Музыка тишины

      «Ладно, это нестандартная ситуация, но, в конце концов, что и когда в «Подиуме», и относительно Миранды, можно было назвать стандартным?»       — Девушка, ваш карамельный Латте. — Мужчина на кассе притянул мне четыре стакана «Старбакс» на картонной подставке. Его улыбка, отстраненная и такая же автоматическая, как механизм кофе автомата, начала приобретать насмешливое выражение. — Ваш очень горячий Латте, — повторил он.       — Да, спасибо. Извините. — Смущенно мямля себе под нос, я забрала свой заказ и стала пробираться к выходу из кофейни, держа подставку высоко над головой, подставляя под удары чужих плечей, без преувеличения, все тело. «Старбакс» поутру не менее опасен, чем метро в час пик. И, тем не менее, главное, что кофе остался цел к моменту, когда я смогла вдохнуть загазованный Нью-Йоркский воздух полной грудью.       К семи утра все еще обжигающе горячий Латте стоял на столе Миранды, лесенкой были разложены журналы, стакан рядом был наполнен водой. Даже зная, что Миранда должна была появиться в офисе с минуты на минуту, я все равно вздрогнула, когда знакомая фигура с пепельно-белыми волосами вышла из лифта. Она быстро шла вперед, напряженные плечи и жёсткость ударов каблуков о кафельный пол не предвещали ничего хорошего. Я знаю это ее состояние. Миранда Пристли сегодня социально опасна, и помоги нам бог всем дожить до вечера. Но все-таки надо будет зайти к Найджелу и сказать, что я делаю ставку на число «2» или «2,5». Это будет завесить от дальнейшего развития событий. Мне вспомнились слова Эмили год назад:       «Мы делаем ставки на количество увольнений за день, когда она приходит на работу в состоянии «дракона». Таким образом, «2» — это два увольнения, а «2,5» означают, что два уволены, а третий в этот день либо стоит на грани увольнения, либо каким-то чудом ему удалось этого избежать сегодня».       — Доброго утра, Миранда. — Приветствовала я, улыбаясь и, вдруг подумав, что, независимо от того, продавец ты на кассе в кофейне или главный помощник одной из наиболее значимых и влиятельных фигур в мире моды, иногда, это расстояние между вами сокращается до минимума.       Миранда молча прошла мимо, возможно, даже не заметив, что я здесь, но стоило ее взгляду зацепиться за стакан с кофе, как мне самой захотелось взаправду стать невидимой. Ее полный злости взгляд чуть не прожег мне кожу. Я едва не выругалась вслух, осознав собственную глупость.       — Боже, прости, я не подумала! — Я бросилась к столу нелепо резко и схватила стакан из подставки, совершенно забыв о том, насколько он горячий и, естественно, все разлила. Миранда закатила глаза в своей привычной манере, и я почувствовала себя еще хуже. Мне и без того хотелось себя стукнуть. Миранде нельзя разговаривать, а также пить слишком горячее и холодное еще пять дней. Недавно у нее была операция на связках, я мало что об этом знаю, но как я поняла, разговаривать нельзя от слова «совершенно». Это, по понятным причинам, могло радовать кого угодно в офисе, кроме меня. Миранда и без того вспыльчивая, сейчас будет напоминать ежика, не имея возможности использовать то, что является одним из главных инструментов ее работы — не сможет использовать речь.        — Миранда, — начала я, игнорируя боль в обожжённом запястье, — если тебе что-то будет необходимо, ты можешь мне об этом написать. Хотя, я не думаю, что… — я улыбнулась своей мысли, но быстро опомнилась и продолжила — в общем, ты знаешь, что я здесь, если тебе что-то понадобиться.       Миранда опустилась в кресло и, откинувшись на спинку, саркастически изогнула бровь, глядя на меня.       — Да, — выдохнула я, — знаю, что ты даже не должна быть в курсе или брать это во внимание, потому что это моя работа, и я в любом случае тут.       Миранда долго смотрела на меня, и в ее взгляде, кроме злости и раздражения на все и вся, появилось нечто похожее на усталость. Она сделала жест рукой, велев подойти, и когда я оказалась достаточно близко к ней, она бросила взгляд на мою руку, где горело пятно ожога. Взгляд, которым обычно родители награждают ребенка после выговора за какую-то провинность, больше смиренный, чем осуждающий. Открыв ящик стола, Миранда вдруг протягивает мне крем. Я с секунду медлю, а потом беру маленькую синюю баночку, которая, подозреваю, стоит больше, чем вся моя косметичка вместе взятая.       Когда я ухожу, то замечаю легкую ухмылку Миранды, и только вечером понимаю, что, я, взяв у нее крем, вместо того, чтобы воспользоваться и вернуть, утащила его домой. Просто автоматически закинув в сумку. Утром ожог практически не болит, и на какую-то секунду мне кажется, что все неплохо, пока телефон не вибрирует от входящего сообщения. По мере того, как глаза бегут по строчкам, кислород покидает мои легкие:       «Сегодня вечером, как ты помнишь, ежегодный благотворительный вечер, организатором которого является Ирв. Ну, ты помнишь, все как в прошлом году — куча имен, которые Миранда не будет помнить сама, куча людей, которые друг друга терпеть не могут и тому подобное. Миранда берет тебя с собой. Я в офисе. Удачи тебе с этим. Эмили».       Вернувшись из Парижа, мне казалось, что наши отношения с Эмили стали похожи на что-то, что люди называют дружбой. Возможно, главное слово здесь «казалось», потому что сейчас я хотела ее убить.       Куча людей, куча задач, куча имен, Миранда, которая сейчас, я даже без понятия как, будет взаимодействовать с людьми и что-то делать на этом вечере, но она туда идет. И все это на мне. Помоги мне бог.       Телефон снова оживает в моей руке, и я читаю еще одно сообщение: «В 17:00 у моего дома. Ты едешь со мной. Скажи Рою о времени. Миранда».        Прежде чем позвонить Рою, я пишу Найджелу короткое сообщение: «Делаю ставку на 2»       Нам с Роем потребуется много удачи сегодня.