В сумраке яркие точки на небе смешиваются со снежинками в ледяном воздухе: это непривычный морозный купол укрывает в пелене вальсирующей белизны две фигуры на дороге. В непростое время Колыбели Вонгола задаёт неверной Варии множество губительных поручений, вынуждая их таскаться по самым разным и опасным тропам мафиозных дорог. Скуало, как капитан и верный последователь своего босса, слепо — безразлично, — соглашается на самые безбашенные, сейчас подрагивая от холода в уже чёрт знает какой по счёту уже стране по разъездам.
Ему минуло полгода назад уже двадцать лет, а Занзас так и не возвращается. Шестой. ненавистный. Год. Все понемногу теряют надежду, но Суперби упрямо двигается вперёд. Не останавливаясь, не сомневаясь. Вера в то, что босс вернётся — неугасаема. Даже лютый холод сейчас, при всём желании, не смог бы сломить стремление Дождя идти дальше.
На этот раз ему в помощь присоединяется давний друг Каваллоне, а капитан и рад его полезной компании. Какое-никакое утешение в, ставшей невыносимой, жизни.
— Чего встал? — расслабленно спрашивает Скуало, когда Каваллоне неожиданно останавливается на дороге. Снег порошит их лица с новой силой, во тьме ночного неба он сыплется, словно звёзды.
Это очень красиво. Даже для Суперби, человека, живущего всецело битвами, мафией и боссом.
Чувство прекрасного не умирает у тех, кто к нему стремится. Что ж, в случае Скуало это самое «прекрасное» — долгожданная отрада и счастье. Да и снег в Италии можно увидеть лишь на вершинах Альп.
Дино не отвечает сразу, но мечник и так считает его эмоции напропалую: он хочет что-то сказать и усердно прячет в неловкости закушенные губы. Будто толкает себя на какое-то серьёзное действие, повторяя бьющееся в голове «сейчас или никогда».
— Ну отомри, некогда стоять. Я окоченею!
Суперби продолжает поминутно вздрагивать, но тишину больше не прерывает. Лишь вглядывается в подозрительные глаза Дино, изучает едва заметные, дёрганые движения и…
Улыбку. Скуало превосходно знает этот нежный жест, поэтому не напрягается. Он верит этому человеку, словно самому себе.
— Дай мне руки, — говорит Дино, вытягивая свои навстречу.
«Руки?», — снова мысленно усмехается Суперби. Нет-нет, он готов сделать это, но непрошеная колкость так и лезет на язык. У него хоть и замёрзла правая кисть, но левой нет на месте уже шестой год.
Скуало хочет съязвить, но лишь молча кладёт ладони в чужие.
Дино складывает их вместе и греет, задумчиво рассматривая через кокон своих. Так удивительно пристально. И ощущение этого взгляда кажется знакомым.
— Тепло? — теперь эти самые глаза устремляются в серые напротив, сияя неподдельной радостью и… нежностью?
Скуало неуверенно отвечает.
— Спасибо. Бывает же такая… — он запаздывает реплику, когда неконтролируемо чихает от падающих на лицо снежинок. — Такая дрянь! Наверняка и живут здесь отморозки.
— Мне тоже непривычно. Вот и подумал, — живую ладонь в своих Дино поглаживает пальцами, в попытке будто бы отдать всё имеющееся тепло. Скуало сконфужен всем этим, но неожиданное и благодарное чувство внутри боготворит.
Кто-то, да чтобы подумал о нём? Эта экзотика выбила бы из колеи сильнее, чем мороз сурового заграничного декабря. Что поделать, всю жизнь Скуало либо ковал свою судьбу своими руками, либо же старался ради дорогих себе людей.
Жил ради единственного. И самого нужного в этом бедном на авторитеты мире человека.
— Ладно уже, отпусти.
— Постой. Ещё немного…
Повисает неловкое, но тихое недопонимание. Скуало чувствует, что скоро прилив и кульминация, но предугадать Дино сейчас почему-то ужасно тяжело.
— Я не знаю, что ты мне на это ответишь, но…
Скуало, — он замирает, с подозрительно волнующим блеском в глазах. Будто надеется на глубокое понимание в своей непростой ситуации. — Сможешь ли ты принять меня, если я скажу, что до безумия тебя обожаю?
Его пламенное признание ворошит все мысли капитана и поднимает их в воздух. Смятение и неожиданность сперва выделяются на его лице ещё раньше, чем отказ.
До определённого момента.
— Скуало, — Каваллоне произносит его имя со вздохом, целуя отогревшиеся в его руках чужие. Заботливо и тепло. Суперби прекрасно понимает эти чувства, потому резко жмурится, отгоняя из мыслей желание пойти навстречу.
Нет, он не может. Его сердце отдано Занзасу навсегда, и убеждение это твёрже стали. И даже
нормальная жизнь,
здоровая любовь не совратит стремление быть рядом с обожаемым Небом.
— Извини, ты ведь знаешь, я не могу, — не в характере Скуало оправдываться. Но он просто не может оставить Дино, своего хорошего друга, в такой кошмарной ситуации. Чёрт, Суперби сам прекрасно понимает его чувства. Он увяз в той же трясине, и теперь даже не может упрекать Каваллоне в слабости забыть свою безнадёжную влюблённость. Точно не сейчас, когда больной мыслью в голове крутится лишь один жестокосердный человек, а глаза Дино тускнеют. — Я с
ним до конца.
— Занзас? — горько звучит догадка. Так, что прошибает сердце неровным ударом. У них обоих, учитывая, что голос мустанга тих. Он старается улыбаться, складывая уголки губ в плавном изгибе вверх. Но его ужасно выдаёт душа, просачивающаяся через лаковые зрачки.
У Скуало резко пересыхает в горле. Ведь что он может сказать, кроме правды?
Он коротко, но уверенно кивает. Ничто не заставит его отступиться от цели и от собственной одержимой любви.
— Ты так ему предан… Это действительно поразительно, — всё, что и может произнести Дино, заботливо поправляя чужие волосы за ухо. Вместе с этим маленьким жестом он чувствует неясную смесь радости и
отчаяния.
В погоне за недосягаемым и жестоким, Скуало почти привык. Привык к жизни с постоянной недостающей, привык к ожиданию. Ему бы только знать, что когда-нибудь Занзас очнётся и всё станет, как прежде. Нелегко, но спокойно.
Он не желает той же судьбы Дино, доброму и отзывчивому, искреннему в своих чувствах. С ним кто-то мог бы быть счастливым. А вместо этого место его сердца занимает бесполезная надежда на Суперби.
«Ты очень хороший человек, Каваллоне. И тебе очень нужна взаимность. Не трать время на меня».
Между ними молчание — это что-то неприятное и новое. И если бы Скуало имел возможность, то стёр бы неудавшийся разговор другим. Отдалённой от темы душевных страданий беседой. Да только губы плотно вжимаются друг в друга, ограничивая все слова.
— Всё будет хорошо. Вария обязательно станет прежней.
«И Занзас вернётся. Иному просто не бывать, видя, как ты надрываешься, Скуало».
Пожалуй, Дино единственный человек в этом корыстном мафиозном мире, который способен понимать чужие чувства как свои. И он видит боль, затаившуюся у двадцатилетнего Скуало меж рёбер, видит волнение и страх, коим пронизаны его вечно тревожные действия. Он живёт на постоянных иголках вот уже несколько лет подряд. И не сдаётся на
своём пути, даже когда подкашиваются ослабевшие ноги. Двигается в одиночку, без чьей-либо помощи, составляя для своей жизни дорогу из хрупких камней.
Из последних сил продолжая по ней
идти.
Дино знает таких людей единицы, на них всех хватает пальцев одной руки для пересчёта. Но и среди них Скуало — самый отчаянный и сильный. Величайший в своих стремлениях.
***
Битва Неба в разгаре, а он едва ходит. Чёртовы раны, чёртовы волнения, чёртовы головные боли! Скуало едва чувствует себя человеком, провалявшись столько времени в лазарете, но упрямо просит Каваллоне отвезти его с собой к Намимори.
— Обязательно, Скуало, — Дино помогает ему со всей охотой, планируя дать Суперби взглянуть на своего босса в таком редкостно сложном положении.
«Я знаю, как для тебя это важно. И как важен тебе Занзас».
Он помогает ему встать и неуклюже пересесть на больничное кресло. В иной ситуации Скуало бы высказался, насколько это унизительно. Но сейчас времени нет.
— Вот, теперь я могу не волноваться за тебя, — его улыбка даже в ситуации спешки заставляет заглядеться. Греет и успокаивает сердце. Этой заботы так не хватает Суперби в обычные дни, а по возвращению босса и до начала Конфликта Колец он непомерно измотался.
Его сердце щемит от невозможности дать этому человеку желаемое. За всю его доброту, за всю бесценную помощь. За спасение от смерти, наконец. Ведь что было бы с судьбой Скуало и
Варии, если бы он окончил жизнь в пасти огромной акулы?
Наверняка последствия не удалось бы обратить. Потому поблагодарить Дино как следует — просто необходимо.
— Наклонись, мустанг, — требует Скуало напоследок, перед тем как невесомо поцеловать Каваллоне в щёку.
В благодарность. За всю заботу, что бескорыстно даёт ему Дино.
Друг по сии дни. Возможно, этот факт самый болезненный для осознания им самим, но мечнику его помощь равноценна тоннам чистейшего золота.
— Спасибо, — выдыхает он кратко и устало. Пора ехать.
Их боль нераздельных чувств так известна своим сюжетом.
***
Вот уже минули годы: Вария вместе, новая Вонгола готовится на пост.
Да только счастье нисколько не касается бедной души Каваллоне.
Вся его семья вынуждена наблюдать, как с каждым днём улыбка Дино становится всё фальшивее.
Скуало справляется не лучше. Вновь побитый, тоже горестный, сломленный. Он ведь упрямо умалчивает о том, как с каждым днём желание Занзаса расправиться с капитаном крепчает.
Скоро не останется ни Суперби, ни его
обречённой любви. И Дино не к кому будет приезжать в редкие выходные, чтобы просто побыть рядом. Чтобы просто побыть
другом и поддержкой тому, кто этого так ждёт.
Скуало невероятно ценит Каваллоне за такие редкие вечера, когда он может побыть в компании теплого и понимающего человека, готового тебя слушать и направлять.
И одновременно корит.
«Забудь меня. Прошу, забудь», — твердит он из раза в раз, допуская Дино обрабатывать свои гематомы.
«Выкинь из головы. Я все равно не смогу быть рядом с тобой».
«Найди другую любовь. Ты её чрезмерно достоин».
Дино же ему в ответ всегда
улыбается. И здесь уже по-настоящему, только чересчур болезненно и слабо.
Отвечая: «Невозможно.
Я с тобой до конца».
