить все, что я имею, церкви? — показное высокомерие вновь засквозило в ее голосе. Неукротимый нрав никак не давал ей принять поражение и отказаться от молодого священника, чье тело и душу она ни на секунду не прекращала желать. — Это… очень щедро с вашей стороны, — сдержанно ответил пастор, прежде чем гордо подняться со своего места, тем самым показывая, что этот тупиковый разговор окончен. — Да, Арсений. Тот, кто унаследует это поместье, должен его заработать, — женщина сделала акцент на последнем слове, давая понять священнику, что еще не поздно передумать и согласиться удовлетворить ее желания. Иначе все состояние достанется совершенно другим людям, и намерения ее весьма серьезны. На лице ее торжествовала улыбка — она наслаждалась живыми эмоциями на лице мужчины, который в эту секунду невольно прикидывал цену своей гордости. — До свидания, миссис Карсон, — вдруг коротко произнес он, после чего развернулся на пятках и торопливо прошествовал к выходу из зала.***
Арсений приехал на вокзал, чтобы встретить семью Шастунов, которые проделали огромный путь на другой континент, сменяя поезда и пароходы. И все чтобы стать не более, чем слугами старого поместья. Арсений и представить не мог, как жила эта семья там, на родине, к слову являющейся и родиной его родителей, вынужденных эмигрировать на восточное побережье еще до его рождения. Тем не менее, мужчина прекрасно говорил по-русски, пусть и с едва уловимым американским акцентом. Наверняка, у Шастунов были веские причины, вынудившие их приехать, подумал напоследок Арсений, решив, что его это вообще мало касается. Сегодня в воздухе столько пыли и песка, разносимого туда-сюда горячим ветром, что приходилось постоянно щуриться и закрывать глаза рукой, однако и это не спасало от то и дело попадающих в глаза песчинок. Вскоре послышался гудок паровоза и шум приближающегося к платформе поезда. Люди вывалили из вагонов с детьми и баулами, тут же принявшись щуриться от пыли, попавшей в глаза, и Арсений пытался высмотреть среди них нужную семью — пару с двумя детьми, той же национальности, что и он сам, от чего ему было немного волнительно. Точно, они же совсем не говорят по-английски. Заметив в толпе растерянно оглядывающихся по сторонам людей, одетых бедно даже по меркам их невзрачного городка, Арсений поспешил к ним, подняв вверх руку. Семья одарила его искренними улыбками, на короткое время озарившими их измученные дорогой, а может и тяжелой жизнью на родине, лица. Арсений вежливо поздоровался и представился местным пастором; закинув на плечо одну из сумок, взгляд его зацепился за маленькую ладошку, крепко держащуюся за потертый отцовский жилет. Мужчина поднял взгляд и столкнулся с невероятного цвета любопытными детскими глазами — распахнутыми, будто кувшинки; оттенка, которого, казалось, в этих краях просто не существовало — так ярко и в то же время спокойно могла быть окрашена, разве что, какая-нибудь дикая птица — вся зелень тут либо сгорала до желтизны, либо чернела на фоне рыжеватых песков. Арсению не сразу удалось отвести взгляд от таких серьезных детских глаз, чтобы рассмотреть мальчика, что прятался за спиной отца от незнакомца в черной сутане, лишь из любопытства немного выглядывая. — Тоша, поздоровайся с отцом Арсением, — сказала Майя, положив ладонь на плечо мальчику. Тот показался из-за спины папы и смущенно протянул руку Арсению в приветственном жесте, которую пастор пожал, добродушно улыбнувшись. Мальчишка лет десяти с невероятными глазами и светлыми, слегка завивающимися волосами был одет в старую, но чистенькую рубашку и темно-коричневые брюки, держащиеся на худой талии с помощью подтяжек. — Здравствуйте, — серьезно сказал ребенок, с любопытством рассматривая лицо Арсения. — Здравствуй, Антон, — ответил священник, присев на корточки и глядя уже снизу вверх, полностью очарованный этим мальчиком. — Приятно познакомиться. Сильно устал? — кивок. — Ничего, скоро будешь дома. Детская улыбка заставила сердце Арсения пропустить удар. Мужчина поднялся и перехватил ладошку мальчика другой рукой, сам не зная зачем намереваясь идти с ним так до машины. Зеленые глаза будто бы заглянули внутрь Арсения, в его душу, и считали все самое сокровенное — ничего не укрылось от них. Все страхи, сомнения, все тайные желания. Почему-то Арсений рад приезду Антона, и как-то необычно взволнован; хрупкая ручка ребенка ощущается в его руке так правильно, что улыбка невольно касается его обветренных губ.