Into the Unknown

*** … - Что это, черт возьми, только что было? - Детали выясняем, но похоже на сильный энергетический выброс. Подобный тому, что случился чуть более суток назад. - Местоположение то же? - Разброс данных слишком велик, сказать сложно даже приблизительно, но… - Координаты, живо! - Система вышла из строя, мы даже… - Тогда какой в ней прок, если даже простейший эпицентр она отследить не в силах?! - Мы работаем. - Так шевелитесь тогда! - Эй, не кричи на ребят, они и так делают все, что могут. - Знаю… сорвался. Простите. - Что на тебя нашло? - Самому хотелось бы знать… *** Геральту хотелось многого. Вот сразу и сейчас. Залепить Лютику оплеуху (нельзя, потому что рана на виске до сих пор заметно кровоточит). Схватить менестреля за плечи (тоже нельзя, так как рваный порез от эльфийской стрелы за прошедшие минуты также не зажил и до сих пор медленно сочился темными каплями). Встряхнуть его как следует (тем более нельзя, потому что тогда Лютик останется совсем без рубашки, лохмотья которой и так едва держались вместе только на честном слове, а воздух вокруг не то чтобы очень теплый, и чертов менестрель может легко простыть). Вытрясти из барда если не душу (нельзя!), то по крайней мере какое-то относительно внятное объяснение происходящему, и если не по словам, так по буквам и звукам – сложить их в предложения ведьмак как-нибудь сможет и сам, не полный же неуч, в самом-то деле. Потребовать пояснений от Йеннифер – все-таки портал открывала она. Или у Цириллы – девочка участвовала в этом тоже. О чем они обе думали, какое место себе представляли – ведь для того, чтобы телепортационная магия сработала, образ места назначения должен быть очень четким. Как, куда, и самое главное, когда они намереваются создавать выход снова – потому что сию секунду это сделать все равно не получится. Обе ослаблены, измотаны – Йеннифер к тому же задело в сражении, да и Цири получила несколько тумаков да царапин, пробираясь вместе с Геральтом, чародейкой и бардом к мосту. Обе, притихшие и ошарашенные, жмутся друг к другу, глядя на Лютика – особенно после его слов – со вполне понятной смесью сочувствия и жалости, очевидно, придя к тому же выводу о его адекватности, что и сам ведьмак минутой ранее… Устроить себе медитацию – обстановка не та, да и настороже быть не помешает. Чудовище в доспехах сюда не доберется, но вот то, что вылезало из него – вполне может, преуменьшать потенциальную опасность не стоило ни в коем случае. Снова рявкнуть на менестреля – не вариант. С предыдущими случаями еще не разобрались, не напились и не поговорили. Нельзя. Так что же можно-то, черт возьми?.. - …зимой его не бывает, для осени еще слишком… Бормотание Лютика отвлекло ведьмака, и Геральт не смог не оценить горькую иронию происходящего. Еще каких-то пару часов назад он был бы рад – действительно рад, в той мере, в которой ведьмаки вообще способны испытывать подобное чувство – услышать от менестреля в свой адрес любое слово, любую чушь, любые даже совершенно нелогичные рассуждения. Ведь это было бы со стороны Лютика шагом навстречу, знаком готовности дать им обоим шанс к разговору и разрешению всех накопившихся за долгое время знакомства недомолвок. Теперь же… - …зелено, значит, весна или лето… Теперь же, глядя на то, как менестрель, сопровождаемый испуганно-беспомощным изумрудным и напряженно-усталым фиалковым взглядами, меряет ровными размеренными шагами серый квадрат пространства в окружении не менее серых стен и бормочет что-то, то и дело похлопывая себя ладонью (уже, слава богам, переставшей кровоточить) по виску (о котором того же сказать было нельзя), Геральт думал, что лучше бы уж Лютик замолчал. Хотя бы ненадолго. Потому что картина не складывалась. Потрепанный схваткой в Аретузе, травмированный (физически точно, степень моральной травмы была более-менее ясна, что до ментальной, то ее серьезность еще только предстояло оценить), определенно вымотанный событиями последних недель – сейчас, оказавшись в неизвестном месте, которое Лютик почему-то считал знакомым, бард выглядел до странности уверенным в собственных действиях и словах, даже таких бессвязных. Этот контраст очевидного помутнения рассудка и неожиданно искреннего, не наигранного спокойствия Геральта тревожил. Если не сказать – страшил. И это ощущение сейчас даже не казалось чем-то неприемлемым для ведьмака, обычно равнодушного к проявлениям всего человеческого. Потому что… …почему? Ведь это же… просто Лютик. Смешливый и веселый, словно ребенок. По-взрослому серьезный и рассудительный. До дрожи в коленях боящийся людей и монстров – но никогда не испытывающий привычного со стороны людей отвращения к самому Геральту. Почему-то… Менестрелю до размышлений Геральта не было никакого дела. - …точно не начало весны, потому что… - Лютик. - …кроны довольно густые, следовательно… - тот легко обошел ведьмака по короткой дуге, словно не слыша, дошел до угла, где смыкались стены, прячась в прохладной тени, развернулся и пошел обратно тем же маршрутом, игнорируя Геральта. - …поздняя весна или раннее лето… - Лютик, - повторил ведьмак громче. Действия это не возымело. Как и попытка использовать знак, чтобы утихомирить барда… что было, по меньшей мере, странно. Знаки выходили всегда, даже после значительной затраты физических и ментальных сил – просто были слабыми и быстро сходили на нет, но такого, чтобы не срабатывали вообще… Мысль кольнула тревогой и тут же затаилась в дальнем уголке сознания – не до нее пока было, о причине отказа ведьмачьих инкантаций в привычном послушании можно подумать позже. Лютик же очевидно сходил с ума прямо сейчас, стремительно и неотвратимо, как бы уверенно себя ни вел и как бы спокойно ни чувствовал – и с обычными людьми такое случается, а уж с менестрелем, который всю жизнь на эмоциях, открытый, распахнутый навстречу неприветливому миру… - …на улице пусто, значит, это определенно утро, поэтому нам… - Лютик!.. - …повезло… - договорил бард и, все же привлеченный возгласом, остановился, едва не уткнувшись в Геральта носом. – Да что слу… Менестрель осекся. Отступил. Повернулся. Цирилла, вырвавшись из рук Йеннифер, сделала шаг к ведьмаку и теперь стояла рядом с ним, неотрывно глядя на Лютика. Сжимала кулачки, дрожала и кусала губы. Изумрудные глаза блестели ярче обычного, с ресниц сорвалась прозрачная искорка и покатилась по перепачканной щеке, оставляя светлую дорожку. Эхо от выкрикнутого девочкой имени все еще металось отчаянным колким звоном, затихая, среди стен, и Геральт отчетливо видел – его дочери страшно. Так же, как и ему самому. Так же, как и замершей и притихшей чародейке. Страшно – видеть, как друг погружается в безумие… …Так все-таки друг?.. - Цири? Лютик мотнул головой. Закрыл глаза. Открыл снова – лучащееся счастьем небо медленно гасло, сменяясь сначала тревогой, затем непониманием, затем… осознанием? Геральт неслышно перевел дух – может быть, не все потеряно, и Лютика еще можно вызволить из этой бездны. - Цири, - между тем повторил менестрель, мягко шагнув к девочке и опустившись перед ней на одно колено. – Ты испугалась? Княжна несколько раз быстро кивнула, затем, словно опомнившись, замотала головой – растрепанные пепельные косички хлестнули по шее, соскользнули с плеч, упали за спину, в холодном воздухе сверкнули сорванные резким движением с ресниц искорки. Цирилла напряглась, будто хотела отшатнуться – но вместо этого лишь сильнее стиснула кулачки и коротко, быстро всхлипнула: - Лю…тик… - Ты меня боишься? – бард не шевелился, не сделал ни единого движения, способного еще больше напугать девочку, не пытался до нее дотронуться и заставить взглянуть на себя. – Потому что я называю это место домом и несу околесицу, которую ни ведьмак, ни чародейка не могут понять? Потому что эти двое считают меня сумасшедшим, и ты боишься, что они могут оказаться правы?.. Цирилла шмыгнула носом. Неуверенно наклонила голову. Стиснутые пальцы чуть расслабились, а Геральт внезапно осознал, что его тревога… нет, не исчезла. Просто – изменилась. Менестрель проговаривал его собственные мысли, будто читал их – как раньше, как прежде, как обычно, понимая невысказанное и не прозвучавшее. Он каким-то образом знал, что закованное в доспехи чудовище медлительно. Он догадывался, что неприятностей можно ожидать от существа, которое вылезало из недр монстра – и осознанно увел остальных по очевидно знакомой ему тропе к месту, в котором определенно ориентировался. Он увидел реакцию Цириллы и понял, что был ее причиной. Это по-прежнему был Лютик. Только – другой. Понимающий в чуждой им ситуации что-то, чего они пока еще не увидели или не заметили. Геральт уже дважды сделал неверные выводы в отношении менестреля – оба раза ни к чему хорошему это не привело. Поэтому сейчас, каким бы диким и невероятным ни казалось происходящее, следовало дать ему – происходящему и самому барду – время и шанс на прояснение. Если, конечно, менестрель захочет говорить на эту тему – ведь его уже когда-то отказались слушать… Лютик тем временем, не отводя спокойного взгляда от Цириллы, медленно поднял левую руку на уровень плеча и развернул ее раскрытой ладонью к девочке. Геральт не понял ни самого жеста, ни его смысла… однако, учитывая, что после телепортации из Tor Lara он, похоже, вообще перестал понимать что-либо – надеясь, что это состояние всего лишь временное, – вмешиваться в разговор менестреля и княжны он не стал. Тем более, что как раз в этот момент в его собственную ладонь скользнули холодные пальцы Йеннифер, и Геральт легонько сжал их, пытаясь хотя бы так приободрить чародейку – куда бы их ни выбросило, в незнакомой обстановке всегда лучше держаться рядом, тут уж не до размолвок. От объятий ведьмак воздержался, Йеннифер не настаивала, однако ее дыхание и сердцебиение ощутимо успокоились. То же самое происходило и с Цириллой. Княжне, похоже, в отличие от Геральта, жест менестреля был более чем ясен – судя по тому, как девочка, широко распахнув глаза, в последний раз всхлипнула и, помедлив, повторила движение Лютика, остановив дрожащую ладошку на небольшом расстоянии от руки барда. Так, словно воздух между ними сгустился, превращаясь в невидимую преграду. Лютик едва заметно улыбнулся и наклонил голову: - Помнишь наш разговор в Каэр-Морхене, Зири’эль? - Помню… Ты дашь мне знание? - Тебе – в той мере, в которой им сам обладаю. - А… Геральту и Йеннифер? - Им… - Лютик опустил руку и выпрямился. Светлые глаза теперь смотрели на ведьмака и чародейку, по-прежнему без проблеска безумия, но и без погасшей вновь васильковой синевы, пристально, напряженно, со странной смесью спокойствия и насмешки. И лишь где-то в их глубине быстрыми темными вспышками металась необъяснимая пока горечь. – Да, Цири. Им тоже. В той мере, в которой они сумеют его принять. Мост, подумал Геральт. Tor Lara. Осколки прежнего взаимопонимания в коротких мгновениях почти похожего на прежнее общения. Все это летело к чертям, понимал ведьмак. Поговорить хотелось все больше, напиться – все сильнее. И все невыносимее давило желание открыть глаза после забытья и убедиться в том, что этот кошмар с Аретузой, скоя’таэлями и телепортацией в гребанную неизвестность – просто жуткий сон, оставляющий после себя лишь липкий отголосок тревоги… …Внимательно-холодный взгляд Лютика внезапно смягчился, хотя голос все еще не спешил теплеть: - Хотел бы я сказать, что все в порядке, но пока еще сам в этом не уверен. Одно точно – здесь скоя’таэли до нас не доберутся… Нет, ведьмак, мой чердак на месте и крыша не протекает. И да, я в курсе, что ты и чародейка сейчас обо мне думаете. Не сказать, чтобы слишком рад этому… однако, учитывая обстоятельства, понять могу. Менестрель дернул за правую манжету – этот единственный наикратчайший признак того, что на самом деле мысли Лютика были далеки от внешнего спокойствия, странным образом подействовал на самого Геральта. Глядя, как тонкая, заскорузлая от крови ткань рубашки с жалобным шелестом скользит по раненой руке барда, увлекая за собой остатки лохмотьев, и оседает причудливым багрово-черным ковром у напрочь испорченных сапог Лютика, ведьмак начал понимать – пока еще где-то в самом дальнем уголке собственного сознания, – что из них четверых сейчас и здесь главная роль этой необъяснимой пока и разыгрываемой неизвестно кем пьесы принадлежала именно менестрелю. Каким бы диким это ни казалось. Каким бы ни казался сам Лютик. - Поэтому, - продолжал между тем бард, совсем по-привычному зябко поежившись от окутавшей его прохлады, - пока никто не наделал глупостей… Короче, ведьмак, спрячь оружие, молчи и навесь на физиономию свое обычное выражение. А ты, Йеннифер, бери с него пример. - В смысле… - с губ доселе молчавшей чародейки сорвался то ли истерический, то ли нервный смешок, - молчать и … держать лицо кирпичом? - В твоем случае весьма прекрасным и, как и в его, максимально не участвующим, - ответная улыбка Лютика была слабой и короткой. – Йеннифер, Цири… восхищен вашим самообладанием. Самообладание самого Геральта вот-вот готовилось позорно ему изменить, собрать нехитрые остатки ведьмачьего уравновешенного безразличия и свалить в ту самую неизвестность, куда забросило их маленький квартет. Похоже, менестрель вновь намеревался испытывать терпение ведьмака игнорированием и тишиной… Это уж чересчур даже для совершенно и абсолютно (ну да, ну да…) невозмутимого и непробиваемого охотника на чудовищ. Сначала Йеннифер весьма нелестно сравнила Геральта с животным. Потом Лютик, даже вступив в Аретузе в короткий разговор, отказался использовать в качестве обращения имя. Затем они оказались… Мелитэле знает где. Или не знает, что вероятнее. А теперь очередное оскорбление со стороны менестреля… Убеждать себя в отсутствии эмоций – или хотя бы отголосков их прошлого наличия (зачатков нового зарождения?) – получалось плохо. Геральт не выдержал. В очередной раз. - ЛЮТИК!!!... Громовое эхо зазвенело, забилось гулким набатом, врезаясь в преграды стен и отскакивая от них, взметнулось к бледно-синему клочку неба, подхваченное внезапным порывом ветра… упало, оказавшись слишком тяжелым, под ноги – рассерженное, раздраженное, такое же далекое от спокойствия, как и тот, чей голос и стал его причиной. Бард метнулся к Геральту, схватил за плечо и зажал рот ладонью. - С Блеобхериса рухнул? – яростно прошипел он, впиваясь в глаза ведьмака колючим пасмурно-серым взглядом. – Просили же помолчать… Если от твоей выходки с мечом удалось уйти, а мы с Цириллой чудом никого не разбудили, то после вот этого вот все живое и неживое на милю вокруг уже точно проснулось и жаждет знать, кто настолько бесстрашен или глуп, чтобы прервать их сон с утра пораньше!.. Промычать что-то вразумительное не вышло – отчасти по объективной причине в виде прижавшихся к губам пальцев, отчасти из-за того, что это «вразумительное» не шло на ум и не желало формироваться в слова. Поэтому Геральт – надо признать, опешивший (совсем чуть-чуть!) из-за поведения Лютика, никогда ранее не позволявшего себе подобных жестов – только мотнул головой, то ли пытаясь сбросить ладонь менестреля, то ли обещая больше не кричать. Привлекать ненужное внимание, не изучив толком обстановку – плохая идея, он понимал это и сам. - Держи язык за зубами, - напомнил, убирая руку, бард. – Изображай гребанный айсберг или непрошибаемую стену, мне все равно. Только молчи, пока я не придумаю, как добраться до безопасного места, а там… Лютик осекся. Напрягся. Коротко выругался: - Зараза… разбудили все-таки… Геральт обернулся на странный шелестящий звук. Моргнул, решив, что почудилось. Закрыл глаза на мгновение. Снова открыл. Увиденное исчезать не собиралось. Наоборот, развивалось дальше, определенно являясь заметным и видимым для каждого, судя по ошарашенным взглядам Цири и Йен – а следовательно, не галлюцинацией одного лишь Геральта, – и заставляя ведьмака, несмотря на это, из-за своей необычности засомневаться то ли в реальности происходящего, то ли в адекватности собственного восприятия. Одна из серых стен медленно ползла вверх, издавая то самое шелестение в процессе равномерного смятия поверхности в ребристую гармошку. В образовавшемся пространстве, слабо освещенном откуда-то изнутри – словно за ожившей стеной была глубокая ниша с источником света, – появились сначала потертые грубые ботинки с потрепанной шнуровкой, затем ноги, облаченные в лежащую тяжелыми складками серовато-коричневую ткань мятых брюк, перехваченных еще чуть выше широким кожаным поясом с тускло-медной пряжкой в виде скрещенных на полотне щита мечей. Над пряжкой выступали крепкие рельефы мускулатуры торса, обтянутого чем-то вроде тонкого жилета без застежек (краем глаза Геральт заметил, как Йеннифер охнула и зачем-то заслонила княжне глаза ладонью), в поле зрения появились бугрящиеся мышцами руки – о раскрытую ладонь одной из них весьма выразительно постукивала зажатая в пальцах другой черная шипастая дубинка, похожая на уменьшенный в разы ведьмачьий ветряк… - Кому в такую рань взбрело в голову горлодерствовать аки петуху деревенскому?.. – зычно вопросил грубый голос с пока еще спрятанного за стеной-гармошкой лица. - Твою ж… - выдохнул рядом Лютик, но не испуганно, а ошеломленно, тем самым остановив Геральта от стремления снова выхватить меч. – Твою ж налево… - …две секунды, чтобы убраться отсель, или ждите вызова от законников за нарушение неприкосновенности частной территории! - завершил шагнувший из-за остановившейся стены человек с курчавой черной бородой, широким искривленным (сломанным в драке?) носом, глубоко посаженными темно-ореховыми глазами под кустистыми линиями взлохмаченных бровей, и совершенно гладкой сверкающей лысиной, которой позавидовал бы, наверное, даже старый знакомый ведьмака Ярпен Зигрин. От бородача явственно несло недвусмысленной угрозой и отсутствием страха, и количество находившихся перед ним людей его определенно смущало мало, если не сказать – не смущало совсем. Непроницаемо-хмурые глаза скользнули по только что вывернувшейся из-под рук чародейки Цирилле – подозрительно-непонимающе. По самой Йеннифер – просто подозрительно. По Геральту – подозрительно-угрожающе. Винить незнакомца было не в чем – едва ли ему часто приходилось обнаруживать на пороге своего странного обиталища помятых схваткой чужаков в порванной и кое-где испачканной кровью одежде. Тем более, как в случае Лютика, раненых… И все же этот человек не спешил нападать первым, явно предпочитая сначала задать вопросы. Геральт перевел дыхание, пока еще не позволяя себе расслабляться, и коснулся ладонью плеча барда, сам толком не понимая – то ли желал его поддержать (физически), то ли подбодрить (морально). Может быть, красноречие менестреля не изменит ему и на этот раз? Взгляд бородача тем временем переместился на Лютика. Замер. Темные брови сдвинулись к переносице, кожа на лбу смялась в жесткую сухую вертикальную складку. Перетекающие в завитки бороды черные усы настороженно-недоверчиво шевельнулись. - Мать моя эльфийка!.. – грянул незнакомец едва ли не громче, чем сам Геральт пару минут назад. – Одуванчик, ты?!.. …Во-первых, едва ли эльфийка. Скорее уж, краснолюдка. …Во-вторых, на одуванчик Лютик походил так же, как ведьмак на человека. То есть, никак. …В-третьих, бородатый незнакомец определенно узнал менестреля. И вот эта очевидность принадлежности Лютика к тому необъяснимому месту, куда перебросил их портал, грозила если не разрушить, то серьезно пошатнуть все те основы Мироздания, в которые верил – или, по крайней мере, считал определенными, однозначными и незыблемыми – Геральт. Все было не так, незнакомо, чуждо и серо, зажато в тиски высоких стен и эха затихших выкриков, ненастоящее и невозможное, просто не способное, не должное, не имеющее права существовать – и все же оно существовало, и менестрель неумолимо ускользал от своих спутников в эту чуждость, привязанный, накрепко спаянный с ней чем-то, что было сильнее связавшей ведьмака и чародейку магии, сильнее даже того, что разрушить нельзя в принципе – сильнее Предназначения… Нет, бард не сошел с ума. - Да чтоб меня… - голос Лютика был едва слышен. – Чтоб… меня… Менестрель дернул плечом, стряхнув ладонь Геральта. Пошатнувшись, сделал шаг вперед, не обращая внимания на вновь заструившуюся из растревоженной раны на руке кровь. Еще шаг. И еще один, под пристально-тревожным темно-ореховым взглядом незнакомца, опустившего шипастую дубинку. А потом произошло то, чего не ожидали ни Геральт, ни Йеннифер с Цириллой – ни, судя по распахнувшимся глазам, сам «сын-мать-его-эльфийки». Менестрель не сошел с ума. Глядя на то, как Лютик крепко сжал бородача в объятиях, а тот, всего мгновение помедлив от очевидной неожиданности такого жеста, осторожно обнял барда в ответ, выронив дубинку, Геральт осознал – не сойти с ума, или хотя бы постараться это сделать, предстояло с этой минуты ему самому. ***