***
Перед клубами набились гудящие пионеры, сомкнувшись кольцом вокруг высоких и мощных колонок. Я попытался обойти столпотворение, но людская масса отовсюду казалась одинаковой и одинаково скрывала за собой неизвестного человека, под бодрый бит зачитывающего хитроумный, но больно саркастичный и не совсем приличный текст. Пролезть к центру нереально — плотно сгрудившиеся зрители отпихивали меня локтями. — Вот и подавай этим анонам-дебилам хлеба и зрелищ, — пробормотал какой-то пионер, подошедший сзади. — Мне тоже не нравится. Но неужели мы в своё время были такими некультурными, как и эти… — покачал головой я. — Раз мы здесь, то вряд ли выделяемся из массовки дураков, — ответил пионер и скрылся в угрожающе растущей толпе. В следующую секунду уже мог начаться слэм с кучей жертв, поэтому я поторопился уйти… Но внезапно в человеческую массу с грубым хохотом вклинилась какая-то девчонка, показавшаяся мне подозрительно знакомой. Нетипичная для Союза внешность, голубой школьный пиджак, обруч в коротких волосах… — Чё? — выкрикнула она в не пойми откуда взявшийся микрофон. Послышался громогласный высокомерный хохот. Я решил не дожидаться ерундового, но наверняка презабавного диспута: стоило поберечь уши и идти дальше, поискать разумную жизнь. Никто вокруг даже не отвлёкся на меня. И куда смотрит персонал?***
Ещё издалека я увидел, что в административном корпусе горел свет, поэтому решил зайти туда, надеясь кого-нибудь найти. Но без приключений не обошлось и здесь: кто-то громко затопал прямо передо мной. Из полутьмы величественно выплыло несколько крупных силуэтов на цыпочках. Вглядевшись, я обалдел: силуэты, приобретя новые очертания в потустороннем свете Луны, превращались в горы мышц в пионерской форме и при этом напоминали слонов на комариных ножках с картин Сальвадора Дали. Колонна качков неясного пола и сомнительного происхождения, гремящая как оркестр, несла мешки сахара в столовую. Почему-то амбалы ещё и кружились подобно балеринам, рассыпая белый песок аккуратными горстями. Я не разглядел лиц, даже если бы хотел. Странная процессия прошла, вообще не обращая ни на кого внимания. И что за свинство? Наследили и ушли, а Юле убирать. Вскоре я рассматривал изнутри здание администрации. На первом этаже меня встретили белые стены, все помещения загадочным образом опустели, но вот со второго этажа слышался какой-то шум. Поднявшись по витиевато украшенной лестнице, я оказался в крупном банкетном зале. Дальнюю часть зала занимали ряды столов, по одну руку от меня был бар, по другую — небольшая сцена, на которой разминался немногочисленный оркестр. За одним из угловых столиков у внушительного книжного шкафа в гордом одиночестве восседал Каневский в белом костюме. Он увидел меня и помахал рукой, приглашая к себе. Я поторопился подсесть. — Официант! Нам надо выпить! — приказал Леонид Семёнович. К нам подскочил взмокший и взлохмаченный официант. — Ничего не осталось, кроме «Советского» шампанского, — прохрипел он. Внешностью парень почти не отличался от меня. — Подавайте! — Повезло же нам на Длинном отыскать причал… — мечтательно протянул Каневский после пары минут неловкого молчания. — Воистину открытие, — проворчал я. — Повезло же гулять весь день по заброшкам, ничего себе не переломать, но выставить себя сумасшедшими! — Именно поэтому мы и рассорились под вечер. Ты же не ожидал таких приключений? — Конечно! Вы посмели вырвать меня из зоны комфорта! И очень разочаровали, ибо вели себя неподобающе! — Сём, ну где ты научился так брюзжать? — с кислой миной спросил Леонид Семёнович. — Самому не смешно от такого деланного возмущения? Будто бы тебе здесь за шестьдесят, а не мне. — Не я такой, жизнь такая. Вседозволенность отравит любого, понимаете? Шекспир писал: «Опасна власть, когда с ней совесть в ссоре», — попытался растолковать я. — Вот я и боюсь совсем потерять себя, вот я и был так недоволен нашим сегодняшним походом! — «Какая странная судьба, что мы всего более грешим именно тогда, когда слишком благодетельствуем другим», — улыбнулся Каневский. — Впрочем, всем нам свойственно ошибаться и не признавать потом, что здорово оплошался. Но разве ты пожалел, когда понял, что верить в наше время никому нельзя?.. — Даже себе? — оттаял я. — Вам-то, тоже, выходит, не очень можно… — Зато ты понимаешь, когда стоит полагаться на свои силы, то есть стал самостоятельней. Мы с тобой сознательные люди, и очевидно, что раз в год и палка стреляет, и в теплице повеет холодом. Поэтому рано или поздно приходится брать на себя тяжкую ответственность, а этого никак не избежать при взрослении… — рассудительно заявил Леонид Семёнович. — Ай, чёрт, не хочу весь вечер цитировать Шекспира и выжимать из себя всякие сентенции! От твоих новых поединков с совестью пользы никакой, поэтому лучше всего подвесить в воздухе многоточие и хорошенько расслабиться. — Твёрдо! — оценил я. — По теме? — улыбнулся Каневский. — Сжато и по факту, — заверил я. — Ёмко и конкретно, кратко и понятно? Поверю на слово, — хмыкнул Каневский, заканчивая экспромт. Да и было уже не до рефлексий, поскольку нам принесли шампанское. — У нас аншлаг, поэтому вынужден вас покинуть, — скороговоркой выдал официант и ретировался к другим столикам, за которыми действительно виднелись силуэты пионеров. Освещённый зал незаметно погрузился в сумрак, словно я попал под купол планетария. Где-то зажглись свечи. — Куда уж там расслабиться, — усмехнулся я. — Каждый пионер обязан знать Шекспира и хоть раз поучаствовать в школьной постановке по мотивам его пьес! — Если бы Шекспир жил в «хрущёвке», он написал бы ещё много великих трагедий, — с улыбкой подметил Леонид Семёнович, а затем посерьёзнел. — В нашей истории спектакль «Ромео и Джульетта» для ребят по обмену… Я грозно нахмурился и притворно возмутился: — Запугиваете молодёжь, выгуливаете её по нехорошим местам… Безобразие! Кто принял этого гражданина в партию?! — Видать, до конца жизни станешь припоминать. Не хочешь ценить свой опыт! — пожурил меня Каневский. — Как говорится, кто не рискует — тот не пьёт шампанское! — Тогда тост! — выпалил я, не желая терять благосклонности Леонида Семёновича. — Всё хорошо, что хорошо кончается? — А как же. Каневский разлил шампанское по бокалам, мы чокнулись бокалами и пригубили алкоголь. А тем временем на сцену вышли… девушки из нашего отряда. Алиса подошла к микрофону и затянула:Ходит пионер по лагерю, Ищет пионер умнее себя…
Зал одобрительно загудел. Начало нарастать меланхоличное гитарное жужжание, в котором я узнал знакомую мелодию. Не хотелось задумываться, откуда девушки её знают, поэтому я сделал большой глоток и блаженно улыбнулся, чувствуя, как река приятной лёгкости разливалась по телу. Просыпался и оркестр, голос Алисы всё набирал силу…Ходит пионер по лагерю, Ищет пионер умней себя. Ходит пионер по лагерю, Ищет пионер умней себя. Идёт Ольга по улице, несёт сахар в мешочке: Кому сыпется — тому и сбудется. Дёрнет за плечо, отчитает горячо, Полетят значочки из-за пазухи долой! Ходит пионер по лагерю, Ищет пионер умней себя. Ходит пионер по лагерю, Ищет пионер умней себя. Зубчатые колеса завертелись в башке, В лохматой башке, испепеляемой дождём. Закипела кровь, замахнулся кулак, Да как не сядешь ты в «Икарус», Остаёшься в дураках! Ходит пионер по лесу, Ищет пионер умней себя. Ходит пионер по лесу, Ищет пионер умней себя. Твоя мёртвая Ленка вчера ко мне пришла, Всё грозила ножиком, называла дураком. Предрассветный кошмар опустился в мою боль, Захлебнувшись кровью тех, кто вскрылся поперёк. Ходит пионер по полю, Ищет пионер умней себя. Ходит пионер по полю, Ищет пионер умней себя. А сегодня я воздушных шариков нашёл, Пролечу на них над расчудесным Гендой. Буду пыль глотать, буду в землю зарывать, И на все вопросы отвечать: «Всегда живой!»
В зале и за окном резко потемнело. Мне почудилось, что сам Генда поразился святотатству, сошёл с постамента и заглянул в окно администрации, чтобы шарахнуть по башке наглых музыкантов. Но это лишь какая-то туча закрыла луну.Ходит пионер по небу, Ищет пионер умней себя. Ходит пионер по небу, Ищет пионер умней себя. Светило солнышко и ночью, и днём, Не бывает атеистов в катакомбах с фонарём. Добежит слепой, победит ничтожный, Такое вам и не снилось! Ходит пионер по миру, Ищет пионер умнее себя. Ходит пионер по миру, Ищет пионер умнее себя...
Зал взорвался аплодисментами. А Алиса лишь залихватски ухмыльнулась и выкрикнула: — Думаете, мы пришли только для этого?! Выкусите! Все замерли в ожидании, вмиг воцарилась тишина. А её разорвал мрачный рифф. — I don't wanna be… I don't wanna be me. I don't wanna be… me anymore. Гитары истерически завыли. Пионеры повскакивали со своих мест и пустились в пляс перед сценой. На лице Алисы было написано самое настоящее удовлетворение. — «Советского» шампанского я и дома могу навернуть, обсуждать вопросы мироздания лучше днём… почему всё именно так? — спросил я. — Простые удовольствия — последнее прибежище для сложных натур. Выдохни хотя бы во сне, если не можешь в реальности, — посоветовал Каневский, осушая бокал. — У тебя был сложный день, не мешай мозгу раскладывать по полочкам его события. Будешь на всём так зацикливаться, то никакого следствия вести не сможем. Когда детектив топчется на месте и разводит руками — это плохой детектив. Я уже не отвечал, наслаждаясь льющимися вокруг заумными речами, алкоголем и музыкой. Звучало бодрое соло. Сходил с ума и оркестр. В голове проползло ленивое: «А хочу ли я оставаться собой?» Очередная песня закончилась, зрители вновь зааплодировали и полезли штурмовать сцену, желая лично выразить восхищение. Каневский плавно встал из-за нашего стола, в несколько шагов пересёк зал и передвинул от барной стойки к сцене стол на высокой ножке. Он театрально раскинул руки и воскликнул: — Пиво! На столике материализовалось целое полчище кружек, доверху заполненных пивом. Леонид Семёнович подхватил правой рукой одну из них и провозгласил: — Так держать! Здоровье дороже золота, именно поэтому я пью ваше здоровье, господа! Всем выпивки за счёт заведения! Музыканты и зрители подлетели к столику, началась борьба за пиво, в которую полезли даже бармены, подозрительно напоминавшие Каневского. Он уже вернулся за наш стол. — Так это всё ваше? Что же происходит? — поражённо спросил я. — Это как посмотреть. Праздничную полночь иногда приятно и задержать. Тебе не слишком весело? — Леонид Семёнович щёлкнул пальцами. — Шашки? Шахматы? Го? Карты? Домино? Лото? — Игротека вроде не здесь… — протянул я заплетающимся языком и тряхнул головой, чтобы взбодриться. Шоу продолжалось, музыканты начали играть что-то дерзкое и развязное. Весь зал был заполнен веселящимися людьми, поэтому мы с Леонидом Семёновичем попросту продолжили выпивать и провозглашать тосты. Мог ли я когда-нибудь подумать, что стану приятно сидеть с таким человеком под шампанское? Блаженно откинувшись на стуле, я посматривал на веселящийся люд. Не получалось никого выцепить взглядом, ибо энергия вокруг прямо-таки бурлила, никто не стоял на месте. Внезапно толпа расступилась, и… через неё на задних лапах пробежал гигантский чёрный кот, держа оторванную белобрысую голову. — Что за… — вытаращился я. Мне стало не хватать воздуха, я обернулся к Каневскому… Леонид Семёнович стоял, оперевшись на трость. Его костюм потемнел, левый глаз блеснул зелёным, а сам хозяин бала ощутимо прибавил в росте. Свечи же в зале потухли, лишь призрачный свет луны освещал загадочное празднование. Воланд-Каневский взял у подбежавшего кота голову и лёгким движением, как фокусник срывает скатерть со стола, стянул с неё кожу. В его руках череп преобразился в чашу и засиял золотом. — Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженный! Какая-то коротковолосая девушка в одном переднике выскочила вперёд, мигом выпила содержимое чаши, вспрыгнула на подоконник, из ниоткуда вытащила метлу и с хохотом полетела прочь. Всё вокруг мигом схлопнулось. Вспышка. Оглушительный взрыв. От такого бала ста королей прямо в здании администрации сам Булгаков попал бы к Мастеру в психлечебницу…