***
Когда Ахмедова уже окончательно уснула, едва успев лечь в кровать, снова навестившие её Сабуров с Белым тихо вышли из мастерской, тщательно закрывая дверь и направляясь в столовую. Что Алексей, что Серёга в ожидании явно очень непростого разговора уже давно мирно сидели за столом и не рыпались. Щербаков кинул короткий взгляд на входящего в помещение первым командора и хмыкнул, тут же отворачиваясь и почёсывая пальцем заклеенный лейкопластырем припухший нос, Орлов же сидел чуть напряжённо, сложив руки на потёртой столешнице в замок и глядя куда-то мимо, на серый бетонный пол. Руслан плюхнулся на ближайший стул и, оглядывая присутствующих пристальным взглядом, тяжело вздохнул. Жутко хотелось курить, а ещё рвать и метать всё, что попадётся под руку. Успокоиться окончательно не выходило, но и снова срываться и агрессировать было бы совсем глупо, и так уже кулаками намахался, поэтому Руслан старался тщательно подобрать слова, прежде чем начать это пресловутое вынужденное собрание. Гнетущее молчание в столовой напрягало каждого из них — никто не знал, как завести разговор и, главное, что в процессе этого самого разговора предлагать дельное. Все отчётливо понимали только один момент: они точно ничего не смогут сделать в этой дыре, Юле поможет только привычная медикаментозная терапия и чёртова нормальная жизнь, к которой они, если и придут, то ещё неизвестно когда. — В общем, так, господа хорошие, — наконец подал голос командор, фокусируя на парней серьёзный взгляд. — Ясно одно: нам надо как можно скорее отсюда выбираться. Иначе однажды она вообще не встанет с кровати и превратится в натурального овоща. Я знаю, что говорю, потому что уже видел подобное. А пока мы будем придумывать план, собираем яйчишки в кулак и дружно набираемся терпения, стараемся коллективно и индивидуально сгладить подобное поведение Юли в свою сторону, — на этих словах Руслан злобно посмотрел на солдата, что расслабленно и отрешённо сидел по диагонали от него, и едко добавил: — Сгладить, Щербаков, а не усугублять своим ёбаным согласием на всё подряд, понял? А уж тем более не провоцировать её ещё больше. — Да хорош уже, блять, — скорчил лицо Лёша и лениво отмахнулся, сильнее откидываясь на шатающуюся спинку древнего стула. — Откуда я мог знать, что её так быстро накроет? Я тебе не психиатр, Белый, чтобы разбираться в чужом поведении. Думал, весело ей просто. — И решил ещё добавить веселья, а то давно у нас фейерверков, блять, не было, — мгновенно вызверился командор. Он явно хотел сказать что-то ещё, но севший рядом с ним Сабуров поймал его искромётный взгляд и без слов качнул головой, взывая к благоразумию и адекватности. Последнее, что им сейчас остаётся, — разругаться в хлам, чтобы все усилия совместного проживания прошли зря. Руслан, кажется, это понял, а потому больше не стал ничего высказывать, а Щербаков, встретившись глазами с медиком секундой позже, тоже решил не зарываться. — У нас действительно нет ничего такого, что бы можно было ей давать в первое время? — задал вопрос молчавший до этого Орлов, обращаясь к Нурлану, лишь бы эти двое снова здесь не подрались. — Да если бы. Так бы с радостью уже что-то да подобрал, — прыснул Сабуров, сдвигая брови. — Препараты на основе лития, да и вообще какие-либо существующие нормотимики выписывает только психотерапевт. Просто так без нужной бумажки ты их не купишь. А на Центральной их и в помине не было, иначе я бы забрал. — Чёрт, я надеялся, что можно вернуться туда и… — потирая лицо, как делал всегда, когда нервничал, вздохнул Серёжа. — Из-за того, что мы оттуда смылись, да ещё и наворовали во имя выживания херову тучу всего, нам туда дорога заказана, — быстро отозвался Лёша, невольно покосившись на медика, из-за которого, собственно, они бы туда теперь точно не рыпнулись, даже не будь вирус помехой. — Если тебе, Серёг, конечно, не хватает адреналина, то… Белый, которого эти разговоры ни о чём утомили и который понимал, что единственно верное решение и так уже озвучено и нечего переливать из пустого в порожнее, тяжело опустил ладонь на стол, привлекая общее внимание, и наконец подытожил: — На Дорогу пойду я, и это не обсуждается. Может быть, возьму кого-нибудь ещё. Напоминаю, у нас четыре ОЗК, на всех теперь благодаря кое-кому не хватит. Но всё это потом, я ещё подумаю над планом и над тем, кого из вас, придурков, поднимать с собой на поверхность. Ваша задача — пока жить, как раньше, и следить за Юлькой, не позволять ей творить совсем уж откровенную чушь, по возможности успокаивать, а ещё приготовить пожрать. Последнее можно начинать прямо сейчас. Давая понять, что собрание окончено, и что он даже не надеется на то, что кто-нибудь из присутствующих сможет предложить что-то дельное, командор встал со своего места, направляясь к себе, и, едва шаги его утихли, Орлов придвинулся ближе, слегка склоняясь над столешницей, и резво спросил: — Я правильно понимаю, что, пока нам нечего по большому счёту ему предъявить в качестве вменяемого варианта, всё придётся продолжать делать втихаря? — Я тебе больше скажу: Белого и вменяемый вариант хрен устроит, потому что он всё равно будет найден за его спиной. Русик у нас не очень любит, когда что-то значимое происходит без него, — фыркнул всё ещё хмурый Щербаков, для успокоения нервов вдруг начавший ритмично стучать пальцами по столу. — Так что, Серёга, если ты ещё не передумал, завтра же выдвигаемся. — Нет, — мгновенно отрезал Сабуров, напряжённо смотрящий в его сторону, и, как только стук усилился, едва касаясь, накрыл руку Лёши своей, даже не задумываясь, как это выглядит со стороны. — Завтра ты ещё побудешь здесь под моим присмотром. Солдат вскинул ошарашенный взгляд сначала на медика, а потом и на их слегка сцепленные ладони — он не мог не понимать, что ему надо было давно уже вырвать пальцы из захвата, а желательно и сказать что-нибудь эдакое, но он только пробубнил что-то из разряда: «Есть, товарищ командир», свободной рукой шуточно отдавая честь. Орлов повернул голову в сторону бесконечных высоких стен, еле сдерживая так и налезающую на лицо идиотскую улыбку, и только тогда Сабуров, будто бы очнувшись, разжал руку и встал, удовлетворённо кивнув не ставшему препираться Щербакову. Послушность этого человека, который всегда и везде лез на рожон и наглядно демонстрировал своё мнение, обескураживала: Нурлан мысленно заготовил много аргументов на тему того, что удар мог привести не только к механическим последствиям, что нужно ещё понаблюдать за самочувствием, поберечь себя, но ни один из них почему-то и не понадобился. — Значит, пока отдыхаем и набираемся сил, — подвёл итог этому тайному сговору Серёжа, не переставая улыбаться: сидеть на месте он не любил, и то, что наконец у него появилась надежда, окрыляло.***
Следующий день мало чем бы отличался для Орлова от предыдущего, если бы не одно заметное для организма «но». В очередной раз за последние пятнадцать минут прокашлявшись, чтобы постараться убрать дерущее, наждачное ощущение в горле, практически сводящее его с ума, Серёжа наконец заставил себя встать с постели. Он не мог не понимать: каждая лишняя минута, проведённая здесь, может стоить слишком дорого для тех, кто со всей душой его принял и хоть на некоторое время заставил почувствовать себя снова живым. Подвергать опасности ни Юлю, относившуюся к нему с невероятной заботой, ни Лёшу, который, не побоявшись, привёл его сюда, ни Нурлана, что только с виду казался холодным и отстранённым, ни даже командора, с которым отношения ещё толком не задались, Орлов просто не имел права. В свой рюкзак он теперь уже много вещей не скидывал — только мелочи, которые всё равно никому здесь не понадобятся, толстую тетрадь с «путевыми заметками» — набросками на будущие выступления и что-то из одежды. Пользуясь тем, что ничьих голосов не было слышно — видимо, ребята были заняты или вообще ещё не проснулись в такую несусветную рань, — Серёжа набросил на голову капюшон, сдерживая новый позыв кашля, чтобы не выдать себя, и, минуя мастерскую, в которой, на счастье, Ахмедова отсутствовала, тихо пошёл по коридору прямо. У него даже почти получилось дойти до выхода в подвал, сливаясь со стеной, пока в спину не ударил чуть насмешливый голос стоящего на пороге «медпункта» Нурлана: — Это так ты готов ко всему, что решил свалить один, даже не попросив у меня «защиту»? Мы же, кажется, вчера обо всём договорились. Не надо геройствовать, парниша, ордена и медали ты всё равно не получишь. Испуганный Орлов застыл на месте, хоть в голову и пришла запоздалая мысль о том, что он успел бы ещё уйти, если бы ноги понесли его сразу, и с силой закрыл рот и нос куском толстовки. Нельзя было разговаривать, нельзя было в принципе стоять здесь, в каком-то метре от выжидающе смотрящего на него медика, но тот сделал разделяющий их шаг сам, опустив сильную руку ему на плечо и настойчиво разворачивая лицом к себе. — Или ты просто зассал и решил сбежать? — опасно прищурился Сабуров, тем не менее, не веря в то, что говорит. Эта намеренная провокация сработала как надо — Серёжа тут же вскинулся, вперивая чуть горящие от недомогания глаза в улыбающегося одними губами Нурлана. — Нет! Я… Мне идти надо, пожалуйста, отпусти. Я… не могу здесь находиться. На этот раз сдержать душераздирающий кашель, сгибаясь пополам, Орлов уже не сумел — он сориентировался, только чтобы отбежать на несколько метров подальше, ещё сильнее утыкаясь лицом в ворот толстовки. К его удивлению и неконтролируемой злости, которую он, впрочем, не успел продемонстрировать, Нурлан абсолютно спокойно подошёл к нему, ничуть не шарахаясь, молча положил ладонь на его лоб, что-то определяя для себя, а потом улыбнулся ещё шире и потянул парня за собой, для верности ещё и хлопнув его по спине. — У Носителей не поднимается температура, горе ты луковое, — практически втолкнув Серёжу в «медпункт», объяснил медик. — Поверь, на Центральной я научился различать их по одному только взгляду. И вообще, по-хорошему, я должен сейчас как следует проехаться тебе по мозгам по поводу твоего тупейшего поведения, но я не стану этого делать, так как это либо бесполезно, либо ты, надеюсь, уже понял всё и сам. Даже если бы тебе и удалось уйти, тот же Лёха первым бы помчал за тобой со всех ног, ты его знаешь: он за того, к кому успел привязаться, глотку перегрызёт. Орлов быстро-быстро закивал, всё ещё не рискуя раздирать горло разговорами, и послушно пошёл рядом с Нурланом, снимая с плеч рюкзак и заодно стаскивая толстовку, когда тот схватился за стетоскоп. Конечно, он всё понял, просто, так и не добравшись в своё время до Центральной, побоявшись слухов о вирусе, которые краем уха уловил от таких же одиночек, каким был когда-то и он, на самом деле мало что о нём знал. Теперь же было неловко за свою безмозглость, ведь и вправду: солдат наверняка пошёл бы за ним. От этого Серёжа даже мимо воли заулыбался — чертовски приятно оказалось знать, что кому-то ты действительно настолько небезразличен. — Значит, так: я тебя сейчас осмотрю, выдам нужные лекарства и временно помещу в отдельную комнату. На всякий случай, — успокаивающе кивнул медик, деловито собрав всё необходимое и взглядом велев Серёже задрать вверх футболку. Через десять минут, снова натянув смятую ткань вниз, мальчишка поднял умоляющий взгляд на Сабурова и, придавая своему голосу максимальной серьёзности, попросил: — Нур, ты это… Не говори ничего Юле, окей? Она же в таком состоянии как метеор прибежит сюда, взволнованная и расстроенная, и ты даже удержать её не сможешь. Скажи, что я просто на время переехал к тебе? Ну, потому что в подсобке очень холодно, генератор в мастерской совсем хреново пашет, и до меня тепло практически не доходит. А сам я типа постеснялся ей это говорить, чтоб не обидеть. — Разумеется, — твёрдо кивнул Нурлан, снимая с себя защитные перчатки и маску. — Это ведь и называется «врачебная тайна», которая, поверь, даже в нынешних условиях ни на секунду не перестаёт работать.***
Едва покончив с мытьём посуды и ещё раз окинув стол на предмет отсутствия каких бы то ни было крошек, Щербаков вытер руки о первую попавшуюся вблизи тряпку и бодрым шагом направился в «медпункт», схватив тот же импровизированный поднос, что ему не так давно приносил Нурлан. Надо, наверное, как-нибудь и ему ответить таким же тёплым утренним сюрпризом, но сейчас Лёша нёс ужин болеющему Орлову, умудряясь с этим грузом бодро перескакивать через мешающие стулья. Несмотря на творящийся пиздец с Юлей, что полдня носилась по этажу без какого-либо алгоритма, по-прежнему натянутые отношения с Белым, который за весь вечер проронил сквозь зубы только обезличенное: «Благодарю за ужин», ещё и временное выпадение из строя Серёги, настроение у Лёши было позитивным. Они с медиком провели почти весь день вместе, то за привычной теперь игрой в шахматы, то за разговорами, узнавая друг друга всё лучше и лучше, и Щербакову даже показалось, что он сумел вырвать Нурлана из цепких лап беспокойства, — за эти два дня все они дружно прибавили ему работы и головной боли. — Здравия желаю пострадавшим в неравном бою с ангиной! Вскользь улыбнувшись в ответ придержавшему ему дверь Сабурову, спокойно проходить мимо которого оказалось очень непросто, Щербаков вошёл в крохотную комнатушку без окон, ранее служившую, очевидно, каким-то служебным помещением по типу бытовки, и поставил «поднос» прямо на кровать. Сергей быстро убрал тетрадь, в которой вдохновенно писал уже несколько часов, начиная рассказ с первого дня пребывания на Дальней, и Лёша успел прочесть только название. — «История триумфального возвращения»? — громко рассмеялся Щербаков и ещё шире растянул губы от уха до уха в счастливой улыбке: он, как и этот пацан, вообще ни капли не сомневался в том, что у них обязательно всё получится. — Для начала, триумфатор, нужно вернуться к нам, в ряды здоровых мужиков, а для этого надо есть. Я, конечно, не Юлька, но, не поверишь, макароны даже не слиплись, вполне съедобно, Белый и тот всё в один присест сожрал! Лёша тараторил словно из автомата, со скоростью сто предложений в минуту, а ещё, как всегда, понял всё с полуслова — рядом с ним Серёга смутился не так сильно, как мог бы, зная себя и свой провинциальный наивный характер, тоже широко заулыбался и потянулся к всё ещё дымящемуся ужину — а мысль о том, что Щербаков наверняка разогревал его ещё раз, сделала дополнительно приятно и тепло на душе. Орлов с аппетитом принялся за еду — он, по всей видимости, вообще в любом состоянии был не прочь поесть. Это радовало — Нурлан уверил и самого Серёжу, и Лёшу, что ничего серьёзного нет, лечить начали почти сразу после появления первых симптомов, необходимые медикаменты имеются, и просто нужно немного времени, — а теперь солдат воочию убедился в этом и сам. Пока парень ловко орудовал ложкой, Щербаков, который, казалось, в хорошем настроении в принципе не умел молчать, снова затарахтел: — Но вообще я не для того тебя, блять, сюда приводил, чтобы ты съебался почти сразу, мы с тобой должны ещё «на воле» нехило так затусить! Серёга, ты торчишь мне как минимум хорошую «поляну»! Шашлычки там, салатики всякие… — Боже, заткнись, — чуть не подавившись пресными макаронами, капризно застонал Орлов. — Ты себе не представляешь, как я сам мечтаю нормально поесть, — парень пару секунд помолчал, дожевав, а потом добавил уже серьёзно: — Если бы не Нурлан, я не знаю, что бы было. Смог ли бы я вообще хоть раз ещё пожрать в принципе. Он же, возможно, меня спас натурально. Щербаков понимающе кивнул, прекрасно осознавая, о чём говорит ему Серёга, но на лицо его опять непроизвольно налезла улыбка: по-другому быть не могло, если речь зашла о Сабурове. — Нурик, он такой, да… Объясняет, где ты долбоёб полный, но при этом вот совсем без негатива. Да и он вообще классный… Ну, врач. Орлов, блестя хитрым взглядом, тоже широко улыбнулся, слегка толкая отводящего глаза в сторону Лёшу. — Врач, говоришь? — Ну да, и врач тоже, — опять за каким-то хером проматывая в голове его уверенные и в то же время осторожные касания, Щербаков невольно дотронулся пальцами к переносице и заговорил уже тише, с какой-то теплотой, неизменно путаясь в собственных же словах: — Я ведь, как только с ним познакомился, сразу начал чувствовать, что меня к нему тянет… как к человеку. Будто магнитился к нему, блять, всё ждал, пока он со своих бесконечных больничных смен вернётся. Ему спать до следующей-то пять часов максимум оставалось, а он всё равно меня терпел, не посылал и выслушивал всю ту хуйню, что я ему нёс, лишь бы не молчать. И сейчас вот… Я ведь не просто так тебя тогда сразу к нему повёл, и дело не только в том, что он медик. Просто знал, что он меня поддержит, и всё тут. Как и в случае с Дорогой… Нурлан может быть не согласен, у нас с ним это часто, но он всегда относится к чужому мнению с уважением. И, блять, если бы я только мог догнать, из чего можно сделать для него эту грушу… — Какую грушу? — перебил солдата внимательно и с интересом слушающий до этого Серёга, оторвавшись от еды. — Ну, боксёрскую, — мысленно отвешивая себе леща за то, что какого-то чёрта опять смутился, как школьник, и будто бы физически ощущая, как жаром залило щёки, объяснил Лёша. — Я же вижу, как он здесь иногда мается, придумывает себе занятия, в сотый, по ходу, уже раз все свои таблы и банки-склянки пересчитал… А железо и брусья его мало интересуют. Скучно ему, говорит, динамики больше подавай. Орлов придвинулся на кровати ближе, подбадривающе хлопнув Щербакова по спине, и, сильнее растягивая рот в улыбке, многообещающим тоном спросил: — Песок где-нибудь здесь достать сможем? Не очкуй, Лёха, будет нашему медику груша, слово пацана даю.***
Белому не хотелось облажаться, как в прошлый раз, поэтому он решительно постучал в знакомую дверь, тут же ловя себя на мысли, что если Ахмедова давно спит после таких бешеных психологических скачек, то на сей раз без приглашения он заходить точно не будет. А то всё это уже маньячеством нездоровым каким-то несёт в этом и так безрадостном месте, что уж говорить. Но, судя по бодрому «войдите», Юля не спала — входя внутрь и закрывая за собой дверь, Руслан с очевидной для себя печалью на душе увидел, что этот уже перманентно навсегда близкий для него человек снова разводит бурную деятельность. Девушка сидела за покрытым масляными пятнами столом и сосредоточенно ковырялась в механизмах старого радиоприёмника, от усердия хмуря брови и бормоча себе под нос чуть ли не каждое своё действие. Командор при виде этой картины вздохнул с небывалым до этого дня грузом в груди, вставая рядом и пряча руки в карманах старых спортивок. — Чего не спишь? — Юля подняла на него короткий, сияющий в полутьме керосинок взгляд, тут же ласково улыбаясь и с ходу добавляя: — Опять бессонница? Может, тебе чаю горяченького приготовить? Говорят, хорошо успокаивает и настраивает на приятный просмотр интересных снов. — Просто зашёл проверить, как ты, — Руслан ответил как можно спокойнее, понимая, что она уже, наверно, толком и не помнит, что произошло вчера, а если всё-таки что-то и запомнила, то не придавала этому важного или хотя бы тревожного значения. — Ну что ты, я в порядке, — Ахмедова резко встала, слишком громко кинув на стол отвёртку, настойчиво потянула Белого за руку и, не дав тому опомниться, чуть грубо усадила его на соседний стул, задорно хохотнув, тут же роняя руки на плечи и мягко сминая крепкие, окаменевшие мышцы. — А вот ты, я смотрю, напряжён по самое не хочу. Расслабься, я тебе массаж сделаю. Ты же знаешь, он у меня волшебный. — Разве мы не разбудим твоего приёмного сыночка в соседней каморке? — командор понял, что лучше не сопротивляться во избежание всяких отрицательных реакций и позволить сделать Юле то, что она хочет, поэтому сел поудобнее и прикрыл глаза, немного остывая. — Всегда обожала твои искромётные шутки, — голос девушки, не прекращавшей сильно, но осторожно сжимать руками плечи, стал чуть более бархатным и прозвучал где-то совсем близко к уху. — Серёжа замёрз прошлой ночью, и Нур забрал его на пару дней к себе, пока я окончательно не отремонтирую генератор. Так что нам с тобой никто не помешает. Кончики длинных волос внезапно коснулись затылка, от чего только расслабившийся Белый снова слегка напрягся, а когда изгиб шеи поцеловали горячие губы, и вовсе дёрнулся, резко соскакивая с места. Уставившись на Ахмедову во все глаза и чувствуя, как сердце больно ударило в рёбра от произошедшего, командор открыл было рот, чтобы по возможности негрубо, но предельно ясно высказаться, но вдруг понял, что от неожиданности может сказать такое, о чём будет жалеть до самой гробовой доски, поэтому, стиснув зубы, молча развернулся и уже почти дёрнул ручку двери на себя, как услышал кинутое в спину уверенное и прямое: — Смогла бы. — Чего? — Руслан с горем пополам заставил себя обернуться и снова взглянуть на девушку, не сразу соображая, что она вновь приблизилась к нему, призывно, незнакомо, излишне хитро улыбнулась, цепляясь за края его футболки, и прижалась теснее. — Ты о чём? — Какой ты сегодня тормознутый у меня, — последовал ответ, сказанный хрипловатым и тихим голосом, который Белый ранее отродясь от этого человека не слышал. — Ты же спрашивал меня недавно, смогла ли бы я быть с тобой. Я тебе и отвечаю: смогла бы. Ты рад спустя столько лет это услышать? — Я же… — начал было Руслан, но через секунду он оказался почти зажат между дверью и настойчивой Юлей, и все слова напрочь выбило из головы. Тёплая правая рука огладила пресс под плотной майкой, направляясь выше, левая обвила шею, а эти тёмно-карие глаза, которые мучили командора своей глубиной порой даже во сне, болезненно блестели и смотрели на него в упор. Белый глухо рыкнул, понимая, что дальше может быть только хуже. — Ахмедова, блять, ты хоть соображаешь, что ты творишь? Это был самый тупой вопрос, который он мог задать человеку, пребывающему в стадии плюса, но её, разумеется, это никак не покоробило. Юля ещё смелее подалась вперёд, окончательно вжимаясь в сильное тело, не оставляя между ними ни сантиметра пространства, и Руслан с огромным, невероятно проёбанным опозданием понял, что организм в своей некогда хорошей военной выдержке затрещал по швам, — тонкая ткань штанов болезненно натянулась, и дышать в этой чёртовой мастерской стало практически нечем. Всё это было почти так же, как в тех грёбаных снах, Белый чувствовал себя каким-то пацаном, которого кроет всего лишь от прикосновений, о каких он столько мечтал, но вся ситуация в целом была слишком неправильной даже по меркам и без того далёкого от правильности Руслана. — Более чем, — выдохнула Ахмедова и смело коснулась губами губ, что стало последней каплей для командора, крыша которого съехала на последних гайках былого разума. Белый бы соврал самому себе, если бы сказал, что никогда не вспоминал, как они целовались в маленьком неприметном городе в далёкие студенческие годы. Да, пусть тогда они были пьяные в дрова, но это было так красиво, естественно и абсолютно искренне, что он уже тогда понял: такое никогда не повторится, ни с одной женщиной в мире, будь она хоть трижды Мисс Мира. Поэтому он сдался и поцеловал Юлю уже сам, чуть ли не впиваясь зубами в нижнюю губу и вплетая пальцы в тяжёлые тёмные волосы на затылке. Это доводило до угольной черноты в глазах, особенно когда командор услышал довольное мычание в ответ, — захотелось сделать всё, что потребовал организм, грубо и резко, но Руслан огромным усилием воли заставил себя растянуть этот момент, насладиться этим ощущением, когда собственный язык вылизывал другой, а руки съехали со спины и сжали задницу, обтянутую в простые штаны в облипку. Обе футболки упали на ближайший безымянный тюк, а когда наконец поддалась застёжка, туда полетел и простой чёрный бюстгальтер — и даже несмотря на то, что у него было столько баб на любой вкус и его мало чем удавалось удивить, Белый, чувствуя цепкие пальцы, впившиеся в предплечья, понимал, что это заводило куда сильнее, чем что-то вычурно дорогое и с обязательными клишейными кружевами. Дыхание было рваным, руки блуждали по линиям тела всё смелей и бесстыднее, и впервые в жизни стало даже немного страшно за то, что он боялся натворить что-то не то и как-то облажаться. Впервые в жизни захотелось сделать что-то ради партнёра, а не ради себя, поэтому, подхватив абсолютно не сопротивляющуюся Юлю под бёдра, Руслан в несколько шагов дошёл с ней до кровати и уложил на смятое одеяло, сразу же стягивая чужие штаны вместе с бельём вниз. Ахмедова так доверительно цеплялась за него руками и ногами, не переставая покрывать короткими поцелуями лицо и шею, что Белый понял, что окончательно поехал, и на последних адекватных остатках сознания обозвал себя дураком, раз изо всех сил не позволял себе подобное до этого. Короткая возня, слитное движение двумя руками, успокаивающее поглаживание внутренней стороны бедра — опустившись коленями на прохладный пол, Руслан поймал первый низкий стон, едва касаясь языком края слизистой. Жутко захотелось сделать всё правильно, не так, как всегда, подготовить под себя с неизвестным ранее трепетом и не думать о том, хорош он в этом деле или нет, а потому вылизывал он широко и с толком, чуть раздвигая пальцами разгорячённую кожу. В голове были плохо объяснимый туман и натянутая сосредоточенность, а уши ловили только хриплые выдохи, которые, кажется, командор точно запомнит на всю жизнь. Если бы изначально всё случилось по-другому, если бы когда-то давно они дали друг другу шанс, возможно, он бы тратил на это куда больше времени хоть каждый день и ни капли не пожалел бы, но собственный член ныл с такой невыносимой тяжестью, что пришлось нехотя остановиться, подняв на жадно выгибающуюся Юлю восхищённый и практически счастливый взгляд. Встав на ноги, Белый потянул завязки спортивок и зацепился за ткань, но Ахмедова, внезапно севшая на край постели, его опередила — коротким, почти диким взглядом заставив Руслана замереть на месте, Юля одним движением стянула одежду сама и, коснувшись пальцами основания качнувшегося члена, провела кончиком языка дразня, почти тут же заглатывая наполовину. Наверно, это и следовало бы назвать в глубине души самым прекрасным моментом в своей жизни, как и запомнить то, что он чуть запрокинул голову и на одном сбитом полувыдохе сказал «блять», снова зарываясь пальцами в длинные пряди и слегка контролируя процесс. — Хорошо ведь, правда? — рука нежно и плотно провела вверх-вниз по стволу через минуты две, а сам вопрос, заданный всё тем же возбуждённым, донельзя хриплым голосом, слегка отрезвил Белого и заставил начать действовать самому, иначе он позорно спустит, ещё не успев начать. — Не увлекайся, малышка, — чуть улыбнувшись набок и ловя припухшие влажные губы своими, через пару секунд Руслан подмял Юлю под собой, нависая сверху и жадно водя руками по податливому и слегка дрожащему в предвкушении телу. Слегка помедлив, командор чуть двинул кистью и, тяжело прижавшись горячим краем к клитору, скользнул ниже и резко двинул бёдрами. Юля ожидаемо вцепилась в крепкие плечи и подмахнула с таким доверительным прилежанием, чуть грубо впиваясь зубами в шею, что захотелось двигаться ещё быстрее. Руслан вдыхал знакомый запах шёлковой кожи и целовал в ответ на каждый бешеный стон куда-то за ухо, держась на одной руке и вжимаясь в позволяющее трахать себя тело. Близость и такой ладный синхрон между ними сводили с ума, будто бы они занимались сексом неоднократно, — подхватив Ахмедову под колено, Белый сменил угол, загоняя член до основания и не сдерживая довольный рык. Накатывающий сильными волнами кайф жёг всё тело, хотелось остановить чёртово время и запомнить каждое касание и несвязный шёпот о том, что надо глубже и сильней. С каждым отчаянным движением становилось всё тяжелей сдерживаться, острые ногти чуть царапали мокрую спину, а знакомый голос был всё громче — пришлось освободить левую руку и зажать ладонью рот, убирая с повлажневшего лица спутанные прилипшие волосы. Когда оргазм накрыл девушку сметающей все мысли огромной волной, Руслан выпустил из себя вымученный стон, чувствуя, как сокращаются внутри мышцы, как хрупкое тело под ним задрожало, а тонкие пальцы сжали его затылок до побелевших костяшек. Последовавший рваный и жадный поцелуй уже был похож на маленькую смерть, а потом, казалось, умер и сам Белый, выпрямляясь и кончая на плоский живот, едва успевая выйти из неё. Спустя пять минут он вылетел из мастерской молча, едва успев одеться, так и не осознавая до конца, что случилось, и почти бегом направился в подвал к душевым — определённо, так поступают только подонки, но, возвращаясь в реальность, командор понял, что оставаться нельзя. И если секс, который не должен был случаться в его жизни, он ещё мог с натяжкой себе простить, то простить то, что не сумел больше смотреть в счастливо блестящие тёмно-карие глаза и позорно сбежал, Руслан уже не мог. Как, собственно, наверное, и Юля.