Into the Unknown

*** … - Как прогрессирует ситуация с «единичкой»? Удалось обнаружить хоть что-либо? - Сужение временного промежутка от четырех сорока двух до без четверти пять. - Откуда такие данные? - Мы проверили каждую из работавших на тот момент систем внешнего мониторинга – именно эти три минуты выпадают из всех без исключения записей. - Последствия выброса или внешнее вмешательство? - Первое вероятнее, но не исключена комбинация. Другой вопрос, кому и зачем второе вообще могло понадобиться. - Тому, кто… - …стал причиной случившегося сутки назад? Возможно, возможно… Хотя опять же – зачем? - Найдем – выясним. Дальнейшие действия какие? - Распоряжение на обработку обнаруженных записей уже дано. Шансов – тот самый один процент из ста, но кто знает. И потом, не забывай – дополнительный вариант. - Не хотелось бы. - С чего вдруг? Проблем пока не было. - Да, но… Мы ведь до сих пор не знаем, что это за зверь такой… *** Волк. Определенно, волк, Геральт не мог ошибиться – за время обучения и зимовок в Каэр-Морхене ведьмак повидал подобных этому зверю не раз и немало. Крупная – крупнее любого среднестатистического волка – сильная особь с крепким скелетом, пропорционально сложенным туловищем, длинными ногами и развитой мускулатурой, подчеркнутой игрой светотени на переливах шерсти – без преувеличения белой, подобно снегу на вершинах Синих Гор. Зверь стоял рядом с Лютиком, твердо упершись всеми четырьмя лапами в пол, чуть наклонив красивую широколобую голову с вытянутой мордой и вздернув небольшие заостренные уши. Крепкие челюсти размыкаться пока не торопились, глаза цвета необработанного янтаря, полуприкрытые, обманчиво-спокойные, изучали троих незнакомцев, столь внезапно появившихся рядом с… …хозяином? Едва ли. Волков в качестве домашних питомцев в домах не держат. Охранников из них тоже не получится, эти звери преданы лишь вожаку, стае, семье и самим себе, и к человеку в лучшем случае отнесутся с равнодушием, в худшем… впрочем, о худшем ведьмак постарался не думать. Тем более что названный Альбом белоснежный волк очевидно не воспринимал Лютика как добычу. Считал ли зверь менестреля вожаком – или, может быть… …частью стаи? - Альб, - пальцы барда соскользнули с макушки волка на его шею, все так же неспешно перебирая густые шерстинки. – Познакомься с Цириллой и Йеннифер… Цири, прости, что ванне придется подождать, но удели нам минутку, хорошо? Девочка, не сводя с белоснежного зверя завороженных изумрудных глаз, кивнула, сделала шаг к нему и Лютику, неловко присела на корточки и, чуть зажмурившись, подалась вперед, оказавшись почти лицом к лицу (то есть, лицом к морде) с волком. Зверь повел носом, принюхиваясь и чутко насторожив уши, медленно выставил одну лапу перед собой, пасть приоткрылась, обнажая ряд блестящих клыков. Геральт подумал, что, возможно, рановато выпустил рукоятку меча… Устремленный на него взгляд Лютика вспыхнул темнотой и предупреждением – Не смей!.. - Ой… - вырвалось у Цириллы, когда черный нос волка легко коснулся ее собственного. - Ой! – повторила девочка звонче и почти весело, когда зверь неожиданно лизнул ее в щеку и в нос. Лютик, отвернувшись от ведьмака, негромко засмеялся: - Альбу ты понравилась. Впрочем, неудивительно. - А можно его погла… - Цирилла потянулась ладошкой к белоснежной шерсти, но волк внезапно дернул ушами и едва слышно рыкнул. Цири отпрянула, Геральт снова напрягся – еще не хватало… впрочем, чего не хватало, он додумать не успел, потому что Лютик отозвался успокаивающе и мягко: - Он не пойдет на контакт с первых минут знакомства, мне в свое время на это потребовался не один месяц. Но Альб тебя не тронет, Зири’эль. Он тебя признал, и теперь ты под его защитой. - Хорошо, - шепнула девочка и, поднявшись на ноги, отступила в сторону, обхватив себя руками. Менестрель перевел вопросительно-приглашающий взгляд на чародейку: - Йеннифер? - Со мной будет сложнее, - вздохнула та, но все же послушно присела, расправляя платье, на одно колено перед белым волком. Зверь неспешно обнюхал чародейку, фыркнул, очевидно оставшись не в восторге от слабых отголосков терпко-сладкого аромата сирени и крыжовника, мотнул головой и отстранился, посмотрев на Лютика – будто безмолвно спрашивая о чем-то. Менестрель вновь опустил ладонь на макушку волка, кивнул – то ли ему, то ли Йеннифер. Отозвался: - Если тебя принимаю я, чародейка, примет и он, с условием соблюдения вежливого и уважительного нейтралитета. - Благодарю, Лютик, - вопреки ожиданиям Геральта, голос выпрямившейся Йеннифер звучал без насмешки и сарказма, будто она и в самом деле поверила, что зверь советуется с менестрелем – или менестрель с ним – по поводу того, как принимать гостей в доме. Дикостью казалось даже всерьез задуматься о подобном, не говоря уж о том, чтобы принять как должное – и все же, в который раз за этот невообразимо долгий день, ведьмаку приходилось примиряться с чем-то, чему он в привычной ситуации никогда бы не придал значения. Потому что, черт бы побрал все и вся, сейчас перед Геральтом, теперь сосредоточив внимание только на нем одном, стоял белый волк с янтарными глазами, выразительно оскалив зубы и чуть припав на передние лапы – и, похоже, только ладонь барда, замершая между ушами зверя, удерживала последнего от выражения рычанием откровенной неприязни в отношении ведьмака. - Я ему не по душе, - сделал правильный вывод Геральт. Лютик прищурился, едва заметно наклонил голову. Гибкие сильные пальцы пробежались по шее волка, снизу вверх, сверху вниз, неторопливо, мягко зарываясь в густую шерсть массирующими, будто рассеянными успокаивающими движениями. Зверь тихо рыкнул, не сводя пристально-желтого взгляда с Геральта – то ли угрожал, то ли предупреждал о чем-то. - Он не в восторге, - подтвердил менестрель. Поднялся на ноги, по-прежнему не убирая руки с макушки волка, и обратился к зверю спокойным, без единой нотки покровительства или превосходства, голосом: – Это Геральт. Йеннифер – его… партнер. Они оба – защитники Цириллы. Как и ты сейчас. Ни один из этих троих опасности для меня не представляет. Твое слово, Альб. «…опасности не представляет»? Звучало так глупо и настолько не соответствовало истине, что, находясь в иной ситуации, ведьмак, наверное, посмеялся бы – ну какая, в самом деле, от него угроза может исходить. Тем более для Лютика, который по собственной неосторожности и ветрености сам не больше и не меньше чем ходячий магнит для неприятностей на свою и чужую задн… то есть, голову (хотя первое, чего греха таить, тоже случалось), и именно Геральту приходилось менестреля из этих неприятностей вытаскивать! И потом… - Геральт, - неожиданно произнес Лютик. Увидев его глаза, ведьмак вздрогнул. Опять – помрачневшее предгрозовое небо. Словно живые васильково-синие искры отныне вознамерились прятаться за прохладную спокойно-льдистую серость всякий раз, когда взгляды менестреля и Геральта пересекались. Лютик, Лютик… уж не хочешь ли ты сказать, подумал ведьмак, ловя себя на странном и не самом приятном ощущении – будто от него не только отгородились пропастью, но и дополнительно начали выстраивать стену, – что мы с тобой так и обречены оставаться на этой грани неизвестности и непонимания? Что мы так и не сядем и не поговорим – и черт уже с ней, с выпивкой? Что мы… Геральт наклонил голову. Негоже вступать под своды приютившей тебя обители со своими правилами. - Это ваш дом, Лютик. И если ты и твой… (питомец? защитник? друг?) если ты и Альб принимаете нас… Он не договорил. Не успел – поведение зверя изменилось. Передние лапы выпрямились, тело приняло прежнее положение – настороженность, но уже без угрозы, клыки на пару мгновений обнажились в коротком мощном зевке (можно подумать, ведьмак нуждался в дополнительной демонстрации возможностей волка…) и тут же спрятались. Зверь повернул и поднял голову, сощурил янтарные глаза и фыркнул. Лютик позволил своей руке соскользнуть с головы волка. - Спасибо, Альб, - тепло проговорил он. Зверь еще раз оглядел гостей, махнул хвостом и с достоинством прошествовал за пределы поля зрения, провожаемый взглядом менестреля. Лютик – будто до этого мгновения задерживал дыхание – глубоко вдохнул, пряча лицо в ладони, сведя плечи, ссутулившись, словно стараясь скрыться, стать меньше, незаметнее, исчезнуть… Он был дома, дома, дома, неотвязно стучало в голове Геральта в такт с сердцебиением менестреля, еще пару минут назад, обнимая белоснежного волка, он был почти самим собой – легким и счастливым, забывшим о ранах, усталости, голоде и напрочь испорченной одежде, он был вернувшимся, был… …Лютиком. А сейчас менестрель просто был спокоен. Сосредоточен на моменте, держа под контролем каждое мгновение собственного существования. Подчинял себе каждый мельчайший мускул собственного тела, закрываясь и выстраивая облик, который – как осознавал (чувствовал, леший побери эти человеческие определения ощущаемого!) ведьмак – будет выглядеть привычным, беззаботным и веселым, безбашенным, едким и саркастичным… короче говоря, таким, как раньше, что позволит Геральту, Цирилле и Йен не потеряться в окружающей чуждости, станет своего рода мостом… …опять мост. Менестрель негромко выдохнул. Выпрямился, провел ладонями по лицу, словно снимая невидимую налипшую паутину, встряхнул руками. Чуть склонил голову и улыбнулся – и Геральт, как никогда прежде, хотел ошибиться в меткости собственных догадок. Потому что улыбка была знакомой, теплой, дружелюбной и открытой, без тени сожаления или вины, в уголках прищуренных глаз собрались тонкие лучики-морщинки, свидетельствующие о ненаигранности и искренности отраженных на лице эмоций. Но спокойная синева этих самых глаз без лишних слов говорила о том, что сейчас и здесь Лютик окончательно разделял себя прежнего и себя нынешнего. Лишь сохраняя – как якорь для нежданных гостей – образ рассказчика (для Цириллы) и равного собеседника (для Йеннифер). Какая маска – и маска ли – предназначалась ему самому, Геральт не знал… - И в самом деле, где мои манеры? – посмеиваясь, тем временем без единой ноты фальши вопросил Лютик в пронизанное солнечными лучами пространство. – Цири, Йеннифер, Геральт, давайте-ка я покажу и расскажу вам, где и как можно – и, черт побери, ребята, действительно нужно, потому что запашок от нас тот еще – совершить необходимые гигиенические процедуры. За мной, вот сюда, к лестнице… Цири, не оступись. Чародейка, мне еще раз сыграть галантного кавалера или… все, понял, не строй такую физиономию, морщины раньше времени появятся… Геральт, не стой столбом, я ж еще так и не решил, кто из вас способен принять ванну самостоятельно, не разрушив ее при этом… …Если не прислушиваться, то почти как обычно – неумолкающий, бесшабашный, светлый и звонкий. Вот только ведьмак слышал – и замедленное сердцебиение, и неглубокое дыхание, и дрожащую на разрыве струну в голосе. Струну-связку, струну-нить, струну-грань, на которой опасно балансировала сохраняемая ради чужого спокойствия «знакомость»… …Что с тобой, Лютик?.. Йеннифер, казалось, ничего не замечала: - Неужели все настолько сложно? Ванна она ванна и есть. Согреть воду, приготовить кусок любого мыла и ковш, мочалку, полотенце и чистую одежду – вот и вся премудрость… - Вся премудрость? – пропустив гостей вперед и остановившись на лестничном пролете, менестрель поперхнулся воздухом, словно оскорбленный в лучших намерениях, взмахнул руками. – Дорогая моя Йеннифер, да будет тебе и вам всем известно, что столь варварские методы поддержания телесной гигиены вроде предварительного нагревания воды, терзания нежной – Геральт, к тебе не относится – кожи грубыми мочалками и жесткими полотенцами, испытания чувствительного обоняния – знаю, Геральт, тебе все равно, что ромашка на зад… в смысле, на месте пониже спины, что внутренности шелки в волосах – совершенно неароматным моющим средством, а также поливание уже утратившей чистоту водой из старого ковша… короче говоря, в этом – и не только – доме ничего подобного не применяется, да, спасибо, Геральт… Последнее относилось к сработавшей на автомате ведьмачьей реакции, благодаря которой Лютик, что сопровождал вдохновенной – чересчур – жестикуляцией свою тираду, не навернулся спиной с лестницы, удержанный за запястье Геральтом почти на самом краю ступеньки. Все такой же неловкий, мимоходом подумал ведьмак, почему-то без привычного ранее раздражения, хоть что-то не меняется… …не меняется? Лютик закаменел на секунду, словно испугавшись (чтоб тебя, бард, ты так и будешь от меня шарахаться?). Высвободил руку. Не сразу. Через три неторопливых удара бьющегося на запястье пульса. Не резко, а как-то осторожно даже. - Второй этаж, - проговорил он спокойнее, не глядя на ведьмака и сосредоточив все внимание на чародейке и княжне. – На третьем живу я, а этот гостевой. Восточное крыло еще обустраивается, но западное уже готово, так что пока можете занять эти комнаты. Их три, как распределить – решайте сами, если понадобится дополнительное спальное место, это можно организовать. Геральт глянул вдоль неширокого, ограниченного с двух сторон светлыми мраморно-золотистыми стенами коридора, который уходил куда-то вперед по диагонали и продолжался дальше, ломаясь под углом и скрываясь за поворотом. Окон здесь не наблюдалось, но по стенам и потолку на равном расстоянии друг от друга струились уже знакомые ведьмаку (по кабинке, доставившей их из каретного сарая в дом) тонкие ленты, призванные, по-видимому, в темное время суток служить источниками света. Сейчас в освещении необходимости не было – мягкие рассеянные солнечные лучи, исходящие откуда-то со стороны излома коридора, неторопливо путешествовали по стенам, то и дело вспыхивая искорками, будто отражаясь в крошечных сверкающих вкраплениях, как в гранях. Вместе с солнечными отблесками в коридоре витал тонкий, едва уловимый прохладный запах моря, и замкнутое пространство казалось просторным и наполненным свежестью. Двери, расположившиеся на одной из стен, вопреки ожиданиям Геральта, на гармошку не походили (а что, кто ведь их знает, может быть, в этом мире все двери по такому шаблону работают – то мнутся, то в стороны расходятся…), выглядели как привычные глазу одностворчатые цельные массивы из неизвестного материала, скругленные аркой в верхней части. Разве только ручек не было, да замочных скважин – лишь небольшие матовые пластины, подобные той, которую ведьмак уже видел в каретном сарае. Вспомнив размеры первого этажа, Геральт сообразил, что скрывающиеся за дверьми комнаты должны быть очень просторными… и да, дверей было только три. Для каждой из комнат. А как же… - Лютик, - Цирилла, видимо, подумав о том же, о чем и ведьмак, растеряно смотрела вдоль коридора. – Лютик, а где здесь… - Место для принятия ванны? – менестрель снова улыбнулся. – Извини, Зири'эль, следовало сказать об этом сразу. Оно есть в каждой комнате. Так же, как и место для… в общем… - Великий бард не может найти слов? – фыркнула Йеннифер. – Ладно, мы поняли, что ты имел в виду отправление естественных… - Йеннифер! - Все-все, не буду терзать твою нежную поэтическую натуру приземленными определениями, - впервые за все время засмеялась чародейка. – Просто объясни уже, что во всем этом такого страшно-непонятного, что требует подробных инструкций для обычного приведения себя в порядок. И мы будем определенно признательны, если в дополнение ты пояснишь относительно чистой одежды… так, стоп, Лютик, что за взгляд? Менестрель, потирая ладонью сползшую повязку, оглядывал Йеннифер, словно… ну да, будто мысленно снимая с нее потерявшее красоту и свежесть платье и просчитывая все линии фигуры – плечи, руки, грудь, изгиб талии и бедер. Изучающе. Без ожидаемого мужского интереса – похоже, именно его отсутствие и вызвало возмущенную фиалковую вспышку, хотя едва ли внимание менестреля к себе как к женщине вообще хоть когда-то волновало Йеннифер, – словно бард что-то прикидывал для себя. Нескольких мгновений хватило, после чего Лютик, придя к какому-то решению или выводу, кивнул: - С тобой проблем не будет. Разве что цветовая гамма не та… - Думаю, мы не в том положении, чтобы привередничать. - И то правда… - дернул плечом Лютик. – Цири… тут сложнее, но, полагаю, что-то подходящее на сегодня мы подберем. Геральт, - перевел он на ведьмака нечитаемо-насмешливый взгляд. – Боюсь, мой гардероб на тебе разойдется по швам. То, что выше пояса так точно. - А ниже? – проворчал Геральт, чтобы хоть что-то сказать, потому что ответ был очевиден. Лютик, пусть не отличался худощавостью и обладал крепким телосложением и вполне себе рельефным торсом, все же немного, но уступал ведьмаку в степени развитости и выраженности этой самой мускулатуры. Так что… - И ниже тоже, - несмотря на отсутствие васильковых вспышек, во взгляде менестреля не было враждебности, лишь все та же усмешка. И не сказать, чтобы сильно едкая. – Пока удовольствуешься халатом, а там посмотрим. Теперь решим вопрос с… омовением. Лютик дотронулся ладонью до матовой металлической пластины, то ли надавив на верхнюю границу, то ли просто нажав на всю поверхность. Дверной массив с тихим шуршанием спрятался в стену, открывая проход в короткое подобие коридора с еще двумя дверьми, а из него в… …море… Первое, что бросилось в глаза – в рамках высоких светлых окон, словно на нарисованной художником картине, жил, дышал и трепетал кристальной синевой и свежестью морской простор, переливаясь мириадами искр под солнечными лучами и где-то впереди уходя в затронутое легкими облачными штрихами небо. Близко, далеко, знакомо, непонятно, спокойно, насмешливо, и опять – звеняще и остро, на тонкой нити, на хрупкой грани осознаваемого, но не принятого и отринутого… Геральт не знал, что с ним происходит и почему привычное безразличие (а было ли оно вообще?) снова решило ему изменить, но странное давящее ощущение внутри стало сильнее и отчетливее, почти лишая воздуха – хотя это невозможно, не должно быть возможным, просто не может являться таковым, потому что относится к области однажды изгнанного и вытравленного Испытанием и Трансмутацией… …- Геральт. Звук собственного имени заставил ведьмака обернуться. Лютик смотрел на него, чуть наклонив набок голову – словно вот-вот собирался ввернуть какой-нибудь ехидный комментарий, но переменил решение. Будто что-то понимал… вот только что? - Геральт, - голос менестреля безошибочно зацепился, словно крючок за трепыхающуюся рыбешку, за то единственное, что ведьмак не мог утратить ни при каких обстоятельствах – осознание самого себя. – Геральт, прошу, будь внимательнее и не заставляй меня повторять, хорошо? Ведьмак закрыл глаза. Открыл. Вздохнул. Кивнул: - Слушаю. Менестрель глянул на него то ли недоверчиво, то ли с сомнением, но пожал плечами: - Уборная, - указал он на одну из двух дверей короткого внутрикомнатного коридора, ту, что располагалась ближе к выходу. – Ванная, - кивнул бард на другую дверь. – Останься пока здесь, я провожу девочек в другую комнату и объясню, как пользоваться тем и другим. Так получается, что Йеннифер здесь единственная, кто может в равной степени находиться… без стеснения рядом с Цири и тобой. Так что сначала она поможет Цирилле, затем придет сюда… - Лютик, а почему я сама не могу?.. - Цири, разумеется, ты можешь, - менестрель, словно забыв про Геральта, подал девочке руку и повел ее и чародейку к выходу в основной коридор, - но только ознакомься с азами данной процедуры. Осваивать неизвестное лучше для начала под руководством и присмотром, вот для последнего понадобится Йеннифер. - Понятно, - Цирилла исчезла вместе с бардом и чародейкой за дверью, и ее следующие слова прозвучали чуть приглушенно: - Йеннифер поможет мне, а ты, значит, Геральту… …Тишина. Причину которой ведьмак не понимал, ибо вывод княжны счел вполне разумным – ведь Лютик, когда находился рядом, постоянно помогал ему сначала обрабатывать раны, а потом и отмываться дочиста после очередной потасовки с монстрами, и ни он, ни ведьмак не видели в этом ничего из ряда вон выходящего. Просто помощь, оказываемая одним и принимаемая другим, ни больше и ни меньше. А сейчас содействие тем более не помешало бы, учитывая ситуацию – тем более что Лютик намеревался дать необходимые пояснения для дальнейшей самостоятельности… - Зири’эль, с чего такой вывод? – послышался голос менестреля. - Йеннифер и я – девочки, вы с Геральтом – парни… ну, мужчины, - Цирилла, как и сам ведьмак, не видела в своих рассуждениях ничего особенного. – Тем более, хорошие знакомые. Значит, можете мыться вместе. - Цири… Дальнейших слов Лютика Геральт уже не различил, да и вслушиваться не собирался. Время вынужденного ожидания следовало потратить с куда большей пользой, чем на размышления об очевидном и необъяснимом нежелании менестреля оказать ведьмаку помощь в процедуре омовения. Поэтому Геральт для начала оглядел комнату, которой, судя по всему, предстояло быть его временным пристанищем. О размерах он догадался верно – просторные апартаменты, превосходящие по чистоте и удобству самые дорогие комнаты на постоялых дворах, в которых Геральту посчастливилось – или не посчастливилось – проводить ночи и оставлять заработанные монеты. Огромное, во всю стену, окно с видом на море… ведьмак мотнул головой и отвернулся от насмешливой синевы, созерцание которой так непонятно влияло на него, и сосредоточил внимание на остальной обстановке. Итак, стена с окном, стена с выходом в коридор… другие две стены, заполненные вихрящимися переливами и завитками светлой лазури и молочной белизны – будто само море (боги, и здесь оно…) расплескалось по ним безмятежной свежестью и прохладой. Впрочем, созерцание этой игры цвета оставляло лишь умиротворение, а не тревожаще-неясное беспокойство… Так, что здесь еще? Стол светлого дерева, тепло-песочный, с отчетливо различимым рисунком древесных волокон, словно разделенный на три части – как будто два берега, обрамляющие прозрачно-бирюзовое речное русло. Два стула – похожие на стулья – в такой же светлой теплой гамме, без обивки, с дугообразными опорами на высоких спинках. Черное матовое зеркало над столом. Напротив – широкая большая кровать, застеленная чистым бельем и пледом, напоминающим по цвету мерцающие пустынные барханы. Никаких витиевато-причудливых украшений вроде резных столбиков или балдахинов, только… ну да, сообразил Геральт, зацепившись взглядом за прозрачно-мягкие складки спускающихся с потолка тонких занавесок, сейчас собранных возле стены. Ведьмак пожал плечами – ну ладно, зачем-то, видимо, они нужны. Рядом с кроватью – высокий узкий шкаф такого же золотисто-песочного оттенка (видимо, гардеробный), с другой стороны – шкаф пониже, с двумя горизонтальными дверцами. Любопытства ради ведьмак приоткрыл верхнюю… и тут же захлопнул ее, когда в лицо неприветливо дохнуло холодом. - Холодильник, - послышалось за спиной. Геральт обернулся. Лютик стоял во внутрикомнатном коридоре почти у самых дверей, не заходя дальше – босой, покачивая в одной руке испорченные сапоги, в другой держа что-то пушистое и светлое, тщательно сложенное. - Холодильник, - повторил он. – Для сохранения продуктов свежими. Вот халат, наденешь после ванной. Твоя временная обновка, держи. Менестрель протянул пушистую ношу, так и не двинувшись с места, поэтому Геральту пришлось подойти и забрать у Лютика вышеназванное. Пытаясь поймать ускользающие моменты «наедине», которых, как осознавал ведьмак, все равно сейчас не хватит, он быстро оглядел барда, почти желая заметить, уловить хоть что-то, за что можно зацепиться, от чего можно оттолкнуться, что можно понять… и не находил. - Что происходит, Лютик? - Сказал же, объясню. Ведьмак покачал головой: - Что с тобой происходит? Ты вернулся домой, где не был долгие годы, ты должен быть рад этому, а ведешь себя словно… - Словно что? – вскинулся Лютик, упираясь свободной ладонью в дверной откос. – Как я себя веду? - Лютик… - Договаривай, раз начал, - глаза менестреля полыхнули вызовом. – Или помолчи и не решай за меня, кому, что и как я должен. Давящая неизвестность последних часов, раздраженно-колючая синева в прищуренном взгляде, резкая, почти враждебная интонация последних слов… если у ведьмаков и существует предел чаши терпения, то он наступил сейчас. - …тянешь время! – рявкнул Геральт, шагая вперед. – Ничего не рассказываешь! Бросаешься словами да намеками, как крошки со стола собакам стряхиваешь, вместо того чтобы внятно объяснить, в какой гребанной заднице или не менее гребанной Сфере мы оказались, и как нам вернуться обратно! Леший тебя раздери, Лютик… тебя хоть Лютиком вообще зовут, или это тоже ложь?!.. - Отпусти, - рвано выдохнул бард. Геральт запоздало сообразил, что сапоги менестреля и пушисто-светлый халат лежат на полу, а сам Лютик, притиснутый к стене, отчаянно упирается ладонями в грудь ведьмака, изо всех сил пытаясь того оттолкнуть. Крепко сжатые губы, напряженный подбородок, сползшая с предплечья повязка, которая открывала все еще воспаленное, но уже очевидно затянувшееся ранение оставшейся где-то за гранью пространств и времен битвы в Аретузе… Глаза барда светлели, синева снова пряталась за серым холодом – и Геральт опять понимал, что в очередной раз выпустил веревку для нового моста. Но ведь он же прав, черт возьми, разве нет? - Отпусти, - тихо повторил Лютик. Выскользнул из-под руки Геральта, подобрал сапоги и халат, зашел в комнату и осторожно положил светлую пушистость на край кровати. Вернулся к двери, пройдя мимо ведьмака. Остановился на пороге. Вызолоченный невидимым солнцем эфемерный силуэт, запятнанный и брошенный нерадивым художником холст, выточенная из дерева и мрамора скульптура-кариатида, с неизменным невозмутимо-безжизненным выражением лица удерживающая незримую тяжесть храмового свода – сейчас Геральт мог применить к менестрелю любое из этих сравнений, и каждое из них в той или иной степени оказалось бы правдивым. Но Лютик был человеком, живым и уязвимым – и он, этот живой и уязвимый, расставлял свои приоритеты в отношении небезразличных ему людей (ведьмаков? чародеек?) так, как считал нужным. Обработать раны. Дать кров, пищу и отдых. Дать время хоть чуть-чуть познакомиться с чуждостью, чтобы она потом стала казаться просто новизной. И лишь потом – рассказать… - Ты прав, Геральт, - кажется, только у менестреля получалось совмещать в интонации смех и горечь так, чтобы ни одно не казалось возможным без другого. – Я тяну время, потому что знаю – то, что я расскажу, вам не понравится, и эту новость лучше воспринимать на свежую голову. Я тяну время, потому что банально и по-человечески глупо хочу отдалить тот момент, когда ты снова начнешь обвинять меня во всех грехах, а Йеннифер и Цирилле я должен буду сказать, что не способен дать им то, что они считают для себя важным, нужным и необходимым – не смогу, потому что этого нет ни у меня, ни у кого и вообще нигде. Я тяну время, пользуясь, наверное, последней возможностью пообщаться с вами спокойно и свободно – потому что боюсь лишиться того, что все эти годы не позволяло сойти с ума мне самому… потому что, ведьмак, мы находимся не в другой гребанной Сфере – Сфера та же самая, – но в другом гребанном времени, которое от битвы в Аретузе отделяют даже не годы, а столетия!… Он обернулся. Невидимый солнечный свет вызолотил влажную дорожку на щеке, сверкнувшие на ресницах льдинки, искривленные в болезненной усмешке губы: - Потому что никаких «обратно» для вас не будет, Геральт. Ты хотел, чтобы я этому радовался? Менестрель покачал головой, быстро провел ладонью по лицу, отступил назад, шагая через порог. Снова – едва сломав стену, застраивал свежую брешь. Застывающий в глазах лед, горькая кривая улыбка, вцепившиеся в отвороты сапог побелевшие пальцы… Геральт почти услышал, как с отчаянным стоном оборвалась струна, что до этой секунды с трудом, из последних сил, но все же удерживала Лютика рядом – удерживала в той нужной, знакомой, необходимой ведьмаку реальности, которой менестрель на самом деле никогда не принадлежал, и из которой теперь – уже окончательно – перешел в свою. «…мы находимся не в другой гребанной Сфере…» - Лютик… - выдохнул Геральт, шагая следом в коридор. – Черт побери, Лютик!.. - Нет, - вскинутая ладонь замерла, точно на той самой невидимой стене. – Раз уж ты так ставишь вопрос. Юлиан. Так меня зовут… - закушенные губы, короткий резкий выдох. - …в этом гребанном времени. …Юлиан?.. - Сейчас придет Йеннифер, - человек, назвавшийся незнакомым именем, расправил плечи, выстраивая самого себя вокруг несгибаемого стального стержня, смотрел, чуть прищурившись, с болезненной горечью, улыбался дрожащими губами. – И если ты все-таки не побрезгуешь трапезой, приготовленной руками лжеца, и последней сказкой странствующего барда, ведьмак… что надеть – ты знаешь. Где лестница – наверняка тоже запомнил. Что делать дальше – решите сами, а до того момента… - больше-не-Лютик пожал плечами. – До того момента мой дом – ваш дом. Он поклонился – коротко, отведя руку с сапогами в сторону наподобие жеста в реверансе, а другой ладонью коснувшись груди. Выпрямился, все так же щурясь и усмехаясь. Мотнул головой – с ресниц вновь сорвалась и дорожкой прокатилась по щеке высвеченная солнцем искра, и уже-не-менестрель резким движением стер ее. Подошел к лестничному пролету и, задержавшись на ступеньке, но так и не оглянувшись, поднялся выше. Медленно. Босиком. Цепляясь за скользкие перила. Так и не выпустив из стиснутых пальцев испорченные сапоги. …только бы не оступился снова… ведь не успею поймать… - Геральт… - легкая ладонь легла на плечо. - Йен… - Знаю. Я слышала, - вторая ладонь присоединилась к первой, чуть надавила, потянула, мягко призывая развернуться. Фиалковые глаза смотрели устало и спокойно. - Цири? - Вымылась и отдыхает. - Нет, я… - Она сообразительная девочка, Геральт, - чародейка взяла его за руку, провела за собой обратно в комнату. – Что-то уже поняла. Кое о чем можно было догадаться и нам с тобой, вот только не до того было. Наши ранения, которые не зажили сразу. Отсутствие реакции твоего медальона. Знак, что не сработал, когда… ну, ты помнишь. - Мы просто устали, Йен. - Сам же понимаешь, что не в этом дело… Он медленно наклонил голову. Осознание накатывало так же неторопливо, как морские волны на каменистый пляж, так же неумолимо унося с каждым касанием волны очередной камешек, булыжник, горстку мелкой гальки, так же неотвратимо размывая кажущийся незыблемым и прочным, но на самом деле оказавшийся таким неустойчивым и скользким берег. Смотреть в окно не хотелось. Сейчас он почти ненавидел море – за то, что оно смеет существовать и быть таким безразличным. Почти ненавидел Лютика – за то, что тот был настолько близок к истине. «…ты снова начнешь обвинять меня во всех грехах…» Почти ненавидел себя – за то, что, оказывается, способен на это. - Что будем делать, Йен? - То, что собирались, - вздохнула чародейка, вытирая мокрым рукавом лоб – царапины и там, и на груди, как отметил отстраненно Геральт, уже почти зажили и казались лишь тонким светло-розовым росчерком (возможно, и с его бедром произошло нечто подобное?). – Примем ванну. Отдохнем. Поедим. Выслушаем сказку на ночь. - А потом? - Вот потом и решим, - тихо отозвалась она. – Идем, Геральт. Не знаю, как ты, но если уж нам придется задержаться здесь, я не хочу знакомиться с этим миром, будучи грязной, измотанной и голодной. Он не спорил. Не было ни сил, ни желания. Ни времени. Хотя нет, последнее как раз-таки было. Вот только – не его. …Сказать, что к вечеру ведьмак смирился с произошедшим и услышанным настолько, чтобы принять предстоящую «сказку на ночь» со спокойствием и достоинством… хотелось бы. И можно было бы, наверное. Потому что со своей стороны ведьмак сделал все возможное – ну, или посчитал, что сделал, – для признания того факта, что в сложившейся ситуации все его прежние знания и навыки абсолютно бесполезны… боги, он даже честно попытался – в качестве отвлечения от застрявших в памяти словах и взгляде Юлиана (к новому имени тоже придется привыкнуть) – запомнить действия Йеннифер, пока чародейка помогала ему смывать застывшие коркой на теле грязь, кровь и соль, промывать слипшиеся от них же волосы, а затем обрушила на него мощный водопад горячей воды, не требующей предварительного нагрева. Водопад состоял из тонких, бьющих по телу струек, создавался с помощью поворота маленького блестящего рычажка и легко увлекал на дно большой белоснежной лохани мутно-грязные хлопья пены, оставляя после себя ощущение непривычной чистоты и тонкий, едва уловимый запах горьковатой свежести… А потом Йеннифер отдала Геральту большое полотенце, напомнила о лежащей на кровати «обновке» и легко выскользнула в соседнюю комнату – приводить в порядок уже себя. Оставив ведьмака наедине с не самыми простыми мыслями, которые требовалось привести в относительно стройную последовательность. Был ли у него выбор, думал ведьмак, надевая халат (длинный, без застежки, но с поясом и большим запа́хом, позволяющим скрыть все стратегически важное, удобный, теплый и одновременно ощущающийся на коже приятной прохладой) и не без опаски устраиваясь на золотисто-песочном покрывале (мягкое) кровати (крепкое прочное основание и твердый матрас, при этом не доставляющий неудобств и словно подстроившийся под примявшее его тело)… Был ли выбор у всех них, размышлял Геральт, когда, открыв глаза, обнаружил за окном сгустившуюся темноту, пронизанную приглушенным серебристым мерцанием подернутой рябью морской глади. Сказка на ночь, вспомнил он, спустив ноги с кровати и упершись ступнями во что-то непонятное, похожее на… простолюдинские лапти, наверное, только без привычных задников и не потрепанные. Обувь, короче говоря, решил ведьмак, без дальнейших раздумий использовав ее по назначению, поднялся и вышел в коридор. Понял, что насчет лент не ошибся – они действительно светились, создавая мягкий ненавязчивый полумрак. Со стороны лестницы, снизу, слышались голоса – Геральт узнал Йеннифер и Цири, а также Лю… Юлиана. Был ли выбор вообще, пытался сообразить он, спускаясь по ступенькам вниз («лапти» будто мягко прилипали к гладкой поверхности, не позволяя поскользнуться). К запаху моря причудливо примешивались другие ароматы – прохладно-свежие овощные, тепло-сладкие фруктовые, терпко-густые мясные… желудок возмущенно проурчал что-то невнятное об отсутствии в себе чего-либо, и Геральт, вздохнув, решил прислушаться к собственному организму. Потому что выбора – по крайней мере, сейчас – не было, а значит, следовало извлекать максимум из имеющегося. …стулья, стол, скатерть, теплый пол и скрывшееся за плотными занавесями море в высоких окнах. Тонущие в таком же мягком полумраке стены. Ненавязчиво светящие ленты, обрамляющие окно. Свернувшийся возле одного из стульев белый зверь, при появлении Геральта вскинувший голову – волчьи глаза предупреждающе сверкнули янтарем. Человек, сидевший на этом стуле спиной к окну, глянул вверх: - А вот и ты, ведьмак, - приветливо проговорил знакомый голос. Геральту потребовалась пара секунд, чтобы совместить в голове два совершенно разрозненных образа. Потому что, хоть он и убедил себя, что способен принять перемены, увиденное не вязалось со знакомым вот никак. Сандалии с широкими ремешками – вместо испорченных сапог. Облегающие брюки из ткани темно-синего цвета – вместо свободных штанов со шнуровкой. Такая же облегающая рубашка (или то, что служило в ее качестве) с высоким мягким воротником и длинными рукавами, тонкая, светло-серая. И над всем этим – чисто выбритое молодое лицо с четко очерченным подбородком и скулами, легкой улыбкой, смеющимися глазами и убранными со лба темно-медными прядями, чистыми и блестящими в отсвете оконных лент-рамок. Знакомое, черт возьми… …Лютик, хотелось сказать ведьмаку. - Юлиан, - вместо этого произнес он, коротко кивнув и подходя к столу. – Трапезничаете? - Ждем только тебя, - отозвалась Йеннифер, ничуть не удивившись чужому имени – похоже, хозяин дома просветил «девочек» на этот счет. - Да, мы уже поужинали, - сидящая рядом с Лю… Юлианом Цирилла изящным жестом (королевская кровь, что тут скажешь) отодвинула опустевшую тарелку с хлебными крошками. Что было на этой тарелке раньше, Геральт мог только догадываться – однако, судя по довольному виду девочки, ничего, что не пришлось бы ей по вкусу. В высоком стакане поблескивало желтовато-оранжевое питье, судя по запаху – сок из цитрусовых плодов, вероятно, апельсинов. Расположившаяся лицом к окну рядом с пустым стулом Йеннифер не менее изящно обгладывала косточку того, что, вероятно, было звериной лапкой или птичьей голенью. На блюде перед чародейкой лежали тонко нарезанные ломтики томата, огурца, луковые перья – всего по чуть-чуть, словно Йеннифер уже завершала трапезу. В ее стакане питье было прозрачным, пронизанным тонкими струйками мелких пузырьков, похожим по игристости на «Белую Чайку», но без выраженного запаха. Блюдо перед незанятым стулом было накрыто высокой куполообразной фарфоровой крышкой, исходило отчетливым мясным ароматом и, вероятно, предназначалось самому Геральту. Участок стола перед Юлианом был пуст. Решив подумать об этом позже, Геральт отодвинул стул и сел, следя за тем, чтобы халат не распахнулся и не явил взорам присутствующих ничего лишнего. Ощущал ведьмак себя… мягко скажем, почти белой вороной (учитывая цвет халата – даже не почти) среди вполне себе одетых Цириллы и Йен. На обеих были некие подобия безрукавных свободных платьев или туник из мягкой шелковисто блестящей ткани, на уровне пояса (в случае с чародейкой – под грудью) собранной в струящиеся складки. Одеяние Цириллы, достаточно свободное, спускалось до пола и переливалось светлой бирюзой с золотистой вышивкой в виде цветов и листьев, платье Йеннифер сидело по фигуре лучше, мерцало глубокой бархатистой синевой с россыпью редких звездных вспышек на подоле и прикрывало чародейку до колен, оставляя ниже обнаженными ноги и изящные ступни в сандалиях с тонкими ремешками. …следовало догадаться, что Л… Юлиан живет с женщиной – иначе откуда такая одежда. Вероятно, платья принадлежат той самой Куколке?.. Игнорируя внимательный взгляд хозяина дома, Геральт без лишних слов неторопливо расправился со своей порцией еды – и да, там в самом деле находилось мясо, а в придачу к нему печеный картофель и пряный соус с ароматом и привкусом базилика и чеснока. И да, это было действительно вкусно и по-простому сытно. Цирилла допивала сок, то и дело отбрасывая за плечо норовившую соскользнуть в стакан пепельную косичку. Йеннифер чинно потягивала «не-Чайку». Юлиан с едва заметной улыбкой наблюдал за ними, зарываясь пальцами в белоснежную шерсть волка, примостившего красивую крупную голову у него на коленях. За занавешенными окнами шелестело сонное море. Световые ленты мерцали мягкими теплыми отблесками. Спокойно. Мирно. Идиллия… Геральт поймал себя на том, что возится с последним куском сочного мяса дольше, чем тот этого заслуживал. Кажется он, как и Юлиан, тянул время – до того момента, когда бьющая в лицо и ослепляющая своей неизбежностью правда разрушит это самое спокойствие и окончательно погребет под своей тяжестью слабо теплящиеся остатки возможности возвращения к прошлому – во всех смыслах этого слова… Ведьмак не хотел – не хотел, и даже сам не знал, почему – делать шаг и разбивать в осколки тот маленький теплый мирок, частью которого они трое неожиданно для себя стали всего каких-то несколько часов назад… не хотел. Но должен был. Правда – какой бы жестокой ни была – лучше лжи. «…никаких «обратно» для вас не будет, Геральт. Ты хотел, чтобы я этому радовался?..» Он поднял голову. Встретился со взглядом Юлиана. Увидел, как скрывается за спокойствием сизых туч мерцающая синева (моря? неба?). Ощутил, как внезапно остановившееся время, пронизанную струнами несказанного тишину – не тяжелую и давящую, как можно было бы предположить, а лишь напряженную и словно замершую в ожидании чего-то. Услышал собственный голос, хриплым звучанием, будто ударом меча, перерезавший эти самые струны: - Время сказки на ночь… менестрель. …- Вот, значит, как… - Цирилла первой поднялась из-за стола полчаса спустя – притихшая, растерянная, но, вопреки ожиданиям Геральта, пока не разозленная, а будто даже еще не понимающая, есть ли в этом смысл. – То есть, портал перенес нас не в другой мир, а перебросил вперед во времени на несколько… веков? И вернуться мы уже… не сможем? - Не при помощи Хаоса, Цири. - Но ведь… - девочка обернулась, в изумрудных глазах вспыхнули искры то ли отчаянной надежды, то ли упрямого отказа поверить в услышанное. – Это же твое время! И что-то ведь выбросило тебя к нам, значит… значит… - Цири… - Юлиан чуть отодвинул стул, не спеша подниматься на ноги, снова, как в самый первый раз, не сделал ни единого движения, чтобы коснуться девочки, даже того самого жеста с развернутой ладонью, будто заранее знал, что откликаться на это княжна не станет. – Да, это мое время. И да, я готов дать тебе все знания о нем, которые у меня есть, и найти даже те, которых еще нет… но это не изменит того факта, что контролировать Хаос теперь ни ты и ни Йеннифер не способны просто потому, что его уже не существует. А о том, что выбросило меня в ваш век, я не знаю и сам – случайность, чудо, несчастье, совпадение… я оказался не в том месте и невовремя, и помню только, что должен был погибнуть, но вместо этого появился… там, где появился. - Лучше бы ты… Девочка осеклась, зажав рот ладошкой, сморщила нос, всхлипнула и, развернувшись, бросилась к лестнице. Несказанное повисло в воздухе, звеня в тишине оглушающим набатом. Лучше бы ты погиб… лучше бы тебя не было… лучше бы я тебя не знала, не привязалась, не привыкла, лучше бы нам вообще никогда не встречаться, не появляться в Аретузе, не проходить через портал, не оказываться здесь… Белый волк, поднявшись на лапы, вопросительно глянул на Юлиана, получил в ответ кивок и направился следом за Цириллой. Йеннифер не двинулась с места, сидела, отрешенно вглядываясь в пузырьки в своем стакане – все же новость, к которой, как утверждала чародейка, она уже была готова, до сих пор являлась слишком невероятной и тяжелой для восприятия. Геральт понимал. И чародейку, и Цириллу. Одно дело – догадываться, подозревать что-то о новом и незнакомом окружении, но воспринимать его как просто визит в гости, после которого можно вернуться домой, привезя с собой лишь интересные, необычные воспоминания и неизведанные ранее впечатления. Совсем другое – оказаться перед неумолимой невозможностью последнего, потому что ключ, открывший двери, навсегда остался в замке на противоположной стороне, а другой выход разрушен и не может быть воссоздан – не зная подробностей, Геральт все же догадывался… осознавал, что, сохранись возможность для ведьмака, чародейки и княжны вернуться обратно, Юлиан обязательно использовал бы ее, потому что… …ну потому что в самом деле, кто в здравом уме и доброй памяти по собственной воле согласится терпеть рядом как минимум Геральта? Себе-то самому врать не обязательно, тем более что едва ли проведенные в совместных путешествиях годы были для болтливого спутника чередой безопасных и веселых приключений, которые хочется повторить… Юлиан выпрямился. Наклонился к столу, медленно собирая опустевшие тарелки и стаканы… он казался спокойным, но посуда в его руках мелко звенела… два диаметрально противоположных желания – последовать за дочерью и остаться и помочь хозяину приютившего их дома – разрывали сознание Геральта почти до ощущаемой физической боли. Он был нужен Цирилле, как отец и защитник. Он был не-нужен – хотя на самом деле да – человеку, который был для него… …да кем же, черт возьми? - Лютик, - негромко произнесла, поднявшись со стула, Йеннифер, забирая из рук Юлиана тарелки. – Скажи, куда их отнести? - Я сам… И говорил же, меня зовут… - Черта с два ты сам. И черта с два ты Юлиан, - ломким, но пресекающим все возражения тоном решительно отозвалась чародейка. – Был Лютиком и останешься им, как и по каким бы причинам Геральт и Цирилла тебя ни станут называть в дальнейшем!.. Юлиан резко вскинул голову – услышать нечто подобное он явно не ожидал, судя по распахнувшимся глазам и короткой синей вспышке отчетливого удивления, на секунду заслонившей выцветшую серость. - Спасибо, Йеннифер, - дрогнувшая в уголках губ улыбка звенела искренней признательностью. – Прости, что так… плохо все вышло. - К такому не подготовишься и сразу не привыкнешь, Лютик. И не сердись на Цири, она… не подумав, сказала, - чародейка быстро глянула на Геральта, то ли с укором, то ли с напоминанием. – Это у них семейное, похоже. Ведьмак молчал. Возразить было нечего. Юлиан в ответ лишь слабо усмехнулся и кивком головы указал в сторону, приглашая Йеннифер следовать за ним, судя по всему, на кухню. Предоставленный самому себе ведьмак подошел к лестнице, прислушался… приглушенный полумрак отозвался тишиной, которую Геральт уж никак не мог приписать отсутствию Хаоса и потере всех своих ведьмачьих способностей вроде усиленных мутациями реакций, слуха и зрения. То, что сделало его ведьмаком, либо никуда не исчезло, либо имело с магией так же мало общего, как это время – с тем, из которого их выбросил портал. Да, знаки ему не подчинялись, медальон превратился в серебряную безделушку-сувенир, но… - Я тоже этого пока не понимаю, - знакомый голос вплелся в шепот полусонного моря и приглушенное потрескивание световых лент. – Но скорее всего дело в том, что контроль Хаоса при создании ведьмаков требовался лишь для того, чтобы придать необходимые свойства мутационным эликсирам. Поэтому на приобретенные тобой способности отсутствие магии не влияет – просто теперь ты не сможешь ею пользоваться ни для знаков, ни для зелий… …как же это у тебя выходит, Лютик – понимать то, что не сказано вслух?.. Геральт хотел обернуться. Увидеть – в глазах, то, что пряталось за спокойствием голоса, ведь Лютик владеет этим бардовским инструментом в совершенстве и способен заставить голосовые связки и интонацию работать так, как ему нужно… но глаза – те, что так возвышенно и поэтично называют зеркалом души человеческой – глаза не врали никогда. Говорили – даже когда Лютик молчал, они говорили, вот только… «…Может быть, у тебя просто не получается… ну, знаешь… его слушать?..» Он хотел обернуться. Понимал… чувствовал, что Лютик ждет от него именно этого, хочет этого – ответа, отклика, хоть чего-то, лишь бы не тишины… он хотел обернуться. Не стал. - Где Йеннифер? - Поднялась по другой лестнице, через восточное крыло, - даже не видя, он ощутил, как Лютик отдаляется. – С твоей дочерью Альб, он… - Поможет ей успокоиться? - Мне всегда помогал. - Я должен быть с ней рядом. - Так иди, - голос Лютика доносился уже от самого окна. – Иди к ней. А потом иди спать. Этот день и так надолго затянулся. На почти два десятка лет для меня… - слабый стеклянный звук мимолетно коснулся слуха и растаял, зацепившись непонятным тревожным отголоском. – И на несколько веков для тебя и твоей семьи… Иди, Геральт… раз решил, иди… Ведьмак поставил ногу на первую ступеньку лестницы. Опустил ладонь на прохладные гладкие перила. Прислушался к тишине второго этажа. Все же различил – слабо, едва слышно, приглушенные всхлипы, медленно затихающие в такт с успокаивающимся сердцебиением Цириллы. Чуть учащенное дыхание Йеннифер. Сделал шаг. Еще один, и еще, а вот на этой самой ступеньке Лютик чуть не сорвался с лестницы… Геральт остановился. - Лютик… - Юлиан, - прилетело в спину тихим далеким выдохом. – Ты сделал выбор, ведьмак, когда присоединился к ужину, и я его принимаю. Тебе же не нужна ложь, верно? Он стиснул зубы. Пусть так. - Что будешь делать ты? С нами? - Приспосабливаться, Геральт, - стеклянный звон стал отчетливее, вплетаясь странным, чуждым аккомпанементом в шелест ночного моря, негромкое размеренное дыхание и участившийся стук сердца. – Привыкать, потому что отвыкнуть уже не вариант. Он все-таки обернулся. Юлиан (Лютик!) сидел, упершись локтями в стол и обхватив ладонями голову. Темно-медные пряди стекали между стиснутых пальцев, отливая в мерцании оконных лент тревожно-красным отсветом – будто затянувшаяся рана на виске открылась и кровоточила снова. Светло-серые рукава обтягивали руки так сильно, что шрам от ранения на предплечье проступал сквозь ткань тонкой заметной полосой, а на выгнутой дугой спине, казалось, можно было пересчитать каждый позвонок. …он говорит. Всегда. Даже когда молчит… Йеннифер вполне владела собой. Цирилла успокоилась – в той степени, в которой это было в данный момент возможно, и, судя по размеренному тихому дыханию, уже проваливалась в сон. Присутствие Геральта рядом с дочерью и чародейкой на самом деле не настолько сейчас необходимо, и он вполне может последовать совету хозяина дома и вернуться в отведенные ему покои. Лечь спать. Погрузиться в темноту ночи и забвения. Все просто. Вот только Геральт почему-то шагнул на ступеньку ниже. Еще на одну. Еще. Остановился у подножия лестницы. Не «почему-то». Причина была в стеклянном звоне и его источнике, что мерцал глубокими рубиново-алыми переливами в темной высокой бутылке и стоящем рядом стакане. А еще – в изломанной человеческой фигуре, насквозь прошитой сорванными струнами затаенного, невысказанного, неуслышанного и не понятого. «…К такому не подготовишься и сразу не привыкнешь…» - Ты еще здесь? – глухой голос из-под упавших на лоб медных прядей резанул по тишине. Геральт шагнул к столу, замер на мгновение, увидев, как дрогнули напряженные плечи и сильнее сжались пальцы. – Боги, ведьмак, я же говорил, что, если мы выберемся, я напьюсь. Мы выбрались. Я собираюсь исполнить задуманное… Юлиан поднял голову. За серо-пасмурным пологом туч темнело, затягивая бездонной глубиной соленой горечи и загнанного, задушенного, запретного для любого проявления тихого отчаяния, наполненное болью море. И на этот раз ты меня не остановишь, безмолвно напоминало оно вспышками искр на ресницах. Геральт сел на стул напротив. Поискал глазами второй стакан – и, не найдя оного, заполнил до краев уже имеющийся и забрал бутылку себе. - А я, помнится, говорил, что намерен пить наравне с тобой. И раз второй бутылки у тебя не наблюдается, будешь делиться этой. Юлиан вздрогнул – сквозь водоворот темноты пробилась осмысленность. - Ты серьезно? - Как бы да, - не позволяя собеседнику снова погрузиться в омут одолевавших его мыслей, а самому себе отвлечься от принятого решения, Геральт поднес ополовиненный сосуд к губам, наклонил, позволил прохладному терпко-горьковатому содержимому скользнуть в горло, обволочь непривычной бархатистой мягкостью. – Плевать, что этому обещанию несколько сотен лет. Ты сдержал слово – я свое тоже нарушать не стану, так что или доставай вторую бутылку… - …а лучше сразу третью, - неслышно подошедшая Йеннифер опустилась на стул рядом с ведьмаком. – Лютик, думаю, в твоем медицинском ящичке найдутся средства для… борьбы с последствиями. Юлиан, выпрямившись, опустив руки и стиснув в пальцах наполненный вином стакан, переводил взгляд с чародейки на Геральта, с Геральта на чародейку, словно все еще не понимая, не веря, боясь поверить тому, что он видит и слышит – он ждал другого, он определенно был готов к чему угодно, но только не к такому, он намеревался снова закрыться, замкнуться в своей раковине вернувшегося домой, но оставшегося чужаком человека, он собирался позволить морскому водовороту поглотить себя беспамятством, искорежить, сломать и выплюнуть в новый день, где снова придется надевать маску, снова выстраивать образ… Все вот это вот. Но точно не то, от осознания чего серые тучи медленно рассеивались, а соленая горечь пусть так и не ушла из моря – она ведь неотъемлемая его часть, – но словно отступила, приглушенная редкими серебристыми вспышками отраженных в темной глади звезд. Юлиан выдохнул – резко, недоверчиво, откидываясь на спинку стула, расслабляясь, почти ощутимо, почти видимо. Побелевшие пальцы разжались, соскользнули с гладкости стакана, ладони легли на стол – почти мягко, почти без напряжения, с мелкими темно-прозрачными искрами на костяшках… вино, со странным облегчением понял Геральт, не кровь… - Вы что это… серьезно, в самом деле? – сквозь отчетливый надлом в голосе прорезался звон, и на секунду ведьмак подумал, что Юлиан сорвется в смех, но нет. – Решили… что… Йеннифер подалась вперед, накрыв ладонью руку собеседника. Смотрела на него – пристально, устало и без насмешки. - Давай так, Лютик. Ударяться в истерику я буду когда-нибудь потом, завтра или вообще никогда – пока еще не знаю. Оставлять Геральта наедине с тобой для душетрепательных или нервотрепных разговоров – тоже как-нибудь в другой раз. Сейчас же я банально хочу напиться, отмучиться с головной болью и проснуться завтра утром с ней же за компанию и с полным осознанием того, что все это мне не приснилось и не приглючилось. А так как в одиночку заниматься травлей собственного организма – так себе идея, мы ищем или еще две бутылки, или дополнительный стакан. Меня такой расклад устраивает. Тебя, Геральт? – бросила она, не поворачиваясь. - Вполне, - отозвался ведьмак, наблюдая, как меняется взгляд Юлиана, как на губах дрожит тень все еще недоверчивой улыбки, но в глазах, почти совсем близко, загораются редкие вспышки синих молний, а из тела уходит скованность, связывая пусть грубыми, но узлами разорванные струны. – Так что? Стакан? Бутылки? Юлиан покачал головой. Предупредил: - Нам с тобой завтра будет хреново, Йеннифер. Да и ты, Геральт, не слишком-то обманывайся легкостью этого вина, оно ударяет не сразу, но мощно. - Тащи уже, - вздохнул ведьмак. – Стаканы, бутылки, медицинский ящичек, что там еще… Мы ушли от скоя’таэлей, совершили незапланированный переезд и до сих пор это не отметили. Непорядок. …а поговорить с тобой мы еще успеем. Я ведь и это обещал – пусть не тебе, а себе, но… …Юлиан все-таки засмеялся. Коротко, невесело, сухо: - Ну что ж… Тогда - добро пожаловать в мое время. ***