Любовь моя и грех мой

      Картинка настолько расфокусированная, что Арсений еле различает чье-то обнаженное плечо всего в нескольких сантиметрах от своего лица. Так близко, что ощущается запах кожи. Сладковатый и густой. Манящий.       Постепенно туман приобретает четкие очертания, собирается во что-то осязаемое. Существо перед ним было явно не из этого мира. Кожа мраморная, бледная. Может, Арсений умер? Лежа на коленях Антона уснул и не проснулся. Может, его сердце остановилось. Сам Бог забрал его, избавив от страданий. Или он просто не выдержал монотонного чтения любовного романа в исполнении мальчишки?       Пространство вокруг казалось абсолютно безвоздушным. Не было видно ни стен, ни потолка, ни неба, ни горизонта. И тем не менее, Арсений лежал на чем-то, что ощущалось как морской песок. Ему сложно было судить, ведь он никогда не бывал на море.       Мужчина ощутил мягкое, щекочущее прикосновение к своему торсу, и его кожа покрылась мурашками. Он не сразу понял, что был абсолютно наг, и легкий ветер бесстыдно лизал его бедра и спину. Вдруг существо перед ним пошевелилось, точно освобождаясь от дремы. Взгляд Арсения упал на острые лопатки, и он сощурился, вглядываясь. Лопатки оказались не совсем человеческими. Они находили свое продолжение в белоснежных крыльях с мягким, почти пушистым оперением, которые и прижимались к животу и груди Арсения, вызывая в нем легкую дрожь.       Мужчина коснулся кончиками пальцев места, где бархатная кожа плавно переходила в мелкие перышки. Существо пахло приятно и знакомо, в точности, как Антон. Арсений приподнялся, облокотившись на предплечье, и ладонь его утонула в белоснежном песке. Глаза слезились так, будто песок попал и в них. Игнорируя легкое пощипывание, он оглядел то, что лежало перед ним. Худощавое обнаженное тело будто бы светилось изнутри, освещая пространство вокруг. Взгляд Арсения скользнул по талии и округлому бедру, стройным юношеским ногам. Крылья стелились до самых ягодиц, закрывая их от пристального взгляда мужчины.       Существо повело плечом и сонно потянулось, растопыривая перышки. Арсений следил за каждым его движением, затаив дыхание. Незнакомец наклонил голову в сторону Арсения, и тот не сдержал потрясенного вздоха. Точеный профиль был на удивление изящным. И тем не менее, каждая черта сквозила мужественностью и упертостью. Ровный, слегка вздернутый нос и пухлые губы, полумесяцы длинных ресниц на блаженном лице. Крылатое создание мягко перекатилось на спину. Светло-русая челка упала на глаза, и изумрудный взгляд запутался в непослушных волосах.       Арсений даже не сразу узнал Антона. Угловатые плечи, изящные запястья и щиколотки. От по-детски пухлых щек не осталось и следа. Скулы выразительные, острая линия челюсти. Глаза щелочки хитрые. Щурится. Он будто бы взрослее. Привлекательнее. Он потер глаза, прогоняя остатки сна, и улыбнулся Арсению. Мужчина приложил неимоверные усилия, чтобы не начать разглядывать изящное тело.       Не смей смотреть туда.       Глаза Антона — если конечно это был он — искрились изумрудом, и Арсений застыл, топя в них свое сознание. Юноша протянул руку и смахнул песок со скулы Арсения. Затем приподнялся на локтях и ткнулся туда носом, все так же улыбаясь. Арсений не реагировал, шокировано таращась на Антона, и тот смешно нахмурился, сдвинув брови.       Легкий толчок в плечо заставил мужчину повалиться на спину. Оседлав податливое тело Антон склонился над ним, и Арсений подавился воздухом, ощутив вес парня в области своего паха. Оцепенение сменилось страхом. Арсений попытался было скинуть Антона — нет, это не мог быть он — со своих бедер, но тот крепко вцепился в плечи, усыпанные родинками, и прижал Арсения к земле. От поерзываний юноши мужчина быстро задышал.       Он еще не врезал этому парню только потому, что он так похож на Антона. Он пахнет как Антон. Он щурится как Антон. А может быть Арсений бездействовал потому, что глубоко в душе ему нравилось происходящее. Еще никогда ему не было так до головокружения приятно и горячо внизу живота. Ангел угомонился и хитро ухмыльнулся. Может, это и не ангел вовсе, а сам дьявол в овечьем обличии, — промелькнуло в голове пастора.       — Кто ты? — прохрипел Арсений.       — Я — твоя награда. За вот это, — юноша провел кончиками пальцев по груди Арсения, а затем поднес испачканные в темной крови пальцы к губам. Арсений пронаблюдал за тем, как пальцы погрузились в чувственный рот, прежде чем посмотреть на грудную клетку. Вместо сердца чернела рваная, зияющая рана.       Мужчина в ужасе вскрикнул и проснулся, дернувшись всем телом. Затем шарахнулся еще раз, когда книга выскользнула из рук испуганного Антона и с громким хлопком приземлилась на пол. Арсению потребовалось время, чтобы настороженно оглядеться и осознать себя в собственной комнате. Он ошарашенно уставился на Антона, затем протянул руку и коснулся его румяной щеки. Прикосновение получилось почти грубым, и мальчик поморщился, а Арсений еще пристальнее вгляделся в его глаза, убеждаясь, что перед ним его Тоша.       — Вы в порядке? — недоуменно спросил Антон.       — В полном, — конечно же вранье. Наконец Арсений отнял руку от антонова лица и потрепал волосы мальчика. Потом поднялся на ноги и направился к графину с водой, но не успев наполнить стакан трясущейся рукой хотя бы наполовину, как тошнота подступила к горлу, и Арсений бросился в уборную, прижимая запястье ко рту.       После того, как Арсения вывернуло наизнанку, он раз десять умылся холодной водой. Он поднял взгляд на свое отражение в зеркале. Мокрая челка и забрызганная одежда, но это не самое страшное. Страшно то, что приснилось ему пять минут назад. Страшнее только, что оно вообще зародилось в его сознании. Выйдя из ванной он наткнулся на обеспокоенный взгляд Антона.       — Вы не заболели?       — Нет. — Отрезал Арсений.       Если только тобой. Если только смертельно.       Проигнорировав беспокойство Антона, Арсений лишь пересек комнату, схватил зонт и бросил:       — Мне нужно уйти по делам.       — Куда? Надолго?       Арсений ничего не ответил. Дверь за ним захлопнулась с категоричностью гильотины, заставив мальчика вздрогнуть.       Как и ожидалось, на улице моросил дождь. Небо плакало за его, Арсения, грехи — иначе не объяснить второй дождливый день подряд. В их-то пустыне. Брусчатка топорщилась у него под ногами. Пастор быстро шел по мощеным улицам мимо людей и машин. Ничего не удостаивалось его взгляда — беспокойный мужчина смотрел куда-то в пустоту и лишь иногда — под ноги. Погрузившись в себя он не обращал никакого внимания на экипажи и машины, чуть было не попав под одну. Благо, протяжный звук автомобильного гудка привел его в себя.       Арсению никогда не снились такие сны. До сегодняшнего дня. От жгучего стыда все его лицо горело, а внизу живота все еще томился узел влечения. Черт возьми, он чуть было не дошел до пика там, под крылатым существом с лицом Антона. Лежа при этом на коленях ничего не подозревающего мальчишки. Арсению стало тошно от того, что его голова, в которой зародился весь этот кошмар, вообще касалась Антона, но на этот раз он глубоко вдохнул, сдерживая рвотный позыв.       Ноги сами принесли его к порогу старого, чернеющего на фоне серого неба храма. История здания насчитывала несколько пожаров, следы которых темнели на стенах пятнами копоти. Арсений поднял голову и перекрестился. Затем сел на мокрые от дождя ступени и взялся за голову, уперев локти в колени.       Все это было слишком для него. С тех пор как он поселился тут, покой ему только снится. Сначала Карсон, теперь вот это. Арсения будто бы затягивает в преисподнюю, откуда не то что к Богу, даже в церковь дороги нет. Он отчаянно не понимал, зачем Бог так его испытывает. Зачем вообще послал ему Антона? Арсению казалось, что ни ему, ни Антону не нравилось жить там, куда занесла их судьба и переплела такие разные жизни. Он из раза в раз задавался вопросом какой у Него замысел на его и Антона судьбу. И будь Арсений смелее перед Ним, он бы обратился к Нему в молитве и спросил, какую Он задумал игру. Но он был слишком покорен Ему. Он боялся его как мудрого, но строгого отца и всем своим существом благоговел перед Ним.       На самом деле сейчас ему больше всего хотелось увидеть Ирэн, и он сорвался бы к ней, будь у него машина. Она бы ни о чем не расспрашивала, а лишь составила бы Арсению компанию, позволила бы просто побыть рядом. Рассказала бы, какие непослушные дети ей достались, и они бы вместе посмеялись.       Но ноги сами принесли его сюда, к старому знакомому. Отец Дмитрий был одним из тех, кто поддержал Арсения после переезда сюда, когда вся его жизнь рассыпалась на глазах. Показал город и самые вкусные кондитерские, не заботясь о том, что сосланный пастор вообще-то не любит сладкое. Арсений думал тогда, что Дмитрий зря теряет время, ведь он никогда не посетит ни одного из этих мест. Но как он ошибался. Арсений бывал почти в каждой кофейне по несколько раз с Антоном, пока они не выбрали самую любимую, с клетчатой скатертью на столе и верандой. А про Дмитрия Арсений забыл. С тех пор он ни разу не бывал в этом храме и почти не вспоминал гостеприимного местного пастора.       — Дружище? — послышался голос позади Арсения. Он обернулся и увидел невысокого лысеющего мужчину с бородой, заметно поседевшей с их последней встречи. Пастор тепло улыбался Арсению, и тот сделал усилие над собой чтобы улыбнуться в ответ.       Казалось, Дмитрий нисколько не обижается на Арсения за его долгое отсутствие. Они зашли в храм, и привычный запах ладана ударил в нос. Арсений любил этот запах, хотя еще больше он любил запах дождя. Но Дмитрий запретил ему сидеть на ступенях, боясь, что мужчина простудится. Арсений покорно поплелся за ним к алтарю. Ноги горели. Он и не заметил, как прошел пол города, погрузившись в свои мысли. Но все его тело наконец остыло и больше не изнывало от плотских желаний.       — Мне кажется, ты пришел не просто так, верно?       — Да. То есть нет. Не совсем, — уклончиво ответил Арсений. Глаза Дмитрия смотрели будто в самую душу, и Арсению захотелось провалиться под землю. Прямо в преисподнюю, где ему и место. В сознании все еще стояли картинки злополучного сна, и думать о таком в церкви было непозволительно. Его взгляд бегал по полу и потолку, он смотрел куда угодно, только бы не в глаза Дмитрию. Опытный священник истолковал проблему Арсения верно.       — Не хочешь ли ты исповедаться, святой отец?       Арсений вздрогнул. Не столько от проницательности Дмитрия, сколько от отвращения к себе. Он понимал, что то, что сегодня произошло, огромный грех, и ему необходимо исповедаться. Он как никто другой понимал это.       Дмитрий присел на первую от алтаря скамью и похлопал возле себя, приглашая Арсения сесть. Хоть храм и был большим, сейчас в нем не было ни одного прихожанина. Должно быть, из-за дождя, — подумал Арсений. Только два священника сидели друг напротив друга, а алтарная свеча возле них трепетала, затеяв на их лицах игру света и тени. Колени Арсения подрагивали, и он то и дело теребил рукав сутаны. Он не мог просто взять и произнести это вслух.       — Что тревожит тебя? — отец Дмитрий не сдавался, но и не слишком давил. Арсений был благодарен ему за терпение.       — Дело в том… — Арсений закусил щеку изнутри, едва не пустив кровь. Проговаривать слова стоило ему титанических усилий. — Мне снился сон.       — Продолжай.       Но продолжать Арсению не хотелось. Он сделал глубокий вдох.       — Это был сон непозволительного содержания. — Отрезал Арсений с едва скрываемой злостью в голосе. Отец Дмитрий кашлянул и отвел глаза. Затем все же посмотрел на Арсения так же, как и всегда, с благоговейной улыбкой.       — Понимаю, — ответил он так, будто не видел в признании Арсения особой проблемы.       — Понимаешь? Не думаю, что ты понимаешь, отец, — Арсений раздосадовано уронил голову на грудь.       — Отчего же? Не ты первый, не ты последний, кто приходит с таким грехом.       От слова «грех» Арсений поморщился. Как он вообще докатился до такой жизни? Главный пастор уезда сидит и исповедуется за свои, прости Господи, грехи. Усилием воли Арсений напомнил себе, что он тоже человек. И грешное не может быть ему полностью чуждо.       — Этот человек… Я знаком с ним в реальности, — туманно продолжил Арсений. — Вообще-то, он мой близкий друг. — Арсению показалось, что он сам накинул себе удавку на шею, произнеся эти слова. Он буквально чувствовал ее физически — так тяжело ему было сделать вдох.       — Он? — брови Дмитрия на секунду взлетели, но он тут же постарался придать лицу беспристрастный вид. Арсений сокрушенно потупил взгляд.       — Ты не ослышался, — тихо проговорил он. — Я себе омерзителен.       Арсений сидел, ссутулив плечи, и смотрел вниз на свои руки. Никогда раньше он не выглядел так жалко, так подавлено, как сейчас. Дмитрий тяжело вздохнул. Ему было искренне жаль коллегу. Он не смел винить его, но то, как молодой пастор убивается, заставляло сердце Дмитрия болезненно сжиматься. В его отзывчивых глазах множились искорки сочувствия.       — Сожалеешь ли ты о своем прегрешении, Арсений? — спросил священник скорее для проформы — сожаление Арсения было так искренне, что сомневаться не приходилось. Арсений и сам это понимал — он прекрасно помнил правила таинства исповеди.       — Ты представить себе не можешь как сильно я сожалею.       — Можешь ли ты покаяться перед Творцом и обещать, что впредь не совершишь подобный грех? Сны не в нашей власти, отец, но клянись, что наяву не станешь помышлять о греховном.       Арсений был готов. Готов был уставать так, чтобы спать как убитый. Но он не был уверен, что подобного не повторился. Не в его силах было избежать этого. Проделки дьявола, не иначе. Или же его собственное подсознание сыграло с ним злую шутку? И тем не менее, Арсений был готов сказать что угодно, только бы подобного не повторилось.       — Каюсь. Буду впредь жить как велено в заповедях и не позволю дьяволу сломить мою любовь ко Всевышнему.       Тогда Арсений еще не знал, сколько раз он нарушит эту клятву. Сколько он будет каяться раз за разом, истязая свою душу и тело. Сколько раз он будет убегать от своих желаний и на сколько замков закроет свое сердце.       Отец Дмитрий оставил Арсения одного, и тот еще какое-то время молился на скамье. Его глаза казались стеклянными, с поселившимся там танцующим пламенем свечи, а бескровные губы неустанно шептали молитвы и покаяния. Затем он встал на колени перед алтарем. Он то закрывал лицо ладонями, то простирал руки к изображению Страстей Христовых.       Арсений не знал, сколько времени он пробыл один в сумраке наедине с собой и своим раскаянием, но когда он вышел из храма на улице уже стемнело. Он поплелся в сторону дома по засыпанной гравием дорожке, что пролегала через небольшой парк. Мелкие камушки хрустели под его сапогами, и Арсений слушал этот хруст, перекатывая ступню с пятки на носок.       Он думал, сколько сейчас времени. Думал, спит ли уже Антон. Гадал, не лег ли он спать голодным, и не болит ли его нога. Вспомнил, что должен был забрать мазь у врача несколько часов назад. Вдруг губы его задрожали, и горячие слезы брызнули из глаз.       Ты думаешь только о себе, Арсений.       Он с минуту стоял посреди парка и беззвучно плакал, закрывая глаза рукой. А потом грубо вытер слезы рукавом и поспешил домой, ведь там ждало его кое-что действительно важное. Важное не в будущем и не после смерти, а здесь и сейчас, в эту самую секунду.       После внезапного ухода Арсения Антон глядел на наполовину полный стакан воды, к которому Арсений так и не притронулся. Он никак не мог понять какая муха укусила священника. Он пытался продолжить читать, но мыслями снова и снова возвращался к Арсению. Перечитывал параграф несколько раз, пытаясь уловить смысл, и в конце концов бросил эту затею.       Антон посмотрел на крошки на столе — все, что осталось от сэндвичей и бриошей. Он и не заметил, как все съел. Иногда он делал так, когда был в стрессе. А стресса в последние дни свалилось достаточно. Мальчишка корил себя за то, что не оставил ничего Арсению на ужин. Вдруг он придет голодным?       А вдруг он вообще не придет?       Антон тревожно посмотрел на черное как мазут небо в оконной раме. Уже так поздно, а мужчины все еще нет. Антон прижал колени к груди и обнял их, уткнувшись носом в льняную ткань своих штанов, безутешный. Они все еще пахли мылом и свежестью, ведь Арсений постирал его вещи. И погладил. И аккуратно сложил. Антону стало тепло на душе. Интересно, Арсений знает, как мальчик волнуется за него? А если знает, то почему еще не дома?       Вдруг в тишине послышался шорох. А потом из-под шкафа показалась серая крыска, маленькая и осторожная. Антон сильнее прижал колени к себе. Однако Антон особенно не интересовал животное. Он проследил, как грызун пробежал у противоположной стены и скрылся под стеллажом с книгами. Не то, чтобы Антон боялся крыс, но в отсутствии Арсения все казалось небезобидным.       Арсений медленно открыл дверь, пытаясь не скрипеть. В квартире было темно — видимо, Антон уже спал. Арсений прошел в посеребренную луной гостиную, неизбежно скрипнув парой половиц. В руках он держал небольшую баночку мази, за которой он все же зашел к мистеру Ли, тем самым разбудив врача. Мужчина снял сапоги и переоделся, стараясь не создавать лишнего шума. Книга Джейн Эйр валялась на полу, аккурат там, куда падал свет круглой луны, очерченной облаками. Наконец распогодилось, — подумал священник.       Войдя в спальню, Арсений увидел Антона спящим на животе в обнимку с подушкой. Трогательный и домашний, он источал уют одним своим видом, и Арсений не смог сдержать улыбки. Тихонько присев на край кровати, он какое-то время рассматривал лицо мальчика. Сейчас он видел как сильно его Тоша отличался от существа из сна.       Арсений откинул край одеяла и положил ногу Антона себе на колено. Из-за положения мальчика нога оказалась пяткой кверху, что было не очень удобно, но Арсений решил не будить его и сменить повязку так. Завтра ему нужно будет объясниться. А еще лучше — извиниться. Вслух за свое поведение и про себя за ложь, которой в этот раз было не миновать.       Антон проснулся посреди ночи. Он не собирался спать до прихода Арсения, но все же уснул, как маленький. Разозлившись на себя, Антон вылез из-под одеяла и прошлепал босыми ногами в гостиную. Уж лучше он будет ждать Арсения сидя, чтобы точно не уснуть. Оказавшись в гостиной он увидел мужчину спящим на неудобной жесткой софе. Ему пришлось согнуть колени, чтобы хоть как-то поместиться, с его-то ростом.       Антон подкрался ближе и опустился на колени напротив лица Арсения. Между бровей пастора залегла морщинка, и Антон легонько провел по ней пальцем, как бы разглаживая. К вечеру на лице Арсения появилась щетина, которой Антон коснуться не решился, хотя ему хотелось. Потом мальчик прижался щекой к теплому плечу и прикрыл глаза, счастливый, что священник наконец-то дома, и с ним ничего не случилось. Антон позволит себе посидеть так еще немного, слушая мерное дыхание Арсения и вдыхая такой родной запах. Мужчина пах ладаном, воском соборных свечей и самим собой, что действовало на юношу успокаивающе.Принеся из спальни плед Антон накрыл им Арсения.       Мальчик так и не заметил, что его повязка поменяна, и что одеяло его было подоткнуто со всех сторон. Утром он упрекнет Арсения в том, что его так долго не было; в том, что придя домой он не лег с Антоном, ведь вдвоем теплее; в том, что не объяснил ничего уходя.       Арсений извинится, что заставил Антона волноваться. Будет отводить от него взгляд, и делать вид, что все нормально. Снова. У него получится, и Антон не увидит стыдливо спрятанных глаз и вспыхнувших румянцем щек под двухдневной щетиной. Арсений будет все таким же уверенным в себе, сильным и по-отечески заботливым. А еще острым на язык, и Антон снова проиграет словесный поединок и показушно надуется. А сейчас Антон постарается заснуть без теплого бока Арсения и не пугаться каждого шороха, ведь теперь он дома не один. И пусть они и спят в разных комнатах, Антону наконец-то спокойно.