Into the Unknown

*** … - Что со временем? - От половины пятого до пяти утра. - Замечательно. Просто превосходно. Город с миллионным населением, неизвестная точка эпицентра выброса и раннее утро, когда подавляющее большинство еще десятый сон видит. Девяносто девять процентов из ста, что никто даже ухом не повел – иначе в сети уже гуляла бы информация. - Не забывай про оставшийся. - Оставшийся – что? - Процент. - Что он нам даст? - При правильном подходе и капельке удачи эта единичка может сказать многое… *** - Что он тебе сказал? - В сммм…мысле? - В Каэр-Морхене. Геральт посмотрел на полусонную Цириллу, прикорнувшую у его плеча. Девочка недовольно пошевелилась, подняла голову и фыркнула, сдувая со лба пыльно-пепельную прядку – на чистом личике светился слабый румянец, который Лютик по своему бардовскому обыкновению когда-то поэтично назвал «поцелуем рассвета». Совершенно, кстати говоря, неправдоподобно, потому что прилив крови к лицу является не более чем расширением сосудов в ответ на температурное воздействие или какие-либо реакции человеческого организма, и со временем суток вот никак не связан… Ведьмак мысленно перебил себя, сосредоточившись на том, ради чего, собственно, и разбудил княжну – явно не спешившую этому радоваться. Геральт и сам не слишком горел желанием тревожить только недавно успокоившуюся дочь, убаюканную мерным мягким движением и уже начавшую мирно посапывать ему в рукав, но слова Лютика не выходили из головы. Впрочем, Цирилла сильно сердиться на прерванный сон не стала, несколько раз моргнула и поморщилась, выныривая из полудремы – когда девочка открыла глаза снова, изумрудный взгляд был уже ясным. - Он сказал, что… - княжна зевнула, прикрыв ладошкой рот. – Ох, извини, Геральт. Он сказал, что я очень похожа на тебя, и немножко – на Йеннифер, а значит, раздражающая и бесящая… но в то же время стойкая и сильная. И смелая, даже несмотря на то, что мне очень страшно… знаешь, он почти повторил твои слова, кстати. - Какие? – Геральт поднял голову, натолкнулся взглядом на хлипкую на вид перегородку из неизвестного мелкосетчатого материала, похожего на сито с частыми крошечными ячейками, и вновь посмотрел на Цириллу. – Какие слова? - О страхе, - отозвалась девочка. – О том, что бояться не стыдно и не запрещено, но позволить страху взять над собой верх тоже нельзя, потому что тогда он всегда будет побеждать. И чтобы встретиться с ним лицом к лицу и побороть, его нужно узнать… а если не знаешь – найти тех, кто это знание дать может. Как Трисс, как ты, и Весемир, и Ламберт с Коэном, и… - Йеннифер, - завершил Геральт. Ему не требовалось поворачиваться, чтобы увидеть сидящую рядом чародейку – ее присутствие ведьмак ощущал почти в буквальном смысле слова на собственном плече, по которому стекали растрепанные смоляные локоны. Уснула ли, подобно Цирилле, Йеннифер, или только делала вид, Геральт не знал. По крайней мере, сердце чародейки билось спокойно, дыхание было ровным и тихим, тело – расслабленным, а ладонь, отдыхавшая на запястье ведьмака, впервые за все время с момента их появления здесь не дрожала. - Угумн… - девочка поерзала, пытаясь устроиться поудобнее, снова прижалась щекой к рукаву потрепанной куртки, просунув ладошку в изгиб локтя и крепче обхватив руку ведьмака. – А о том, что здесь, знания есть пока только у Лютика. И он обещал ими поделиться, когда мы отдохне-о-о-о-ом… - Цирилла снова зевнула, прикрыв глаза. – А в Каэр-Морхене он вообще много о чем говорил. - О себе? - Не-а… о тебе в основном. И о Йеннифер. Что я важна для вас, а значит, и для него тоже, и если он чем-то может помочь, достаточно только спросить. - Не понимаю, Цири… - нахмурился Геральт. – Когда вы успели вообще переброситься хоть парой слов, и почему я этого не слышал? Уже начавшая снова проваливаться в дремоту княжна встрепенулась: - Он всю ночь почти у двери моей комнаты в коридоре просидел, пока я… - девочка помедлила, и, когда ведьмак не стал уточнять непроизнесенного слова, продолжила с тихим вздохом. – В общем, сидел. И говорил. Может быть, даже не вслух, ты же знаешь – я ведь иногда слышала несказанное, если оно… ну, сильно значимо и все мысли занимает у тех, кто думает… - Цирилла негромко и коротко засмеялась. – Я так красиво, как Лютик, не умею. Разговаривал он или просто думал, не знаю, но когда я заснула, он еще сидел там у двери. А когда проснулась утром, его уже не было. А потом ты… - Да, - ведьмак неторопливо высвободил левую руку и обнял девочку, привлекая к себе. – Помню… - Странно, что ты его не слышишь. Лютик – он же ведь… он говорит. Всегда. Даже когда молчит, - княжна в третий раз безуспешно попыталась подавить зевок и смежила ресницы, уютно пристраиваясь на груди Геральта. Ее следующие слова прозвучали почти невнятно. – Может быть, у тебя просто не получается… ну, знаешь… его слушать? Тихое умиротворенное посапывание, послышавшееся секунду спустя, более чем очевидно свидетельствовало о том, что девочка опять задремала. Проникающий через прозрачное маленькое стекло рассветный отблеск оседал золотисто-коралловыми искрами на пепельных косичках, незатейливо вплетая в них лучи все еще толком не проснувшегося солнца, скользил по потрепанной курточке и порванной рубашке, будто пытаясь солнечными нитями залатать прорехи, замирал пушистым солнечным зайчиком на прижатой к груди ведьмака тонкой ладошке. И в этом отсвете, что заполнял мягким теплом все маленькое замкнутое пространство, спящая Цирилла казалась… той, кем и была, наверное. Ребенком… Его ребенком. Дочерью, подаренной Судьбой. Ведьмак наклонил голову, поддавшись необъяснимому порыву, коснулся губами пепельной макушки. В груди сдавило – коротко, почти болезненно, непонятно – и отпустило почти тут же. Оставив где-то внутри, будто на память о себе, ощущение странного тепла. Осторожно, чтобы не потревожить сон девочки, Геральт повернул голову и посмотрел на прильнувшую к нему справа Йеннифер. Кажется, чародейка все-таки на самом деле спала – неудивительно, если так подумать, после всего случившегося. Рассветные блики добрались и до нее – подсвечивали вспышками пряди волос, ласково касались побледневшего лица и губ, возвращая им привычные краски. Хрупкой Йеннифер никогда не являлась, уязвимой и слабой не казалась и сейчас, но была… «…почти похожа на человека…» - так после Оксенфурта сказал о ней Лютик. …Лютик, чтоб тебя… Геральт, насколько мог бережно, поднял руку и слегка сжал пальцы на плече чародейки, позволяя ей удобнее устроиться – та вздохнула и, не просыпаясь, послушно приникла к ведьмаку. Не обнимая и не требуя объятий, будто – как и Цирилла – в поисках то ли опоры, то ли просто удобного положения для сморившего «девочек» сна. Геральту спать не хотелось, хотя никто не запрещал. Тем более что Лютик сам предложил, обосновав тем, что дорога займет не один час, и чародейско-ведьмачье трио вполне может позволить себе небольшую передышку, пока они не доберутся до места… Геральт снова перевел взгляд на перегородку, отделявшую их троих от менестреля. …- Тишина, Геральт. В кои-то веки она нужна мне. Я все объясню, но не сейчас и не здесь. Беседуй, если хочешь, с девочками, а меня, прошу, оставь на время в покое. - Просто скажи, о чем вы с Цириллой говорили в Каэр-Морхене. - Спроси ее. - Почему не тебя? - Ей ты поверишь… Тихо. …Лютик, ты в порядке? Лютик, могу я помочь? Лютик, не молчи, я же вижу, что ты растерян не меньше нашего. Лютик!.. Можно было сказать хоть что-то из этого, размышлял Геральт, вспоминая короткие обрывки того, что произошло после настигшего всех четверых – каждого по-своему – понимания степени серьезности той задн… той ситуации, в которой они оказались. Ведь можно же было? Когда они прошли за стену с изразцами, оказавшись в коротком подобии коридора, свет в котором вспыхнул, стоило им ступить туда. Или когда, потратив меньше четверти минуты, по-прежнему не произнесший ни слова менестрель вывел их в «стойло жеребца» - низкое освещенное помещение с сооружением, названия которого Геральт не знал, но подозревал, что «нечто», названное Цириллой «странной каретой с невидимыми лошадьми», должно было, управляемое взявшим на себя роль кучера Лютиком, доставить их… куда бы то ни было. Или даже когда бард передал княжне и чародейке два свертка, достав их из сумки, лежащей на «кучерском облучке» (за отсутствием знания о названиях приходилось подбирать более или менее знакомые ассоциации) – и улыбнулся, все так же слабо, увидев, как Цирилла («Ой, вкуууусно!»), а за ней и Йеннифер («Лютик, спасибо…») расправились с едой. Можно же было, взяв из рук менестреля обернутые тонкой промасленной бумагой два мягких хлебных ломтя, проложенные розовым куском сочного мяса, яркими томатными кругами и нежно-зелеными салатными листьями, поблагодарить? Так же просто, как и Йен, и Цири… меньше всего Геральт хотел думать о том, что собственным молчанием отзеркаливает поведение самого Лютика во время их путешествия из Каэр-Морхена. …думалось. Каэр-Морхен. Разговор с Цириллой, о котором упоминал бард, но которого не слышал – почему-то – сам ведьмак (на что ему нечеловечески чуткий слух тогда?). Может быть, поэтому, прежде чем сесть на сидение «кареты», «кучерскую» часть которой Лютик отделил изнутри при помощи маленькой ширмы, Геральт и спросил то, что спросил. Вместо того, о чем спросить и сказать на самом деле следовало бы. Вместо того, что, наверное, хотел услышать от него менестрель. … «Ей ты поверишь…» Усталость, убеждал себя Геральт. Она вполне могла послужить в качестве оправдания. За то недолгое время пребывания в месте переброса на ведьмака, чародейку и княжну свалилось столько информации – и неизвестно, сколько ее еще предстоит узнать, – что измотанный разум предпочел отключиться от анализа происходящего, просто фиксируя его в памяти и откладывая в сознании для последующей обработки. На данный же момент четко и ясно вырисовывались следующие очевидности: - Лютик не сошел с ума (хотя был весьма к этому близок); - остальным тоже пока удавалось сохранять трезвость рассудка (конкретно Геральту – с трудом); - портал вышвырнул их в другой мир (иную Сферу?), с которым Лютик оказался хорошо знаком; - скоя'таэли, а также чудовища со страниц Монструма, королевские интриги и преследование всеми, кому не лень, юной Цириллы им теперь не страшны; - проведя годы рядом с ведьмаком, в этом мире Лютик отсутствовал всего день (если только бородач не разыграл менестреля, что вряд ли, потому что его непонимание и тревога были вполне себе искренними); - Лютик – единственный, кто хоть что-то понимает и хоть что-то делает, не забывая при этом о присутствии рядом тех, кому требуется, метафорически выражаясь, карта и ориентир (если без иносказаний – ответ на так и не заданное «Какого, ***ть, х***?!»). …- Ты мне веришь? - Сомневаюсь…. Что ж, теперь радуйся, ведьмак, думал Геральт, вслушиваясь в мягкое шуршание каретных колес по ровной дороге, спокойное дыхание задремавших Цириллы и Йен, тишину за ячеистой перегородкой. Радуйся, Геральт из Ривии, тому, что в незнакомом, чужом мире – и, видимо, Времени тоже – ты дал понять человеку, способному и желающему объяснить и помочь, что сомневаешься, доверять ли ему. И теперь он уже и сам не поверит, что это не так. …Может быть, у тебя просто не получается… ну, знаешь… его слушать?.. … - Приехали! Вылезаем, и в дом!.. Геральт тряхнул головой и приоткрыл глаза, недоумевая, когда он вообще успел их закрыть. Странная карета (спросить у Лютика, как это средство передвижения именуется) больше не двигалась, стояла в просторном освещенном помещении, подобном «стойлу жеребца» (спросить у Лютика название). Сам менестрель (спросить у Лютика, кто он в своем мире), распахнув створку каретной дверцы, мягко похлопывал по плечу полусонную Цириллу: - Ваше Высочество, экипаж прибыл, извольте проследовать за мной. - С’час… еще м’нут’чк… - Цири мотнула головой, отчего пепельные прядки растрепались окончательно, выбившись из косичек. – Лю…тик, мы же дог’врил’сь, ник’ких тит’лов… - Прости, Зири’эль… - негромко усмехнулся бард. – Но давай-ка в самом деле, выбирайся, тебя ждет ванна, еда и сон в нормальной кровати. - Ванна… – девочка распахнула глаза, потерла их кулачками, поморгала. – Горячая вода и мыло? - Как минимум, - улыбка Лютика стала отчетливее. – Вот только это отличается от привычных тебе купаний. Чтобы все получилось, придется внимательно меня слушать… Цири! - Да… Да, - княжна окончательно проснулась, осторожно вывернулась из-под руки Геральта, спрыгнула с сидения, неловко подвернув ногу, и почти упала в предусмотрительно протянутые навстречу руки менестреля. – Лютик, ой… твое плечо? - Заживет, - чуть поморщился тот, осторожно ставя девочку на землю. – Зири’эль, поможешь вытащить из сонного царства своих… наставников? Понимаю, авто… то есть, карета – вполне приемлемое место для того, чтобы немного подремать, но с отдыхом после хорошей ванны и вкусной еды, да еще и в удобной кровати, согласись, не сравнится. - Соглашусь, - вместо Цириллы отозвалась Йеннифер, выпрямляясь и зевая. – Можно даже и без еды, Лютик. И кстати да, я не сплю. - А не спишь, так вылезай, чародейка, - голос барда неуловимо изменился, в нем впервые за последние часы (дни? месяцы? годы? времена?) вспыхнули насмешливо-теплые нотки. – Только аккуратнее, ладно? Тебя я не удержу, если оступишься. Йеннифер фыркнула, заправляя за ухо смоляную прядь в заведомо обреченной на провал попытке привести в относительный порядок прическу: - Ты на что это намекаешь? - На то, что место желающих носить тебя на руках уже занято, и не мной, - отозвался Лютик. – Эй, ты куда это… Ох, Йеннифер… - Вылезаю, - проворчала та. – Есть возражения? Менестрель хлопнул себя ладонью по повязке на голове, Цирилла пожала плечами, однако вышеназванных возражений, похоже, ни у кого из них не нашлось. А вот у Геральта они были. Потому как бард не открыл дверцу со стороны чародейки – впрочем, может быть, она и так для открытия не предназначалась, – и теперь Йеннифер с присущим ей изяществом, которого умудрилась не потерять даже в порванном испачканном платье, перебиралась мимо ведьмака к выходу из кареты… ну как – мимо… пространство экипажа для таких маневров было очевидно не приспособлено, поэтому чародейка, подобрав подол наряда, перекинула через колени Геральта одну ногу, на пару секунд почти усевшись лицом к ведьмаку – в фиалковых глазах мелькнуло непонятное раздражение, – затем другую, развернулась и заняла место, с которого минуту назад спрыгнула Цирилла. Выдохнула, убирая со лба растрепанную прядку: - В этой карете следовало бы предусмотреть возможность… ну, знаешь, дверь с другой стороны открывать, что ли. - Прости, Йеннифер, - Лютик галантно протянул чародейке руку, в серо-сизом взгляде синевой вспыхнули затаенные смешинки. – Возможность-то предусмотрена, просто я уже… подзабыл… Васильковые искры погасли так же быстро, как и появились. Лютик мотнул головой, улыбнулся, коротко и будто неловко, помогая Йеннифер. Чародейка то ли не заметила перемены в поведении менестреля, то ли сделала вид – но, выпрямившись и несколькими быстрыми движениями ладоней огладив измятое платье, она огляделась, следующим вопросом отвлекая барда от очевидно непростых размышлений: - Ты живешь… здесь? - Есть возражения? – голос менестреля дрогнул от – Геральт, которого «девочки» и бард продолжали дружно игнорировать, не поверил своим ушам – сдерживаемого веселья. Йеннифер поджала губы, изобразила на лице нечто, должное быть похожим на восхищение: - Ну… ничего так. Относительно… светло и просторно, и… Черт, Лютик!.. - У тебя неважно получается быть вежливой, чародейка, - веселые нотки зазвенели отчетливее, до сих пор не вернувшись васильками в прохладно-серый взгляд, но теперь уже будто не боясь самих себя, почти знакомые, почти прежние, почти… Лютиковские. – Здесь только гар… то есть, каретный сарай, если тебе так угодно. И как только ведьмак перестанет изображать манекен, будет вам и ванна, и кровать, и еда… - И сказка перед сном? – встряла Цирилла. – Как ты обычно рассказывал, помнишь? - Помню, Зири’эль… - Лютик посерьезнел, но ласковая теплота из негромкого голоса никуда не делась. – Только на этот раз будет не сказка, а самая настоящая быль. - Знания? – изумрудные глаза девочки расширились. – Так ты ими поделишься? - Я же обещал, - все так же серьезно отозвался менестрель, наклонив голову в знак подтверждения собственных слов. – Сейчас? - А… Цирилла прикусила губу и нахмурилась, явно затрудняясь с ответом. Даже без чтения мыслей было очевидно, что в княжне сражаются вполне объяснимое любопытство вкупе с десятками сотен вопросов (у самого Геральта таковых было не меньше, и гораздо более выразительных), и не менее понятные и простые желания в удовлетворении требований пусть и крепкого, но все же детского организма – чистота, еда, отдых. Не верить Лютику (Геральт мысленно дал себе в лоб за то, что в который раз не удосужился подумать, прежде чем сказать) причин не было – до сих пор менестрель ничем не дал понять, что намерен бросить ведьмака, чародейку и княжну на произвол судьбы, даже несмотря на собственную отстраненность в поведении и словах. Так что, если бы спросили сейчас самого Геральта, он сказал бы… - Знание никуда не уйдет? – Йеннифер опередила ведьмака буквально на секунду. - Разумеется. - А раз так… - чародейка расправила плечи и взяла за руку Цириллу, осторожно сжав ее ладошку. – Плохо у тебя с манерами, бард. Пригласил девушек домой, пообещал отдых и трапезу, а сам держишь… ну, пусть на пороге. Кто тебя воспитывал? Лютик глянул на нее – в светлых глазах зажглось что-то непонятное: - Вы меня удивляете, моя дорогая добрейшая леди. В хорошем смысле. Честно говоря, я ждал… иной реакции. - Еще дождешься, - то ли пообещала, то ли пригрозила Йеннифер. А потом вдруг выдохнула, устало и коротко, на дрогнувших губах появилось слабое подобие улыбки. Менестрель шагнул к чародейке и девочке, мягко обнял за плечи первую, подал руку второй… Йеннифер протестовать не стала, Цири сама вцепилась в ладонь Лютика – будто и та, и другая, растерянные, несмотря на то, что старались держаться уверенно и невозмутимо, неосознанно искали хоть какую-то опору, что-то знакомое, какой-то якорь, не позволяющий потоку событий снести ко всем чертям пассажиров заброшенного в чужое море корабля. …Море?.. Геральт выпрямился. Соскользнул с сидения кареты, осторожно прикрыв за собой дверь. Море. Не метафорическое, а вполне себе настоящее. Ведьмак ощущал его запах – слабый, словно отдаленный или приглушенный, но отчетливый. Соль. Горечь. Свежесть. Простор. Безмятежность. Беспокойство. Глубина. Движение. Постоянство. Изменчивость. Лютик. «А давай завтра уедем? Подальше ото всех. Подадимся к морю…» - Ты живешь возле моря. Менестрель вздрогнул и обернулся – резко, порывисто, словно застигнутый врасплох то ли голосом ведьмака, то ли его словами. Синие молнии метались в распахнувшихся глазах, устремленных на Геральта, во взгляде то вспыхивало, то снова гасло что-то странное – растерянное, непривычное и одновременно настоящее, на лице – все еще бледном, но уже не до такой тревожной степени, – в дернувшихся уголках губ и чуть сведенных бровях сквозь отстраненность проступало что-то знакомое, однажды уже увиденное и почти понятное, что-то… «Да нахрен…» - В любом случае, это не тот разговор, который следует вести в каретном сарае. Вышло так себе, понял Геральт в следующую секунду. Ладонь менестреля медленно соскользнула с плеча тяжело вздохнувшей чародейки, пальцы выпустили руку Цириллы – ведьмак сделал вид, будто не понял, кому этот вздох, равно как и сверкнувший возмущенными изумрудами взгляд, предназначался. Что ж такое-то, стоило всего лишь раз не ухватиться за тонкую веревку переброшенного через пропасть моста – и все, игнор, отчуждение и гребанная тишина? Да твою ж… - Интересно… - неожиданно протянул менестрель, прищурившись. - Что? – ничего более умного в голову не пришло. Бард пару мгновений изучал Геральта, и в памяти почему-то совсем неуместно всплыла их первая встреча в Посадском трактире. Точно такое же любопытство, необъяснимая заинтересованность по отношению к тому, кого обычные люди предпочитают обходить десятой дорогой (хотя кто сказал, что Лютик – обычный?)… внутри что-то опять сдавило, не в пример сильнее, чем в моменте с Цири, и отпускать определенно не собиралось. …твою ж… - Когда ты прав, ты прав, ведьмак, - голос менестреля был насмешливо-прохладным, как и взгляд, из которого вновь исчезли синие молнии. – Идем. В самом деле, держать вас, так сказать, на пороге – весьма невежливо с моей стороны. Черт. Черт-черт-черт. Геральт стиснул зубы. Ощущение, что он опять сделал что-то не то, застряло где-то слева под ребрами отголоском холода. Он ведь был прав, верно? Он всего лишь повторил то, что до этого сказала Йеннифер, не правда ли? Он не сказал ничего, о чем бы Лютик уже не знал или не догадывался по его поведению. Тогда почему все так… …не так? - Идем, - повторил Лютик, мотнув головой в сторону одной из стен, на которой, приглядевшись, Геральт заметил тонкую вертикальную темную полоску, будто делившую стену надвое. Впрочем, нет. Не будто. Стена разделилась вполне себе по-настоящему, как только менестрель дотронулся ладонью до маленькой матовой пластины в полуметре от темной линии. Шагнув следом за ним, Йеннифер и Цириллой в небольшую прямоугольную каморку, мягко освещенную струящимися по стенам тонкими лентами, Геральт подумал о том, что он уже слишком… не юн, короче говоря, и слишком устал, чтобы удивляться чему бы там ни было. И о том, что данные самому себе обещания выполнять все-таки надо. То есть – пусть черт-не-знает-где-и-он-же-понятия-не-имеет-когда – напиться и поговорить. Тем более что необходимость последнего с каждой минутой становилась все очевиднее. И без участия первого – теперь уж точно – определенно не обойтись. Буквально через несколько мгновений нахождения в замкнутой камере – Цирилла даже ойкнуть не успела – стена с тихим шорохом снова разошлась. Геральт шагнул вперед, успел заметить большое, просторное, пронизанное светом и прохладной свежестью помещение с высоким потолком и выстланным ровными плитами полом, инстинктивно повернул голову в направлении солнца.… …навстречу ведьмаку качнулась, обнимая теплом и бесконечностью, синева бескрайнего простора – непривычно близко, невообразимо далеко, глубокая лазурь, мягко переходящая к размытому дымкой горизонту в светло-бирюзовые переливы, мерцала, посмеивалась, приглядывалась… «А давай завтра уедем…» Так вот оно что. Вот почему… …Мысль, вопрос, осознание – что бы ни вертелось сейчас в голове, в более или менее внятную фразу оно не оформилось и не прозвучало. Лишь коснулось насмешливо-дразнящим отголоском, дрогнуло, вспыхнуло, зазвенело на тончайшей нити понимания – и тут же отступило, не позволив поймать, пленить, приблизиться, вновь отбрасывая за границу нечеловеческого и несуществующего, запретного и отринутого для восприятия. В попытке уловить ускользающее и необъяснимое, Геральт обернулся к Лютику, в которого с обеих сторон вцепились Йеннифер и Цири, вновь увидел отражение синевы в прохладно-сером взгляде, успел подумать – а отражение ли, услышал быстро приближающийся звук, будто чьи-то когти цокали по полу, краем глаза заметил бело-серый силуэт большого зверя, что словно отделился от стены и теперь мчался в их сторону, успел… …не успел. Волк с короткой белоснежной шерстью – гибкое, поджарое тело распласталось в воздухе в стремительном прыжке – свалил Лютика с ног и, утробно рыча, потянулся зубастой пастью к шее менестреля. Цири вскрикнула, Йеннифер ахнула, Геральт просто молча взялся за рукоятку меча, подумав о том, что в этом мире все-таки есть и обыкновенные монстры помимо закованных в доспехи – хотя чудовищем в общепринятом понимании этого слова атаковавшее Лютика существо назвать едва ли можно было, но ведь и бруксы – до обращения – тоже красивы… - Альб!... Ведьмак медленно разжал пальцы. Меч послушно скользнул обратно в чехол. Опасности не было. Закусывать опрокинутым на пол бардом никто не собирался. Белоснежный «не-монстр», порыкивая, обнюхивал менестреля, вылизывал его шею и лицо – а Лютик, зарывшись пальцами в густую шерсть на загривке зверя, мотал головой, то пытаясь увернуться, то притягивая того ближе и то и дело быстро прижимаясь губами к блестящему черному носу. В глазах менестреля снова зажглись васильковые всполохи, казалось, уже забывшие дорогу в прохладно-серый взгляд, синева – не отраженная – теплела, а когда Лютик, на несколько мгновений сомкнув ресницы, зажмурился, по виску пробежала прозрачная дорожка… и еще одна, и еще. Искры скатывались одна за другой, белоснежный зверь тут же слизывал их, плечи менестреля вздрагивали, мелко и часто, он дышал коротко и прерывисто – не смех, не всхлипы, а словно и то, и другое вместе, – и, пытаясь опереться на левую руку, правой обхватил зверя за шею: - Альб… боги, Альб, как я рад тебя видеть!... Ой, прекрати, я же… хватит, щекотно!... Зверь, в последний раз лизнув менестреля в висок, дернул головой вверх, потянув барда за собой, будто помогая ему выпрямиться. Лютик сел, подогнув колени и все же опершись левой рукой об пол – правую он не спешил убирать с макушки зверя, неторопливо перебирая шерстинки за торчащими ушами, – поднял голову. В синем взгляде медленно гасли отголоски горечи, губы дрогнули в улыбке – открытой, чистой и ясной, напомнившей о звенящем смехе менестреля, несмотря на то, что с самих этих губ не сорвалось ни звука. Но смеялись глаза. Вспышками расцветающих васильков. Тонкими лучиками-морщинками. Искрами растаявшего льда на ресницах. И, глядя на то, как уходит, разбивается, растворяется напряжение, до этого момента словно сковывавшее Лютика незримыми путами, как почти видимыми разрядами-нитями срывается оно с гибких сильных пальцев, скользя по взъерошенной шерсти волка, впитываясь в теплый пол и с неслышным вздохом испаряясь в солнечных лучах и мерцающих переливах морской и небесной синевы – глядя на все это, Геральт начал понимать слова Цири. О том, что менестрель говорит всегда – даже когда молчит. Слушая, как с каждой секундой становится ровнее и спокойнее дыхание барда, а его сердце, наконец, найдя свой ритм, стучит с почти знакомой, почти прежней – Лютиковской – теплотой и уверенностью, подкрепленной присутствием рядом и поддержкой белоснежного волка, который был очевидно важен – и взаимно – для менестреля, ведьмак, наконец, осознал – в той мере, в которой был готов это осознание принять – необратимость случившегося. Лютик действительно был дома. …Мысль, что в этом доме ведьмак, чародейка и княжна – не более чем гости, пусть приглашенные, но нежданные, была логичной, правильной и совершенно, абсолютно рациональной и лишенной эмоций. И не должна была отзываться ни холодом, ни сдавленностью под ребрами, ни болезненным уколом слева в груди. Вот только отзывалась. Почему? Видимо, это один из тех вопросов, на которые нет очевидного ответа. ***