мои друзья и прочий цирк с конями

Его назвали Джейком. Джейком в лодке из крепкого дуба. Он недолюбливал солнечный свет, но эта недо-любовь меркла перед шипящей ненавистью к воде. Джейк был эндерменом, пойманным в лодку под навес из булыжника рядом с ямой для овец. Ой, я забежал вперёд. Итак, Листина за свою жизнь убила двух игроков и добровольно заклеймила себя убийцей. Из истории я вывел для себя два вопроса: сколько длилась её жизнь и сколько позволяет нам мир, который я так долго исследовал просто для того, чтобы напороться на конфликт алгоритма? — Не знаю, — она развернулась и свесила ноги с вертикально парящего в воздухе бревна, оторванного от остального каркаса. — Я помню только четыре лета до этого: первое было никакое, во второе я встретила Джейка, в третье Джейк нашёл своего друга — сказал, что мир бесконечный, что он всегда его отыщет, а я так разозлилась, понятия не имею, чё за хрень в голову ударила; ну и четвёртое — Росер пытался сжечь дерево, на котором я спала. Речной ветер обдувал Листину, путал волосы до того, что ей приходилось часто отворачиваться, неловко разглаживать пряди. Я уверен, что увидел бы затравленную вину в её глазах, но к моменту, когда жёлтую футболку перестало надувать парусом, уязвимость сменилась стальной решительностью. В конце концов, она дёрнула плечом, и ей в ладонь из воздуха упала рукоять топора. — Я думаю, это не в них проблема: в смысле, Росер иногда бесится, что мы единственные настоящие люди, а все остальные какой-то наполнитель, просто чтобы у нас был выбор — нет, это мы просто уже не совсем люди. Джейк ведь нашёл своего друга после того, как утопился в лаве, и у него было то же тело, те же воспоминания; а когда Росер выжег деревню, ни один житель не отреспавнился в своей кровати. Смотри. Она резанула по широкой дуге, насколько позволил размах, и вонзила острие себе под подбородок. Лезвие вошло как в масло. Хлынула кровь. В следующую секунду что-то шлёпнуло вниз — нет, не голова: голова держалась на рвущихся кусках кожи и сухожилиях; кажется, я, блять, увидел, как тело заваливается назад, как катятся мигающие сферы опыта вместе с топором и полустаком древесины. Прошло не более десяти секунд, прежде чем Листина взбежала по ступеням сзади, хлопнула по плечу: — Ну как? Она, вообще-то, презирала топор в роли холодного оружия, но, видимо, себя презирала больше — или я додумываю. Ей нужно было лаконично подкрепить свои слова, а мечом в положении сидя на одном блоке можно было разве что проткнуться и истекать кровью. Тот ещё экспириенс. Все тёмные пятна, кстати, от насыщенных до частично подсохших на солнце, смыло дождём ночью. А наутро под навесным балконом (как обычно недостроенным) урчал эндермен, которого мы с Росером попёрлись ни свет ни заря отлавливать по просьбе занятого строителя. Он — классически высокий и тощий — облюбовал блок дёрна, как бы землю вместе с травой, и нам показалось это авторитетно крутым. Хотя Росер не упустил шанс вставить пять копеек: — Дурачок, — умилённо буркнул он, потянувшись в инвентарь. — Я видел иногда големов — шкафы из железа, охраняющие особенно богатые деревни, — так вот они тоже могут таскать в руке растительность. Цветок, понимаешь? И ничего больше! Хотя сил у них хватило бы вырвать обсидиан из портала. — Ты к чему? — спросил я, плечом осторожно подталкивая эндермена в сторону лодки. Тот лишь покорно переставлял длиннющие лапы. — Не знаю, — улыбнулся Росер, но это была такая же холодная, на самом деле всё-всё знающая улыбка. — Убей его — что тебе выпадет? Жемчуг. Для чего? Чтобы пробудить его блейзовым порошком и найти крепость. Крепость для чего? Эге-ге, да чтобы найти портал и убить Дракона. А железо, выпадающее из голема? Жители не умеют с ним обращаться, их инструменты просто пылятся в сундуках, — выходит, всё это для нас. Так что они? Просто мешки, набитые ресурсами. Все друг другу подобные. Про себеподобие было тяжело отрицать. Мы оттащили эндермена подальше от дома, чтобы он не мешал спать, и наспех смастерили прикрытие на случай дождя, чтобы бедняга не двинул копыта. Коллективным советом назвали его Джейком. Джейком в лодке из крепкого дуба. Он недолюбливал солнечный свет, но эта недо-любовь меркла перед шипящей ненавистью к воде. Джейк был эндерменом, пойманным в лодку под навес из булыжника рядом с ямой для овец. Овец, каждая из которой была идентична любой другой в этом угарном подобии загона. Ебучий караул.